Глава 8

Но блин! Если Земляна апнется до Боярыни, то ведь тут же свинтит в свою Европу дурацкую. Будет там гулять, зараза такая, по парижам, чертей с Эйфелевой башни состреливать. Или её не построили ещё? Хз, не помню, когда она появилась. Электричества ещё нет, так что, по идее, ЛЭП прокладывать смысла не было… Блин, как же тяжко без Википедии. Впрочем, рискну предположить, что в свете текущих реалий французам чуть-чуть не до красивых башен. От драконов бы отстреляться.

— Нет, — ответил я Земляне, заставив себя отвлечься от размышлений. — Мы придём — а он уйдёт.

— Как — уйдёт⁈ — не поняла Земляна.

— Ну, вот так. Колдовством. Знаком или амулетом — не знаю уж, как он это делает, но делает.

— Зачем уйдёт? — не понял и Захар.

Тут я уже чуть не всплакнул от умиления. Совсем бесхитростные…

— Чтобы не погибать, ребята. Так вот странно устроены некоторые люди: не хотят они особо погибать.

— Так он же тварь!

Твари от людей, по большей части, отличались совершенно идиотским гонором. Отступали они редко, до последнего верили, что все должны обсираться от одного их вида, и если сейчас их убивают, то это просто временный баг, который вот-вот пофиксят разрабы. Но тут был один нюанс.

— Да вот — увы, ребята. Формально Троекуров — человек. Мразь, каких поискать — это да. Но на тварь не тянет… Ха!

В этот момент меня осенило. До сих пор, оказывается, не давала покоя мысль: если у Троекурова уже есть оружие против охотников, так чего ж он его с собой не взял, когда ко мне в усадьбу приволокся? Казалось бы, что уж проще — спрятать под одеждой пистолет? Так сказать, для гарантированно удачного завершения переговоров. Но — нет, пистолет Троекуров не взял. Вряд ли из благородных побуждений. И, кстати, Головины это оружие от него тоже не получили. А значит, что-то с пулями пока не так. Может, твари в них каким-то образом собственную силу вливают? Потому и вооружают пистолетами не всех мертвяков, а только Т-800 — самую мощную и, очевидно, ультрасовременную разработку? В мастерской-то парень бригадиром был, небось… В общем, вопросов у меня много.

— Ладно, — сказал я. — Идём в тюрьму, раз такое дело.

* * *

В тюрьме меня узнали и немедленно пустили вовнутрь. Даже спрашивать не стали, к кому. Видимо, предупредили официальные лица.

Выглядел дедушка, вынесенный Земляной из мастерской, хреновенько. Судя по выражению лица, кирпичей навалил больше собственного веса. Это он хорошо, удачно. Не придётся страшно пытать и жестоко запугивать. Приятно, когда пациент всё делает сам.

— Я ничего не знаю! — заблеял дедушка, трясясь. Я едва в камеру шагнуть успел. — Ни о каких мертвецах, ни сном ни духом! Я гробы продавал!

— Очень интересно, — сказал я, остановившись напротив него. — Гробы продавал, а о мертвецах — ни сном ни духом. Думал, это просто такие сундуки, что ли? Приданное хранить?

Почему приданное? А, это у меня бракосочетание Катерины Матвеевны из головы не идёт.

— Я имел в виду живых мертвецов!

— Каких таких живых мертвецов?

— Которые гробы делали!

— Угу. То есть, о живых мертвецах ты таки знал.

Тут дедушка из просто бледного стал нежно-нежно салатовым. Схватился руками за голову и всхлипнул.

— Он меня убьёт…

— Ну, врать не буду — да, убьёт. Господин Троекуров не из тех, кто спасает соратников. Да и соратников у него нет — одни шестёрки, которых потерять не жалко. Но помирать можно по-разному. Можно — конченой мразью, которую на том свете черти жарить будут на углях вечность. А можно — приличным человеком, который сильно оступился и раскаялся. Про луковку слыхал?

— Какую луковку?

— Да была, говорят, одна баба. Грешила направо и налево, в общем, была сексуально раскрепощённой и независимой. И за всю жизнь только одно доброе дело сделала — бросила нищенке луковку. И вот после смерти она попала в ад. Её ангел пробил ей возможность амнистии. Ему позволили протянуть ей эту луковку с условием: если сумеет её за луковку вытянуть, то так и быть, пустят в рай. И что думаешь?

— Что? — прошептал старик.

— Вытянул, что. Во всей этой истории самая большая загадка — нахрена нищенке луковица. Желудок прожечь к чертям собачьим? Такой себе добрый поступок, честно говоря, но, даже он прокатил. А у тебя есть шанс реальную пользу хорошим людям нанести. Сдай всё, что знаешь по Троекурову — глядишь, и тебя ангел за какое-нибудь место вытянет.

Старик проникся и заговорил. Сказал он поначалу мало интересного. О том, как технически на людей насылались домовые и кикиморы, я уже имел представление. О магических предметах, с погаными намерениями подбрасываемых жертве, тоже. Записи старик вёл, но уничтожал их сразу же, как только заказ был исполнен. Память у него была как решето, порадовать адресами требующих спасения людей не мог. Ну, почти.

— А мертвякова невеста-то! — подскочил он вдруг.

— Чего? Кого?

— Ох, это самое жестокое колдовство его… Есть девица одна, вы, верно, знаете, Аксинья Епимахова.

— Впервые слышу. Я не местный.

— Ну тогда конечно… Дивной красоты девица, но не одною только красотой славна. Ещё — удивительной верностью. Жених у неё… был. Хороший парень, лесоруб. И вот в лесу-то беда и случилась — погиб он. Кто говорит, случайно вышло, а кто — что специально его топором по голове отоварили. Дескать, чтобы Аксинью освободить.

— Толковый план, — кивнул я. — Надёжный, как швейцарские часы. Девушки любят победителей, известный факт. А дальше?

— Дальше Троекуров жениха воскресил. А потом как обычно всё будет.

— А как у него обычно с мёртвыми женихами бывает?

— А приедет он однажды ночью к Аксинье и позовёт за собой. Ну, она и согласится. Любит же, все соглашаются. А он её прям на кладбище увезёт и в могилу к себе утащит. И — всё.

Мы переглянулись. Потом Захар озвучил общую мысль:

— Нахрена?

— В каком же это смысле? — пролепетал старик. — Чтобы погубить!

— А на месте ей башку оторвать не проще? — внесла свою лепту Земляна. — Зачем тащить-то в такую даль?

— Но… Это ведь… Вы не понимаете… Другое!

— Дед, хорош юлить! — рассердился я. — Взялся объяснять — давай излагай толком. Действительно, зачем огород городить?

— Так ведь… Могила — это же проход в потусторонний мир. Для того, кто похоронен. Ну, и гостей его тоже. Ежели просто девицу убить — так и что? Чертям такая праведница не достанется. Если уж даже луковка… А тут — верность! При такой-то красоте. Да к ней дворяне сватались — всем от ворот поворот давала!

— Давала, говоришь… — почесал я лоб.

— Как есть говорю — давала! Ни одного не приветила, всё лесоруба своего любила! А теперь он её утащит по доброму её согласию — и всё. Пропала душенька!

Интересная схема. Не всё в ней понятно, конечно, однако суть я уловил.

— И когда к ней жених придёт? Есть информация?

Так-то, конечно, мероприятие обещает быть любопытным, да и девицу жаль. Но сидеть в засаде каждую ночь, ожидая появления жениха — такая себе перспектива. Он, может, ещё полгода не появится, а у меня других дел — чёртова прорва. И есть мнение — Троекуров добавит ещё. О разгроме мастерской наверняка уже проведал. А чтобы прокачаться до Пятидесятника, мне нужна охота посерьёзнее, чем единственный мертвяк. При всём уважении к его добродетельной невесте.

— Известно, — удивился старик. — В полнолуние! Когда ж ещё мертвякам за живыми приходить-то.

Действительно. Это ж малые дети во втором классе проходят, вместе с таблицей умножения. Как можно не знать.

— А полнолуние у нас когда?

Тут старик даже головой покачал.

— Да нынче же ночью!

Угу. Ну вот это уже другое дело. Это мне уже нравится.

— Где, говоришь, эта ваша Аделаида живёт?

— Аксинья!

— Ну хотя бы и Аксинья, сойдёт. Адрес давай, разберёмся!

* * *

Земляну и Захара я с собой не потащил. Что я, с одним мертвяком не управлюсь? Захару велел смотаться до Марфы и передать, что за приданое Катерины Матвеевны можно не беспокоиться. Теперь папенькины капиталы в надёжных руках.

О матримониальных планах папеньки решил пока никому не рассказывать. Тем более, что планы эти могут стремительно измениться. Например, в момент, когда Троекуров, держащий в руках едва ли не весь Смоленск, из уважаемого благородного господина обернётся вдруг тем, кто есть на самом деле — продажной тварью. Пляшущей под дудку тварей уже вполне натуральных. То-то будет весело.

Троекурова ушатать, конечно, хочется. Аж руки чешутся. А ещё очень хочется накрыть производство нового оружия — пока эта зараза не распространилась дальше. Разработки явно пока на ранней стадии, косяков ещё до хрена. Одна слепота твари чего стоит. То есть, промышленных масштабов это всё пока не приобрело, есть шанс задавить заразу на корню.

Только вот что-то мне подсказывает, что производство вряд ли находится в Смоленске. Город всё-таки не самый большой, и Троекурова тут каждая собака знает. Одно дело — гробовая мастерская с нестандартными работниками, а другое — производство оружия против охотников… Не-ет. Там, где живёт, Троекуров гадить не станет. И кажется, я знаю, в какую сторону копать. Сейчас вот только, доброе дело сделаю по-быстрому…

С этой мыслью я решительно постучал в дверь дома, где жила Аксинья.

Через некоторое время не менее решительно распахнулось окно, расположенное рядом с дверью. На меня выплеснули ушат холодной воды. После чего окно захлопнулось.

— И тебе добрый вечер, — пробормотал я, глядя на лужу под ногами. — Интересные у вас тут традиции.

На меня вода не попала — быстроту реакции, слава богу, не пропьёшь, успел шагнуть в сторону. Но сам факт исключительно порадовал.

Я снова постучал в дверь.

— Что надо, окаянный⁈ — услышал из-за двери грозный голос.

В этот раз Аксинья обошлась без воды. Ну, логично — вряд ли у неё в доме водопровод, на каждого кандидата в женихи ушатов не напасёшься. Водопровода, блин, даже у меня пока нет. То чёрт, то Троекуров, то ещё какая ерунда.

— Уж сколько раз сказано — не нужны мне никакие женихи! Проваливай!

— Так-таки и никакие? — заинтересовался я. — А мне говорили, что один всё-таки нужен. Что до сих пор верность ему хранишь, даже мёртвому. Что ни на кого другого глядеть не хочешь. Наврали, получается? Даже он тебе не нужен? Ну, тогда ладно. На нет и суда нет.

Я развернулся и сделал вид, что собираюсь уходить. Дверь открылась.

Ну… Красивая девчонка, да. Не наврал дед. Зарёванная только.

— Что ты там болтал про Ванечку моего?

Я ткнул пальцем в лужу на крыльце.

— Вытри, некрасиво. Да и вообще некультурно — так себя вести. У меня, может, водобоязнь? Ты в меня водой — а я с перепугу гадить начну где попало. Или вовсе удар бы хватил.

Девчонка фыркнула. Посмотрела на меня с любопытством. На перчатку без пальцев и меч за плечами. Проворчала:

— Напугается такой, как же… Ты кто таков? Не видала тебя ни разу.

— Вот именно. Ни разу не видала — а поливаешься. И что за народ — никаких понятий о презумпции невиновности! Ладно. Вытирай лужу, потом можешь меня в дом пригласить. Так и быть, расскажу тебе кое-что.

* * *

Мы с Аксиньей сидели в горнице — она на кровати, я на табурете у печки — и смотрели в окно. На то, как над домами встаёт луна.

— А Ванечка точно придёт? — прошептала Аксинья.

Как ни странно, информация о том, что тот, кто придёт, будет как бы не совсем Ванечкой, её не сильно обеспокоила. Девчонка вообще оказалась крепкой, гвозди бы делать из таких. Теперь, глядя на неё, я ни секунды не сомневался, что вслед за женихом отправилась бы хоть в могилу, хоть непосредственно к чёрту на рога.

Они, видите ли, пообещали друг другу, что никогда не расстанутся. И Аксинья своё обещание выполняла неукоснительно. Образ Ванечки бережно хранила в душе и расставаться с ним не собиралась.

— Сегодня точно полнолуние. Так что должен прийти. Ты всё помнишь?

— Всё.

Блин, а луна-то и правда красивая. Не зря твари на её свет ползут. Тяга к красоте, оказывается, даже им не чужда…

И тут в дверь постучали.

— Аксиньюшка, открой! — послышался негромкий голос.

Аксинья тут же вскочила.

— Бегу, Ванечка! Бегу!

Я переместился к печке так, чтобы меня не было видно. А сам прекрасно видел, как Аксинья открыла дверь, и в сени шагнул Ванечка.

— Милая, идём со мной.

Медлить не стал, сразу быка за рога. Молодец… Впрочем, медлить — это не про тварей в принципе.

— Идём.

Аксинья тоже ломаться не стала.

Взялись за руки — и вперёд, по лунной дорожке. Аксинья склонила голову милому на плечо. Хоть картину пиши. Если не знаешь, конечно, куда они, такие идиллические, направляются.

Я знал. И разведку на местности провёл заранее. Когда мертвяк привёл Аксинью к разрытой могиле, вышел из-за большой надгробной плиты и сказал:

— Дальше — всё. Закрыто на ремонт.

Шагнул вперёд, перекрывая мертвяку доступ к могиле.

Тот уставился на меня. Сохранился он, кстати, на удивление неплохо. Так — синюшный маленько, глаза запали, одежда тлеть начала. Но никаких тебе зомбиапов — ни клацающих зубов в обнажившихся дёснах, ни клочков кожи, свисающих с черепа, ни торчащих наружу рёбер. Жених как жених, видали и похуже.

Интеллект, впрочем, у мертвяка оказался вполне себе тварный. Вижу цель — не вижу препятствий. Целью его была разрытая могила, в которую нужно утащить Аксинью, а препятствие на пути единственное — я. Ванечка оскалил зубы и бросился на меня.

Я встретил его ударом меча. Рубанул по шее. Голову не снёс — в один удар с троекуровскими мертвяками такое не прокатывает, — но Ванечке не понравилось. Зарычал.

Оружием мертвяки не пользовались, зубов и когтей, как у натуральных тварей, у них тоже не было. Преимущество — быстрота и физическая сила. Мертвяки пытались проломить жертве череп, либо задушить. Ванечка начал с первого.

Кружил вокруг меня довольно долго, пытаясь нападать. Потом сообразил, что его броски я отбиваю, даже не вспотев, и поменял тактику. Наклонил голову и ринулся на меня — собираясь повалить на землю.

Ну, что сказать. Для твари — вполне себе сообразительный. Другой бы ещё полночи пыхтел, пытаясь проломить мне башку.

Я ушёл в сторону от атаки. Ванечка просвистел мимо и споткнулся о подставленную ногу. Полетел наземь.

Я наступил ногой ему на спину и кастанул Знак. Ванечка застыл.

— Ну долго ты там ещё? — крикнул Аксинье я.

— Всё-всё! Засыпала! Только заклинание произнести.

— Ну так жги. Только, смотри, слова не перепутай.

Естественно, Ванечку я, с моим-то рангом, мог сровнять с землёй в первую же секунду. Одна-единственная Костомолка — и привет. Но я проконсультировался с отцом Василием, и планы несколько изменились. Пока мы с Ванечкой были заняты, Аксинья закидывала землёй его могилу.

Теперь она набрала землю в горсть и принялась насыпать сверху крест.

— Любовью своей закрываю тебе дорогу назад, — услышал я слова, которым меня научил отец Василий. — Нет тебе ходу обратно. Нет! Нет!

С последним словом упала последняя крупинка земли.

Аксинья бросилась к нам и рухнула на колени перед поверженным женихом. Тот оскалился.

— Он сейчас — не он, — напомнил Аксинье я. — Не тот Ванечка, которого ты знала. Это тварь, единственная цель которой — увести тебя за собой в могилу. Ты уверена? Не передумала?

Аксинья отчаянно замотала головой. Я убрал ногу и отменил Знак.

Мертвяк рванулся к невесте. Но она оказалась проворнее. Накинула ему на шею крест и забормотала заклинание.

— Мы с тобой друг другу обещаны, одной нитью повязаны, куда я, туда и ты, куда ты, туда и я! Я свою верность доказала, нить моя крепка. Докажи и ты свою — оторвись от того, кто тебя держит, прилепись снова ко мне!

Мертвяк не слышал слов невесты. Он швырнул её на засыпанную могилу и принялся откидывать землю. Коснувшись насыпанного креста, взвыл, но копать не бросил.

Ну… Отец Василий предупреждал, что ничего не гарантирует. Сразу сказал: для того, чтобы сработало, одной техники мало. Можно идеально всё исполнить — а оно не сработает. Для того, чтобы получилось, надо, чтобы чувство, которое связывало этих двух, было действительно невероятно крепким.

Аксинья — молодец, не подвела. А вот жених… Ладно, чего я тут выстаиваю? Жду, пока он могилу вскроет, сиганет внутрь и девку с собой утащит?

Я шагнул к могиле и взмахнул над мертвяком мечом. Костомолкой шпарить — опасно, вдруг Аксинью задену.

— Нет! — взвизгнула Аксинья, увидев меч. И рванула к жениху с такой прытью, что вурдалак бы обзавидовался.

Загрузка...