Семь лет… Ровно столько прошло с извержения Лонг-Вэлли, что навсегда перечеркнуло их прошлую жизнь. Подняв голову от стола, Александр Ковач взглянул на висевшую на стене фотографию своей старшей дочки… Квета-Квета… Как сложилась теперь ее жизнь? Как бы не хотелось верить в лучшее, но себе мужчина врать не привык. Скорее всего, она погибла в том бардаке, что развязался в стране. И в этом он видел и свою вину…
Вместо того, чтобы рвануть на восток спасать свою дочку, он предпочел остаться здесь — на территориях, что нынче зовут Дикими Землями… Да, его аргументы были весьма логичны. И то, что США сильная страна, и потому на востоке ей будет безопаснее, чем здесь. И то, что добраться до востока страны через царящий кругом бардак, когда в любой момент можно наткнуться на банды мародеров и дезертиров, — практически верное самоубийство. И то, что здесь у него еще двое детей — и никто, кроме него, о них не позаботится. И все равно на душе было погано…
Им во многом повезло. Сначала, при извержении вулкана, они оказались вне зоны поражения извержения. Сюда не принесло облака вулканического газа — хотя, как узнали потом, им в этом плане очень повезло. Они оказались буквально на самой границе той зоны, где можно было выжить. Всего в десятке километров к югу вулканические газы уничтожили буквально все живое. До них долетели выброшенные вулканом каменные глыбы. Но, по счастью, ничего крупнее кулака на поселок не упало. Было, правда, немало разрушений от прокатившегося землетрясения… В их собственном доме тогда обвалилась крыша, жену и младшую дочку пришлось доставать из-под завалов, но они отделались синяками и ссадинами… А вот многим соседям не повезло. Несколько сотен человек погибли, почти три тысячи получили различные ранения… Повреждения получили и большая часть имевшихся в поселке автомобилей. Естественно, нарушились все коммуникации, не стало ни воды, ни света.
Большинство тогда решили бежать на восток. Похватав лишь предметы первой необходимости, люди рванули на восток, боясь нового извержения или каких-нибудь еще происшествий… Чуть больше сотни из них через несколько дней вернулись назад — нередко голодные, оборванные, лишившиеся всего взятого с собой имущества, а многие женщины — еще и изнасилованные. Про большинство же остальных Александр больше ничего не слышал.
Его собственное предположение о том, что пробиться на восток страны по разбитым и, в то же время, забитым брошенными автомобилями дорогам, посреди обезумевших от ужаса толп беженцев, просто не получится, полностью оправдались. Хотя такого масштаба мародерства, про какой рассказывали вернувшиеся, не ожидал даже он. Так он и решил остаться, не пытаться добраться до восточного побережья… Тем более, на тот момент Александр был уверен, что скоро правительство придет и наведет порядок и в этих местах.
Потом им повезло снова… Их поселок оказался в такой глуши, что сюда не добрались основные банды мародеров. Им удалось добыть вооружение и отбиться от тех, кто пытался поживиться их добром. А потом и добыть продовольствие — для резко сократившегося местного населения имеющихся на окрестных складах запасов хватило на пару лет. Кроме того, у них даже нашлось несколько прошедших войну солдат и офицеров, кто сумел организовать их силы самообороны…
Первая зима была жуткой… В наспех подремонтированные немногочисленные дома набивались как кильки в бочку и грелись печами, в которых постепенно исчезали сначала собранные за осень дрова и уголь, а затем и строительные конструкции заброшенных домов. Но даже так люди мерзли, болели, порой — умирали… Ведь лекарств не хватало, и оставшиеся в поселке врачи ничем не могли помочь.
И все же они выжили… Летом, вскопав огороды, смогли вырастить немного овощей, набрали полезного имущества в вымерших окрестных поселках и городках и уже куда лучше приготовились к новой зиме. Подремонтировали и утеплили еще несколько домов. И постепенно какая-то жизнь наладилась…
Сейчас их было три с небольшим сотни… Одна десятая от прежнего населения поселка! И они оказались практически единственными выжившими на полсотни миль в округе — несколько живущих мелких групп выживших можно было не учитывать. А дальше разведку не проводили… Не доходило в их мечта и особых новостей о происходящем далеко на востоке. Лишь однажды от пришедших с востока беженцев узнали про то, что там творится — и это буквально потрясло всех Особенно рассказы про всевозможные банды сектантов и людоедов! А, кроме этого, узнали и про крах США…
В тот вечер Александр Ковач впервые со дня извержения напился до, как сказали бы русские, поросячьего визга. Уже потом ему рассказывали, что он в пьяном виде порывался на восток, искать свою старшую дочь. Грозил расправой людоедам, сектантам, американскому правительству и вулкану вместе взятым и нес какую-то еще форменную чушь…
Вспоминать про это было неприятно… Тем более, что по трезвому уму Александр прекрасно понимал, что ничего он не сделает. Он даже не доберется до востока бывших США! И все равно было стыдно… Сколько раз уж Александр обвинял себя в трусости! Сколько раз жалел о том, что не попытался в первый же год спасти свою дочь! Пусть не сразу, так через месяц, два, три, в конце концов, податься на восток! Пусть даже в то время как раз шли кислотные ливни или стояли морозы. Но хуже всего мужчина себя чувствовал именно в такие вот дни… В годовщину извержения!
Опустив взгляд от фотографии, Александр с силой треснул кулаком по массивному деревянному столу… Машинально рука потянулась к дверце стола, за которой стояла предпоследняя бутылка виски, но большим усилием воли мужчина одернул ее. Пить — не решение… Только и решения не было.
— Опять ее вспоминаешь? — окликнула Александра незаметно подошедшая жена.
— Да, — ответил мужчина. — Чувствую себя предателем собственной дочери…
Несмотря на все испытания, что выпали на их судьбу, они с Миладой были вместе с самого 1938 года… Мюнхенский сговор, захват Судет немцами, создание независимой профашистской Словакии — все это происходило у них на глазах. Вместе они бежали от надвигающейся новой мировой войны в Америку — хотя тут помогли деньгами родители Милады, имевшие торговый бизнес. Ему-то, вчерашнему студенту, даже не успевшему найти работу, это было не по карману. Вместе жили на новом месте, родили троих детей — Квету, Владана и Ладу.
— Не вини себя, — подойдя к фотографии и проведя по ней рукой, вздохнула женщина. — Ты не мог ничего сделать…
— Мог! — треснув кулаком по столу, произнес Александр. — Я мог…
— Мог отправиться на восток и погибнуть… Помнишь, что нам рассказывали те, кто… вернулся?
— Да, Милад, — согласился мужчина. — Но я должен был попытаться…
— … и никого не спасти, да еще и погубить меня, Владана, Ладу… Это ты хотел сказать?
— Наверное, ты права, — вздохнул Александр. — Вот только… Умом я понимаю, а на душе муторно!
— Мне тоже… Но… — дрогнул голос Милады. — Квета была хорошей девочкой, доброй и чистой душой… И я верю, что там ей лучше чем нам…
Откровенно говоря, Миладе и самой было больно вспоминать про свою старшую дочь… Вот только что она могла сделать? Ничего! Что-то изменить обычному человеку было просто не под силу, и с этим оставалось лишь смириться. И радоваться, что сберегла хотя бы младших детей… Тем более, что многие окружающим не удалось и этого. Во всем их поселке не найдется ни одного человека, кто бы не потерял родных и близких в результате случившегося извержения и случившейся следом за ней большой зимы.
Впрочем, даже сейчас… Что у них есть? Каждый новый день — бесконечная борьба за выживание. И с этим тоже ничего нельзя было поделать. Лишившись буквально всего, всех благ цивилизации, они выживали как какие-нибудь средневековые люди. Когда скудных урожаев их огородов с трудом хватало чтобы не помереть с голода. Когда любая простуда грозила свести в могилу. Когда какая-нибудь внезапно объявившаяся в их краях крупная банда могла уничтожить все немногочисленное население. Или вынудить спасаться бегством, что с большой вероятностью означало все ту же смерть.
Однако за прошедшие годы они настолько привыкли буквально каждый день заглядывать в глаза смерти, что уже даже перестали обращать на это внимание. Даже научились радоваться каким-то мелочам, на которые раньше не обратили бы никакого внимания… А уж выросшие за эти годы дети и вовсе не могли себе и помыслить другой жизни… Огромные, шумные города, автомобили, поезда, самолеты, электрическое освещение и вода из крана, заводы и фабрики, где работали тысячи людей… Даже у Лады, ее младшей дочери, о тех временах остались лишь смутные детские воспоминания. Что уж говорить про тех детей, кто на момент извержения был совсем крохами? Они другой жизни и не видали никогда…
Пройдет еще полвека — и их потомки даже не смогут поверить, что когда-то можно было за несколько дней добраться из одного конца материка в другой. Что по вечерам сидели в домах при ярком электрическом освещении. Что бывают какие-то еще производства, кроме жалкой поселковой кузницы и гончарной мастерской… Это если они еще будут живы!
— Пойдешь сегодня на Совет? — усевшись за стол рядом с мужем, спросила Милада.
Совет Обороны был создан еще в первый год для организации защиты поселка от бандитов и мародеров. Именно в его ведении было руководство всем их немногочисленным «войском» и даже своеобразные полицейские функции. Первые годы он руководил еще сбором и распределением продовольствия и предметов первой необходимости. Но эта функция осталась уже в прошлом — теперь все жили исключительно со своих огородов. Во всем остальном тоже каждый был сам по себе. И все же раз в месяц проводилось заседание Совета… И, конечно, было оно и сегодня — в годовщину катастрофы.
— Пойду, — вздохнул Александр. — Хотя уже и не вижу в том Совете особого смысла…
Тяжело, опять давала знать о себе больная спина, которую он сорвал еще в первую зиму, поднявшись из-за стола, мужчина бросил еще один взгляд на фотографию старшей дочери, а затем одел фуражку и вышел из дома. Да, если игнорировать торчащие вдоль дороги покосившиеся столбы с трансформаторами, то и впрямь можно было подумать, что оказался в какой-то средневековой деревне. Заросшая, разбитая, дорожка вдоль кое-как подлатанных домов. Грядки картошки и капусты во дворе, где как раз сейчас копались лада с Владаном… Сыну его сейчас двадцать три года, недавно вон уж к соседской дочке посватался. Как закончатся садово-огородные работы — можно будет и свадьбу сыграть… Дочке — двадцать. По нынешним временам, уже возраст невесты… Прямо как было Квете когда свершилось извержение. Только какая судьба ждет их? Продолжать выживать на руинах цивилизации, постепенно скатываясь в Средневековье?
Увы, силами трех сотен человек цивилизации не возродить. Но и покидать насиженное местечко в поисках лучшей доли — незавидная перспектива… В том, что с распростертыми объятиями их не примут, Александр не сомневался ни на грамм. Отвоевать же себе место под солнцем у них не было сил. Да и где теперь найдешь такое место, где бы до сих пор в домах были вода и свет, в полях работали трактора с комбайнами, а по рельсам проносились поезда? Наверное, такого теперь нет во всем мире…
Когда-то население штата Аляска составляло две с половиной сотни тысяч человек… В одном только Анкоридже жили тысяч сорок жителей, не говоря уж о еще нескольких достаточно крупных городах. Увы, это все осталось далеко в прошлом…
Когда рванул Лонг-Вэлли, первое время жители Аляски не придали этому особого значения. Ну да, прошли землетрясения — местами сильные, от которых складывались как карточные домики здания, рушились мосты, сходили мощные оползни. А следом активировались сразу целый ряд вулканов… Но жители были уверены, что вскоре правительство наведет какой-никакой порядок — и жизнь наладится.
Увы, этого не случилось уже никогда… Сначала хлынули мощные ливни, а вскоре на смену им пришла невиданно суровая зима. В Фэрбанксе и северных областях Аляски морозы достигали семидесяти градусов, на тихоокеанском побережье приходящие с севера сильные морозы чередовались с принесенными с моря мощнейшими снегопадами, с которыми не справлялась никакая коммунальная техника — особенно с учетом понесенного от землетрясений урона. Навсегда прекратили работу железнодорожный авиатранспорт, движение по дорогам казалось парализовано, а весь штат превратился в кучку практически не связанных друг с другом анклавов. Судьбой большинства из которых было — умереть от холода и голода.
Однако незавидной была и судьба тех, кто выжил… Сельского хозяйства на Аляске практически не было и в прошлые годы, теперь же о нем не могло быть и речи. Летом 1967 года хоть и настало некоторое потепление, но за короткое лето снег успел сойти лишь в самых южных приморских районах — и вырастить что-либо за это время было невозможно. Даже тех оленей, что когда-то здесь разводили, пустили на мясо в первую же зиму — и на вторую их уже не осталось.
Единственным источником пропитания для жителей стал океан — рыба, различные съедобные водоросли, моллюски… И именно морским промыслом и жили оставшиеся обитаемыми города и поселки вдоль морского побережья, куда и собралось все уцелевшее население. Кроме тех, кто попытался искать счастье в Канаде — которая, впрочем, тоже практически опустела. Большинство жителей еще весной 1967 года через восток бывших США перебралось на юг североамериканского континента и, по большему счету, и составило основу населения одного из «правительств». Так что уцелевшим жителям Аляски даже добраться до обитаемых мест стало большой проблемой.
Те же, кто остался, летом делали запасы рыбы и морепродуктов, запасали топливо, а зимой постепенно проедали и прожигали их, мечтая лишь об одном — дотянуть до следующего лета. Особенно тяжело пришлось, конечно, в первые годы… Когда на большей территории штата лежал многолетний снеговой покров, который постепенно начал сходить лишь на третий-пятый год… Но даже так Долгая зима отступа в этих местах очень медленно.
К 1973 году Аляска лишилась практически всех благ цивилизации… Прекратил существование транспорт. Не стало электричества и центрального водоснабжения в городах — впрочем, во многих местах они исчезли еще до начала самой Долгой зимы, в результате землетрясений. Были заброшены практически все многоэтажные дома, которые было слишком сложно согревать и поддерживать в нормальном состоянии. Особенно с учетом того, что многие получили повреждения при землетрясениях. Прекратилась добыча почти всех видов полезных ископаемых, навечно остановились немногочисленные промышленные предприятия. Все города стали походить на большие деревни…
За то к пятому году Долгой зимы наконец-то установились какие-никакие экономические связи между разными общинами, а еще год спустя появилось и единое государство — Республика Аляска… Руководил им бывший американский военный моряк с незамысловатым именем Джеймс Скотт, который нынче стал именоваться президентом — впрочем, по факту это мало что поменяло.
Несколько раз аляскинские моряки-рыболовы видели вдалеке в море советские корабли, однако ни в какие контакты с ними не вступали. Тем более, даже сами эти корабли чаще всего были переделанными в эрзац-траулеры гражданские посудинами, а то и легкими парусниками… Настоящие боевые корабли бывшего американского флота ушли из этих мест еще в первое лето. Попутно вояки забрали часть наиболее ценного оборудования, припасы и, конечно, свои семьи, оставив остальных жителей на произвол судьбы. Советских же, похоже, мало интересовали дела жителей бывших владений Русско-Американской компании…
В отличие от СССР, в новоявленной республике не было и ни ученых, ни мощных ЭВМ, способных просчитать изменения климата на годы вперед — по этой причине никто не мг бы точно сказать, когда именно закончится Долгая зима. И каким станет климат по ее окончанию… По этой причине не было и возможности создавать какие-либо долговременные планы. То ли оставаться на месте. То ли готовить переселение в более южные области, что в условиях разрухи и дефицита топлива и боеприпасов выглядело малореальной задачей. Так что люди привыкли жить, не загадывая на далекое будущее… Планы строили максимум на следующее лето.
Жизнь поселка Нинильчик в этих условиях мало отличалась от остальных поселений Аляски… Если не считать того, что в этих условиях как-то словно само собой, явочным порядком, тут стало собираться немногочисленное русское население штата. В 1972 году, после пятилетнего перерыва, здесь возобновила работу школа. Вот только при этом в ней вернулись к преподаванию на русском языке, чего не было аж с 1917 года… Правда, выяснилось, что знатоком нормативного русского языка найти не удалось. Кто-то знал дореволюционный русский, кто-то — местный ниниличенский диалект, но большинство знали русский язык исключительно разговорный, каким пользовались в их семьях. И никто не желал менять своих привычек, предпочитая, чтобы все было именно так, как они привыкли. В конечном счете, пришли к тому, что разыскали использовавшиеся еще до закрытия русской школы в 1917 году учебники и принялись работать по ним…
Тогда же избрали и нового главу поселка, кем оказался мужчина с выглядящим весьма забавно именем — Кротофф Джон, который был потомком русских и индейцев-аборигенов Аляски. Еще недавно ни о чем таком не могло бы быть и речи… Федеральное правительство не позволило бы появиться у себя такому «русскому анклаву». Но для кого-то и Долгая зима давала новые возможности…
Вот только своему назначению новоиспеченный глава поселка не больно-то радовался… В то время как некоторые, особенно представители старообрядческих общин, радовались своей маленькой «победе», Джон думал совсем о другом. Жить буквально в отрыве от всего мира, одним только морским промыслом, конечно, можно… Может быть, можно даже наплодить детишек, занять окрестные территории и создать на территории полуострова «маленькую Россию» со всеми ее атрибутами вроде православной веры и русских языка и культуры. Соседи даже не будут сильно возражать — тем более, что далеко они, эти соседи. Добраться к ним можно только по воде — все прочие дороги и транспортные средства благополучно прекратили свое существование во время, как ее называли в СССР, Долгой зимы… Да и в целом между разными общинами установились на удивление даже мирные и дружественные отношения — хотя самых неадекватных просто истребили в первую зиму: не оружием, так просто оставив на морозе ни с чем. А когда мародеры остаются без добычи на семидесятиградусных морозах, то они просто обречены.
Вот только Джон, как бы не хотел, не видел особых перспектив… Лишившись внешних связей, лишившись хоть какой-либо промышленности, они оказывались обречены на медленную деградацию в Средневековье… И остановить это, оставаясь посреди не просто вымерзшей и практически вымершей, но и практически не имевшей до того никаких промышленности и сельского хозяйства, Аляске, было просто невозможно… Неспроста ведь, судя по когда-то пойманным русским радиопередачам, те практически полностью эвакуировали население Камчатки, Чукотки, да и практически всей Восточной Сибири вместе взятой. Перспектив там и впрямь не было никаких. Вот только… Кто и куда эвакуирует их поселение?