Глава 4

Колян побледнел до синевы.

— Так что же… Это что же? Это папаша и к этому причастен⁈

— Знаешь чё?

Тут мы опять прервались. Официант приволок две кружки пива и новое блюдо, свинину с картошкой и грибами. Для меня. Мне после всех стрессов нужно было восполнить запас калорий. А Колян, судя по выражению лица, на еду даже смотреть не мог. В его случае стресс принял другую форму.

Когда официант ушёл, Колян промямлил:

— Ну, есть такие места в Смоленске, да. Я слышал. И даже знаю, где находится одно… Послушай. А тот, кто заказывает, точно чёрту достаётся? — и уставился на меня так, словно дырку прожечь собрался.

— У-у-у, — протянул я. — Да ты, брат, оказывается, в дерьмишке-то по уши…

Колян схватился за голову.

— Я не знал, я… Не думал! Это вообще глупость была. Мне было-то всего шестнадцать, ухаживал за одной… А к ней другой наповадился, и она ему расположение оказывала. Больше, чем мне.

— И ты его убить решил?

— Чего⁈ Нет, что ты! Наоборот — приворожить.

— Мужика? — не понял я.

— Да тьфу на тебя, в конце концов! У меня и так мысли путаются, да ты ещё путаешь. Девушку приворожить! Чтоб на другого не смотрела даже.

— А… Ну, приворот — не убийство. За него, наверное, ничего такого страшного тебе не будет. Хотя я не разбираюсь, честно. Доживёшь до двадцати шести — посмотришь.

— Почему до двадцати шести?

— Потому что обычно чёрт приходит душу забирать через десять лет. Хотя я в их бюрократии не сильно шарю, как там всё устроено. Вот, к примеру, был чёрт, который и в Петербурге, и в Смоленске исполнял, сразу двух душ добивался. Но мы его грохнули на днях. И если твоя душа, например, в его ведомстве была — наверное, уже всё, опасность миновала. Но это не точно.

Я глотнул пива, прошёлся по картошечке. Колян тем временем всё сидел, схватившись за голову, и взгляд его блуждал, вероятно, по воспоминаниям.

— Что, Колюнюшко, невесел? Что ты голову повесил? — решил приободрить парня я.

— Что? А… Да девушку вспомнил, которую привораживал.

— Во, кстати! Как там у вас всё срослось-то? Секс был?

— Что-что было?

— Эм… — Тут я не на шутку подвис. Все термины для обозначения известного процесса, которые приходили в голову, были либо просторечными и наверняка непонятными аристократу, либо попросту не свойственными этому миру. И тут в голове щёлкнуло, в памяти всплыло ещё одно латинское слово. — Во! Коитус. Было, нет?

Колян покраснел, огляделся и буркнул:

— Да.

— Ну, поздравляю, что тут сказать. Это, конечно, не клофелином обработать, хотя около того… В общем, спишем на грехи молодости. Кто в пубертате херню не творил.

— Было, и несколько раз. Но потом… Я очень скоро понял, что что-то не так.

— Живот расти начал?

— Чего?

— Да не у тебя — у неё.

— Нет! Просто… Она стала сумасшедшей.

— В плане?

— Она натурально сошла с ума! И предметом её помешательства был я. Она не давала мне проходу, буквально. Не отпускала в прямом смысле слова. Схватится за руку — и держит весь день. Мне, прошу прощения за подробности, в уборную необходимо — она туда со мной норовит. И этот влюблённый взгляд без тени мысли… Я даже бояться её начал. А она с семьёй почти порвала, от всего отказалась. Зимней ночью в одной ночной рубашке босиком пришла ко мне под окна… Не мог не впустить.

— И сразу же согревающий коитус?

— И коитус…

— Отвратительно! Продолжай.

— Ну, отец прознал.

— Надо же. Удивительно… Как же он сумел?

— О ней к тому времени трепался весь свет, к тому же всё происходило буквально у него под носом.

Н-да, сарказм Колян не разбирает от слова совсем. Может, из-за стресса, конечно. Хотя с сарказмом у них тут в принципе — не очень.

— И что сделал отец?

— Наорал на меня. Объяснил, что я глупость сделал. Хотя я уже и сам к тому времени понял, что глупость. Но отец пообещал, что всё решит.

— И решил?

— Решил…

— Как именно?

— Определил эту девушку в доллгауз.

— Ку… Куда⁈

Я опять упёрся в скудность своих лингвистических познаний. Услышанное слово моментально разложил на doll и house. Сразу представил, как Троекуров хитрым колдовством уменьшил барышню и поселил её в кукольном домике. Теперь, может, даже показывает за деньги. Прям готовый слоган: «Не знаешь, как решить проблему? Уменьши её!»

— Это в Петербурге. Специальное заведение, где содержат бесноватых.

— Психушка, что ли?

— Как?

— Ну, ясно, понял. Доллгауз… Блин, слово-то какое. И что?

— Ну… И всё.

— Ты её навещал хоть?

— Н-нет…

— Н-да. — Я покачал головой.

Колян ударил себя в грудь.

— Да знаю я, что поступил, как подлец! Знаю! Но что я мог? У меня не было ни сил, ни власти, ни… ни…

— Ни мозгов, — подсказал я.

— Да, — выдохнул Колян и совсем уронил голову.

— Ну, теперь у тебя есть сила и ум. В моём лице. А значит, сейчас я прикончу пиво, добью картошку — и пойдём искупать грехи твои тяжкие.

Колян посмотрел с недоумением.

— Что это значит?

— Это значит, что ты приведёшь меня туда, где заказывал услугу. Я оценю обстановку. И, исходя из оценки, либо сам туда войду и накошмарю со страшной силой, либо соберу друзей-охотников, и мы наведаемся туда следующим вечером с внезапной проверкой. А ну как у них там лицензия на проклятия просрочена?

— Ты не понимаешь. Всё не так просто. Там очень сложная схема…

— Да понимаю, чего тем не понимать. Надо подойти в определённом кабаке к определённому человеку, а он тебя возьмёт за руку и проводит в нужное место.

— Откуда ты знаешь⁈

— Ну, так. Догадался…

* * *

Пока мы шли к кабаку, Колян весь извёлся.

— А вдруг меня там узнают?

— Тебе сколько лет?

— Двадцать пять.

— Значит, с того случая прошло девять. Там уже персонал сто раз сменился. Да и ты — вон, как похорошел. Ума бы ещё набрался, цены б тебе не было.

— Да я не о том! Папаша — известная в городе личность. И меня тоже многие в лицо знают. Что я — сын самого Троекурова… А ну как на знакомых нарвусь?

Я остановился. Призадумался. И впрямь не учёл, что Троекуров в Смоленске — медиаперсона охренеть какого масштаба. Из тех, что в новостной ленте мелькают если не каждый день, то раз в неделю точно. Ну, и на Коляна отблески славы падают, куда ж без этого.

Знакомые-то — хрен с ними. Ну зашёл и зашёл парень в кабак, подумаешь. Там же вывеска не висит: «Нужна качественная, надёжная порча? Обращайтесь!»

А вот если тот самый правильный человек из обслуживающего персонала признает в Коляне Троекуровского сынка, реально может выйти не очень. Хэ его зэ, какие инструкции после той давней истории Троекуров выдал сотрудникам. Но от того, чтобы сынишка вляпался повторно, наверняка его оградил. Установил, так сказать, защиту от дурака. И если Колян сунется в принадлежащее папаше заведение с целью получить определённого рода услугу, то получит вместо неё по шее. Причём, насколько я успел узнать Троекурова, быстро и качественно.

— Ладно. Считай, что убедил. Покажи мне кабак, скажи, к кому там подойти, и можешь быть свободен.

Колян показал. Издали. И рванул ловить извозчика с такой прытью, что я аж призадумался — не определить его, после того как всё закончится, в курьерскую службу к Урюпиным?.. А что. Читать умеет, расположение улиц выучит. А что Поречье, а не Смоленск — так он сам сказал, что куда угодно готов бежать, абы подальше от дорогого папаши…

С этими мыслями я подошёл к дому Обломова. Куда ещё идти-то было? Братья охотники для моих целей не годятся.

* * *

— Илья Ильич завтракать изволят, — зачем-то сообщил мне обломовский лакей, выскочивший навстречу.

— Рад за него. На меня прибор ставить не надо, только что из кабака. Ещё картоху не переварил.

Я направился к столовой.

— Одну секунду-с! — лакей обскакал меня. — Доложу-с!

Юркнул в столовую и захлопнул дверь.

Хм-м. Это ещё что за новости? Дорогой друг Илья Ильич не готов меня видеть? Или там, за дверью, происходит что-то нехорошее? Неспроста ж лакей как на амбразуру кинулся. Мало ли что, не люблю я загадок!

С этой мыслью я распахнул дверь.

Ну… Ничего такого нехорошего в столовой не происходило. Скорее, наоборот. Илья Ильич реально завтракал, причём не один. Рядом с ним сидела дама.

При виде которой я вспомнил о боге. Так и вспыхнуло в голове: «О, Боже! Вот это сиськи».

Илья Ильич, судя по тому, как смотрел на даму и её неоспоримые достоинства, мои эмоции полностью разделял. Хотя при виде меня немного смутился.

— Вот, Владимир, знакомься. Это Аглая Бонифатьевна. Моя, э-э-э… знакомая. Аглаюшка, это Владимир Всеволодович Давыдов. Мой лучший друг и наш знаменитый граф-охотник.

Аглая Бонифатьевна подала мне руку для поцелуя и мило порозовела. Я изо всех сил постарался, исполняя обряд знакомства, смотреть ей в глаза.

— Аглая Бонифатьевна почтила меня, так сказать, — продолжил неловко объяснять Обломов. — Изволила присоединиться к завтраку…

Я кивнул.

— Ну да. Завтрак — дело хорошее. Силы восстановить не помешает, перед новым-то раундом… Илья Ильич, прости за беспокойство. Кабы знал, что у тебя тут такое божественное явление, не впёрся бы. Но коль уже всё равно впёрся, будь добр, удели пять минут.

— Конечно!

Обломов вместе со мной вышел из столовой. Я быстро изложил суть дела. Обломов нахмурился.

— А не опасаешься, снова-то Троекурова дразнить?

— Это пусть он меня опасается. А не думает, что своим визитом напугал до усрачки. Ну и тебе хорошо — одной клоакой в городе меньше будет. Ты скажи, человека дашь?

— Да это — конечно, это не заржавеет! Хоть, вот, Парамонова возьми, который вчера к Троекурову ездил якобы с поручением. Хвастал, что хорошо справился.

— Справился, — подтвердил я. — Где его найти?

— Да обожди в гостиной. Я распоряжусь, позовут… Али, может, ты позавтракать с нами желаешь?

Тут Обломов посмотрел на меня так умоляюще, что от завтрака я бы отказался, даже если бы помирал с голоду. Пожрать, в конце концов, где угодно можно. А таких, как Аглая Бонифатьевна, я в Смоленске ещё не видал. Да и в принципе… Гхм.

— Спасибо, завтракать не желаю. Удачи тебе в личной жизни. И, это…

— Что? — Обломов, устремившийся было назад в столовую, обернулся.

— Если что, жениться тебе теперь ничто не мешает. И детей иметь — тоже.

— А ведь и верно! — возрадовался Илья Ильич. — Чёрта-то больше нет! Пойду, обрадую Аглаюшку.

— Уж ты постарайся. Радуй как следует. Не справишься — зови на помощь. Так и быть, выручу.

Но Обломов меня уже не слышал, нёсся обратно.

Тот парень, что приходил гонцом к Троекурову, появился в гостиной минут через двадцать. Вытянулся передо мной в струнку.

— Звали, ваше сиятельство?

— Звал. Прежде всего — благодарю за службу. Красиво исполнил, молодец. Держи, — я протянул парню серебряный рубль. — А теперь — как насчёт еще одного поручения?

* * *

Новую задачу парень выполнил так же безукоризненно. Полчаса спустя вышел из кабака в сопровождении неприметного мужичка. Ещё с полчаса он и сопровождающий петляли по улицам, уходя всё дальше от центра города. Я, на безопасном расстоянии, следовал за ними.

Путь закончился у входа в мастерскую. Сообразив, что именно здесь мастерят, я малость прифигел. Решил, что объекты слежки пока просто не добрались до места, остановились передохнуть. Парень, выделенный мне Обломовым, судя по всему, подумал так же. И задал спутнику вопрос, на который получил вполне однозначный ответ.

Неприметный мужичонка развернулся и упылил прочь. Парень остался обалдело стоять перед дверью в мастерскую.

Я, подождав, пока неприметный скроется из виду, свистнул. Парень подошёл ко мне.

— Это что ещё за фокусы?

— Не могу знать, ваше сиятельство! Сам изумился. Но тот, из кабака, поклялся, что правильно привёл.

— В гробовую мастерскую?

— Ну да. Заходи, дескать, не сомневайся. Хозяину в конторе скажи, что гроб тебе нужен дубовый, трижды лаком покрытый, с латунными ручками. Хозяин поймёт. И там уж можно о настоящем деле разговаривать.

Угу. Нет, ну я сам — не сказать, что ангел. Но Троекуровский цинизм просто все рекорды бьёт. Не удивлюсь, если заказчику порчи потом скидку дают на гроб. А у отдельных личностей, может, и накопительная действует.

— Что дальше, ваше сиятельство? — парень снова вытянулся в струнку. — Какие ещё будут указания?

— Только одно. Ступай в хороший кабак, угостись как следует и выпей за моё здоровье. Оно мне, чую, понадобится.

Парень откланялся и ушёл.

А я, прислонившись к стене дома на противоположной стороне улочки, ещё раз рассмотрел мастерскую. Н-да, это тебе не подвальчик в Питере. Здесь у Троекурова дело поставлено с размахом.

Мастерская представляла собой длинное, приземистое одноэтажное здание. Справа — дверь. Над дверью вывеска: «Гробовых дел мастер Зеленчук».

Кто такой — чёрт его знает, но это неважно и мне неинтересно. А интересно то, что в мастерской нет окон. Ни единого. Дверь, а дальше глухая стена. Хм-м…

Я, стараясь не палиться — на случай, если окна таки есть и за мной кто-то наблюдает, — обошёл здание. Здесь стена тоже была практически глухой. Единственное небольшое окно, напротив того места, где спереди дверь.

Я приблизился к окну. Ухватился за подоконник, осторожно подтянулся. Заглянул.

За столом, спиной ко мне, в тесной захламленной комнатушке сидел плешивый старик и читал газету. На столе перед ним я заметил письменный прибор и наваленные грудой бумаги.

Угу. Это, стало быть, и есть та самая контора. А старик — весьма вероятно, Зеленчук, хотя этот момент меня сейчас беспокоит меньше всего. Мне интересно, где, чёрт возьми, окна?

Если там, внутри здания, и правда мастерят гробы — они что, наощупь это делают? Я ещё раз оглядел здание. Под крышей, с обеих сторон фасада, увидел чердачные окошки — для вентиляции, чтобы крыша быстрее просыхала после дождя, — но забраться в дом сквозь них сумела бы разве что кошка. Даже мой пятнистый Бро бы не пролез. Наверное. Ещё пара раз погостит в моей усадьбе, на тётки Натальиных хлебах — точно не пролезет…

Ладно. Зато крыша — из соломы, как водится в здешних местах. Если забраться на неё с обратной стороны здания, то с улицы меня не увидят. Можно будет раскидать солому и пробраться на чердак. Осталась ерунда — попасть на крышу.

Полёт, что ли, открыть? С одной стороны — двадцать родий жалко до зарезу. С другой стороны — штука полезная. Мало ли, когда ещё пригодится. И на крышу по-другому не попасть… Эх, ладно!

Через минуту я стоял на краю крыши. Ещё через десять нырнул в лаз, который проделал, разобрав солому. И оказался на чердаке.

Под ногами были настелены доски. Грубо, их даже не стелили толком — просто покидали на балки, оставив щели толщиной в палец. Как же тут, наверное, зимой-то холодно! Хотя, так-то, я и печной трубы на крыше не видел…

Я лёг на пол и заглянул в щель между досками. В помещении цеха ожидаемо было темно, как в гробу. Но движуха, несомненно, шла — я слышал шарканье рубанков, стук молотков, повизгивание пил.

Недоумевая всё больше, протолкнул сквозь щель Светляка. Если заметят, тут же погашу! Но на светляка не обратили внимания. Работники цеха были в принципе ребята не любопытные.

У верстаков стояли мертвяки.

Загрузка...