— Адонсиа?
— Что тебе снилось? — На девочке было вчерашнее грязное платьице, а в руках две куклы.
— Что, скачу на лошади с длинной белой гривой, и ты со мной. На самый край земли, чтобы сесть на корабль или на самолет и улететь в другую страну. — Почти не соврала я. Вот только на лошади со мной была не Адонсиа, а признаться ей в этом не хватило духу.
— Ты стонешь во сне. Я все ждала, когда заговоришь, но тут ты проснулась. А наш Хорхе разговаривает. И очень много. Он кричит, зовет какую-то Анхелику.
— Хорхе — это твой друг?
— Да, только он уехал. Почему ты не ешь? Сегодня еда вкуснее обычной.
На циновке лежали сэндвич завернутый в бумагу и пара абрикосов.
— Спасибо, ты просто золото.
— Хочешь узнать, что было, пока ты спала?
Адонсия выпалила это так, будто репетировала слова уже несколько часов.
— Максимилиано и Адриана вчера умерли. Донья приказала сжечь их тела. И на заднем дворе был красивый большой костер. Это было так здорово, но Николас не разрешил подойти ближе. По-моему, он ведет себя странно со вчерашнего дня.
— Как они умерли?
— Донья сказала, что от старости. Это так прекрасно, когда умирают в один день. Как в сказке про принцесс.
— Нет, Адонсия. Смерть не прекрасна. Это гниение и конец всего. Не думаю, что они хотели умирать.
— А Маурицио сказал, что хочет умереть.
— Ему стоит еще подумать над этим.
Мне совсем не нравилось обсуждать тему смерти с маленькой девочкой. К счастью или нет, наш разговор прервал возбужденный детский разговор. Несколько мальчиков чуть старше Адонсии прибежали, чтобы позвать ее посмотреть на что-то.
Мне их не было видно и даже показалось, что они избегают попадаться мне на глаза. А она, пообещав быстро вернуться, прошлепала босыми ступнями за ними. Я едва успела воспользоваться туалетным ведром и умыться, как она уже стояла у решетки.
— Что сейчас было! Луис проснулся и ходит по дому. Он странный. Начал есть нашу еду и плевать на пол. Мальчишки все попрятались в поле за домом.
— Адонсиа, тебе тоже нужно спрятаться.
— Зачем? Он никогда не выйдет из дома днем. Я побуду с тобой.
— Я не смогу защитить тебя отсюда.
— Зачем меня защищать?
— Ты можешь забраться на дерево позади себя?
— Могу, я часто так делаю.
— Давай поиграем с тобой в игру. Правила такие: залезай на дерево и сиди тихо. Быстрее. Только ни звука. Если заговоришь, то придется съесть дохлую кошку. — Моих познаний языка не хватило на то, чтобы подобрать перевод детской игре в молчанку, но Адонсиа меня поняла и с удовольствием скрылась. А через пару секунд я услышала, как она карабкается.
Мне оставалось молиться, чтобы ее не было видно с земли, и что она честно доиграет игру до конца. До моего конца или… Уже через минуту я услышала скрип ненавистной калитки и неровную шаркающую походку.
На решетку легла бледная рука со связкой ключей и дверь отворилась. За ней в холодном поту стоял молодой вампир, которого я уже видела в самолете. Это он ударил меня и приказал молчать.
— Ты можешь ходить днем? — растягивая время, я решила говорить все, что придет на ум.
— Я теперь дышу, хожу днем и даже сердце бьется… — с кривой улыбкой сообщил он. Ключ остался в замке, и я старалась не смотреть на него, чтобы взглядом не подсказать Луису, забрать его.
— Зачем ты пришел?
— Я думал, она пошла сюда… Она постоянно тут ошивается, знает, что ей не влетит из-за Нико. Куда же она делась? — Он собирался выйти из камеры и уже закрывал дверь, но я во что бы то ни стало должна была его остановить.
— Что с тобой? Ты болен? — привлекла я его внимание, чтобы он не оглянулся и не увидел девочку. Луис окинул двор быстрым взглядом и снова повернулся ко мне.
— Я так хочу есть… — У него пересох рот, и в трещинах на губах остались запекшиеся коричневые ранки.
— Ты пробовал еду с кухни?
— Она мне не подходит. Как и кровь…
— А что тебе подходит? — Мне стало не по себе.
— Не знаю, но выясню… — Он лязгнул ключом об ржавую замочную скважину и протиснулся в камеру, тяжело дыша.
— Ты же сказал, что кровь тебе не нужна. — Я попятилась назад, шаря глазами в поисках любого предмета для защиты.
— Надо попробовать с человеческим мясом.
Его голос опустился до хрипа, и в моих жилах льдом застыла кровь, лишая конечности способности бежать. Спина сзади уперлась в стену. Он тут же кинулся на меня, когда я стала оседать на пол, и острые челюсти клацнули возле моего правого уха.
— Неет! — закричала я и ударила его в челюсть, но удар получился слабым, и он вновь ринулся, схватив меня за плечо. Чудом избежав его зубов, орудуя локтем, выскользнула из угла камеры, и пнула его в пах. Удивившись от непривычки, Луис согнулся, шумно выпустив воздух. Я выбежала из камеры и закрыла ее на ключ, который бросила в траву.
— Адонсиа! — позади раздался звон бьющейся об ржавые петли металлической решетки, но дверь устояла.
Луис кричал и пытался проломить дверь, пока я помогала девочке спуститься.
— Уходим, сейчас же! Нам нужно вывести остальных детей, отведи меня к ним.
— А как же игра? Мы отправимся в мир богов? — радостно вскрикнула Адонсиа.
— Здесь очень опасно, нам нужно покинуть дом и уйти как можно дальше.
— Мы можем взять лошадь с повозкой, Николас привозит на ней еду раз в неделю. Я скажу, что это моя идея. Меня он не станет ругать.
Выйдя из ворот, мы оказались в просторном патио, пристроенном к одноэтажному большому дому. Невдалеке на холме стояла маленькая часовня с витражным круглым окном.
Дом казался пустынным, но заходить в него я не собиралась. Схватив детские сандалии и подняв Адонсию на руки, побежала туда, куда она указала в поисках других детей. Почти сразу, как только пересекли патио и подошли к внешней стене строения, примыкавшего к высокой ограде, мы услышали детские голоса.
— Маурицио! — закричала Адонсиа и, спрыгнув с моих уже дрожавших рук на сухую землю, нацепила обувь и побежала на большой пустырь, поросший травой и цветами. Видимо, когда-то здесь был большой огород, но это было столетия назад. Сейчас трава и колючки превратили большой участок земли в небольшой холм с маленькой тропинкой. В высокой траве у ограды несколько мальчишек сидели на корточках в тени от стены.
Последовав за ней, я вошла в траву, постоянно оглядываясь, но мое внимание привлек громкий хруст под ногами. Присмотревшись, я увидела в корнях травы белые высушенные солнцем кости. Земля была усыпана человеческими останками. Крупные позвонки и тазовые кости невозможно было с чем-то перепутать. Это была яма для трупов, заросшая травой.
Мурашки пробежали по моим ватным ногам, но я заставила себя идти дальше, убеждая себя, что уже не могу помочь этим людям, но я могу помочь спасти детей, если поспешу.
Мальчик лет восьми вышел вперед и направился ко мне.
— Адонсиа говорит, что ты знаешь других богов. Это правда? Можешь доказать?
— Сейчас на это нет времени. Ваши взрослые больны, они опасны для вас. Нам нужно ехать сейчас же и добраться до города. Попросить помощи.
— Я знаю, по какой дороге нужно ехать. Возьмем повозку. — Сказал невысокий мальчик с оттопыренными ушами.
— Подождите. Мы не знаем, можно ли ей верить. А вдруг нам попадет. — Маурицио явно был лидером и не потому, что был самым старшим.
— Вы видели Луиса? — Серьезно спросила я, обращаясь к нему. — Знаете, что он хотел. Поэтому вы убежали и спрятались здесь. Со мной вам будет безопаснее, чем с ним.
По лицу видела, Маурицио не доверял мне, но махнул рукой, и дети вереницей пошли к дому. Слева от патио был хлев и рабочие строения. Я из последних сил старалась вслушиваться в обманчивую тишину дома. И мне даже казалось, что там было какое-то мышиное поскребывание или шарканье ног. До нас донеслись крики Луиса с каким-то звериным воплем и нецензурной бранью, и это заставило детей поспешить.
— Я запрягу. — Маурици остановил ушастого паренька и первым бросился открывать ворота.
Мы вдвоем вошли в хлев, и в полутьме я разглядела на полу обглоданный круп буланой лошади. Кости торчали как сабли, покрытые ошметками мягких тканей. От возни могильных мух в сарае стало темно как ночью, окна были залеплены паразитами, и сотни насекомых роились в кишках давно уже мертвого коня. Маурицио нерешительно застыл. Я схватилась за его плечо, сама едва не упав. Заслонив его лицо своим телом, обняла за хрупкие плечики и выволокла из хлева. Оперевшись на дверь, я не сразу, но накинула засов.
Меня тут же стошнило. От слабости я осела на землю, прислонившись к стене. В носу все еще стоял запах мух и начинающей тлеть на жаре плоти. Воздух в хлеву был плотным, но уже начинал просачиваться сквозь щели в стенах. Мальчик стоял рядом, глядя на прикрытые впопыхах двери.
— Мы пойдем пешком. — Бесцветным голосом сказал он.
— Я понесу Адонсию на руках. — Взяв себя в руки, встала и утерла рукавом рот. Стыдно быть размазней, когда восьмилетний пацан справляется с этим лучше тебя.
— Ты с трудом идешь сама. И мы не такие слабые, как ты думаешь.
Быстро посовещавшись бросая тревожные взгляды на двери дома, ведущие в патио, мы направились к подкопу под забором, который уже давно сделали дети, и иногда днем пользовались им, чтобы ловить змей и ящериц.
Они легко пролезли в узкую дыру в земле один за другим, а я взобралась на ограду по дверным петлям и спрыгнула. Высота была действительно большая, но страх стать блюдом еще до наступления вечера, даже не дал мне испугаться.
По подъездной насыпи к вилле Лопе мы уже через пару минут вышли на дорогу. Со слов одного из мальчишек Николас раз в неделю ездил этой дорогой за продуктами в Сантьяго, и путь на лошади с повозкой занимал несколько часов.
Высокое солнце прижигало словно адское пекло, и я быстро пожалела, что мы не взяли с собой воды или хотя бы шляпы. Но возвращаться в дом, где могут бродить больные вампиры, было слишком рискованно.
Несколько раз мы делали остановки, чтобы отдохнуть, но дети стойко шли вперед, не жалуясь. Они были полны энергии, а Маурицио, шедший впереди, источал решимость не возвращаться в дом Марии.
Среди камней вдоль разбитой старой дороги иногда попадались коричневые ящерицы и юркие маленькие птички. Несколько раз мы встречали высокие кактусы, и меня так и подмывало сломать один и поискать воду. Но дети только рассмеялись на это, сказав, что не все кактусы можно пить. От одних меня пробьет на иссушающий понос на пару дней, а от других я начну видеть то, что невидимо для остальных. Выяснять подробности я не стала и предпочла, стиснув зубы, терпеть жажду.
Мы начали спуск с высокогорья, когда время по ощущениям уже близилось к вечеру. Вдали показался большой город, раскинувшийся у подножия гор. Мы все невероятно воодушевились, и несмотря на мои натертые ноги в теплых ботинках, я прибавила ходу, взяв Адонсию за руку. Последние полчаса дороги она проделала у меня на спине.
Вступив в город, мы сначала растерялись, ведь я не знала испанского, и все мы были здесь впервые. С трудом объяснившись с помощью детей с местным жителем из лавки, я уточнила направление к полицейскому участку, и мы направились туда.
Девушка в ботинках, застиранном белом платье без белья и восемь детей выглядели по меньшей мере странно на улицах вечернего города, на который опускалась прохлада позднего лета. Поймав на себе несколько многозначных мужских взглядов, я предпочла не смотреть по сторонам, а следовать указанному направлению, к тому же дорога была по прямой. Полицейский участок оказался небольшой будкой с полисменом, скривившимся при виде иностранки без документов в окружении растрепанных детей, но Маурицио что-то сказал ему на своем языке, показав направление, откуда мы пришли.
Выражение лица полицейского сразу изменилось, на лице проступила серьезная морщина поперек бровей, он быстро снял трубку телефона и, долго прождав гудки, наконец что-то затараторил. Кивком головы, он предложил нам сесть на скамейке возле участка. А затем даже предложил воды. Задав мне несколько вопросов с помощью Адонсии, он вернулся в будку, а мы стали ждать прибытия социальной службы и представителя из консульства или посольства, которые должны были прибыть с минуты на минуту, судя по его словам. Прошло около получаса, пока мы рассматривали незнакомцев с надеждой, и я даже смогла худо-бедно но для протокола сформулировать в голове объяснение того, как я сюда попала.
Солнце село довольно резко. И мне стало не по себе от того, что люди стали закрывать ставни.
То и дело в домах слышался стук засовов и хлопанье оконных рам. Местные жители прятались с наступлением ночи. Я встала с намерением спросить у полицейского, сколько мне еще ждать, но дверь в участок была закрыта. Я требовательно постучала в окно, где полицейский говорил по телефону, не отрываясь от включенного телевизора в углу будки. Он мельком взглянул на меня и, помахав мне рукой, дал понять, что нам нужно еще подождать буквально минуту.
— Маурицио, нам нужно уходить. Никто не придет.
Я бросилась к Адонсии, поднимая ее со скамейки, грубо сколоченной из овощного ящика. Но она стала упираться и капризничать. Остальные тоже не были настроены куда-то идти, тем более я не могла сказать куда. В подступающей панике я подняла глаза к горизонту, где среди камней терялась ухабистая дорога. По ней, на спуске с горы, к нам уже направлялись четверо, уверенно ступая по вечернему остывающему асфальту. Через минуту, я уже узнавала Николаса, и он видел меня, растянув лицо в хищной зубастой улыбке.
Я огляделась с безумной мыслью, найти оружие, и выбрала мусорный бак, из которого торчали пустые пивные бутылки. Разворошив завязанный кем-то пакет с отходами, забыв о брезгливости, выудила из него стеклянную бутылку и, ударив о край бака, сделала розочку.
Собрав детей за своей спиной, я выставила свое самодельное оружие перед собой и приготовилась умирать стоя.
— Николас! — заверещала за мной малышка, узнав своего знакомого.
— Адонсиа, не подходи к нему, он может быть не в себе! — Крошечная Адонсиа вырвалась и побежала навстречу к нему. А Николас направился к ней.
— Назад! — Моя острая бутылка вонзилась в его руку, протянувшуюся к ребенку, и кровь брызнула на теплый асфальт.
Обняв недовольную, брыкающуюся Адонсию, я снова выбросила руку вперед, но Николас отступил. Он медленно поднял окровавленную конечность перед собой, демонстрируя свой заживающий порез.
— Подожди. — Спокойно начал он, не делая попыток приблизиться. — Смотри на рану. Я не изменился. А это значит, что ты не источник болезни. Мы не причиним вреда ни тебе, ни детям.
Адонсиа вырвалась, пользуясь моей секундной растерянностью, и обняла Николаса за ногу, а он наклонился и поднял ее на руки. Увидев, что он не вгрызается в тщедушное детское тело, я собралась переходить к той части, где мы разговариваем, и я каким-то образом выторговываю себе и детям свободу. Но, подбирая слова, я упустила момент, и Николас заговорил сам.
— Вы не вернетесь на виллу Лопе. И сегодня же уедете из Сантьяго. У нас началась эпидемия. Расскажу по пути, только сначала найдем машину.
Я опустила бутылку, но не спешила расслабляться и выбрасывать ее.
— Что вы сделаете с детьми? — о своей судьбе я решила узнать после того, как решу детскую проблему.
— Мы отвезем их к друзьям Марии в соседний город. Там пока безопасно. — И посмотрев на мое недовольное ответом лицо, он добавил — Они люди. Тебе бы понравились.
Он кивнул полицейскому через стекло, и тот, ответив легким кивком, проводил нас взглядом до угла.
— Вы занимаетесь коррупцией и давлением на должностных лиц при исполнении? — с наездом начала я. — Я как представитель комитета это категорически осуждаю!
— Прежде чем создавать ваши резервации на всех континентах без разбора, — с усмешкой ответил он, держа Адонсию на руках, спускаясь вниз по улице, — вам, в вашем комитете, стоило изучить культурные особенности других народов.
Он подошел к стоявшему на обочине грузовику с тентом, куда поместились бы все дети и вампиры, молча следовавшие за нами.
— Мы здесь не только часть культурного наследия и бабайка, которой пугают на ночь детей. Но еще и врачи, учителя, аптекари и владельцы земли. Эта тесная связь делает невозможным нашу изоляцию от людей. Они сами придут за нами, если мы уйдем.
Он надавил на дверь снизу, и она открылась с легкой вмятиной.
— Не нужно смотреть на меня так, когда я ворую машину. Я мог бы заплатить за нее сейчас, но хозяин не выйдет из дома, чтобы взять деньги, даже если я положу их на землю и уйду. Ты бы сама не стала рисковать жизнью из-за машины. Мы сообщим полиции, где ее оставили. Дети, садитесь.
Я бросила бутылку в мусорный бак как можно тише и помогла подсадить детей в фургон. А когда уже схватилась за раму тента, чтобы забраться и сесть рядом с уставшей, но воодушевленной вечерним приключением Адонсией, кто-то схватил меня за руку и остановил.
— Нет, не ты.
Высокая женщина, пришедшая вместе с Николасом и двумя другими вампирами, легко стянула меня с подножки фургона и села с краю, рядом с детьми, оставив меня стоят на обочине. Напротив нее сел другой вампир.
Дверца фургона лязгнула и со скрипом закрылась. В этот момент кто-то завел двигатель в кабине и включил фары, начиная движение.