Отодвинув в сторону документы, товарищ Пономаренко вышел из-за стола и, пройдя к окну кабинета, выглянул на улицу, невольно вспомнив «пейзажи» Долгой зимы… Сейчас ничего такого, конечно, не было. На улице зеленели листья молодые деревья — пару лет назад пионеры высадили на улицах города несколько тысяч саженцев северных деревьев. «Серый город», как называли Москву последние годы многие приезжие, стал постепенно превращаться в зеленый… И это казалось в чем-то даже символичным — словно олицетворяло то, как оживала после Долгой зимы сама страна.
Порой товарищу Пономаренко и самому казалось невероятным, что даже в тех условиях они не просто выжили, но и сохранили основу экономики страны… Вспоминая первые годы Долгой зимы, Председатель Совета министров прекрасно понимал, как многое тогда держалось буквально на соплях. Чуть толкни — и все рухнет, погребая под руинами их всех, весь советский народ. В это время нелегко пришлось даже руководителям страны… И далеко не все выдержали нервное напряжение последних лет, не выдержали того ритма работы. Чай не молодые уже! Давно прошли годы войны, когда они могли работать по двенадцать-четырнадцать часов в день без особых последствий. Он и сам-то, в этом товарищ Пономаренко вынужден был признаться, сдавать начал…
Вот и сейчас… Только что из кабинета вышел товарищ Бенедиктов, с кем обсуждали планы на предстоящий урожай, говорили про строительство оросительных систем в Средней Азии, обсуждали планы дальнейшего тепличного строительства. Думали, насколько актуально будет отмена карточек на те или иные виды продовольственных товаров.
— К настоящему времени удалось в полной мере вернуть к использованию земли в Черноземье и верхнем Поволжье, — говорил министр. — Это позволило значительно увеличить производство зерновых и овощей по сравнению с первыми годами Долгой зимы…
И цифры, цифры, цифры… Которые и впрямь уже достаточно неплохие. Не сравнить с первым летом, когда с большим трудом собрали треть от среднего урожая прошлых лет… И это вместе с Ираном! Не сравнить даже с вторым или третьим годами. Все последующие годы объемы производства сельскохозяйственной продукты постепенно росли — хоть порой и не такими темпами, как того хотелось бы, но голодать уже не приходилось… И немалую роль в этом сыграло освоение Средней Азии и того самого Ирана, а также применение специально разработанных сельскохозяйственных технологий. Немалую роль сыграли и теплицы, где к настоящему моменту выращивали чуть ли не половину овощей — тем более, что росли они там хоть зимой, хоть летом.
Теплицы… На просторах страны к настоящему времени раскинулись целые тепличные городки. Что потребовало нарастить объемы добычи топлива и генерации электроэнергии. Где-то это были модульные дизельные электростанции — благо, что присоединение Ирана решило топливную проблему первой зимы. Где-то — модульные ТЭЦ малой мощности, работающие на газе или даже твердом топливе. А где-то — и вовсе «эксклюзив» вроде установок, работающих на прессованных из древесных отходов гранул.
Впрочем, Долгая зима много что принесла нового в плане экономного использования ресурсов… Что в промышленности, что в том же сельском хозяйстве или в других отраслях народного хозяйства. Чудное дело, но иногда Большая беда куда больше способствует борьбе с бесхозяйственностью, чем все метод повышения эффективности экономики и все прочие поощрения вместе взятые. Сколько раньше тех же овощей гнило на овощебазах? Сколько зерна не добиралось до элеваторов, портясь в колхозах из-за несвоевременного вывоза? Сколько металла впустую переводили в металлолом? Сколько потенциально ценного сырья отправлялось на свалку или бесполезно сжигалось? Вон взять хоть те же попутные нефтяные газы, которые раньше бесполезно сжигались… А теперь вдруг оказалось, что их можно выгодно использовать для отопления теплиц! И какого хрена, спрашивается, никто не думал об этом раньше?
Потом обсуждали с товарищем Бенедиктовым планы на ближайшие годы… Сколько еще надо построить каналов. Какие предпринять меры по борьбе с обезлесением в горных районах — и тут как нельзя кстати пришелся опыт Иранской ССР… И постепенно его надо будет внедрять и у себя. Пока климат в Средней Азии стал прохладнее и влажнее. Потом будет поздно… Уделили внимание и новым методам агротехники, и выведению новых сортов различных культур, в чем за прошедшие годы были достигнуты неплохие успехи, и новым технологиям.
А ведь как прав оказался товарищ Бенедиктов еще в 50-е — когда отстаивал интенсификацию сельского хозяйства! Когда вместо предлагавшегося некоторыми товарищами экстенсивного метода, максимального наращивания распаханных площадей, в том числе на Целине, сделали основную ставку на новые технологию, новую технику, на применение удобрений… Да, это было сложнее и дороже, чем просто нагнать побольше тракторов и распахать в два, в три раза большие площади. Тогда еще были сомнения, но теперь было хорошо понятно — этот метод не принес бы ничего хорошего. Даже в том случае, если бы не было Долгой зимы. Без лесополос, без систем орошения, без пригодной для тех мест агротехники все кончилось бы пшиком — даже если бы на первых порах удалось собрать несколько рекордных урожаев…
Но самым неожиданным было даже не это… Это все — обычные текущие вопросы, к которым давно уж привыкли. Уж сколько за эти годы было совещаний по теме развития сельского хозяйства! Сколько, наверное, не было за всю предыдущую советскую историю… Куда больше удивили его последние слова Ивана Александровича.
— Как отменим Особое положение, напишу заявление об отставке, — устало произнес мужчина. — Прошло наше время… Устал я.
— Наше? — не понял в первый миг Пономаренко.
— Да всех нас, сталинских наркомов и министров, — усмехнулся товарищ Бенедиктов. — На пенсию пора нам…
— Нашел уже кого на свое место? — спросил Председатель Совета министров.
— Помоложе кого-нибудь надо, — задумчиво произнес Иван Александрович. — Как нам когда-то было…
Имелось в виду, конечно, то время, когда сам Бенедиктов стал наркомом… В 35 лет. На тот момент в СССР было одно из самых молодых правительств в мире. Только Пономаренко понял, что не просто так Бенедиктов завел этот разговор. Это своего рода намек на то, что «пришло время молодых»… По сложившейся до Долгой зимы практике руководителей высокого уровня привыкли отправлять на пенсию в семьдесят лет. Формально по возрасту, а по факту — больше потому, что таким образом «новая метла» расчищала место для своих людей. Так когда-то отправили на пенсию Молотова, Кагановича, Ворошилова и многих других…
И вот ему уже 72 года — и пусть «новой метлы» пока нету, но ведь немалая доля правды в словах про здоровье и впрямь была… Это товарищ Пономаренко прекрасно чувствовал по себе. Вспомнился волей-неволей и последний год товарища Сталина… Когда тот, наполовину парализованный, практически не мог пошевелить левой рукой и с трудом ходил, что даже заставило Иосифа Виссарионовича отказаться от излюбленной привычки ходить по кабинету во время обсуждений. Вспомнилось и то, с каким трудом он в последний раз поднимался на трибуну Мавзолея. Медленно, с нескольким остановками чтобы перевести дух. И пусть большинство простых людей этого и не знало, но… Товарищу Пономаренко очень не хотелось, чтобы его запомнили таким же.
Так что пришла, видимо, и его очередь становиться «пенсионером союзного значения», писать мемуары про войну и Долгую зиму и рассказывать школьникам про свершения прошлых лет… Но для начала нужно все тщательно подготовить! Очень не хотелось бы, чтобы после его ухода в стране разгорелась новая борьба за власть, как то было после смерти товарища Сталина.
Только кого взять приемником? Практически все кругом — его ровесники! А кое-кто даже постарше будет… Заместители, большинство министров… Почти всем под семьдесят! А некоторым, как товарищу Василевскому, и того больше! Разве что Шелепин вон… 56 лет всего. Но он даже не первый заместитель! Выходит, пора его на повышение отправить. Лет десять-пятнадцать руководить страной он еще сможет — а там уж и состав Совета министров обновит. Да, именно так и надо сделать! А там уж придут те, кого выдвинула Долгая зима…
Невольно вновь вспомнился Михаил Солнцев из далекого Саратова… Полгода назад он прислал еще пару писем с перспективными идеями, причем по принципиально новой теме — что-то там по приборам для космической связи. И товарищ Пономаренко уж не знал, чего от него еще ждать. И почему-то все больше казалось, что даже для гения все эти его идеи — уже перебор… Порой так и казалось, что кто-то ему подсказывает эти идеи. Уж слишком быстро это все происходит! Вот только в мистику Председатель Совета министров не верил… А, значит, всему должно быть рациональное объяснение! Только найти его пока все не удавалось. И это порой откровенно раздражало… Как раздражает любой непонятный фактор в политике или экономике — когда, вроде, все делаешь правильно, но находится какая-то мелочь, что ломает все планы и дает на выходе совсем не то, чего бы хотелось.
Этот день мог бы стать обычным августовским днем. Теплым, солнечным… Но совершенно ничем не выделяющимся на фоне сотен и тысяч других дней. Разве что для кого-то он мог оказаться днем рождения или какого-то еще значимого лично для него и его семьи события… Но не более того. И все же именно этому дню суждено было навсегда войти в историю.
По привычке проснувшись рано утром, Михаил еще некоторое время лежал рядом с женой… Вика еще спала, а вставать и будить ее не хотелось совершенно. Ведь сегодня выходной! А у жены так и вовсе отпуск… Жалко, что в этом году не удалось уйти одновременно — Михаилу еще только предстоит уйти в октябре, так что их отпуска не перекрывались даже частично.
Лишь через полчасика, как проснулась Вика, Михаил встал с постели чтобы включить радио, а жена пошла готовить завтрак… Привычно умывшись и побрившись, Михаил занялся утренней зарядкой по звуки радио, которые были скорее чем-то типа фона, на который он давно привык не обращать внимания. Обыденное дело! Так что начало новости он чуть не прослушал…
— Миш, — вбежав в комнату, окликнула его Вика. — Сейчас по радио Пономаренко выступит!
— Кто? — даже не понял в первый миг Михаил, но спустя несколько секунд до него дошло. — Сейчас!
Бросив зарядку, он уселся на кровать и принялся пристально слушать. И вскоре и впрямь началось выступление Председателя Совета министров СССР. Привычно поприветствовав граждан страны, глава государства коротко рассказал об успехах социалистического строительства Десятой пятилетки. Первым делом уже привычно рассказав о достижениях в области сельского хозяйства, товарищ Пономаренко отметил основные достижения в области промышленности, где одним из первых пунктов шло освоение производства автомобиля ЗиС-170 московским заводом имени Сталина и рост объемов производства сельскохозяйственной техники. Мельком прошелся по положению дел в автомобильной промышленности, транспортном и энергетическом машиностроении, электроэнергетике и электронной промышленности. После чего упомянул рост производства «ряда товаров народного потребления». И лишь после этого перешел к основной теме выступления:
— Учитывая сложившуюся ситуацию в народном хозяйстве СССР, Советом Министров СССР принято постановление об отмене с первого сентября этого года действия Особого положения на всей территории страны, кроме граничащих с бывшими капиталистически странами областей и особых округов, и поэтапном отмене карточной системы распределения продовольственных товаров и товаров народного потребления. С первого сентября будут отменены карточки на хлеб, макароны, сахар, крупы, растительное масло, овощи… — речь товарища Пономаренко продолжалась еще, но ни Михаил, ни Вика уже не слышали его…
— Мишк, — сама до конца не веря услышанному, произнесла Вика, а потом вдруг расплакалась. — Неужели это… все? Все… закончилось?
— Ну ты ж сама слышишь все, Вик, — обняв девушку, произнес Михаил. — Ну же, не плачь… Видишь же — все будет хорошо!
— Вижу, — счастливо улыбаясь, прошептала девушка. — Мишк… Мы ж столько ждали… столько… И вот оно, наконец-то! Додлались…
— Наконец-то! — согласился в ответ парень.
И ведь и впрямь — столько времени ждали, надеялись… Столько что Михаил, что Вика думали о том, когда же и как именно это случится… Ведь на счет того, что ведется подготовка к отмене Особого положения, было понятно еще год назад. Когда начали вводить новые законы, новые кодексы, вносить изменения в ту же Конституцию. Иначе это просто не имело никакого смысла — ведь до того всю жизнь страны определяли не они, а Постановление Совета министров о введении Особого положения вкупе с принятым Верховным Советом в ноябре 1967 года «Законом об Особом положении». Но все равно само сообщение оказалось неожиданностью…
— Миш… — тихо произнесла Вика. — А ведь, выходит, мы… победили? Победили саму природу?
— Выходит, что да, — согласился Михаил. — Победили…
— А я верила, верила! Верила, что у нас все получиться! — внезапно на девушку напал какой-то приступ воодушевления. — Ведь мы — советские люди!
— Конечно, — улыбался в ответ Михаил.
И внезапно показалось, что в этот миг с него вдруг слетели какие-то, казалось бы, намертво въевшиеся в сознании в 90-е цинизм и ехидство… Словно он впервые взглянул на мир глазами тех парней и девчонок 60-х с их верой в то, что нет таких преград, что смогли бы их остановить. И чуть ли не впервые за эти восемь лет в прошлом он почувствовал себя по-настоящему счастливым — каким не был даже во время их с Викой свадьбы. Хотя если учесть то, что она оказалась омрачена Долгой зимой, хроническими недоеданием и усталостью, то это было все же не удивительно…
Завтрак, к которому присоединились сначала родители Михаила, а потом и Квета с дочкой, плавно перетекло в какое-то праздничное застолье… Девушки нарезали овощной салатик, мать Михаила испекла блинчики, а отец Михаила достал из какой-то заначку полную бутылку «Столичной».
— Ну что, за конец Долгой зимы? — открывая ее, усмехнулся Василий Петрович.
Внезапно Михаилу подумалось о том, как же давно он не пил ничего алкогольного… В этом мире — так и вовсе никогда. Однако от выпивки пришлось отказаться — и, подумав, отец Михаила согласился с ним. Лучше это дело и впрямь отложить до вечера… А сейчас съездить куда-нибудь. До хотя бы вон даже на речку!
Быстро собравшись и покидав вещи в «Москвич», Михаил подключил провода к аккумулятору и, повернув ключ, достаточно быстро завел двигатель. Вика забралась на переднее сиденье, сзади втроем пристроились Квета, старшая сестра Михаила Аня и дочь Кветки Василиса… Можно сказать, вся семья! Не было лишь ушедшего с утра на работы мужа сестры и родителей с бабкой Михаила, но те решили отправить отдыхать «молодежь». Впрочем, в «Москвич-412» с вместимостью в «четыре с половиной» человека все вместе они бы все равно не влезли.
— Куда поедем? — поинтересовался у Вики Михаил.
— А давай на речку, — улыбнулась в ответ девушка. — Искупаемся хоть!
Включив первую передачу, Михаил плавно выехал со двора и покатил на выезд из города… Ниже города, где сливается вся грязь как из очистных, так и из текущего через Глебучев овраг помойного ручейка, купаться у него не было никакого желания, так что решено было ехать куда-нибудь выше… А по дороге можно и прогуляться по центру города что ли?
Несмотря на воскресное утро, в городе было необыкновенно людно… И словно в самом воздухе было разлито чувство всеобщей радости и воодушевления. Радостные, веселые, лица горожан сменили более свойственные последним годам мрачные и задумчивые… Сегодня весь советский народ праздновал! Праздновал свою победу, свое очередное достижение, что навеки войдет в историю…
18 августа 1974 года… Каждый советский человек запомнит этот день как большой праздник — пусть даже никто его официально и не объявлял. Во многих городах СССР в этот день пройдут спешно организованные комсомолом и профсоюзами митинги, причем коммунистические традиции на них нередко будут сплетаться с чуть ли не языческими — вроде сожжения символизирующих «Долгую зиму» чучел… Но никому не будет до этого дела. Уже к обеду с полок магазинов буквально сметут все запасы «деревяшки», а кое-где появятся и извлеченные из заначек бутылки настоящих, выпущенных до Долгой зимы, водки, коньяка и различных вин…
Но всему этому еще только предстояло случиться… Сейчас же, утром, все еще только начиналось — и Михаилу удалось без проблем выбраться из города и добраться до их излюбленного, еще до Долгой зимы, пляжа. И, можно сказать, вовремя! Ведь буквально всего час-полтора сюда один за другим повалили другие горожане…
День прошел весело и беззаботно… Солнце, речка, горячий песок… Что еще нужно для счастья?
— Почему мы так давно не выбирались вот так вот? — лежа на пляже, спросила Вика.
— Ну мы ж ездили на речку… И в прошлом году, и в этом, — не понял Михаил.
— Разве ж то поездки были? — пожала плечами девушка. — Заскочим на полчасика, залезем в речку и сразу обратно…
— Ну не знаю, — пожал плечами Михаил. — Большего как-то и не хотелось…
— Угу, — задумчиво поддакнула Вика. — Словно на большее и настроения не было…
Квета с Аней купались в речку, Василиса быстро нашла общий язык с ребятишками других отдыхающих и сейчас с радостным визгом носилась по берегу, а они лежали на пляже и загорали… И было так хорошо, как, казалось, не бывало уж давным-давно…
— Знаешь, Мишк, — глядя на как раз в это время пробегавшую мимо Василису, вдруг произнесла Вика. — Мы называем их «Детьми Зимы»… Вот только знаешь… «Дети Зимы» — это мы все…
— Почему? — удивленно спросил Михаил.
— Потому, что она сделала всех нас… другими, — задумчиво произнесла девушка. — Не такими, какие мы были раньше… Мы теперь иначе думаем, иначе чувствуем, иначе воспринимаем происходящее вокруг… Мы словно родились заново. То, что раньше было неважно, стало вдруг важно. А что было важно — на то перестали обращать внимание. Понимаешь, Миш. Все стало как-то по-другому.
— Лучше или хуже?
— Не знаю, — ответила Вика. — Наверное, в среднем не лучше и не хуже… Просто по-другому.
Остаток дня они купались, загорали, ели сваренную на костре уху и в целом, можно сказать, радовались жизни. Словно на какой-то миг став теми молодыми парнями и девушками, чью жизнь буквально перевернула с ног на голову. И пусть завтра новый рабочий день, пусть завтра всем им предстоит стать вновь серьезными и деловыми людьми, но кто посмеет отнять этот праздник у тех, против кого оказалась бессильна сама смерть? Пусть даже в этот раз она приходила в обличие Долгой зимы…