— Удовлетворили! — с выпученными глазами читал сообщение из центра Любомир, и глазам своим не верил. По настоянию Зигги он увеличил заявку раз в пять от реальной потребности, сопроводив ее красочными фотографиями убитых налетчиков. — Мою заявку удовлетворили!
— Ну, это же прекрасно, партнер, — заявил пребывающий в блаженной сытости Зигфрид. Сегодня на обед была консервированная курица с рисом, что, впрочем, не сильно ухудшило его настроение. — Теперь мы должны дать им то, что они хотят.
— Войну они хотят, — понимающе сказал Любомир. — Так, надо этого хмыря из театра выдернуть, пусть батальные сцены продумает.
— Точно! Дай ему банку тушенки, пусть работает, — согласился Зигфрид, изучая внутренности консервной банки на предмет остатков. Тех, впрочем, не наблюдалось, банка была почти стерильна. — Надо привлекать квалифицированные кадры, а то засыплемся. Он правильно сказал. Все должно быть естественно!
Актер подтянулся к вечеру, и, преданно глядя в глаза Любомиру, слушал вводные.
— Как там тебя, Вилли! Послушай. Нужно организовать хорошую картинку с тех мест, где люди будут драться. Но так, чтобы это было зрелищно. Понимаешь?
— Э-э, не совсем, — мялся актер, с вожделением глядя на жестяную банку в руках лейтенанта. — Если понять, для чего все это делается, я бы куда полезнее для вас был, господа.
— Скажем так, — задумался Любомир. — Это для того, что тебе за это платят. Уловил?
— Ну…э-э-э… да, — промямлил тот.
— Чтобы все было естественно, надо, чтобы люди не знали, что их снимают, — пояснил лейтенант.
— Естественно и зрелищно — это полная противоположность, господа. Я бы посоветовал все-таки, несколько сцен сделать постановочными. Создать стержень сюжета, так сказать, — осторожно намекнул Вилли. — Тут никак нельзя все на волю случая отдавать. Может получиться полная халтура.
Любомир и Зигфрид переглянулись. Актер говорил дело. Любомир кинул банку, которую тот поймал с обезьяньей ловкостью.
— Иди, думай, — сказали ему. — Одна сцена должна быть со шпагой, это обязательно. Остальное — на твой вкус. И для той девушки какую-нибудь роль душещипательную. Так, чтобы слезу выбить. Ну, ты разберешься.
— Простите, господа, а для меня роль какая-нибудь найдется? — робко спросил Вилли.
— Например? — удивился Любомир. — Повоевать хочешь? Ты на героя не очень-то и тянешь.
— Нет, — вдохновенно сказал актер. — Как раз наоборот. Маленький человек, который попал в жернова судьбы, понимаете? Обычный горожанин, который ничего особенного не умеет, но выжил, когда рухнул мир. Это может быть очень интересно.
— Да я не против, — махнул рукой Любомир. — Если что-нибудь интересное слабаешь, то будешь принят в основной состав.
— О, господа, я не подведу, — актер был в восторге. Перспектива сытой жизни засияла впереди ярким маяком.
Видеокамер в королевском дворце было явно недостаточно. Второй лейтенант Билич работал спустя рукава, и на это майору Эль-Суфи было указано в предельно жесткой форме. Причем самого лейтенанта трогать пока не рекомендовали, он только что отбил нападение на свою базу, и теперь приводил ее в порядок. Эль-Суфи взял поставленную задачу на себя. Майор уже вполне освоился в городе, и его фигура, которая поначалу резала глаз местным непривычным обликом, теперь перестала вызывать вопросы. Он и не догадывался, что насчет него были даны определенные рекомендации, и его просто не трогали. Тем не менее, он старательно вживался в образ, превратившись из лощеного красавца в сутулого, помятого жизнью бедолагу. Только круглые налитые щеки выделяли его из толпы, провоцируя ненавидящие взгляды изможденных горожан. Сытая харя — клеймо падальщика. За одно это тут могли заточку в спину вогнать. Исключения были редки. Вот лейтенант, например, создал себе легенду падальщика, но она была настолько неубедительна, что его все считали просто удачливым спекулянтом, который зачем-то падальщиком притворяется. Уж слишком порядочным парнем оказался словен.
Падальщики были самой страшной угрозой для здешних жителей. Чудовища, у которых моральные ориентиры ушли так далеко от нормальных людей, насколько это вообще возможно. Они не гнушались ничем. Они грабили, насиловали и убивали, и они упивались этим. Причем, в отличие от остальных, падальщики принципиально питались человечиной и охотились на людей, как на диких животных.
Таким существом оказался и король Эдмунд, и майор боролся с желанием пустить в него пулю, скрупулезно выполняя полученное задание. Он уже зафиксировал на камеру и передал в центр, как тот изнасиловал и потом разделал на мясо молодую женщину, и теперь майор с огромным трудом гасил в себе брезгливость и ненависть к этому подобию человека.
Эль-Суфи шел по городу, отмечая привычную уже картину. Пугливые люди, старательно обходящие незнакомцев, внимательные взгляды собак, которые патрулировали свои перекрестки, вырубленные на дрова бульвары, которые когда-то были украшением этого города. В зияющих витринах гулял ветер, а стекло, разбросанное на мостовой, постепенно размалывалось в пыль равнодушными ногами жителей, которым как-то очень резко стало наплевать на порядок и чистоту. Кучи мусора лежали в самых неожиданным местах, включая проезжую часть, которая очень давно проезжей не была. Об этом напоминали только машины, которые почти все, как одна, были сожжены, или разбиты. Они служили напоминанием о тех «веселых» днях, когда власть в стране рухнула, и на улицы выплеснуло толпы бедняков из предместий, которые дорвались до спиртного из разгромленных магазинов. Эта мутная волна бесновалась пару недель, когда, наконец, и до них дошло, что чека в конце недели больше не будет, и лавка мясника закрылась навсегда. Тут-то и началось самое страшное, и город стал превращаться в то, чем он стал сейчас. Тем не менее, несколько тысяч человек умудрялись тут каким-то неведомым образом выживать, а наступившее тепло давало надежду на лучшее. Все, кому не лень, ловили рыбешку в полноводной реке Кэм, и только одному богу известно, сколько жизней спасла каждая сохранившаяся удочка.
Дворец поразил майора полным запустением. Казалось, жители сознательно избегали его, как напоминания о чем-то мерзком. Разгром, который тут был устроен, мог быть вызван только ненавистью и отчаянием горожан, иначе объяснить, для чего были изрезаны огромные батальные полотна, было невозможно. Жители выместили зло на обители короля, и ушли отсюда навсегда. Тут никто не жил, пугаясь огромных пустых пространств, а с теми, кто решал поселиться в подвале, видимо, разбирался его единственный обитатель. Он по праву считал его только своим, и попыток вторжения не терпел, подавляя их быстро и предельно жестоко.
Майор шел по дворцовому подвалу, с любопытством осматриваясь. Объект ушел на промысел, а это значит, что несколько часов у него точно есть. Вот неплохое местечко! И вот тут, пожалуй! В найденные места были установлены дополнительные камеры. Он прошел до каморки, где его Величество изволило проживать, и еще несколько камер расставил вокруг. Вроде бы и все, задача выполнена, а лейтенант Билич получит у него по первое число. Руководство должно за него работать, пока он на своей базе прохлаждается. Любопытство потянуло его дальше, туда, где были расположены кладовки, заваленные каким-то барахлом. Майор открыл их и начал копаться в небрежно разбросанном хламе. Какая-то одежда, обувь, женские сумки, посуда и прочая дребедень. Все не новое, ношеное, кое-что в пятнах крови. Кровь! Это же вещи убитых! Эль-Суфи гадливо отпрыгнул от вещей, как от ядовитой змеи и начал механически вытирать руки. Его чуть не стошнило. Сколько же эта сволочь людей убила? И он не сразу понял, что произнес эту фразу вслух.
— Много! — услышал он сзади и ощутил пистолет у затылка. — Есть то хочется. Руки развел в стороны и держишь так!
Сказано было на хорошем персидском языке. Левая рука короля обшарила одежду майора и вытащила все оружие.
— Пошел!
Легкий толчок заставил майора двинуться вперед. Он прокручивал в голове вариант за вариантом, но концовка была одинаковой в каждом из них. Он получал пулю.
— Сел к стене! — хлестнул его голос короля. Ствол отодвинулся от затылка, но никуда не делся. — Одно резкое движение, и ты покойник.
Эль-Суфи сел спиной к стене, с ужасом осознавая, что в этом помещении стоят три камеры, причем одну из них он сам установил только что. Значит, абсолютно все, что тут произойдет, увидят в центре. Светлый Бог, да за что ему это?
— Вот это надень!
Король бросил ему наручники и ножные кандалы. И где только он такие взял?
— Люблю иногда позабавиться, — с кривой ухмылкой пояснил Эдмунд. — Некоторые козочки бывают очень строптивы, пришлось посетить магазин для взрослых. Ну, ты понимаешь, о чем я говорю.
Майор облизнул сухие губы. Ситуация была безвыходной, он попал в ловушку. Попал глупо, как пацан. Он не сможет договориться с этим чудовищем, не сможет ни в чем признаться, потому что, вернувшись назад, попадет под трибунал, а его семью смешают с грязью. Остается только достойно умереть. Надежды, что этот людоед выпустит его живым, у него нет. Попытка бегства тоже кажется абсолютно эфемерной.
— Начну с простого, — с прежней ухмылкой заявил король. — Кто ты и что здесь забыл?
— Местечко ищу для жизни, — охрипшим голосом сказал Эль-Суфи. — Это показалось подходящим.
— Кто ты? — ледяным тоном спросил король.
— Я коммерсант из Империи, застрял тут после всех этих событий, — ответил майор единственное, что могло хоть как-то объяснить его ближневосточную физиономию.
— Да, — протянул король. — Как интересно! Коммерсант из имперских земель, который ходит за мной по пятам с двумя пистолетами подмышкой. Так это же обычное дело! Так делают абсолютно все коммерсанты, что приехали из Империи. Ах да, это же тот самый коммерсант, которого я мог зарезать еще неделю назад, когда он всю ночь пролежал в дворцовом саду с биноклем. Я ничего не перепутал, любезный?
— Я очень тщательно подхожу к выбору жилья, — спокойно ответил майор, глядя в лицо королю. Врать и изворачиваться дальше не было ни малейшего смысла. Эль-Суфи поправил прическу и принял гордый вид. Он умрет как мужчина, семья будет им гордиться.
— Да, не хочешь, значит, по-хорошему, — задумчиво пробормотал себе под нос Эдмунд. — Значит, будет по-плохому. Тут где-то был таз. Кровь надо спустить, так мясо будет вкуснее. Да где же он?
Король отвел глаза буквально на секунду, и тренированный военный ударил его напружиненным телом. Эдмунд упал на спину и зажмурился, увидев занесенные над ним руки, скованные наручниками. Один удар в голову этими железками, и ему конец.
— Сдохни, сволочь! Да здравствует император! — майор прокричал эту чушь, уже точно зная, что не успевает. Единственное, на что он сейчас был способен — это позаботиться о своих детях, братьях и отце. Он знал совершенно точно, что повелителю доложат об этом, и тот будет просто вынужден засыпать милостями его семью. Он свой долг выполнил, как пристало воину, теперь можно и умереть.
Тело майора уже обмякло, руки бессильно опустились, а король все жал на спуск, стреляя в тело разведчика, которое придавило его сверху.
— Вот пропасть, столько патронов понапрасну извел. Это все нервы, — расстроено сказал сам себе Эдмунд. — Да где же этот проклятый таз?
— Какой отважный парень, — император даже прослезился. — Настоящий воин Империи. Я ему, пожалуй, памятник поставлю. Или военную академию его именем назову.
Императрица рыдала в голос, и она была в этом не одинока. Весь высший свет столицы засыпал цветами дом, где жил герой, а дамы оделись в траурные цвета. Телеграммы с выражением соболезнования шли со всего мира к его родителям и жене. Пожилой офицер в отставке, отец майора, который жил в довольно скромном доме в оазисе Ясриб, что недалеко от Мекки, с недоумением читал телеграммы, которые пришли чуть не от всех коронованных особ мира. Он так ничего и не понял.
— Ну, ты смотри, как все повернулось, — сказал Зигги, внимательно вглядываясь в картинку на экране. Впрочем, он не забывал прикладываться к банке с цыпленком в маринаде, механически облизывая измазанные пальцы. — А ты говорил, что он тупой мудак! Вон как неудобно получилось.
— Я же не говорил, что он трус, — резонно возразил Любомир, который пребывал в блаженной послеобеденной дреме. Сегодня пришел приказ о досрочном присвоении ему звания первого лейтенанта, что свидетельствовало об одобрении его деятельности высоким руководством. — Надо бы нашего солиста побаловать. Думаю, банок пять ему забросить, пусть радуется.
— Да, выступил зачетно, ничего не скажешь, — сказал Зигфрид, оторвавшись, наконец, от экрана. — Силен король. Ума бы ему побольше, цены бы не было. От какой головной боли нас избавил. Этот твой майор нам жизни не дал бы.
— Это точно, — сказал лейтенант. — Он бы нам тут всю работу порушил. А я уже как-то привык себя богатым человеком считать. Так что погиб, и погиб. Значит, судьба у него такая.
— Кстати, напарник, а ты чего теряешься? — неожиданно спросил его Зигфрид.
— Ты это о чем? — удивился Любомир.
— Я не о чем, я о ком, — назидательно сказал мальчишка. — Я про Хельгу. Девчонка супер, и ты ей нравишься, между прочим.
— С чего ты это взял? — резко поднялся с дивана Любомир.
— Ну, я же не совсем тупой, — пожал Зигги плечами. — Я тебе советую с ее братом сначала поговорить. Он сестру очень любит, вдруг поймет неправильно. Парень он горячий, еще ткнет какой-нибудь железкой в организм, а с медициной тут не очень. И я тебе советую обдумать гардероб, ее родители явно не были фермерами.
Население города пребывало в шоке, передавая невообразимую новость от одного человека к другому. Свидание! В их городе случилось настоящее свидание! То, чего тут не видели с тех пор, как… В общем, последний раз тут такое было еще ДО. Может быть, не все так плохо? Может быть, в несчастный город возвращается жизнь?
По загаженному бульвару, осторожно обходя кучи мусора и битые стекла, шел авторитетный контрабандист Вольф, одетый в непривычный для него костюм с галстуком, и прелестная девушка в легком платьице в горошек и туфлях-лодочках. Вольф постарался аккуратно постричь бороду и причесаться. Она же несла в левой руке какой-то букетик из первых весенних цветов, а правой держалась за могучий бицепс своего кавалера, который буквально плавился под ошалелыми взглядами нечастых горожан, что попадались им навстречу. Девушка не обращала на прохожих ни малейшего внимания. Она наслаждалась тем, что может снова надеть красивое платье, и тем, что кто-то опять увидел в ней леди. Достать такую одежду не было проблемой, более того, ее было очень много, и она не стоила почти ничего, уж очень непрактична. Но сама картина для измученных выживанием столичных жителей была просто сюрреалистичной. Наверное, второе пришествие Пророка на бренную землю не удивило бы их больше. Пара прошла по главным улицам, болтая о какой-то ерунде, и с каждой минутой, что они были вместе, оба понимали, что еще никогда им не было так легко и комфортно с кем-то. Темы для разговора находились сами, а когда их не было, они просто молчали, ощущая близость друг друга, и это тоже было здорово. Любомир не застегивал пиджак, под которым топорщилась сбруя с пистолетами, и привычно сканировал окрестности. Впрочем, пару раз Хельга морщила хорошенькое личико, останавливая своего кавалера, и они меняли направление движения на противоположное. Ей почему-то не хотелось идти в ту сторону, и Любомир слушался ее беспрекословно, доверяя женской интуиции. А ему в этот момент было все равно, куда идти. Абсолютно все равно!
— Да, ну вы и учудили! — укоризненно посмотрел на Любомира Артур.
— А что не так? — искренне удивился тот.
— Да все так, — почесал заросший подбородок Арт. — Весна, дело молодое, я все понимаю… Но ко мне уже человек десять подошли, просят уборку города организовать, представляешь? Людям снова захотелось в чистоте жить.
— Так что тут плохого? — удивился Любомир.
— Да мне же им за работу платить надо! — удивился его непониманию Арт. — А чем я им заплачу?
— А ты не плати! — возразил лейтенант. Пусть соберутся по кварталам и вокруг своих домов уберут. Ты только инструмент организуй, и тачки какие-нибудь.
— Может быть, может быть, — задумчиво сказал Арт.
— Слушай, я не за этим пришел, — набрался смелости лейтенант. — У нас хоть один священник в живых остался?
— Даже не знаю, — изумился Арт. — А тебе зачем?
— Жениться хочу! — выдохнул Любомир. — Так, чтобы по-настоящему все было.