Коломяги и Комендантский аэродром. Прошлое и настоящее

КРЕСТЬЯНСКАЯ ЖИЗНЬ

Коломяжские крестьяне с давних пор хранили старинный патриархальный уклад жизни, напоминавший классическую картину русской деревни, существовавшей возле господского дома.

Со времени учреждения в Коломягах в конце 1830-х годов майоратного владения местные крестьяне платили помещику денежный оброк в размере 13 рублей 13 копеек с мужской души, а также несли обязанность «отбывать на господских работах на лошадях до 70 подвод и по 100 летних мужских дней пеших». Как отмечает исследовательница Е.Л. Александрова, «такая повинность устраивала крестьянина. Она предоставляла ему относительную хозяйственную самостоятельность. Однако в пользование было дано менее одной десятины посредственного качества земли на мужскую душу, и землепашеством крестьянин прокормить семью не мог».

Кроме оброчной повинности помещику коломяжские крестьяне несли еще и государственную постойную. Она заключалась в обязанности содержать на своих дворах по несколько солдат с лошадьми расквартированного в пределах имения Кавалергардского полка.

Но самые главные средства к существованию обеспечивала близость Коломяг к Петербургу. И хотя земледелие в Коломягах играло гораздо более серьезную роль, чем в других пригородах столицы (например, в Парголово), но и здесь крестьяне ради дополнительного дохода постепенно все больше занимались мелкой торговлей, обслуживанием местных дачников и горожан. С годами эта тенденция все более усиливалась. С проведением в 1840-х годах Коломяжского шоссе важнейшими статьями дохода коломяжских крестьян стали гужевой и дачный промыслы (впрочем, о дачном промысле поговорим позднее, в главе «В эпоху „дачной лихорадки“»). Как отмечает краевед Е.Л. Александрова, в 1860-х годах доход крестьян от дачного промысла достиг 14 000 рублей за сезон, и с каждого вырученного рубля крестьяне платили помещику по 5 коп.

Отмена крепостного права в 1861 году оказала серьезное влияние на коломяжский быт. В Коломягах процедура «дарования крестьянам права состояния свободных сельских обывателей» проводилась в два этапа. На первом этапе Коломяжскому сельскому обществу передавалось в постоянное пользование, но не в собственность, 560 десятин земли. В таком состоянии крестьяне считались временнообязанными.

На втором этапе составлялся «выкупной договор». После его утверждения и выплаты помещице выкупной суммы из губернского казначейства в 1879 году сельское общество стало владельцем приобретенной земли. Тогда же временнообязанные перешли в разряд крестьян-собственников. Им предстояло ежегодными взносами в течение 49 лет выплачивать казне выкупные деньги в сумме 29 000 рублей и в течение 15 лет — 23 000 рублей помещице за свои усадьбы.

С того времени Коломяги как бы разделились на две части: деревню крестьян-собственников и усадьбу бывших владельцев. У бывшей владелицы Коломяг Орловой-Денисовой в пределах деревни оставался возвышенный участок, называемый Стеклянная горка (на нем впоследствии построили церковь Св. Дмитрия Солунского), а также «графский дом» с парком, лесные и охотничьи угодья до речки Каменки.

Кроме земледелия, дачного и гужевого промысла серьезное значение для коломяжцев имели кустарные занятия. «Коломяжцы — все сплошь и рядом кустари, — говорилось в „Петербургском листке“ в июне 1883 года. — Промышляют они тем, что делают надгробные венки из мха и хвороста. Венки эти скупают петербургские барышники-перекупщики по два-три рубля за сотню. Все эти венки, продаваемые на Сенной, в оранжереях садовников, в шалашиках, встречающихся по соседству с петербургскими кладбищами, — работа рук коломяжских крестьян. Других венков из мха в Петербурге нет. Два-три бумажных цветочка, прилаженных к этим ненкам уже самими торговцами, придают им ценность от 10 до 50 копеек и дороже за штуку».

Поначалу крестьяне собирали мох в ближайших окрестностях, в лесах удельного департамента, графов Орлова, Шувалова, Левашовых и других, причем этот сбор носил характер хищения, терпимого лишь до встречи с лесничим. Да и местность от усиленного собирания мха крепко оскудела. Поэтому коломяжцам приходилось за материалом для венков отправляться за десятки верст...

С давних пор коломяжские крестьяне жили замкнутым обществом. В деревне очень ценились родовые связи и не поощрялось, когда коломяжцы вступали в браки с горожанами и даже с крестьянами из других, окрестных деревень. Поэтому, по данным Е.Л. Александровой, и в 1877 году, и спустя сорок лет, в 1917 году, всеми деревенскими избами в Коломягах владели 22 фамилии, а 70% домов принадлежали представителям девяти самых распространенных в Коломягах фамилий. К ним относились: Ладыгины, Барабохины, Сморчковы, Шишигины, Каяйкины, Мигуновы и др.

В этом наглядно можно убедиться, если полистать страницы «Алфавитного списка улиц города С.-Петербурга и его пригородов» в дореволюционных ежегодных справочниках «Весь Петербург», которые относятся к деревне Коломяги Новодеревенского участка С.-Петербургского уезда. Здесь можно найти указатель владельцев всех земельных участков в Коломягах. Чтобы не быть голословными, на страницах книги публикуем роспись коломяжских землевладельцев из «Всего Петербурга на 1913 год» (см. стр. 417, 418).

Весьма характерными были костюмы коломяжцев. По воспоминаниям старожилов, мужчины носили русские сапоги; шаровары — красные будничные и белые праздничные; рубахи навыпуск и обязательно фартуки — в будни из мешковины, а в праздники из белого сурового полотна. На голову надевалась фуражка с большим козырьком. Замужние женщины наряжались в длинные кофты и юбки в сборку, по праздникам — еще в белые передники, обшитые внизу черными кружевами, а также шелковые или бархатные повойники, иногда украшенные бисером или бантами. Девушки заплетали в косу ленты, украшали себя цветными бусами и серьгами. Венчались в русских сарафанах и обручались серебряными кольцами. (Эти этнографические сведения приводил С.А. Красногородцев.)

Коломяжские пейзажи отличала необычайная живописность и даже своя экзотика. Кстати, как указывает Е.Л. Александрова, зимой 1829 года в болотистой низменности близ Коломяг холмогорские крестьяне расположили стадо оленей, пригнанных в Петербург на традиционное масленичное гуляние. Петергофский зверинец приобрел тогда для царской охоты сто оленей по 25 рублей за голову.

В парке, окружавшем графский дом в Коломягах, с давних пор стояла необычная скульптура — каменная баба, прозванная местными жителями «идолом». Ее привезли из южных степей России, а впоследствии, как отмечал С.А. Красногородцев, передали в Эрмитаж. Кроме того, в парке устроили водопад «плакун». Местным обычаем коломяжцев считалось почитание «идола» в господском парке: к его подножию девушки клали венки и обращались с разными просьбами.

Поблизости от пруда проходила «аллея любви» из «райских» яблонь — ее назвали так потому, что жених и невеста проходили по ней после венчания. Здесь, под сенью этих яблонь, назначали свидания юные влюбленные.

Юноши из Коломяг нередко принимали участие в барской охоте как загонщики дичи, а охотиться сюда, в лес у речки Каменки, приезжали из столицы великие князья и сановники высоких рангов. Зимой местная молодежь любила кататься на санках с горки у часовни.

Еще с 1860-х годов в Коломягах существовала народная земская школа, открытая по ходатайству местных крестьян. Она была одной из первых в уезде сельских школ с трехлетним обучением. Поначалу для школы приспособили холодную тесную избу, в которой на первых порах обучались 44 мальчика и 24 девочки. С каждым годом количество учащихся возрастало, и в 1874 году по решению сельского схода на углу Николаевской (ныне Березовой) улицы и 3-й линии 1-й половины построили новое деревянное здание для школы. В нем располагались помещения для классов, рекреационный зал и квартира учительницы.

Помимо обязательных предметов в земской народной школе обучали пению. Впоследствии хор, уже под руководством опытного педагога, пел в церкви, а в советские времена — на вечерах в клубе. Вообще в Коломягах очень любили хоровое пение. Кроме того, с 1894 по 1910 год в школе проводили народные чтения с показом популярных тогда «туманных картин». Они представляли собой изображения, спроецированные с помощью проекционного аппарата, именовавшегося тогда «волшебным фонарем». Он состоял из деревянного или металлического корпуса с отверстием или объективом. В корпусе размещался источник света — электрическая лампа. Изображения, нанесенные на пластины из стекла в металлическом, деревянном или картонном обрамлении, проецировались через оптическую систему и отверстие в лицевой части аппарата. В XIX веке «туманные картины» были распространены повсеместно и пользовались большой популярностью, являясь своего рода предшественником кинематографа.

«Коломяжские крестьяне редкие трезвенники, — сообщала одна из газет в конце XIX века. — В течение последних трех-четырех лет все они обстроились домами и дачами и живут, как дай Бог каждому». Чинно и степенно встречали коломяжские жители Рождество и Новый год. А как это происходило, поможет представить сохранившийся подробный рассказ современника о встрече в Коломягах Нового, 1898 года.

Владелица коломяжской усадьбы графиня Орлова-Денисова устроила в помещении земской школы роскошную елку для крестьянских детей. К шести часам вечера, когда крестьяне с детьми уже пришли в школу, из Петербурга прибыли священник, законоучитель местной школы и учительницы.

На елке зажгли праздничные огни, и дети стройно исполнили рождественскую песню и гимн «Боже, царя храни». После этого началась раздача «полезных подарков». Девочки получили от графини большие шерстяные платки и отрезы ситца на платье, а мальчики — вязаные шерстяные рубашки и книги. Кроме того, каждому ребенку при раздаче подарков вручили еще и пакет со сладостями.

Многие дети надели прекрасно сшитые кумачовые рубашки и платьица. Их изготовили девочки старшего класса, которые шили под руководством своей учительницы одежду для бедных детей и сирот. А ткани присылала им владелица имения графиня Орлова-Денисова. Под звуки школьного рояля началась русская пляска и трепак. Дети встали в хоровод и весело плясали вокруг елки. «Несмотря на их школьный возраст и живое веселье, — отмечал современник, — надо были удивляться дисциплине и выдержке этих крестьянских детей. Много способствовали порядку и сами крестьяне, пришедшие помочь учительнице, которая чрезвычайно умело распоряжалась».

Вскоре после этого праздника, 4 января 1898 года, в Коломягах произошло важное событие — торжественное освящение нового пожарного депо с каланчой, сооруженного С.-Петербургским пригородным пожарным добровольным обществом. Оно располагалось на Земледельческой улице (примерно рядом с нынешним зданием лицея № 597). Постройка обошлась обществу более чем в 5000 рублей. На торжественной церемонии присутствовали председатель общества Н.В. Моисеенко-Великий, члены правления, начальник пожарной команды, представитель удельного ведомства, а также Коломяжская и Удельная пожарные дружины и много публики.

Священник больницы Св. Пантелеймона в Удельной совершил молебствие. Ему помогал хор пожарных. По окончании молебствия и окропления помещений пожарного депо святой водой священник обратился к собравшимся, поблагодарив коломяжское общество за блестящую работу на пожаре в Удельнинской больнице, когда пожарники-дружинники вынесли из церкви всю утварь и все иконы. Затем зачитали приветственные телеграммы, полученные от петербургского градоначальника и от князя Александра Дмитриевича Львова — знаменитого «первого огнеборца России», организатора первой в России частной пожарной дружины.

Коломяжское пожарное депо. Фото начала XX в.

После окончания торжества состоялся товарищеский завтрак в удельнинском общественном клубе, после чего начались танцы. «В восьмом часу вечера гости опять возвратились в Коломяги, в депо, где началось чтение с туманными картинами, — сообщал репортер одной из петербургских газет. — „Басни дедушки Крылова“ вызвали бурю восторгов среди детворы и дружинников. После чтения присутствующими был пропет народный гимн, покрытый восторженным „ура!“. Затем в середину зала была выдвинута роскошная елка, вокруг которой дружинники лихо отплясывали „казачка“ и „русского“. В заключение всем дружинникам были розданы подарки, а дети наделены гостинцами. Все веселились на славу, и удалые песни коломяжских крестьян продолжались до глубокой ночи».

Коломяжский отдел С.-Петербургского пригородного пожарного добровольного общества редко оставался без работы. Бороться с огнем приходилось не только в Коломягах и в ближних окрестностях, но даже и на Гражданке, и в Новой и Старой Деревнях — в тех случаях, когда там не могли управиться собственными силами. Коломяжский отдел был на хорошем счету: не случайно, когда в начале апреля 1912 года группа членов городской противопожарной комиссии провела осмотр пригородных пожарных частей — Лесного, Удельнинского и Коломяжского отделов (каждый из них получал ежегодную субсидию от города в размере 20 000 рублей), — то признала их состояние вполне удовлетворительным.