Конвоиры зари

Глава 17

Пасифик-Бич.

ПБ.

Старый городок у пляжа расположился всего в нескольких километрах к северу от пригородов Сан-Диего, прямо напротив залива Мишн у аэропорта. Болото, отделявшее его от города, давно высохло, и теперь на его месте построили водный парк аттракционов, круглый год привлекающий тысячи туристов.

На самом побережье, если ехать с юга на север, практически в ряд выстроились три городка — Оушн-Бич, Мишн-Бич и Пасифик-Бич — для местных жителей и людей, слишком занятых, чтобы произносить слова целиком, попросту ОБ, МБ и ПБ. Оушн-Бич отделен от двух других городов заливом Мишн, а вот Мишн-Бич сразу же переходит в Пасифик-Бич — единственной границей между ними служит край шоссе Пасифик-Бич у берега залива.

Пасифик-Бич когда-то был чисто университетским городком.

В далеком 1887 году спекулянты, купившие этот болотистый кусок земли вдали от города (тогда до Сан-Диего нужно было скакать много часов), все думали, как бы привлечь сюда жителей. И их озарила идея — высшее образование! Так был построен Институт словесности Сан-Диего. Тогда, в конце восьмидесятых, по всей стране бушевала деловая лихорадка, и магнаты железных дорог предлагали жителям Небраски, Миннесоты, Висконсина и выходцам со Среднего Запада прокатиться до Сан-Диего всего за шесть долларов и прикупить там себе недвижимость.

Первые несколько лет в Пасифик-Бич и вправду был строительный бум. Из пригорода Сан-Диего в город протянули железную дорогу, чтобы горожане могли по выходным приезжать на пляж. Новые поселенцы жили на том же пляже в палатках, дожидаясь, когда же достроят их хорошенькие домики, цена которых всего за одну ночь могла подскочить вдвое. В городке даже появилась своя еженедельная газета, существовавшая в основном за счет рекламы агентств недвижимости. Напротив пляжа возвели ипподром, и сам Уайатт Эрп,[17] сбежавший из Аризоны после обвинения в убийстве, выставлял тут своих лошадей. Теперь на этом месте открылись магазины и кафе, в том числе и «Рюмка» с офисом Буна.

Примерно год все шло как нельзя лучше. А потом пузырь лопнул. За какие-то пару дней дома, стоившие до этого сотни долларов, упали в цене до смешных сумм в двадцать пять монет, институт благополучно закрыли, а ипподром оставили тихо умирать под палящими лучами солнца и порывами соленого ветра.

Уайатт Эрп уехал в Лос-Анджелес.

Некоторые оптимисты так и не продали свои участки и новехонькие коттеджи. Несколько таких домов до сих пор стоят среди отелей и жилых комплексов, что выстроились на Океанском бульваре словно крепости. Но для большинства Пасифик-Бич все-таки умер.

Как там говорится в старой пословице? Когда Бог дает тебе лимоны…

Сажай лимонные деревья.

У землевладельцев Пасифик-Бич не было ничего, кроме пары акров грязной земли и солнца над головой. И на этой почве они решили посадить лимонные деревья. К началу нового века город с гордостью называл себя «лимонной столицей мира», и на какое-то время жизнь опять вошла в привычное русло. В низинах, где теперь стоят дома, зеленели лимонные плантации — до тех пор, пока чрезвычайно низкие цены и лояльные законы об импорте не превратили в лимонную столицу мира Сицилию. Лимонные же деревья Пасифик-Бич вскоре перестали окупать воду, которой их поливали, и перед населением города вновь встала проблема поиска своего лица.

Ее разрешил Эрл Тэйлор. Он приехал в Пасифик-Бич из Канзаса в 1923 году и сразу же принялся скупать землю. Для начала построил аптечный магазин, который теперь располагается в квартале от офиса Буна, на углу Кэсс и Гарнет-авеню, затем открыл еще несколько прибыльных заведений.

Вскоре он познакомился с Эрнестом Пикерингом, и двое мужчин загорелись идеей возвести так называемый «Развлекательный причал Пикеринга».

Да-да, именно так — развлекательный причал.

Там, где кончается нынешняя Гарнет-авеню, когда-то врезался в океан пирс — и не просто обычный пирс для грузовых кораблей; туда приезжали именно развлекаться. Там были и разнообразные аттракционы, и дешевые закусочные, и даже танцплощадка с полом из пробкового дерева.

Пирс впервые открылся для публики 4 июля 1927 года. Открытие сопровождалось шумными фейерверками, музыкой и иллюминацией и имело грандиозный успех. Да почему бы и нет? Отличная идея — простая и глубоко гедонистичная — соединить красоту океана и пляжа с девицами в купальниках, закусками и такими типичными явлениями «бурных двадцатых», как нелегальная выпивка, джаз и разудалые танцы с последующим сексом в прибрежных мотелях, что мгновенно открылись вокруг причала.

Все шло прекрасно, если не считать того, что Эрл и Эрнест забыли обработать сваи, на которых стоял причал. Со временем вкусными деревяшками стали лакомиться всякие паразиты (иные жестокосердные люди даже утверждают, что некоторые паразиты — а именно сёрферы — до сих пор грызут Пасифик-Бич изнутри). Медленно, но верно «Развлекательный причал Пикеринга» погружался под воду и через год после открытия закрылся по соображениям безопасности. Вечеринка была окончена.

Но как раз перед началом Великой депрессии город успел набраться сил.

Конечно, в нем вновь выросли палатки бездомных, но для Пасифик-Бич депрессия была не такой жестокой, как для соседнего Сан-Диего и других городов страны. От безработицы город спасла база морского флота, которую выстроили в заливе. В те годы многим американцам Пасифик-Бич нравился именно за то, что в нем многого не было: толп народа, домов, машин. Они полюбили этот маленький сонный городок с длинными и при этом бесплатными для всех пляжами — ни тебе отелей, ни жилых домов, ни частных машин.

А совсем уж кардинально судьбу Пасифик-Бич изменил… нос. Если точнее — чувствительный нос Дороти Флит.

В 1935 году ее муж Рубен основал компанию «Объединенная авиация», которая проектировала и строила для американского правительства гидросамолеты. Единственной проблемой для фирмы стало ее расположение — довольно сложно проводить посадочные испытания, живя в Буффало, где любые водные поверхности постоянно подернуты коркой льда. Так что Рубен решил перевести компанию в солнечную и теплую Калифорнию, а право окончательного выбора предоставил своей жене Дороти. Ей предстояло решить, куда они отправятся — в Лонг-Бич или Сан-Диего. Первый ей не понравился из-за «вонючих нефтяных вышек» неподалеку, и она отдала предпочтение Сан-Диего. Так около аэропорта возникла фабрика Флита, на которой под его руководством восемьсот рабочих трудились над созданием модели морского патрульного бомбардировщика «Каталина».

Самолеты заметно изменили облик Пасифик-Бич. Японские бомбардировщики, напавшие на Пёрл-Харбор, поставили перед заводом непростую задачу — необходимо было как можно быстрее произвести тысячи «Каталин» и новых бомбардировщиков «Б-24». Флиту пришлось привлечь на завод множество новых работников — пятнадцать тысяч человек к началу 1942 года и сорок пять тысяч ближе к концу войны. Работая круглосуточно и без выходных, они умудрились за эти годы выпустить более тридцати трех тысяч бомбардировщиков.

Всем этим людям надо было где-то жить, и недавно еще пустовавшие недорогие и удобные квартиры Пасифик-Бич стали для них идеальным вариантом.

Но дело было не только в «Объединенной авиации». Вскоре в Сан-Диего расположился верховный штаб командования тихоокеанскими войсками, и вся область между морскими базами в Сан-Диего и учебными лагерями флота в Элиоте и Пендлтоне стала огромным военным городом. Количество горожан подскочило с двухсот тысяч в 1941 году до полумиллиона в 1943-м. Правительство возвело в Пасифик-Бич несколько жилых кварталов — Бэйвью-террас, Лос-Альтос, Сайенн, — и люди, переехавшие туда на время войны, так никогда и не вернулись домой. Многие матросы и морские пехотинцы, постоянно мотавшиеся через Сан-Диего на тихоокеанский фронт и обратно, в конце концов оседали здесь и обзаводились семьями.

Многие из горожан (особенно в далеких от пляжа районах) до сих пор сохранили милитаристские повадки и привычки. В отличие от жителей более фешенебельных северных районов, таких как Ла-Хойя, южане до сих пор питают нежные чувства к уравниловке — пережитку времен продуктовых карточек, районов уплотненной застройки и загульных вечеринок разгара войны. Как ни печально, но горожан даже ни капли не волнует тот факт, что названия двух своих главных улиц они, как правило, произносят с ошибкой: улица Фелспар на самом деле Фелдспар, а проспект Хорнбленд и вовсе — Хорнбленди. Но, даже если жители Пасифик-Бич об этом и знают, им на это наплевать (вот вам и Институт словесности Сан-Диего). Загадкой остается и тот факт, что все крупные улицы города на западе и востоке называются в честь драгоценных камней. Не принимать же на веру идиотскую легенду о том, что какой-то мэр пытался таким образом показать, как сверкает ПБ на фоне остальных городов Западного побережья.

Выходцев из ПБ легко узнать по тому, как они произносят название Гарнет-авеню. Если человек скажет Гарнет (что правильно) — то он наверняка не местный, потому что все здешние жители называют эту улицу не иначе как Гарнет.

Как бы то ни было, если вы поедете по Гарнет (независимо от ударения) на запад, то вскоре очутитесь прямо перед старым «Развлекательным причалом Пикеринга», ныне переименованным в «Кристалл», — еще одной достопримечательностью ПБ, оживленной с помощью бомбардировщиков Флита. Аллеи с аттракционами, правда, больше нет, как нет и танцплощадки. Вместо них теперь стоят десятки беленьких коттеджей с голубыми ставнями, окружающие пирс с севера и юга. Все свободное место у берега занимают рыбаки, знаменитые тем, что не единожды умудрялись всаживать свои крючки в сёрферов, незаметных в волнах.

Но сама идея бесконечного гедонизма никуда не делась.

Нигде больше в Калифорнии вам не доведется выпить пивка, валяясь на пляже. Только в ПБ с полудня и до восьми вечера можно напиваться, не вставая с песка. Именно поэтому ПБ стал настоящим раем для тусовщиков, где никогда не затухает веселье. Вечеринки шумят круглые сутки на пляже, на улицах, в барах и клубах, выстроившихся вдоль Гарнет между кварталами Мишн и Ингрэм.

Тут у нас и «Торчки», и «Бар и гриль Пасифик-Бич», и «Таверна», и «Салун Тайфун», и, конечно, «Вечерняя рюмка». В выходные по вечерам — а также по вечерам в любые дни недели летом, весной и осенью — Гарнет наводняют потоки молодежи, в основном местной. Но много среди них и туристов, которые, прослышав о вечеринках в ПБ, приезжают из самых разных стран — Германии, Италии, Англии, Ирландии, Японии и даже Австралии. На Гарнет легко можно собрать всех представителей Генеральной Ассамблеи ООН — пьяных и утративших человеческий облик, а уж бармены здешних заведений точно сделали для мира во всем мире гораздо больше, чем пафосные дипломаты, паркующие свои драндулеты у входа в магазины «Тиффани».

Да, все было именно так. Вот только в последнее время атмосфера начала меняться — в ПБ стали стекаться привлеченные ночной жизнью банды, и в клубах и на улицах постоянно разгорались жестокие драки.

Как жаль, думал Бун, проезжая мимо ночных клубов и стрип-баров, что расслабленная сёрферская атмосфера сдает свои позиции алкоголю, из-за которого в клубах все чаще случаются стычки, перерастающие в полноценные уличные потасовки.

Странно — все уже привыкли к табличкам типа «Нет рубашки, нет ботинок — нет входа» (туда же можно добавить «нет уважения к законам»), а теперь вот в заведениях ПБ запрещают вход в одежде цвета какой-нибудь из банд, в их «фирменных» кепках и куртках.

ПБ обзавелся репутацией сомнительного, чуть ли не опасного для жизни города, и поток туристов с семьями направился в Мишн-Бич и Дель-Мар, оставив ПБ молодым и свободным, пьяницам и бандитам. И это крайне печально.

Бун вообще не любил перемены, а уж такие особенно. Но ПБ менялся, даже в то время, когда Бун был еще ребенком. Он помнил, что творилось с городом в восьмидесятые. Через сто лет после первого строительного бума ПБ поразил второй. Но на этот раз множились не одноэтажные домики; на этот раз пришло время жилых комплексов и огромных отелей, которые стерли с лица земли скромные коттеджи, а редких счастливцев, избежавших печальной участи, лишили солнца и вида на океан. Вместе с жилыми комплексами в город пришли и сетевые магазины, и районы ПБ стало трудно отличить от любых других районов любых других городов. Крошечные магазинчики и кафе, придающие городу особенный шарм — такие как «Вечерняя рюмка» или «Кофе у Коаны», — теперь редкость.

Цены все росли и росли, и наконец настал момент, когда обычный рабочий человек, построивший этот город, уже не мог позволить себе дом рядом с пляжем. Вскоре бешеные цены могут вообще выкинуть этих людей с рынка недвижимости. И вот тогда пляжные районы рискуют на себе познать удивительный парадокс богатых гетто — когда богачи запираются ночью на сто замков, трясясь от страха перед пьяными туристами и бандитами, заполняющими улицы после захода солнца.

Бун ехал на восток по Гарнет-авеню. Миновав бесчисленные клубы и бары, попал в район кофеен, этнических ресторанов, тату-салонов, магазинов поношенной одежды и фастфудных забегаловок и, наконец, оказался среди жилых многоквартирных домов. Пересек Пятую улицу, где Гарнет переходит в Бальбоа-авеню, и припарковался перед офисом таксомоторной компании «Три А».

Всего в двух минутах от старой фабрики «Объединенной авиации», где Рубен Флит выиграл войну, а Пасифик-Бич оказался безвозвратно утерян.