Король мертвецов

Глава 13

Аксинья недоверчиво прищурилась.

— А тебе, что же — велели зелье по домам разносить? Неужто, кроме графа Давыдова, других посланцев нету?

— Другим — другие относят. Граф Давыдов к тебе одной пришёл, только тебе такая честь. Гонца-то от генерал-губернатора — с порога ведь прогнала бы?

Аксинья пожала плечами.

— Я не разбираюсь, кто там гонец, а кто на дуде игрец. Мне всё едино, всем от ворот поворот!

— Вот именно. Потому я и пришёл… Пей, короче, не задерживай! У меня дел сегодня — километр ещё.

Я огляделся. Увидел череп, стоящий на обеденном столе. За столом явно происходил завтрак, и перед черепом стояла кружка с чем-то горячим — чаем или кофе, — над кружкой поднимался пар.

У меня начал подёргиваться глаз. Кажется, вовремя успел, кукуха вот-вот отчалит совершенно, окончательно и бесповоротно, провожающим уже сказали покинуть вагоны. Но Аксинья таки говорит, что она одна — следовательно, крохотный шанс успеть имеется.

— Ты серьёзно, что ли? — спросила Аксинья, держа склянку.

Как говорят бродячие торговцы, если человек взял товар в руки — значит, точно купит. Ну, посмотрим, как эта ваша мудрость работает.

— Ещё как, — кивнул я. — Не поверишь, сам в шоке. Правительство, чего от него ждать! Как решат чего — хоть в петлю лезь. То чёрное с белым не носи, то «р» не выговаривай. Ну, надо людям как-то зарплаты отрабатывать, показывать бурную деятельность.

Аксинья поморщилась. Тезисы у неё сомнений не вызвали. Н-дя. Во все времена у всех правительств исключительно хреновая медийная реклама. Хоть бы на курсы какие походили, что ли…

— Ладно, — вздохнула Аксинья и откупорила склянку. — Выпью — и уйдёшь.

— Конечно. Я вообще не имею обыкновения мешать людям завтракать. Сам голодный, как волкодлак, понимаю.

Метнув на меня презрительный взгляд, Аксинья зажмурилась и залпом выпила снадобье, запрокинув голову. Вот это женщина! Сразу видно: пить умеет. С такой и в кабак зайти не стыдно.

Аксинья опустила голову, протянула мне склянку. Хотела — видно по лицу — сказать что-то едкое, тонкое, остроумное, например, посоветовать засунуть эту склянку генерал-губернатору в задницу, но тут что-то произошло. Взгляд изменился, рука дрогнула, и склянка упала на пол. Аксинья ахнула, у неё подкосились ноги.

— Тихо! — Я подхватил девушку. — Вот это не надо, это лишнее.

Усадил Аксинью за стол. Она подалась вперёд, тяжело дыша. И вдруг увидела перед собой череп.

От визга у меня заложило левое — ближайшее к источнику — ухо.

— Выброси! — голосила Аксинья. — Убери эту гадость, этот… этот ужас!

— Да запросто.

Я взял череп, сунул его в мешок, который предназначался для сбора костей и был у меня всегда с собой. Это, естественно, не те кости, за которые можно было бы получить доход, но ладно. Надеюсь, мешок не обидится. Оперативная необходимость, всё такое.

— Какой кошмар, какое безумие! — бормотала Аксинья, обхватив голову руками. — Что я вытворяла, Господи! Почему ты сразу меня не остановил?

— Да я… как бы это сказать… весьма эмансипирован. То есть, не только эмансипирован, я в принципе за свободу. Хочет девушка череп домой забрать — почему нет, пусть берёт, пока ничейное. В конце концов, у каждого свои представления о красивом интерьере. Может, ты вообще решила стиль сменить на готический, откуда мне знать.

Аксинья схватила чашку с чаем, сделала пару глотков и перевела дыхание.

— Это наваждение какое-то, — заявила она уже окрепшим голосом.

— Оно самое. А если точнее — приворот.

— Что?

— Приворожил, говорю, тебя твой Ванечка. И доигрался. Не с теми людьми связался. Вернее — и не с людьми вовсе. В результате сам топором по башке получил и едва тебя не уволок в царство мёртвых.

— А ты… — Тон Аксиньи вновь как-то странно переменился. — Ты, значит, всё это понял. И отворотное зелье мне принёс.

— Было дело. Ты уж извини, но всё-таки с черепами чаи гонять — это немного перебор. Я-то, в принципе, могу себе позволить, но я всё же охотник, ещё одному моему загону никто не удивится. Но в среднем по палате нормальные люди так себя вести не должны. Принц Гамлет, уважаемый человек — и тот дальше разговоров не заходил.

— Я хочу ребёнка.

— И это прекрасное желание, его превосходительство генерал-губернатор будет радоваться, я ему передам.

— Пошли.

Аксинья встала и, схватив меня за руку, куда-то потащила. Я довольно быстро сообразил, что речь идёт не много не мало о спальне.

— Не-не-не! — засопротивлялся. — Давай не надо. Ты девушка красивая, даже очень, и характер — просто прелесть. Но у меня есть принципы.

— Какие ещё принципы⁈ — уставилась на меня Аксинья, остановившись.

— Принципы порядочного человека. Ты сейчас решения принимаешь на всплеске гормонов после стресса. Через два часа проклинать себя будешь. А что самое страшное — меня. Я, знаешь ли, очень не люблю, когда меня проклинают. Люблю, когда меня любят.

— Любовь ничего не стоит, если уж она продаётся и покупается! — со слезами на глазах выкрикнула Аксинья.

— Ну вот, видишь. Тебе просто катарсис был нужен, для этого в постель не обязательно. — Я привлёк к себе Аксинью, обнял, погладил по голове. — Если хочешь — можешь заварить мне кофе. Посидим, французскими булками похрустим.

— Нет у меня ни кофе, ни булок…

— Не вопрос, щас всё будет. Пять минут.

Я метнулся в ближайшую лавку. Не через пять минут, конечно, но скоро мы действительно пили. Чай из самовара. С бубликами. Бублики были, конечно, русскими и не хрустели. Хотя я вообще не знаю, до какого состояния нужно довести булку, чтобы она хрустела, дичь какая-то.

— И что мне теперь делать? — спросила нахохлившаяся Аксинья.

— В смысле? Что хочешь — то и делай. Или ты в плане отношений? Ну, насколько я понял, жениха найти для тебя вообще не проблема. Скоро слух пройдёт, что твоё сердце свободно, и от этого добра отбою не будет.

Поморщилась. Ну… могу понять. Мне тоже вот это вот всё глубоко непонятно. Когда приходят к тебе какие-то малознакомые люди и предлагают руку и сердце, как бизнес-проект для инвестиций. Как по мне, знакомство должно быть естественным. Как и развитие отношений, вплоть до ЗАГСа.

— Почему ты не воспользовался моей слабостью? — спросила Аксинья напрямик, пронзив меня взглядом.

— Я ж объяснил.

— Даже среди «благородных», — это слово она произнесла с таким ядом, что мне захотелось Противоядие кастануть на всякий пожарный, — таких днём с огнём не сыщешь.

— Что значит, «даже»? — возмутился я. — Я, между прочим, тоже благородный. Ну… почти. Формально граф? Граф. Вот и нехрен тут.

Во взгляде Аксиньи сверкали молнии и плыли тёмные тучи. Хотя иногда вдруг прорывался солнечный свет и возникала радуга. В общем, многое обещал этот взгляд. Очень многое. Пожалуй, пора отсюда валить к хренам, а то я ведь тоже не железный.

Я встал. По моему лицу Аксинья поняла, что ухожу, и что она меня не удержит.

— Мы ещё увидимся? — встала она тут же.

— Легко. Забегай как-нибудь в гости. Живу в Давыдово, в своём имении. Более конкретного адреса, боюсь, не существует, но в округе меня любая собака знает.

— Заходи лучше ты, — улыбнулась Аксинья.

— И я зайду. Прямо завтра не обещаю, но на неделе — обязательно.

На том и попрощались. Я сделал себе в памяти пометку, что заехать нужно. Девушка, конечно, сильная и крепкая, но пока нестабильная. Надо проконтролировать, только осторожно. Впрочем, ставлю кость, что при следующей встрече Аксинья уже будет воспринимать меня только как свидетеля её временной слабости и постарается скорее отделаться. Ну и славно, уж чего-чего, а женщин вокруг меня и без неё хватает.

Смоленское утро выдалось пасмурным, сонным. Да к тому же без кофе, а чай меня не сильно взбодрил. Я, зевая, добрался до резиденции генерал-губернатора. Меня уже даже ни швейцар у двери, ни лакей — никто ни о чём не спрашивал. Я просто спокойно прошёл в кабинет Самого и, сев на стул для посетителей, не здороваясь, сказал:

— Илья Ильич. Сними мне квартиру в Смоленске.

Обломов отложил перо.

— Где?

— В Смоленске.

— Это понятно. Район уточняю.

— Да где-нибудь попроще, чтоб без благородных соседей. И не шибко дорогую. Мне не жить — хотя, может, и заночую как-нибудь, — а с человеком одним встречаться по-тихому. Сделаешь?

Илья Ильич несколько секунд подумал, потом сделал неправильные выводы.

— Аксинья?

Про ситуацию с Аксиньей он, естественно, знал, я старался держать Обломова в курсе всего, что происходит на подведомственной территории. Как и говорил Харисиму, с власть предержащими лучше дружить. Иначе можно огрести проблем, а проблемы никому не нужны. Нужны плюшки.

— Тьфу на тебя, Илья Ильич! Совсем скверно обо мне думаешь. Нет, увы, всё куда прозаичнее. Встречаться буду с мужиком. Сугубо в рамках дозволенного Роскомнадзором.

— Опять какие-то свои тайные дела крутишь?

— Не опять, а снова. С Троекуровым вопрос-то решать надо, он сам не рассосётся. Что там у нас, кстати, по гробовой мастерской?

— Глухо, — развёл руками Илья Ильич. — Не принадлежит она ему по документам и никогда не принадлежала. А держал её некий Спиридонов Гермоген Евграфович. Где такой, кто такой — загадка. Концы в воду, не сыскать.

— Ожидаемо. Но не критично. Копите факты, сведения. Всё это в итоге для суда пригодится. Путь в тысячу километров начинается с одного шага.

— Полагаешь, дело до суда дойдёт? — внимательно посмотрел на меня Обломов.

— Полагаю, нет. Но готов рассматривать разные варианты развития событий. Я бы хотел, чтобы у Троекурова проблемы начались по всем фронтам. Чтобы его даже официально в розыск объявили.

— Работаем… Насчёт квартиры понял, завтра сделаем. Кстати говоря, может, тебе будет интересно: Троекуров-младший уехал в Петербург.

— Ку… Чего этот недоделок сделал⁈ — обалдел я.

— В Петербург, — развёл руками Обломов. — Буквально вчера, как оказалось.

— В смысле, с концами, что ли, перебрался?

— Да нет вроде. Просто поехал за каким-то интересом. С чем уж то связано — Господь его знает.

— Долбанутым нет покоя… Вот и подписывай всяких сопляков на агентурную деятельность. Ладно, квартиру всё равно сними, пусть будет.

— Так это ты с ним, что ли, встречаться собирался?

— Ну. В кабаках уж больно людно. А у Троекурова, как мы знаем, глаза и уши даже там, где им ну вот вообще делать нехер. Кстати, об этом. Надо ж ещё с Филькой вопрос закрыть… Не-не, это я не тебе, это уже о своём. Всё, Илья Ильич, бывай! Завтра загляну — квартиру посмотреть.

Попрощавшись, я вышел на улицу и перенёсся… Нет, не в Оплот. Хотелось немного потусить дома. Кофе хорошего выпить, в кровати поваляться. К тому же не факт, что Фильку вообще успели найти. Выяснить это можно, даже не мотаясь самому. Пошлю сокола к Прохору, десять минут — и будет ответ. А там уж решу, либо покемарить до обеда, либо сразу переноситься в Оплот и работать с предательским Филькой.

Это ж сколько ещё среди охотников таких двуличных мразей? Терентий, Филимон… И ведь про всех говорят, что охотники хорошие! Чем только этот сучий Троекуров их соблазняет?..

Я перенёсся не в кабину, а во двор. Зашёл сразу на конюшню.

— Ну как ты тут, Тварь? — поприветстовал новую жительницу.

— Говно, — отозвалась Тварь, полыхая огнём глаз. — Не ем я овса. Мне мясо нужно. Или яйца. А траву свою сами жрите.

— Белок, короче. Записано, — кивнул я. — Всё будет, не нервничай.

Я свистнул. Сокол по имени Грамм сорвался с насеста, пронёсся перед самым носом кобылы и сел мне на плечо.

Кобыла возмущённо заржала. Сокол повернулся к ней и презрительно клокотнул.

— Чего⁈ — взвилась кобыла. — Твой хозяин⁈ Это мой хозяин!

Сокол в ответ насмешливо засвистел. Кобыла заржала так, что разметала лежащую перед ней охапку сена. Поднялась на дыбы.

— А ну, тихо! — прикрикнул я. — Я пока ещё не твой хозяин.

— Как это?

— А вот так. Право мне служить надо заслужить. А ты только выделываться горазда.

Сокол насмешливо фыркнул. Снова что-то просвистел.

— Это ты-то, мешок с перьями, быстрее меня⁈ — возмутилась кобыла. — Да ты знаешь, как я скакать могу? Я — тварь, между прочим! Меня никому не догнать!

— Интересные подробности вскрываются, — хмыкнул я. — Жаль, что пока не до них. Я — по делам, пообщаемся, когда вернусь. Не буянь тут.

С соколом на плече вышел из конюшни. План был простой: поздороваться с домашними, кого увижу, предупредить, что обедать буду, подняться к себе, написать записку, отправить Грамма в путь-дорогу…

Корабль моих планов разбился об айсберг реальности.

— Владимир Всеволодович! — сказала Катерина Матвеевна, поднявшись мне навстречу.

Она сидела на веранде, а вокруг неё толпились примерно все, включая Захара. Земляны только не было, охотница на месте не сидела. Захар выглядел невероятно смущённым и озадаченным более всех.

— Я, это, — сказал он. — Ну… Не взыщи, Владимир — карету твою взял. К Марфе съездить, тебе ж всё равно пока не надо. А как обратно ехать, так там — вот…

«Вот» посмотрела на меня глазами, готовыми разразиться слезами, и промолвила:

— Спрячьте меня, Владимир Всеволодович, умоляю! Я не хочу замуж за Троекурова!

На лицах моих домашних, обступивших Катерину Матвеевну, читалось категорическое согласие с этой позицией.

— За Троекурова, ваше сиятельство, самую негодную дворовую девку отдавать — и то жалко, — выразила общее мнение тётка Наталья. — Уж мы-то его, негодяя, своими глазами видели!

— Да и слухи об нём какие ходят! — вмешалась Груня, качающая на руках младенца. — Кума моя рассказывала, а ей на рынке говорила ихняя прислуга, что чуть не каждую неделю в доме новая молодка появляется. А куда потом исчезает, то никому неведомо. Страсть господня!

— Да это не тот Троекуров, — успокоил я. — Это сын. Тому-то — нахрена жениться, если и так каждую неделю новая молодка?

— И то верно, — рассудил Данила.

Груня на него негодующе зыркнула.

— Всё равно! Разве ж это дело, благородной барышне в этаком сраме жить? Греховодство наблюдать? Спасите её, ваше сиятельство!

— Да спасу, куда я денусь. Спасать благородных барышень — мой профессиональный долг. Здравствуйте, любезная Катерина Матвеевна!

— Ах, простите! — Катерина Матвеевна сообразила, что даже не поздоровалась. — Я так взволнована… Здравствуйте, Владимир Всеволодович.

— Николай Троекуров, получается, посватался к вам? Мне говорили, что он в Петербург зачем-то отбыл. Это за подарками к свадьбе, что ли?

— Отбыл? — удивилась Катерина Матвеевна.

— Ну да. Он давно приходил свататься?

Катерина Матвеевна отвела глаза. Пролепетала:

— Да он, собственно, пока не приходил… Я даже и не знала, что Николай Дмитриевич в Петербурге.

— Очень интересно. А как же он тогда к вам посватался?

— Я… Ах, простите! — Катерина Матвеевна всплеснула руками. — Я вчера получила письмо от папеньки, и по некоторым оговоркам поняла, что у него появилось такое намерение — выдать меня замуж. Сказала об этом дядюшке с тетушкой, и они принялись меня убеждать, что Николай Дмитриевич — прекрасная партия. Я расплакалась, повздорила со всеми. Николай Дмитриевич — приятный молодой человек, но я его совершенно не люблю! Я плакала в саду, и меня в окно увидела Марфа. Прибежала, спросила, что случилось. Она так хорошо меня понимает! А потом откуда-то появился Захар Силантьевич. — Катерина Матвеевна задумчиво посмотрела на Захара. — Право, я даже не могу припомнить, откуда…

— Да я за минуту до этого приехал, — не моргнув глазом, соврал Захар. Ну, ясное дело. Не с Марфей же кувыркался у неё в комнате. — Как услыхал, в чём дело, так сразу сказал — надо в Давыдово ехать! Уж туда Троекурову точно хода нет. Владимир ему последний раз так по рогам дал, что еле жив остался.

— Ай, молодец! — похвалил я. — Троекуров ещё даже никуда не рыпался, а ты уже ко мне, молодому холостяку, незамужнюю барышню домой притащил. Троекуров, может, свататься ещё и не полезет. Он без папашиной воли шагу шагнуть не смеет, а папаше пока вот вообще не до жениховства. Зато Катерине Матвеевне, когда вернётся, дома скандал закатят — только в путь.

— Ой, — пробормотал Захар.

— Вот тебе и «ой»! Это у вас с Марфой свободная любовь; секс-наркотики-рок-н-ролл. А людям, отягощённым аристократическим званием, над каждым шагом думать надо. Особенно если ты незамужняя барышня. Там вообще этих правил приличия столько, что запоминать — дураком станешь.

— Ах, — сказала побледневшая Катерина Матвеевна. До которой, видимо, тоже дошло.

Я развёл руками.

— Ну, блин. Сорян. Не я выдумал.

— И что же нам теперь делать?

Ответить я не успел.

— Владимир! — заорали из дома.

Я услышал торопливый стук сапог по лестнице. Кто-то поспешно спускался из моей башни вниз.

Я распахнул дверь. И едва не столкнулся с Прохором.

— Филька, гад! — выпалил он.

— Что?

— Догадался! Взять себя не даёт. Как увидал, что я иду, так заперся в избе, да шарашит оттуда Мечом да Ударами.