Глава 19. Паренталии

Сквозь полусомкнутые веки, я уловила солнечный свет и столько белого цвета, что от него ело опухшие от дыма глаза.

Мне не пришлось долго вспоминать произошедшее, в палате рядом со мной была моя мама. Которая, увидев, что я пришла в себя, принялась заполнять болезненный вакуум в моей голове своими беспокойными трелями.

Я всегда относила себя к тому типу людей, которым после пробуждения нужен еще час одиночества, чтобы додумать свои мысли, и любая компания лишь раздражает своей трескотней. Но у меня не было сил отбиваться, и я просто лежала, делая вид, что слушаю и отвечаю.

Я успокоила мать, ни слова не сказав, что ухожу с работы. Она свято была уверена, что мне производственную травму при пожаре на рабочем месте хорошо оплатят. И дадут неограниченный отпуск.

Не стала говорить ей, что, вообще, не собиралась выжить в том пожаре. И, выполнив свой материнский долг, успокоив больное за непутевую дочь сердце, она удалилась, чтобы найти врача.

Был разгар дня и солнце светило по зимнему, хоть была середина осени, и багряные одежды природы пятнами проступали через неплотные занавески. Первые заморозки напоминали, что мне еще нужно купить непромокаемую утепленную парку.

Умиротворение накрывало меня набивным одеялом. Я знала, что им удалось спастись, раз я оказалась здесь. Значит, мы скоро встретимся. Я буду ждать.

Я провела в больнице чуть меньше недели и сделала операцию, после которой с одной почкой, отправилась домой. Врачи хвалили меня, отмечая невероятный прогресс в выздоровлении благодаря позитивному настрою и выписали четко в срок, не задерживая.

Забраться на второй этаж по лестнице для меня теперь было приключением. Помог сосед, вышедший гулять с собакой. Но с этих пор я решила завязать с полезной привычкой и ездить на лифте.

Немного расстроившись отсутствию посетителей и сообщений, через интернет заказала себе новый телефон и сим-карту. Старый безвозвратно сгорел в пожаре, в этом у меня не было никаких сомнений.

На работе мне сообщили, что я обнаглевшая звезда, и если не хочу объяснять, где пропадала два рабочих дня до пожара, то могу явиться за расчетом. Поблагодарив и пожелав хорошего дня, я с удовольствием положила трубку.

Аппетит улучшился, а значит, я пошла на поправку, и скоро смогу твердо стоять на ногах. Вечером приехал мой новый телефон и зеленая парка-дождевик, обещавшая мне много теплых прогулок каждый день, пока не кончатся деньги, и мне не придется снова искать работу.

По странному стечению обстоятельств, приют для кошек, куда я отдала полученные от Аргия деньги, был закрыт. Но это значило и то, что всех пушистых им удалось пристроить, а долги выплатить.

На третий день после выписки, я сквозь сон услышала негромкий стук в дверь. Немного покосившись на пустое место, где раньше висело зеркало, разбитое мной, я посмотрела в глазок.

На лестнице стояли двое мужчин с букетом цветов.

— Кто там? — настороженно спросила я, заправляя край ночной рубашки в пижамные штаны.

— Друзья, надеюсь еще… — ответил знакомый голос Бенуа.

Я быстро отворила дверь и впустила их, кинувшись ему на грудь со скоростью раненой в почку черепахи. И потом только заметила, что позади Жана Олав стыдливо подпирает дверь, рассматривая мои босые ноги.

— Привет, — сказала я, обнимая его. — Шея у тебя уже совсем зажила.

— Эй, вообще-то, я был ранен гораздо серьезнее, мне оторвало два пальца! — Жан стянул перчатку и продемонстрировал кривую фалангу с кожей розоватого как ожог цвета и намечавшимся ногтем.

— Оу, бедняга, — скривилась я. — А это мне?

— Нее-е, это на похороны мы потом поедем. Конечно, тебе! Я знаю, где ваза. Мы тут два дня почти у тебя кантовались, пока продумывали, как подобраться к Энгусу. Тебе стоит завести раскладушку, возможно, даже парочку. — Он скинул туфли и пошел на кухню, оставив меня в прихожей один на один с неразговорчивым Олавом.

— Думала, зайдете раньше, — немного пожурила я за опоздание, хотя безумно рада была их видеть.

— Много было дел. А в больнице не было ночных часов посещений. — Сказал он, взглянув на меня, и, немного пожевав обветренную губу, добавил. — Сегодня паренталии и суд над Энгусом. Тебе нужно быть в качестве свидетеля.

Я немного расстроилась, что он, похоже, приехал только из-за этого. Ехать куда-то и вовсе расхотелось, да настроение стало не очень.

— Да что им какая-то девчонка из плоти и крови. Это все равно, что призывать свидетелем обвинения мяснику корову. Я, наверное, не поеду. Уверена, там и без меня найдется, что сказать.

— Ты серьезно? — Жан с нахмуренным видом вышел в коридор. — Ему вот-вот все сойдет с рук! Почти ни одного инфирмата не осталось в живых, а те, кто остался — прячутся. Все опыты с инфирмой проводил Харель, и Энгуса за них не привлечь. Ты ключевой свидетель обвинения в похищении и попытке убийства! Как это ты не поедешь?

— Я… не знала. Ну тогда это меняет все. Что мне надеть?

— Вот это другое дело! Черное длинное платье и то пальто, что висит в чехле. И бархатные туфли, поедем на машине, не переживай.

— Ты… ты рылся в моем шкафу?! — зарычала я на Жана, осознавая, что все мои вещи тщательно проинспектированы.

— И не нашел ничего сексуального! Возмущен этим не меньше тебя! — Раздалось из коридора, когда я хлопнула дверью спальни, намереваясь переодеться.

В глубине души, я хотела, чтобы Олав ворвался в мою спальню, поцеловал, отчитал, накричал, повалил на кровать, да просто обнял хотя бы, но только не молча отстранялся как сейчас.

Напялив «траурный» приталенный наряд, я вытащила бархатные туфли, надетые однажды на выпускной, встала на каблуки у зеркала и прошлась пудрой по лицу. Кожу бледнее, щеки алее, ресницы длиннее. Пусть видит, что он теряет. Глаза блестят от влаги, еще не пролитой. Еще пока не все. И впереди серьезный разговор. Отставить мокрые глаза, и губы слегка подкрашу.

Через пятнадцать минут мы, неторопясь, спускались по лестнице. На улице лил дождь, и в сумку я закинула ботинки, джинсы и новую парку. Все равно пришлось бы брать ее из-за пакета лекарств, которые я принимала ежедневно для фильтрации крови и от слабости. Железный прут в спине мне не приснился. И я специально схватилась за Олава, чтобы идти уверенно. На стоянке стоял уже знакомый катафалк, но вместо гроба в багажнике было просторное заднее сиденье, которое похоже когда-то сняли, а теперь просто прикрутили обратно, и его обивка казалась слишком свежей по сравнению с двумя другими.

Устроившись сзади, я испытала тот странный эффект дежавю, в котором мы будто уже ехали однажды на суд, и даже в том же непонятном составе.

— Далеко ехать? — наконец догадалась спросить я.

— В аэропорт. Лететь чуть больше часа, но Вангурей тебе понравится. — Ответил Жан. — Не придется мерзнуть. Там подземный бункер. Это резервация Гольца, и от них идет отправка на Новую Землю и острова.

— Гольц, это мейстер?

— Не Гольц, а Голец. Да, и много лет начальник тюрьмы. В азиатском доме преступников, которых не казнят, отправляют в темницу духа. Звучит немного пафосно, но название свое оправдывает.

— Его могут и казнить. Если Лиам не вступится. Новый тимарх Южного на нашей стороне. — Хмуро перебил Олав.

— И не надейся. Запрут на Створном или в Новую Землю… если, вообще, не отделается штрафом. Его до сих пор боятся. Даже под коагулянтами он имеет влияние. — Жан отмахнулся и сурово добавил. — Среди тех, кто будет на паренталиях, много заинтересованных в его исследованиях, и появление живого триумфа только раззадорит их. Они сохранят Энгусу жизнь.

— Так зачем мы тогда ее везем? — Злобно проскрежетал Олав и отвернулся, смотря на дорогу, дав понять, что вопрос риторический, и разговор окончен.

— Выйграть время. Через сотню лет это будет уже не ее проблема. — Иронично заметил Жан, сворачивая на шоссе, ведущее в аэропорт.

В самолете к нам присоединился старый знакомый. Алека Коваля я была искренне рада видеть. Он разбавлял бесконечные препирательства по пустякам наигранно оптимистичного Жана и депрессивно угрюмого Олава. В отличие от них с Алеком можно было просто поговорить, не испытывая неловкость. Мы скромно пообедали, разделив бутылку вина на четверых, но я согласилась лишь вдохнуть его аромат: лекарства нельзя было совмещать с алкоголем. Спутники с пониманием отнеслись к этому, и мне предложили гранатовый сок. Темы суда старательно избегали и, в основном, обсуждали, как обстоят дела у Аргия, представителем которого на суд отправился Алек.

Как оказалось, волна раздачи лекарства из вены несостоявшегося владыки плавно переросла в почти религиозное поклонение. И новоявленный мессия, получивший от европейского дома большой надел земли на Балтике, организовал монастырь имени себя, где принимали тех, кто желал сохранить чистоту своей вампирской крови и инфирматов, питавшихся ею.

Несколько националистичные взгляды и культ личности мне показались довольно опасными в будущем, но Алек заверил меня, что Аргий лишь держит под контролем стихийно возникшие в обществе идеи, чтобы не дать им выйти за пределы умов и превратиться в секты и группировки в борьбе за чистоту крови.

Количество инфирматов, оставшихся в живых, оставалось в пределах сотни, и где то там, я надеялась, что выжили и те, кто смог выбраться из горящего небоскреба. Который, как я потом узнала, загорелся из-за неосторожного использования праздничной петарды на сорок шестом этаже. В этот день в конце рабочего дня в отделе финансового планирования праздновала день рождения одна из моих подруг. И в качестве подарка получила огромный торт со свечей из настоящего фейерверка, который вручала группа мужского стриптиза в костюме пожарных с магнитофоном.

Я не стала допытываться, как им удалось узнать про день рождения моей коллеги и от кого был такой «роскошный» подарок, ведь перерыв мой шкаф, они наверняка открывали и компьютер с социальными сетями и личной перепиской. Злиться уже не было смысла. Если бы не пожар, возможно, я и Олав были бы уже мертвы или еще хуже. Конечно, горе-пожарные не знали о системе безопасности Энгуса и перекрытом кислороде. А Энгусу не повезло находиться в городе в поисках здоровой молодой девушки в момент вторжения. Хотя и это уже было неважно.

На трапе нас встречал Леонард, по-отечески обнявший меня и проводивший в автомобиль. Ехали мы с Алеком и Жаном. Олав незаметно пропал, как будто ждал возможности слинять. Кармайкл же остался встречать самолет южного тимарха и гостей, прибывших на осенние паренталии.

— Марина, вы знаете, что за праздник отмечают сегодня ночью? — Неожиданно спросил Алек, когда входили в гостевой дом на окраине небольшого города, окруженного большим болотом с редкими тропками среди кустистых низких холмов и клюквы. С трех сторон везде, куда падал взгляд, горизонт упирался в синеву гор, и лишь с одной веяло запахом ледяного моря.

— Паренталии, звучит знакомо. Что-то про дань родителям?

— Это родительский день, греческий праздник почитания отцов. Само собой, жители ночи не посещают могилы своих человеческих предков. Многим из них больше трех сотен лет, могилы давно уже канули под землю. Сегодня будут чтить своих создателей. У кого-то они живы, и им принято дарить подарки. У кого-то нет, их просто будут вспоминать. У Энгуса есть два живых потомка: Сиу Минг Синг и Гектор Бранд. О втором нам ничего сейчас не известно, а первая с недавних пор числится среди мертвых. Но я хочу, чтобы вы понимали, для многих из тех, чьи создатели мертвы, сам возраст около тысячи лет наделяет Энгуса почетным статусом отца среди ночных обитателей. И даже не будучи в родстве, они посчитают уважительным отношением смягчить любое наказание в честь праздника. Не хочу, чтобы вы были неприятно удивлены вердиктом.

Алек печально пожал мне руку и удалился в свою комнату, оставив меня на пороге моей в легкой задумчивости.

Немного посидев в тишине на кровати, сняв туфли, я приняла лекарства и спустилась в гостинную, где у огня, гипнотизируя пламя, сидел потягивая кровь из пакета расслабленный Жан. Мне удалось заметить его уставшее выражение лица до того, как он надел дежурную улыбку.

— Что происходит, Жан? Ты изменился. — Вкрадчиво произнесла я, присаживаясь рядом.

— Надеялся, что передумаешь, но вижу, что бы я не сделал и не сказал, я улечу в Марокко без тебя.

— Там потрясающе, но…

— Но всегда есть «но». Я уже понял, какое. Не продолжай. Просто знай, что для тебя мои двери всегда открыты… по-дружески. Ведь ты спасла мне жизнь. И многим другим. — С печальной улыбкой сказал он, приобнимая меня за плечо.

— Спасибо, друг мне сейчас необходим. Не знаю, что мне делать.

— Начни строить гнездо. Мы всегда так делаем, когда жизнь приходит с большой палкой. — Он усмехнулся и в уголке губы размазалась бурая капля, делая его похожим на пирата с одним усом.

Я вытащила из кармана платок и промакнула им приподнятый в улыбке уголок губы, хохотнув над этим великовозрастным поросенком.

— Мэхмет послал тебе искренние пожелания выздоровления и маленькие кружевные трусы, но я, само собой, запихнул их ему в глотку, чтоб не лез со своими ухаживаниями. Хетта сегодня увидишь, он будет на празднике. Все тимархи приедут. Кармайкл настаивал на карнавале с масками и вином через край, но Голец не допустит, чтобы суд превращали в фарс. Все веселье будет после.

— Не знаю, хочу ли я веселиться. — С сомнением произнесла я, когда он поднялся и подал мне руку.

— Главное, не бойся, я и Леонард будем всегда с тобой. Он никому не даст к тебе подойти и на пушечный выстрел. Если что-то пойдет не так, мы тебя уведем на самолет, Кармайкл распорядился, чтобы у заднего входа в машине дежурил Олав, готовый рвать когти. Сумку закинем сразу в багажник. Хотя мне кажется, это совершенно лишнее.

Спустившийся Алек помог мне надеть пальто, мы взяли мои вещи и направились по широкой дороге к одиноко стоящему строению у края обитаемой земли.

Большие сваренные вместе листы жести образовывали гигантскую коробку с крепкими металлическими дверями. Без окон и с широкой лестницей под землю это здание скорее напоминало бомбоубежище или хранилище растительных культур и семян на случай апокалипсиса в Свальбаде.

Минуя полутемный коридор, мы оказались в хорошо освещенном помещении с пятиметровым потолком. Деревянный пол приятно грел ноги, а теплый свет люстр под высоким сводом создавал гостеприимную атмосферу, усыпляя бдительность. Но дубовый помост с местом судьи за широкой кафедрой внушал благоговейный трепет.

На корпусе кафедры под судейским троном была выгравирована золотом надпись на латыни. «Если на смерть посылать человека — нельзя торопиться. Ювенал Децим Юний».

В зале уже кружили и шумно беседовали три десятка вампиров, разбившись на группы. Алек кивнул кому-то, судя по всему, тоже человеку, но поздороваться не подошел.

— Держимся немного в стороне, не отходи от Алека, так никто не будет прислушиваться к биению сердец. Мы встали у дальнего выхода, слева от судейской кафедры и наблюдали за появлением гостей. Зал оживлялся на глазах с наступлением полуночи, и в какой-то момент почти одновременно через главный вход прибыли сразу несколько владык. Я увидела и Хетта. Он приветливо улыбнулся нам, за ним возглавляя процессию островитян появился уже знакомый мне тимарх Океании, и еще двое. Крупный, похожий на медведя, мужик и высокий миловидный юноша, к которому в приветственном поклоне подскочили сразу несколько персон. Одет он был по-европейски, в пиджак и длинный английский плащ, но взгляд его мне показался липким. Осмотрев меня с головы до ног, он направился было в нашу сторону, но не дойдя пяти метров присоединился к группе восторженных воздыхателей.

— Лиам, владыка европейского дома. — Шепнул мне Жан. — Вот уж поистине странная фигура. Купил бутылку с лекарством у Аргия, и после этого мы видели его борт в аэропорту вашей столицы, когда летели из Найроби к тебе. Что б ему там делать, если не договариваться с Энгусом.

За нашей спиной у второй двери щелкнула ручка, и из нее вышел высокий мужчина в накладном парике и глубоко посаженными черными глазами, не удостоив нас взглядом, а следом за ним в цепях в развалочку вывели Энгуса, сопровождаемого Кармайклом и несколькими вампирами.

— Все в сборе. Начнем, пожалуй. — Зычным голосом произнес судья, занимая свое место.

— А где же Мария? — Прошептала я.

— Исчезла. Скоро собираемся выбирать нового владыку. Вон и главный кандидат, у входа со своей семьей.

Судья сурово посмотрел глазами-жуками в нашу сторону, хотя нас и разделяло метров десять, но Жан поспешно захлопнул рот. Я попыталась рассмотреть нового тимарха, но это была непосильная задача для моего невеликого роста и смертного зрения.

— Владыка азиатского дома обвиняет Энгуса в нарушении законов нашего мира. — Громогласно и без особых усилий начал судья, обращаясь из-за кафедры к присутствующим. Все разговоры стихли, лишь под помостом звенел цепями, поддерживаемый в полустоячем положении, похудевший Энгус, сверкая глазами на меня и Коваля. Вероятно, капля человечей крови сейчас могла бы придать ему сил на побег, но мы предусмотрительно держались в стороне.

— Он предоставит нам соответствующие обвинениям доказательства, ваша честь? — Произнес Лиам, не глядя на Кармайкла, окидывая взглядом присутствующих, подогревая их интерес.

— Надеюсь, на это. Итак, Энгус, ты обвиняешься в нарушении закона о создании вампира из ребенка. Обращению была подвергнута девочка, не достигшая четырнадцати лет. Обвинитель может предоставить суду эту девочку или свидетеля обращения?

— Нет. — Спокойно ответил из-под кафедры Леонард. По толпе присутствующих прокатился шепот, а Лиам открыто ухмыльнулся, пристально глядя на Кармайкла.

— Что ж. Итак, Энгус, ты обвиняешься в нарушении закона о присвоении имущества мейстера Леонарда Кармайкла.

— Но это наглость! — С места заорал хохочущий Лиам, и его подхватили все присутствующие. — А Леонард выходит присвоил должность владыки! Какой же это суд! Так, спор двух вампиров про кораллы и кларнет!

Я забеспокоилась не на шутку. Толпа поддерживала Энгуса, а выступающий в его пользу владыка Лиам смотрел с таким азартом на Кармайкла, что мне было не по себе. Леонард же, казалось, сохранял чудеса самообладания, будто все идет по плану.

— Ваша честь, — прозвучал голос Хетта, перекрывая гомон собравшихся, — я могу подтвердить, что Энгус угрожая помощнику своего владыки действительно похитил средства. В квартире подозреваемого при задержании я сам обнаружил коллекционный экземпляр книги Бэмби, подписанный автором. Его стоимость на аукционе приятно удивит присутствующих. Эта книга, согласно записям о продажах Сотбис, двеннадцать дней назад была приобретена владыкой Кармайклом. Если Энгус сможет объяснить, как она попала к нему в квартиру, мы с удовольствием послушаем.

— Взял почитать… — проскрежетал Энгус, саркастично улыбнувшись.

— Насколько нам известно, — невозмутимо продолжал судья, — в задержании принимал участие и сам владыка азиатского дома. Быть может, он принес книгу с собой? Однако, ввиду ходатайства владыки Хетта, и того, что подсудимый вину не отрицал, по мнению суда, если Энгуса признают виновным хотя бы в одном из заявленных обвинений, то владыка Кармайкл имеет право конфисковать соответствующую преступлению сумму из имущества преступника. Пользуясь властью владыки, само собой. Перейдем к следующему обвинению. Энгус, ты обвиняешься в нарушении закона о присвоении чужого человека. Обвинитель может предоставить суду этого человека или свидетеля похищения?

— Да, ваша честь. Подойди, дитя. — Кармайкл взглянул на меня, и мои ноги разом приросли к полу.

Жан сделал несколько шагов вперед, поддерживая за локоть мое непослушное тело, но не подводя ближе к кафедре. Сотня глаз впилась в мое лицо и тело, как стервятники, ожидая продолжения пира.

— Тебя действительно удерживали силой?

— Да, ваша честь. — Осипшими связками прошелестела я, глядя в буравящие черные камни глаз на лице судьи. Холодные прожигающие зрачки, казалось видели насквозь все мои сомнения и страхи.

— Известно всем, что положить глаз на красивую здоровую девушку, в природе и вампира, и мужчины. Это не преступление. Было ли известно Энгусу о том, что девушка уже принадлежит другому? Где был твой защитник?

— Я не знаю, ваша честь. Меня лишь попросили сдать кровь, потом не разрешили уйти.

— Сейчас ты на свободе, а был ли причинен ущерб? — Судья смотрел пристально, оценивая мой внешний вид. — Я вижу. Одна почка?

— Он обещал отпустить, если я добегу до лестницы. Упала с перил на железный прут, ваша честь.

— Ты прыгнула сама! — Заорал Энгус.

— Хм. — Задумался судья. — Качество крови это безусловно меняет, как и количество, которое может подарить донор. Но раз защитник не объявился, отделаемся штрафом.

— Ваша честь, вперед вышла молодая, фигуристая женщина со смуглой кожей и копной жестких как проволока волос. — Мое имя Палома Вега, я претендент на пост владыки Южного континента. Девушка принадлежит моему отпрыску. Разрешите мне сказать?

За ее спиной я увидела хмурое лицо Николаса, он многозначительно посмотрел на Хетта, тот еле заметно кивнул, и я перехватила взгляд южанина. Он подмигнул и показал на свою руку, намекая мне предъявить кольцо.

— Говори.

— Мой сын приходил в лабораторию Энгуса со своим донором, у нее на руке кольцо с эмблемой медной розы, эмблемой нашего дома. Энгус не мог не знать этого, уверена, есть даже записи с камер, которые это подтвердят. — От ее слов Энгуса перекосило. — Чистая кровь этой девушки стала компонентом лекарства от инфирмы, которое получили многие из присутствующих, и это спасло вам жизнь. В качества жеста доброй воли от дома Вега она была отправлена на другие континенты, где передала лекарство и свою чистую кровь другим владыкам, рискуя своей жизнью. Хочу задать один вопрос. — Ее голос стал гневным. — А каким штрафом оплачивается потеря донора с чистой кровью? Ведь девушка явно беременна.

Мои глаза округлились, а Энгус впился взглядом в мой живот.

— Два сердца! — Закричал Энгус, повиснув на цепях. — Все получилось! Вы идиоты! Все вы, кто пил ее кровь! Я знал!

Я сделала шаг назад и оказалась в руках Жана.

— Спокойно, скандал мы предполагали. — Шепнул он, отступая к двери, из которой вывели Энгуса. Толпа роптала, и нас начали окружать, желающие услышать сердцебиение.

— У нее ребенок вампирской крови? — встрепенулся Лиам. — Вы понимаете, какое это важное событие для всего мирового сообщества?

— Тишина в зале суда! — Громогласно объявил судья Голец. Ему похоже все равно было, какой крови ребенок. — Энгус, ты признаешь, что забрал чистоту крови этого донора?

— Это сделал я! У меня получилось то, что вы пытались создать тысячелетия! Я создал жизнь! — Энгус кричал, брызжа слюной, хватая рукой воздух, сотрясая цепи, силясь схватить меня.

— Суд признает тебя виновным в краже имущества и чужого человека. И приговаривает к двум стам годам заключения в темнице духа.

Раздался глухой удар молотка, и толпа хлынула на меня. Влекомая Жаном, еле перебирая ногами на каблуках и ничего не понимая, я бежала по коридору через заднюю дверь.

Вот заведенная машина, мне открывают двери на заднее сиденье, за рулем Олав, буравит глазами. Жан возвращается, утихомирить и отогнать толпу. Из здания вылетает Кармайкл, но оборачивается и остается стоять, сжимая кулаки в нетерпении. За ним из двери вырывается Лиам.

— Садись, скорее! — кричит Олав. Но я оглядываюсь. Лиам уже подлетает к Леонарду.

— Кто ты? — внезапно кидается он на Кармайкла. — Я знал Леонарда Кармайкла, он был моим жандармом, ты не он!

— Не он. Ты обратил меня и убил мою Элоизу. Теперь посмотри на меня. Я обещал тебе однажды, это будет последнее, что ты увидишь. — В руках Кармайкла что-то блестит, когда Олав срывается из машины и подлетает ко мне. Свист. Голова Лиама катится на мерзлую землю, марая грязью широко раскрытые от удивления глаза.

— Идем, — бережно разворачивает меня Олав, — садись в машину. Нам нужно ехать.

— Но… он… — лепечу я, усаживаясь назад. Олав садится, и мы срываемся в аэропорт, оставив Леонарда над трупом, а Жана и Алека в беснующейся толпе. Оглядываясь, я вижу как мимо распростертого в крови тела с задравшимся английским плащом, выводят полоумного, обессиленного Энгуса. Его ведут через двор к деревянному ящику, но остальное скрывается от моих глаз за поворотом на трассу.

— Леонард… — хочу заговорить я, но голос дрожит.

— Руди. Его звали Рудольф. Все кончено. Мы едем домой.

Загрузка...