Когда всё началось

В лабиринте страха и сомнений

Я не рассказала Андрею ни о послании, ни о том, что произошло до переезда в город. Внутри поселилось странное чувство стыда, как будто я сама каким-то образом спровоцировала преследователя отправлять мне эти мерзкие послания.

Хоть Андрей и был моим лучшим другом, я считала, что должна справляться со своими проблемами самостоятельно. Разве я настолько слаба, чтобы по каждому поводу бежать к нему за помощью? Уже достаточно того, что я поселилась в его квартире и стала работать в его бюро переводов.

Поэтому, когда остаток вечера Андрей пытался выяснить, почему я такая хмурая, я сослалась на головную боль и ушла спать пораньше.

На следующий день прямо с утра меня поджидал очередной подарок: букет роз на офисном столе и записка: «Жаль, но я не сдамся». Свежие, будто недавно срезанные цветы с каплями росы на лепестках, вместо восхищения вызывали животный ужас. Вспотевшие ладони дрожали, а удары сердца гулко отдавались в ушах. В моих глазах этот букет означал только одно: преследователь знал, где я, и был от меня настолько близко, что…

Впрочем, и без букета всё было ясно. Одной записки, написанной от руки и подброшенной в сумку, хватило бы, чтобы я начала оглядываться даже днём в многолюдном месте.

Упав на стул, я осмотрелась. Я и сама не знала, что или кого высматриваю, но продолжала рыскать глазами по офису. Слева, ближе к окну, я почувствовала какой-то раздражитель и перевела взгляд туда: Лёша. Он посмотрел на меня, потом на букет, потом снова на меня. Лёша не улыбался, хотя я уже успела привыкнуть к тому, что улыбка — его постоянный спутник.

Я старалась сохранять спокойствие, правда, получалось плохо. Думая о Лёше, я вспомнила, что мы учились в одной школе. Универ? Да нет… За столько лет я ни разу его не видела и даже не вспоминала. Вот только он-то меня узнал…

Лёша усмехнулся. Его выражение лица показалось каким-то недобрым, но, возможно, это разыгралось воображение.

Опустив голову, я потёрла виски. А может, это вовсе и не Лёша принёс розы. Делать что-то молча не в его манере. Или я настолько плохо его знала.

— Какие у тебя цветочки! — Светка. Почему снова Светка? Неужели она собралась каждый день появляться в офисе? Надо поговорить с Андреем. Наклоняясь к букету, Светка добавила: — Похоже, они что-то означают.

— Откуда знаешь? — не сдержалась я, чувствуя, как внутри всё сжимается. Тут же мелькнула шальная мысль: могла ли Светка это делать? Ей всегда нравился Андрей, а я только мешала. Но зачем ей это, ведь я уехала учиться в другой город и не общалась с Андреем? Нет, это даже смешно. Но Светка вполне могла сговориться с Лёшей.

Светка посмотрела насмешливо.

— А что непонятного. Записка же есть? Неужели Лёша? — Спросила она, будто подтверждая мои подозрения.

— Катенька, доброе утро! — Эдик. Ещё один на мою голову! — Ты не хочешь взять вазу для этих прекрасных цветов?

Я посмотрела на букет. Розы кололи глаза ядовитыми шипами, и я отвернулась.

— Нет.

— Могу их выбросить, если хочешь, — предложил Эдик.

Я встрепенулась. Эдик понял меня совершенно правильно. Даже удивительно, как это получилось у постороннего человека. В этот миг я испытала чувство благодарности.

— С чего это ты чужие цветы выбрасывать будешь? — недовольно проговорила Светка, и, глядя на Эдика с пренебрежением, добавила: — Помню тебя, помню, хлюпик.

— Вы бы шли, куда собирались, — тихо, но уверенно сказал Эдик.

Я кивнула, и он забрал букет.

— Себя выбросить не забудь, — пробурчала Светка себе под нос.

— Ты что, цветы отдала? — Лёша появился внезапно. Он нахмурил брови, а голос его звучал обиженно.

— Лёша, я… Я не понимаю, откуда они взялись…

— Это были цветы от меня, — Лёша склонил голову набок и пожал плечами.

— Но почему? Это был ты? Там написано… — я почувствовала стыд и недоумение.

— Жест на твой отказ от ужина. Странно, что не догадалась.

Так вот что это было. А я подумала… Или, может, он специально так говорит, чтобы меня запутать. Кажется, я начала сходить с ума.

А что обо мне подумали окружающие и представить страшно, ведь они не знали, почему я так себя вела. Хотя… возможно, кто-то всё-таки знал. Эта мысль заставила меня поёжиться.

Андрей уехал. Весь день я чувствовала себя как на иголках. Мой уголок в офисе был маленьким и уютным, с большим окном чуть поодаль, через которое в солнечный день, можно было греться в тёплых лучах. Но сегодня всё казалось другим. Небо за окном затянуло серыми тучами, и помещение наполнилось тенями, которые лишь усиливали тревогу. Я бродила по офису, нервно оглядываясь на каждый звук. Даже шорох бумаги или чей-то приглушённый разговор заставляли вздрагивать. Ощущение слежки не давало покоя.

Как бы я ни старалась сосредоточиться на работе, мысли снова и снова возвращались к произошедшему, и я поневоле вспоминала, как всё это началось. Странные записки, которые я получала в университете, не сразу стали меня пугать. Поначалу я верила, что это чья-то злая шутка. Я находила их в учебнике, сумке или в карманах. Записки никогда не приходили в мессенджер или по электронной почте, но все они были написаны на простой белой бумаге, аккуратным почерком.

Сначала это были загадочные признания в чувствах, которые мне даже льстили. Но вскоре появились и предупреждения. Не ходи туда, не ходи сюда, не смотри на того, не делай этого. Со временем записок становилось больше, а их содержание тревожней. Постепенно в душе зародился страх, и со временем он только усиливался. Должно быть, именно в те времена я стала излишне нервной и восприимчивой.

Я так и не узнала, кто стоял за посланиями, но кто бы это ни был, он явно знал обо мне многое.

Когда пришло время устраиваться на работу, я просто убежала, не предполагая, что преследователь станет моей тенью. Но это случилось.

Перед уходом из офиса, от предчувствия по спине пробежал холод. Пальцы, сжимающие сумку, стали ледяными. Я взглянула на часы — пора. Андрей так и не вернулся, но так даже лучше — будет время привести в порядок мысли.

Замерзая от холода и страха, я подумала, что горячий чай мог бы согреть и хоть немного успокоить. Оставив сумку на столе, осторожно встала и направилась к двери, остановилась на мгновение, чтобы прислушаться. Повсюду звуки офиса.

Я вышла в коридор, чувствуя себя, как будто на минном поле. Оглянулась, и, не заметив ничего подозрительного, отправилась за чаем. Вздрогнула, увидев собственное отражение в стеклянной перегородке кафе. Присмотрелась: лицо выглядело бледным и измученным, глаза болезненно блестели. К счастью, преследователь так и не появился.

Стараясь не думать о своём состоянии, я вернулась в кабинет. Села за стол, отхлебнула горячий чай, и, поставив кружку, полезла в сумку за телефоном.

Сердце застучало с такой силой, что, казалось, выскочит наружу. Записка. Снова записка! С трудом справившись с дрожью, я развернула бумажку.

На этот раз записка была короткой, и от этого ещё более пугающей: «Не играй с огнём. Ты не настолько свободна, как думаешь.»

Слова проникли в сознание, вызывая новый приступ липкого страха. По телу пробежала ледяная волна. Надо мной нависла реальность угрозы. Порывисто оглядываясь, я словно надеялась найти ответ, но меня окружали лишь гудящие работой стены офиса. Неужели кто-то в этом здании наблюдал за мной?

Оставаться здесь больше не было сил. Я схватила сумку и, не прощаясь ни с кем, вышла. Внутри всё сжималось от ужаса, а паника гнала прочь.

Ливень начался внезапно, будто водопад обрушился на город. Я остановилась у выхода, глядя на хлещущие струи дождя. Зонта не было, да я о нём и не вспомнила. Понимая, что надо куда-то идти, двигаться, я продолжала растерянно стоять.

Мимо пробегали люди, но я не могла заставить себя пошевелиться. Всё вокруг казалось нереальным, словно происходящее — это страшный сон, из которого невозможно выбраться.

Знакомый голос вырвал из тумана. Увидев перед собой Андрея, я бросилась к нему на шею и разрыдалась. Понимая, что выдаю себя, я не могла остановиться.

— Что случилось? — Андрей казался встревоженным. — Ты вся дрожишь. Что с тобой? — Он гладил мои плечи, спину, голову, и я наконец-то почувствовала, как успокаиваюсь и ко мне возвращается способность дышать и говорить.

— Я.… я не знаю, — прошептала я, чувствуя, как по щекам текут слёзы. — Я не знаю, что делать…

Я замерла. Дождь безжалостно бил по лицу, стекая холодными каплями по щекам и шее.

Андрей сжал мою руку, и плечи задрожали. Он потянул меня к машине, припаркованной у тротуара. Открыл дверь, усадил на пассажирское кресло, а сам сел на водительское.

— Что происходит? — спросил он, пристально глядя на меня.

Голос Андрея обволакивал тёплым облаком и успокаивал. Сильная рука легла на плечо и слегка сжала. Я растерянно посмотрела на Андрея. Слова застряли в горле. Андрей снял свитер и аккуратно натянул мне на плечи.

— Ты замёрзла, — прошептал он, поправляя воротник.

Но я не чувствовала холода. Теребя рукав, я боролась с собой. Андрей терпеливо ждал.

— Я… я… не знаю, как это сказать… — я вздохнула, — Меня кто-то преследует. Давно.

Слова повисли в воздухе. Вглядываясь в моё лицо, Андрей нахмурил брови.

— Давай подробней.

Ну вот. Ещё часом раньше я собиралась скрыть от Андрея эту странную историю и решить проблемы самостоятельно. А теперь сижу перед ним, промокшая и заплаканная, трясущаяся от страха, и собираюсь вывалить на него всё, что накипело за последние годы.

И я рассказала. Рассказала Андрею обо всём, не упустив ни одной подробности со времён универа и до сегодняшнего дня.

— Сегодня я нашла ещё одну записку, — подытожила я дрожащим голосом. — Она была в сумке. Я не знаю, как она туда попала… Наверное, подбросили, когда ходила за чаем. Там было: «Не играй с огнём. Ты не настолько свободна, как думаешь». — Последние слова я прошептала, как будто боялась, что кто-то ещё мог их услышать.

Лицо Андрея напряглось, а потом мучительно исказилось, так, что теперь мне захотелось его успокоить. Я взяла Андрея за руку.

— Ты должна была сказать раньше, — сказал он.

— Но я думала…

— Не тот случай, чтобы думать. — Голос Андрея был решительным. — Мы идём в полицию.

— Но… я не хочу в полицию.

Мне только полиции не хватало. К тому же неизвестно, что сделает преследователь, если об этом узнает.

— Мы идём в полицию, — повторил Андрей твёрдо, — Они существуют именно для этого.

Андрей говорил так убеждённо, что в душе зародилась надежда.

— Ты правда думаешь, что это поможет?

— Надо попробовать.

Я выдохнула.

— Ты же меня не оставишь? — зачем-то спросила я.

— Я никогда тебя не оставлю.

Маленькая искорка обожгла сердце.

Когда нам было по пятнадцать…

— Проходи, — я жестом пригласила Андрея в комнату, где до этого дня мы занимались уже несколько раз.

— А мама где?

— Мама ушла.

— Ну вот…

Андрей казался разочарованным.

— Ну ты не волнуйся, — сказала я, улыбаясь, — Она испекла для тебя черёмуховый торт.

— Вот это спасибо!

Андрей засиял.

Несколько занятий и мы немного сблизились. Во всяком случае, я почти перестала бояться Андрея, а он старался вести себя примерно, за что регулярно получал кусок торта. Похоже на дрессировку дикого животного. Хотя, Андрей по-прежнему держался волчонком, всем своим видом показывая, что отношения у нас исключительно кредитор — должник. Конечно, должником была я.

В классе Андрей почти ни с кем не разговаривал. Только со мной: должно быть, задирая меня на переменах и списывая на уроках, он становился счастливым. На улице его видели редко.

Наша с мамой небольшая, но уютная квартира пропахла выпечкой и домашним уютом, и я видела, как Андрею нравилось здесь находиться. Ведь сам он жил совершенно один в маленькой квартире бабушки. Хотя нет, не один. Ещё там обитал его страх лишиться и этого жилья из-за плохого поведения или учёбы. Если бы такое произошло, то Андрею пришлось жить в деревне, под строгим наблюдением прародительницы. А этого он вовсе не хотел.

На столе в моей комнате лежали учебники английского. Андрей посмотрел на них с отвращением, попытался натянуть улыбку. Получилось плохо.

— Ты так шаришь в языках, — сказал он, — Уезжать собираешься?

— Куда?

— Заграницу. Ну, когда школу закончишь.

— Нет, ты что! — удивилась я. — Я отсюда никуда. Может, конечно, поеду учиться в другой город, но потом хотела бы вернуться. А ты?

Желание навсегда остаться в родном городе или где-то неподалёку не исчезло и по прошествии многих лет. После того разговора Андрей это хорошо запомнил.

— Ты задаёшь много вопросов, — вздохнул Андрей, — Не забывай, это ты мне должна. А значит, и вопросы задаю я. Давай поскорей тему с англом закроем. — Андрей сморщил нос и потянулся за учебником.

Затем мы занимались. Часа два пролетели на одном дыхании. С первого занятия я поняла, какой Андрей умный, и удивилась, что не справился с английским сам. Теперь, когда я узнала его немного лучше, я стала думать, что всё дело в его незаинтересованности предметом и преследующем его чувстве одиночества. Как бы Андрей ни притворялся, что ему даже лучше одному, никто не достаёт и всё такое, я не могла в это поверить. Счастливый подросток, которому всего хватает в жизни, не тянется с таким рвением к чужой маме с её теплом и вкусняшками.

После занятий мы ели черёмуховый торт и запивали его чаем. Затем Андрей ушёл.

Вечером, когда мама вернулась домой, она сняла плащ и замерла в недоумении.

— Катерина, а где твоя фотография?

— Какая, мам?

— Та, что на комоде стояла.

— А я что, Пушкин? Упала, наверное.

— Надо поискать.

Но фотография так и не нашлась.