Когда растает снег...

Глава 12

«Как же все изменилось!» — думал Дмитрий, идя вдоль улицы поселка… А ведь он помнил еще то время, когда все только начиналось. Когда, добравшись до нового места жительства, посреди прежде сухих степей, они ютились в армейских палатках и как огромной милости радовались получению «финских домиков», в которых не было даже электричества. Но все же это было лучше, чем замерзать на родном Урале…

Помнил Дмитрий как пахали первые поля, сеяли рожь и сажали картошку… Помнил железную дорогу — не нынешнюю, а ту, времянку… Наспех набросанные рельсы со шпалами посреди голой степи, по которой со скоростью максимум велосипедиста ползли тепловозы с вагонами. Помнил набеги басмачей — когда всем селом держали оборону. Как по вечерам собирались в сельском клубе чтобы послушать радио, желая услышать, как идут дела в их родной стране. И как прямо с почтового вагона расхватывали привезенные газеты двух-трехдневной давности…

Да, жизнь тогда было нелегкой и невеселой… И газеты с радио были единственным способом отвлечься от всего этого. Единственным, что дарило надежду… Ведь если жива страна, значит еще не все потеряно! Значит, хорошая жизнь еще вернется… Надо лишь дотянуть до тех времен! И постепенно и впрямь дела шли лучше…

Сейчас их поселок совершенно не походил на то, что было сначала… На окраине появилась трансформаторная подстанция, провода от которой шли в дома. В другом конце села появилась водонапорная башня, а вдоль улицы — колонки, но в скором времени обещают начать разводку воды и в сами дома. На смену времянке-одноколейке пришла двухпутная железная дорога, появилось новенькое кирпичное здание вокзала… Отсыпали щебенкой и укатали катком улицы села. Да и дома стали строить другие — из железобетонных панелей. А в полях появились оросительные каналы, по которым идет вода Иртыша…

Изменился и город, их районный центр… Когда он в первый раз побывал там — это было скопище бараков и «эвакуационок», натыканных буквально посреди степи. Там не было практически ничего — даже как таковых улиц, не говоря уж об остальных благах цивилизации. Не было ни электричества, ни воды, буквально ничего… Лишь контора заготзерна, элеватор, при котором была дизельная электростанция и отапливающая в том числе и многоэтажки угольная котельная, овощехранилище и локомотивное депо. Не было даже школ — учились, как говорят, в конторе все того же заготзерна по вечерам.

Однако за прошедшие годы все изменилось… Построили ТЭЦ, электричество с которой подавали и в их село. Заработали эвакуированные из Сибири заводы. Построили школы, детские сады и даже техникум, куда год назад уехала учиться старшая дочь Дмитрия. Как и в их селе, отсыпали щебенкой центральные городские улицы… А еще пустили дизельный поезд и автобусы, на которых люди из окрестных деревень могли добираться до райцентра. В общем… Как говорил когда-то товарищ Сталин, «жить стало лучше — жить стало веселее!»

— Диман, ты? — когда мужчина уже подходил к дому, внезапно окликнул его показавшийся знакомым голос.

— Валер, ты? — в первый миг даже не узнал говорившего мужчина.

— А то кто же! — усмехнулся в ответ мужчина.

— Какими судьбами у нас-то?

— Да вот… К родным приехал в отпуск, — ответил Валера.

Они были знакомы, можно сказать, всю жизнь… Жили в одном селе, учились в одном классе одной школы, вместе уезжали в город учиться. Только Дмитрий — в училище на механизатора, а Валерка — в военное артиллерийское училище. После этого дома он появлялся лишь во время отпусков, да и то не часто. До Долгой зимы Валерий служил где-то на Дальнем Востоке, потом — в Манчжурии, откуда присылал письма родителям…

— Ну что, — усмехнулся Валерий. — По пивку за встречу?

— А давай! — усмехнулся Дмитрий.

Пиво появилось в продаже полгода назад — на радость многим людям, кому вусмерть надоела гидролизная водка, бывшая единственным алкогольным напитком Долгой зимы. «Деревяшка», «полено», «долгозимка» — так называли ее в народе… Зайдя в магазин, мужики прикупили пару бутылок и пошли к Дмитрию домой.

Дома никого не было… Жена работает в школе поварихой и еще не вернулась с работы. Младший сын там же на уроках. Так что никто не помешает мужикам посидеть за бутылкой пива. Достав стаканы, Дмитрий открыл бутылку и налил себе и товарищу.

— Ну что, выпьем за встречу? — предложил он.

— Давай! — поддержал его Валера.

Следующими были тосты за конец Долгой зимы, за Советскую армию и даже за товарища Пономаренко… Пусть он уже и не был генсеком, главой партии недавно назначили товарища Шелепина, но Председателем Совета министров оставался.

— Как там у вас в Манчжурии-то дела? — в какой-то момент спросил Дмитрий.

— да как сказать? — пожал плечами Валерий. — Последний пару лет тихо все вроде как… Но до того повоевать пришлось! Мао-то со своими прихлебателями хоть и сбежал, но китайцев еще достаточно много оставалось. А жрать им нечего стало! И до того-то на грани голода были. Вот и перли к нам словно саранча… Ни недели без набега не бывало. Как власть в Китае кончилась, так там такое начало твориться, что никому мало не покажется. Одних только «императоров» чуть ли не с десяток объявилось! Были и такие, кто себя наместниками Мао объявляли…

— Что, реально его наместники что ли? — не понял Дмитрий.

— Да кто ж их знает? Может и впрямь, а может и брешут… Это не моего ума дело — на то командование есть. Моя задача простая — как разведка сообщает о скоплении у границ сил противника, так накрыть их из своих самоходок. Ну или засаду какую подготовить — тут уж как прикажут… И так изо дня в день.

— И как тебе такая жизнь? — поинтересовался Дмитрий.

— А знаешь, Диман… — усмехнулся Валерий. — А мне оно даже нравится! Видишь врага — бери на прицел и пали! И пусть эти черти трясутся от страха при одном лишь упоминании Советской армии! А не расшаркивайся, раскланивайся с ним… Помнишь, как оно до Долгой зимы было? — усмехнулся военный. — «Вероятный противник», мать его так! Как будто все мы прекрасно не понимали, как этого противника зовут! Знали, понимали! Но все равно — «вероятный»…

— А с урками как? — поддержал товарища Дмитрий. — Перевоспитывать их пытались, за «примерное поведение» досрочно освобождали… А они вернутся домой, а вскоре за то же примутся!

— Горбатого могила исправит, — согласился военный. — Мы этой сволочи тоже знаешь сколько к стенке поставили? Особенно когда в Манчжурию входили. Власти там тогда уже не было, вся сволочь на улице выползла… Там-то мы и давили гадов. Бандит, мародер, грабитель, насильник — разговор один. Стенка!

В свою очередь Дмитрий вспоминал борьбу с басмачами… Как жили словно на осадном положении. В поле выезжали с винтовкой и сигнальной ракетницей в кабине — и некоторым, как говорят, они даже пригодились. Но вот уже несколько лет ни про каких басмачей не слыхать — говорят, их не просто изгнали из страны, но уже и в Афганистане с Восточным Туркестаном громили их лагеря с помощью авиации и артиллерии, буквально сметая их с лица земли.

— Было и такое, — согласился Валерий. — Правда, про то не любят говорить — хоть, вроде, и не секрет. Но в официальных выступлениях стараются отделаться размытыми фразами. Что-нибудь вроде «силами Советской армии пресечена деятельности басмаческих банд в приграничном районе СССР».

— Ага, помню, — усмехнулся Дмитрий. — По радио передавали…

— А вот подробности стараются не вспоминать, — заметил военный. — Там же, увы, под раздачу не только бандиты попадали… Пушке или бомбе плевать, бандит там укрылся, его бабы с детишками или вообще случайно оказавшийся около бандитского лагеря местный житель…

Так, вспоминая события прошедших лет, мужики просидели до самого вечера, когда сначала прибежал из школы сын Дмитрия, а затем пришла и его жена. Вскоре после чего Валерий стал прощаться…

— Эх, еще три года — и на пенсию! — мечтательно улыбнулся мужчина. — Буду сидеть у озера, ловить рыбу и пить пиво!

— Тебе-то три, а мне почитай все семнадцать, — усмехнулся в ответ Дмитрий. — Ну да ничего… Теперь-то точно до пенсий доживем!

— Теперь доживем, — согласился Валерий.

Эту картину можно было бы, наверное, считать первым посвященным Долгой зиме памятником в родном городе Михаила… Всего лишь новая пятиэтажка «стандартной», не «эвакуационка», планировки отличалась от «сталинок» и построенных до Долгой зимы «пономареновок» уменьшенной высотой этажа, маленькими окнами с новомодными стеклопакетами, производство которых наладили у них в городе на Техстекле, и ставнями и… полным отсутствием каких-либо декоративных элементов. В какой-то мере отделкой можно было считать лишь орнамент в виде выложенных из красного кирпича ромбов и надписи «Слава СССР!» под крышей.

Однако этот дом отличался от типовых зданий нового проекта выложенной на торце мозаикой, своеобразным памятником Долгой зиме. Напоминанием о ней была и надпись «Долгая зима. 1966–1974». Сама же картина изображала улицу города, посреди которой стоял загруженный снегом грузовик ЗиС-131 и несколько мужиков с ломами и лопатами, убирающих снег.

— Красиво, — глядя на дом, произнесла Вика. — Словно вживую…

— Ага, — согласился Михаил. — Даже жутковато как-то…

— Угу, — согласилась Вика. — Сколько будем жить — никогда нам не забыть Долгой зимы…

И лишь Сашке было все равно — в свой год он еще не знал, что такое Долгая зима, и считал, что мир вокруг светел и прекрасен… В конце концов, ему и сравнивать-то было не с чем!

Поглядев еще немного на новый, только недавно сданный в эксплуатацию, дом, Михаил с Викой и сыном пошли дальше. Будь у Михаила такое желание — сейчас бы они могли бы жить тоже здесь. Дома «повышенной комфортности», как их называли в газетах, начали строить в прошлом году, а весной этого года сдали в эксплуатацию первые из них. В отличие от «эвакуационок», их строили не на пустых местах, а снося под застройку старые дома центра города — в ходе расширения улиц в соответствии с новыми градостроительными нормами. Та же улица Чапаева по новым планам превращалась в проспект с трамвайной линией и аллеей посередине — чтобы и люди ходили вдали от домов, где с крыш могут сорваться сосульки или снежные пласты, и транспорту было просторнее, и тот же снег чистить проще было — достаточно откинуть его вбок от дороги, а уж потом по мере возможности вывезти. Узкие улицы официально были признаны злом, которое требуется искоренять. А уж если где-то под дорогой проходили магистральные трубопроводы, то тут уж их однозначно либо переносили вбок, под газоны, либо расширяли дорогу и делали сквер посередине. Чтобы, случись чего, не пришлось заваливать проезд снежным валом, как это делалось в первые годы Долгой зимы.

Немногие старые дома, признанные памятниками культуры, при этом подлежали переносу на новое место, но таких были единицы. Чаще их просто сносили, строя взамен новенькие пяти- и девятиэтажки. Не был исключением и этот дом — просто он был первым и располагался в людном месте. Квартиры здесь в первую очередь выдавались героям Долгой зимы — награжденным правительственными орденами, медалями или теми же Сталинскими премиями. Предлагали квартиру и Михаилу, но тот отказался. Всю свою жизнь он ненавидел бетонно-кирпичные коробки квартир, предпочитая жить в частном доме, на земле… Где в огороде растут овощи с ягодами и фруктами, где нет соседей, которые будут возмущаться шумом или чем-нибудь еще, что им не понравится… Где в том же огороде можно разжечь костер и испечь картошку или нажарить шашлыков или хотя бы просто-напросто позагорать на солнышке, гуляя в одних трусах с майкой. Так что вместо квартиры он получил карточку на приобретение стройматериалов, чего хватило бы чтобы отгрохать просто отличный домик! С одной лишь разницей — что в центре землю под это, конечно, никто не даст. Но Михаила вполне устраивал и родной Сталинский район…

Добравшись до остановки, они дождались прибытия новенькой сцепки из трех трамвайных вагонов КТМ-5 и вскоре уже ехали… По дневному времени третий вагон был закрыт, так что уселись во второй, но это никого особо не волновало. Внезапно вспомнились статистические отчеты из сборника «СССР в цифрах» за прошлый год… До Долгой зимы население его родного города было чуть больше семисот тысяч человек. Сейчас их число лишь совсем немного не дотягивало до миллиона. Хорошо это или плохо? На этот счет у Михаила не было однозначного ответа… С одной стороны, это признак развития… С другой — это рост нагрузки на коммунальное хозяйство, на транспорт, на различные государственные учреждения. Это больше пыли, грязи, шума, дыма в городе… Так что спорный вопрос.

Под стук колес трамвая Михаилу почему-то вспоминались его поездки в Москву… Последний раз он был там уже достаточно давно. Даже писем не писал уж больше года… Но почему-то мужчина был уверен, что «наверху» за ним и его деятельностью по-прежнему пристально следят. Впрочем, Михаил давно уж откровенно плюнул на это. Как говорится, у каждого своя работа… Самое главное — Долгая зима осталась позади. А, значит, у этого мира, этого Советского Союза будет будущее — возможно, гораздо лучшее, чем в его прошлой реальности… Вспомнились и новости науки и техники, которыми мужчина регулярно интересовался.

Недавно в СССР началось производство первой в этом мире ЭВМ, которую можно было бы называть «персональной» — хотя пока она называлась иначе. МикроЭВМ. Ее создание было тесно связано с созданием первого советского микропроцессора и потому, можно сказать, в том был и его личный вклад в развитие вычислительной техники этого мира. Впрочем, пока шла подготовка к серийному производству основанных на новом технологическом процессе микросхем, пока строили производящий их Тамбовский радиозавод, который должен начать работу на полную мощь лишь к концу пятилетки, советские ученые и конструктора пошли дальше… Воспользовавшись идеей с микропроцессорами, они создали целую серию микросхем высокой степени интеграции для применения в других узлах ЭВМ — и эти разработки и были использованы при создании «единой серии». И, честно говоря, Михаилу было плевать, делали ли они это ради идеи, по принципу «работа есть работа» или ради получения Сталинской премии за разработку. Самое главное то, что результат получился что надо. Пусть даже эта восьмибитная ЭВМ и близко не стояла даже с известной Михаилу ЕС-1842, но это все дело времени! Самое главное то, что она уже есть и вскоре начнет активно применяться в народном хозяйстве.

Знал Михаил и про новые разработки в станкостроении… Предложенные им станки гидроабразивной резки были запущены в серию еще в годы Долгой зимы. А недавно в дополнение к ним пришли и «проволочные» электроэррозионные… Все больше распространялись системы ЧПУ — и тут важную роль сыграл прогресс в развитие электроники. Хотя и немцы немало помогли — ГДР теперь считались лучшими друзьями и товарищами. С недавних пор даже появилась возможность ездить в социалистические страны без всяких ограничений… И почему-то Михаил подозревал, что тут тоже не обошлось без него. Хотя не сказать, чтобы люди массово ломанулись к тем же немцам — или, наоборот, они в СССР. То ли не успело еще войти в привычку, то ли что еще… Тем более, у немцев тех до сих пор карточки в ходу и разруха почище, чем в СССР. Лишившись многих экономических связей с другими странами, промышленность бывшей ФРГ поначалу оказалась буквально парализована — и с большим трудом перестраивалась на новый лад. Где-то налаживали кооперацию с предприятиями «старой» ГДР, где-то — с Чехословакией и СССР…

Стало в разы меньше и бесхозяйственности, которая пусть и в меньшей, чем в «том» СССР, где жил Михаил в прошлой жизни, но все же имелась и здесь до Долгой зимы… Теперь всюду стараются свести к минимуму затраты ресурсов и найти применение тому, что раньше бесполезно выбрасывалось или уничтожалось без всякой практической пользы. Особенно жестко с этим боролись в сельском хозяйстве и пищевой промышленности… Хотя и других коснулось тоже. Доработали тот же механизм снижения цен — теперь новая цена назначалась не с начала следующего года, а ровно через год после внедрения изменения в технологию. Таким образом, предприятия стали заинтересованы в немедленном внедрении улучшений. Выходит… «Жить стало лучше, жить стало веселее»? Так что ли?

Увы, но ни про «лучше», ни про «веселее» Михаил сказать не мог бы… Да, потенциально оно должно стать лучше. Но пока нет и многого из того, что было до Долгой зимы. А уж про веселее… Этим и вовсе не пахло! Взрыва радости и энтузиазма, вызванного официальным «окончанием» Долгой зимы, хватило этак на пару месяцев, когда кругом царило всеобщее воодушевление. Потом все потихоньку улеглось, вошло в рабочее русло. И все накопившиеся проблемы вновь стали видны как ясен день. Долгая зима не прошла для страны бесследно — да этого, собственно говоря, и не могло быть. И отразилась она и на мировоззрении людей, ставших боле мрачными, неразговорчивыми и серьезными. Время мечтателей и оптимистов ушло в прошлое…

— Наша, — толкнув Михаила в плечо, произнесла Вика.

Встав с сиденья, Михаил следом за женой с сыном двинулся на выход. Добежать до восьмерки и вскочить в вагон, проехать до депо, а оттуда уже пешком до дома. Недавно их, можно сказать, окончательно расселили. Старшей сестре с мужем вернули их дом, где теперь надо было сделать ремонт против вынужденных «квартирантов», а тут жили лишь Михаил с Викой, его родители и бабка. Квета с Василисой жили в их старом доме, но к их присутствию уже давно привыкли…

— Ну что, пойдешь на вечер? — когда они сели попить чай (настоящий, индийский!), спросила Вика.

— Не знаю, — пожал плечами мужчина. — А ты-то?

— Нет, — помотала головой женщина. — У меня же Сашка… И так через недельку на работу выходить! Так что лишь по вечерам его видеть и буду…

— Тогда и я, наверное, никуда не пойду…

— А ты сходи…

— Зачем? — не понял Михаил. — Что мне делать там без тебя?

— Расскажешь потом, как там наши, — вздохнула Вика. — Мне ведь тоже интересно…

— Хорошо, — после недолгого раздумья согласился мужчина.

«На машине что ли доехать, чтобы побыстрее?» — подумал было Михаил, но быстро отверг эту мысль. Чай не сахарный! Не развалится от пешей прогулки… Решив так, он и стал собираться.

Первым изменением, что заметил Михаил, стало отсутствие в школьном дворе теплицы… Не иначе как демонтировали и вынесли куда-то за город — как уже случилось со многими из тех, что построили в скверах и парках. Не было уж на месте и той теплицы, на строительстве которой довелось поработать и ему вместе с Викой, а на месте бывшего парка снова высадили деревья. То же самое было и здесь, в школьном дворе. Вокруг появился деревянный забор, которого не было еще буквально совсем недавно. Уже потом Михаил заметил и новые окна со стеклопакетами, и недавно покрашенный веселеньким зеленым цветом фасад здания. Казалось, их школа очнулась после Долгой зимы — ведь настоящего ремонта она не видала аж с самого ее начала…

Одноклассники Михаила собирались во дворе — в здании уж больно сильно пахло краской, а потому решили побыть прямо на улице.

— Здорова, Мих! — первым, кого встретил Михаил, был Семка. — Как жизнь?

— Здорова! — поздоровался в ответ Михаил. — Да ничего так…

— Это хорошо! — одобрительно кивнул мужчина. — А Вика твоя где?

— С сыном осталась.

— Понятно, — кивнул Семка. — Ну пошли к пацанам что ли?

— Пошли…

Они собрались в бывшем-будущем школьном саду, где еще недавно была теплица. Впрочем, так сейчас поступили буквально все бывшие школьники… Идти в провонявшее краской здание никто не торопился.

Десять лет… Столько времени прошло с того времени, как они закончили школу и отправились во взрослую жизнь. С мечтами о светлом будущим, с надеждой на то, что «завтра» будет лучше, чем «сегодня». И в мыслях не держа того, что все их прежние планы перечеркнет Долгая зима. И вместо реализаций своих прежних желаний им придется бороться за выживание — зачастую не столько даже себя лично, сколько твоих близких и твоей Родины. Ведь если не станет ее, не станет населявших ее людей, то чего ты стоишь — один посреди руин цивилизации? Как ни крути, людям хочется жить, а не выживать подобно примитивному дикарю… Жить в цивилизованных условиях.

Десять лет назад они закончили школу и отправились во взрослую жизнь. Вот только восемь из десяти прошедших лет выпали на Долгую зиму… И этим, можно сказать, сказано все. Не сбылись мечты, перечеркнуты надежды, все стало совсем не так, как хотелось тогда… Прямо как тогда… Когда Андропов, Горбач и их прихлебатели задумали «перестройку», развал и уничтожение СССР. Невольно вспомнился вечер встречи 1996 года… Вечер не сбывшихся надежд и разбитых судеб. Но одно важное отличие от того вечера все же было… Если тогда, на руинах былой сверхдержавы, большинство смотрело в будущее с безнадежностью, не надеясь ни на что хорошее, то сейчас была надежда на то, что «завтра» все же будет лучше, чем «вчера». Пусть не сразу, пусть за это придется еще постараться, потрудиться — но что может остановить тех, кого не смогла одолеть даже Долгая зима?

— И все же мы победили, — озвучила это общее настроение Томка.

— Победили, — согласилась с ней Василиса. — Хотя знаете… Мне порой кажется, что мы победили даже столько не Долгую зиму, сколько самих себя.

— В смысле? — не понял Леха Никифоров.

— Да в прямом, — улыбнулась Васька. — Мы сами стали другими. Сложно сказать, лучше или хуже, но если б мы не стали такими… мы бы ничего не смогли.

— Ну не знаю, не знаю… — несогласно произнес Петька.

— А знаете, — вдруг произнес Михаил, — я согласен с Васькой… До того мы были какими-то… несколько оторванными от реальности что ли? Наивными идеалистами. Сейчас же мы и впрямь стали другими.

И в этот миг Михаилу вдруг подумалось о другом. Да, Долгая зима как бы закончилась… Вот только именно «как бы». Да, климат стал куда лучше, а ожидающийся новый ледниковый период — дело нескольких веков. Вот только Долгая зима ушла, а ее Тень так и осталась с ними… И эта Тень — она во всем, что их окружает. В изменившемся самосознании людей, в новых законах и нормативах, в отношениях между людьми, в самих душах людей… В том, наконец, что когда-то они верили, что всех или почти всех плохих людей можно перевоспитать, многие считали даже прежние законы слишком жестокими и несправедливыми. Сейчас же каждый знает, что зверя в человеческом обличье остановит только пуля. И готовы поспособствовать этому в том числе и лично. Тем более, что новый закон разрешил носить оружие даже беспартийным — правда, такие в обязательном порядке проверялись госбезопасностью. Что даже мелкий жулик — такой же враг народа и их страны, как и какой-нибудь выступавший против власти контрреволюционер, а шпана — такие же враги трудящихся, как и «настоящие» бандиты. В том, что сам страх перед Долгой зимой поселился в сознании людей — и уже на каком-то подсознательном уровне люди готовились к тому, что «а вдруг вновь»…

Даже в правительстве — взять те же новые ГОСТы, те же планы по массовому строительству атомных электростанций и все новых тепличных комплексов, которые продолжали строить до сих пор. Пусть даже пока выращивать в них собирались не помидоры с огурцами, а ягоды с фруктами или овощами для зимы. Те же планы по созданию «особого государственного резерва» продуктов длительного хранения — этакого расширенного Госрезерва… Или в том, что на страницах газет, с экранов телевизора и даже в самих разговорах между людьми то и дело мелькают слова «Лонг-Вэлли», «Йеллоустон», «Тоба»… Или уже объявленные планы о создании системы наблюдения за околоземным пространством и противоастероидной обороны — и ведь никто не сказал, что на кой такие громадные траты непонятно на что? Пусть даже эти траты и расписаны на полвека вперед… Нет! Все, кого знал Михаил, лишь одобряют такую идею! Ведь «а вдруг снова»?

Потом они с одноклассниками гуляли по городу, вспоминали их выпускной и прошлые школьные годы… Порой смеялись над какими-нибудь историями, которые с высоты прожитых лет и полученного жизненного опыта казались чем-то смешным и нелепым. Расставались они уже по темноте, расходясь каждый по своим домам… Вместе с Михаилом увязались и несколько человек из их «пролетарской» компании. Петька, Семка, Катька, Васька, Танька… Те, кто обычно вместе ходил домой из школы. Говорили о жизни друг друга, вспоминали годы Долгой зимы и наступившую следом за ней «Весну»… И от всех этих разговоров Михаил все больше и больше утверждался в своем мнении.

Да, Долгая зима ушла… Но ее Тень так и осталась рядом с людьми, поселилась в их сознаниях и стала той силой, что меняет саму реальность не меньше своей прародительницы. Ведь даже сам Михаил… Хоть он и знал, что в ближайшие десятилетия никаких глобальных катаклизмов случиться не должно, но все равно немного побаивался! Ведь где гарантия того, что извержения Лонг-Вэлли не приведет еще к каким-нибудь «отсроченным» катаклизмам? А что говорить про тех людей, кто не имеет послезнания?