Колыбель

ШТОРМ

Василий, как только поднялся ветер, смотал удочки и поторопился вернуться домой до шторма. Да и поздно уже было. Завтра с утра — в котлован второго блока. Пошло-поехало. В первом котловане заливают основание под реактор, а в это время вовсю скреперы, бульдозеры, экскаваторы копают землю на месте, где встанет второй реактор. Сделаны вскрышные работы и для третьего котлована. Пошло-поехало. Это вначале — всякие заминки, паузы. Так, видимо, всегда, пока стройку-махину раскачаешь. После стычки в котловане бригадир спросил, напустив на лицо безразличие, когда, мол, Вася, уходить будешь? Ждет не дождется, когда Вася вернется в колхоз. А Конешно взял да и выпалил: передумал уходить. А чего уходить? Заработки хорошие, обижаться нечего. Нет, Конешно уходить не намерен. Высказывается он таким, значит, образом, а сам с бригадирского лица глаз не спускает. Ждет, вот-вот Вороной выдаст свое огорчение тем, что Вася передумал увольняться. Нет! Ничем не выдал. Вот самообладание у человека! Вот выдержка! С комсоргов попросили, возраст, говорят, вышел. А он и не унывает. По виду. Вроде ничего такого с ним и не случилось. А ведь с какой должности турнули. Рядом со Жванком становился на трибунах по праздникам...

Размышляя так, гнал Вася лодку свою к берегу — вернул все-таки Иванов. Потом выволок, подкладывая под киль кругляшки, подальше, чуть ли не во двор затащил. Удовлетворенно взвесил в руке улов. Не только бычки оказались в мешке, но и ставрида, и глосса.

Матрена не спала.

— Тверезый?

— Как стеклышко, мать!

— Не нарадуюсь на тебя, сынок!

— Радуйся, радуйся, старая. Когда тебе еще и порадоваться, как не сейчас.

— С уловом?

— А то ж!

— Я встану, помогу тебе с рыбой управиться.

— Дело хозяйское. Желаешь, так вставай.

В четыре руки мать и сын быстро управились с рыбой. Она жарила глоссу во дворе на примусе. Он тушил на газе картофель с салом, чесноком в молоке. Любил Вася кулинарию, ловил себя на мысли, что, пойди он в молодости по этой стезе, знатецкий бы вышел из него повар.

Потом они сидели под звездами. Ели рыбу с картофелем да помидорами. Молчали. Было им радостно, как, может быть, бывало только в пору Васиного детства, когда мать возвращалась из Мужичьей Горы, где продавала на базаре рыбу, и приносила мальцу купленные на выручку конфеты-подушечки и тетради.

— Ой, хто цэ? — нарушила молчание Матрена, уставившись в ночь.

У калитки стоял человек.

Валентин Иванов переводил дыхание. Бежал так, что слова не может вымолвить.

— Ты, инспектор? — дружелюбно спросил Василий.

— Собирайся, — наконец выдохнул Валентин.

— Да куда же вы его на ночь-то глядя? — запричитала испуганно Матрена.

Валентин замахал рукой, мол, ничего плохого.

Но бабка не поняла его жест. Истолковала по-своему. Разозлил жест и Василия.

— Вы, товарищ инспектор, по-моему, не тверезые, — съязвил Вася.

— Быстрее, тебе говорят! — уже ровнее сказал Валентин.

— На ночь глядя? — не унимался Василий.

— Давай, Вася, давай!

И вот это «Вася» вмиг успокоило и старуху, и самого Конешно. Он понял: что-то стряслось. Иванов прибежал к нему за помощью. И он ему сейчас поможет. Поможет, несмотря на обиды, которые причинил Иванов. Поможет, потому что Иванов земляк ему.

— Куда зовешь?

— Трое пошли в море на моторе. Чую, за аханами.

— Так погода же...

— Испугался погоды! Скажи, не хочешь помочь. И я не буду терять с тобой время.

— Другой бы на моем месте и не подумал бы тебе помогать. Но я не из таких! — выпалил Вася и пошел за калитку.

— До меня бежать далеко, возьмем твою лодку! Движок есть?

— А как же! Только я им не пользовался уже с год.

— Ничего, рискнем! Горючее есть?

— Была где-то канистра.

— Порядок!

— Сынки, — вмешалась Матрена, — ружжо возьмите.

— Не суетись, мать! — заорал вдруг Василь, сам не зная почему.

— Что ты, что ты, сынок! — взмахнула руками Матрена. — Чего ты на мамку так?

— Психую, наверно, потому, — сконфуженно пробормотал Вася. И вот уже столкнули лодку, и запустили двигатель, и понеслись в заштормившее море.

Валентин знал, что делал, когда погнал Василеву лодку совсем в другую сторону — противоположную той, куда ушли трое за аханами. Он решил взять браконьеров врасплох, чтобы те не успели спихнуть рыбу за борт. Он обошел предполагаемое место их нахождения, чтобы подойти к ним с подветренной стороны. Вскоре Василий уже видел их. Трое в «казанке» никак не ожидали неприятностей. Они только что вытащили довольно крупного осетра, полузадохнувшегося от неподвижного сидения в западне, куда, видимо, попал еще сутки назад. Бросив на дно вяло сопротивляющуюся рыбину, начали вытаскивать еще одну сеть.

Перед броском к лодке браконьеров Василий и Валентин поменялись местами. Теперь Конешно сидел на руле, Валентин переместился на нос.

Трое почуяли опасность в самый последний момент. Один из них обернулся, когда лодка с выключенным мотором ткнулась в бок металлической «казанки». «Гей!» — вскрикнул он оторопело. Обернулись и его товарищи. Валентин одним движением сдернул шланг, соединяющий двигатель с бензобаком.

Выстрел прозвучал коротко. Ветер в одно мгновение сорвал его с конца стволов: будто и не было выстрела. Василий почувствовал, как обожгло щеку. Увидел, как повалился на банку Валентин. Запустил двигатель и рванулся прочь от вновь поднятого ружья.

Вслед прозвучал еще один выстрел.

«Ну, это они со злости палят. Что с Валентином?»

Приблизиться к нему не мог, боялся бросить руль. Волна может сорвать мотор. И тогда амба.

— Валька, что с тобой?

Молчание.

— Валя! Ты живой?

— Живой, живой! Оглушило. Стрелял, сука, в упор.

— Куда?

— Плечо и голова...

— Голова? — Это почему-то напугало Василия. — Много крови?

— Хватает...

Василий вдруг с ужасом вспомнил, как метался со своим ружьем, крича в адрес Валентина угрозы. Неужели, если бы тогда появился Валентин, выстрелил бы?..

— Может, перевязать?

— Только время потеряем.

— Тебе так плохо, что время считаешь?

— Ничего, ничего. Гони! Нам их еще встретить надо.

— Тебе в больницу надо... Я сам их встречу!

— Они вооружены.

— У меня тоже есть ружье.

«Так выстрелил бы или не выстрелил? Неужели я от этих паскуд недалеко ушел? Ах, гады! Стрелять в живого...»

— Валя!

Молчание.

— Стой, стой! — бежал навстречу грузовику Василий.

«Колхида» остановилась. Из кабины высунулся Бакланов.

— Ты чего, Васька?

— Парня подстрелили, надо в больницу... Рыбинспектора.

— Иванова, что ль?

— Кого же?!

Валька потерял много крови, обмяк. С трудом внесли его в кабину.

Вася крикнул напоследок:

— Давай сам! А я тут останусь! Надо встретить тех гадов. На веслах идут!

По дороге в городок Василий встретил Андрюху.

— Как хорошо, что ты попался, — задыхаясь, выпалил он. — Вальку из ружья... браконьеры. Бакланов повез его в Мужичью, а я остался, то есть вот бегу за подмогой... Я-то их не боюсь. У меня у самого есть ружье. Но я один на весь берег залива. Они могут выйти в любой бухте...

— Наши? Со стройки? — глухо спросил Андрюха.

— Одного я знаю. В ОГМе видел несколько раз... Ну, разбежались?

— Разбежались, — ответил Андрюха и тут же исчез в темноте.

Василий, возвращаясь, заглянул домой. Матрена спала. Тем лучше. Снял со стены ружье. Тихонько выскочил на улицу и к лодке. Море гуляло. «Неужели успели выскочить? Не может быть! Далеко. На веслах, да еще против ветра. Пыхтят как миленькие. Упираются. Думают, я поволок Иванова в больницу. Пока то да се, они и успеют уйти... Не на того напоролись. Сейчас подмога подойдет».

Один за другим появились Никита Вороной и Ваня Бондаренко. Никита молча пошел по берегу, вглядываясь в темную стену моря. А Бондаренко долго и придирчиво выспрашивал у Конешно, что да как. Василий терпеливо рассказывал, по требованию участкового повторяя отдельные моменты происшествия. Затянувшийся диалог прервал гудок автомашины. С дороги сворачивала «Колхида» Шуры Бакланова. Едва грузовик стал радиатором к воде, как чуть поодаль тот же самый маневр проделала еще одна машина. На такую же позицию вдоль воды становились еще несколько автомобилей.

— Молодец, Шурик! — побежал навстречу Бакланову, идущему от машины, Василий. — Хорошо догадался! Теперь они не выскочат. Мы их светом фар!

— То не я догадался. То Зайцев. Я, когда привез Вальку в хирургию, Зайцева у больницы засек. Ну, ты сам понимаешь... почему председатель не спит в эту ночь... Грушка моя рожает. Может, и родила уже. Не знаю. А Зайцев вокруг больницы крутится. Переживает старикан. Кто-то слух пустил, что ребенок от него. Так я его успокоил. Говорю: я отец ребенка, я — Александр Бакланов. Это я ему накануне еще объяснил. А когда засек у ворот больницы и он увидел Валентина, все сразу сообразил. Говорит: ты Иванова сдавай, а я в гараж. Подниму шоферов.

Но тут снова насел участковый: Василий принялся во второй раз рассказывать о случившемся. Но видя, что Иван все усвоил с первого раза, даже поправляет его, очевидца и участника, не выдержал, вспылил:

— Ты чего мне голову морочишь? Все ведь запомнил и так.

Бондаренко поправил ремень и многозначительно заявил:

— Спрашиваю, потому что имею одно предположение.

— Ну и имей, а мне надоело объясняться, — отошел Василий от участкового.

На берегу собралось довольно много народу. Был тут даже Анатолий Руснак. Высокая фигура в белой рубахе мелькала то там — у машин, то здесь — у воды. Василию вдруг захотелось, чтобы не надоедливый участковый, а сам секретарь парткома стройки расспрашивал о стычке в море. Но тот был занят разговором с Никитой и Андрюхой Колосовым. Василий приблизился к ним. Андрюха рассказывал о том, как встретился с ним, Василием Конешнио. Василий солидно кашлянул, хотел было вмешаться, но тут Руснак спросил о состоянии Иванова. Василь подошел к группе вплотную и четко доложил:

— Когда я передавал пострадавшего, товарищ парторг, в руки шофера Бакланова из колхоза «Заветное», Иванов был в состоянии бессознательности.

Позвали Бакланова. Тот сообщил, что Иванова оперирует главный врач больницы. Он как раз оказался там в связи с беспрецедентным случаем за всю историю райбольницы. В один момент рожали сразу три женщины.

— Ну и как? — невольно вырвалось у Никиты.

— Товарищ Комитас — классный специалист, я справлялся перед тем, как отправить мою Агриппину в руки эскулапов.

— Родили? — наседал Никита.

— Моя мальчишку должна родить, — заявил Бакланов.

Василий вздохнул и побрел потихоньку по берегу.

— Стой! — раздалось сзади.

Василий вздрогнул. Ему помни́лось, что бандиты у берега. Это на них кто-то крикнул. Василий бросился к своей лодке, где оставил ружье. Ружья на месте не было.

— Не трудитесь искать оружие, гражданин Конешно.

Василий поднял голову. Перед ним стоял с его ружьецом на плече участковый Бондаренко.

— Поговорим начистоту, — предложил он весело.

— Да сколько же можно! — взорвался Василий.

— Сколько нужно, столько и придется говорить, пока не выяснится правда.

— Чего не выяснится?

— Пока мы не узнаем истину.

— Отдай ружье! — потребовал Василий.

— Ружье конфисковано.

— С чего это?

— Есть подозрение, что именно из этого ружья и была совершена попытка убить рыбинспектора.

— Ничего подобного. Это ружье мое. Я его, когда отправил Вальку в больницу, снял со стены дома.

— Кто может подтвердить?

— Иди ты... знаешь куда. Вот навязался!

Василий развернулся уходить.

— Стой! — Бондаренко догнал Василия, схватил за руку. — Василий Конешно! Вы арестованы по подозрению в покушении на Жизнь рыбинспектора, Иванова.

— Что-о? — Василий даже пошатнулся.

— Спокойно. Если желаете признаться до начала следствия — пожалуйста! Это смягчит вам вину. Я даже не стану заявлять, что провел с вами предварительный допрос. А вам зачтется это как сдача с повинной.

— Ах ты, зараза! Ты меня, спасшего Вальку от бандитской дроби, подозреваешь?! — Василий набычился, стал яриться и наступать на опешившего участкового. Бондаренко полагал, что сразит преступника четко сформулированным обвинением.

— Прошло более двух часов, — наконец обрел уверенность участковый, — лодки нет. Возможно, никаких браконьеров нет и не было. Вы, гражданин Конешно, я думаю, отрицать не будете, угрожали не так давно застрелить товарища Иванова? Бегали по деревне с этим вот оружием, — участковый потряс ружьем, — кричали: убью, убью, за то, что рыбинспектор у вас временно конфисковал лодку и оштрафовал?

— Бегал, угрожал... Но не всерьез же! В расстройстве!.. А Валька сам прибежал ко мне, мол, помоги. Трое в лодке пошли, наверняка аханы поднимать. Еще мать не спала моя. Она подтвердить может.

— Мать отпадает. Близкая родственница.

— Ну, тогда сам Валька, если выживет, — Василий устало опустился на борт лодки. Хотел было что-то сказать еще в защиту от столь неожиданного обвинения, но почувствовал, что не сможет этого сделать, язык не слушался. Голоса не было.

Трое в лодке гребли, сменяя друг друга все чаще, уже более двух часов. Берег, обозначенный редкими ночными огоньками, казалось, не приближался.

Когда появилась лодка, Бондаренко оставил Василия и бросился к воде, зашагал параллельно движущейся лодке.

Василий бежал следом за участковым:

— Ружье хоть верни!

Лодка на миг замерла, пошла перпендикулярно берегу.

Первым на песок стал высокий. Встретившись взглядом с Андрюхой Колосовым, он, что-то пробормотав, опустил голову.

Бакланов громко сказал:

— Какая невоспитанность! Ну просто пошлость и хамство!

Высокий рванулся и бросился бежать. Этого никто не ожидал.

— Стой! Стой, стрелять буду! — вопил вслед высокому Бондаренко.

За беглецом бросилось сразу несколько человек. Замешательство позволило выбравшемуся на песок еще одному браконьеру побежать в другую сторону. Тот, что оставался в лодке, поднял ружье и пошел на берег спокойно и решительно.

Василий, только что вернувший себе свое ружье, замер чуть позади участкового.

— Брось оружие! — громко приказал Иван.

— Выкусишь! — ответил бандит.

Иван схватился за кобуру. Вынуть оружия не успел. Два выстрела прозвучали почти одновременно.

Вася Конешно и тот, что гремел мокрым плащом в лодке, нажали на спусковые крючки. Вася чуть раньше. И вот это «чуть» спасло жизнь участковому. Выстрелом с берега ружье из рук браконьера было выбито. Оно разрядилось уже в полете, высадив стекла на фарах «Колхиды» Шуры Бакланова.

Обезоруженного бандита взяли под руки Колосов и Руснак. Иван Бондаренко, оглушенный, сидел у воды на корточках.