Перед Матвеем на столе лежал отпечатанный на машинке листок с кратким и совершенно непонятным заданием: «Срок сдачи сценария: 1 августа, Подмосковье, семья типическая, среднероссийская, генеалогический потенциал: 6,2 и 6,8».
– Поздравляю, коллеги! – Петрович сдвинул очки к переносице, – первое задание. Покажите им всем!
– А у тебя что? – Марк с таким же листком в руках подошёл к Матвею. Заглянул через плечо, – прикольно. Нам одно на двоих задание дали, похоже.
Он перечитал свой текст и заметил:
– Только коэффициенты переставили. Но, как говорится, от перемены мест слагаемых…
– Коллеги, прошу отнестись к полученным заданиям крайне внимательно. От качества их исполнения зависит ваша судьба, – Анаэль сегодня была в синем лёгком сарафане.
От этого задания действительно зависела судьба всего отдела – если авторы не справятся, они все потеряют работу. Для них это означает переезд в Казахстан или Грузию, а для неё – отступление в какой-нибудь Челябинск на роль обычного автора, либо Голливуд и рабство Павлина.
– А какой срок на написание? – поинтересовался Марк.
– Стандартно – четыре месяца.
– А если раньше? – не унимался любопытный Марк.
– Можно и раньше, подстраховаться, так сказать.
Анаэль ушла в свой кабинет за стеклянной дверью, оставив ароматный след своих духов. Матвей, прикрыв глаза, вдохнул её запах, мечтательно улыбнулся.
Она растаяла, как утренний туман,
Оставив аромат духов на память
И запах тела, и тепло надежд.
И обещание любви, которой, если честно,
Не хотела.
– Эк тебя, однако… – Петрович усмехнулся, выбрал из россыпи оранжевый карандаш и вернулся к раскраске.
– Марк, как думаешь, что она имела в виду, когда сказала, что от этого задания зависит наша судьба? – спросил Матвей.
– Да понятно, что. Так часто делают – дают одно задание на двоих, кто лучше справился – тот остаётся. Другого увольняют.
– Обидно.
– Не парься. Я всё равно здесь долго задерживаться не собирался. Место – твоё.
Матвей вздохнул, взял из пачки бумаги для черновиков чистый лист, положил перед собой. Придирчиво выровнял. Церемонно достал узкую коробочку. Открыл. На подушечке лежала автоматическая перьевая ручка, которой, как он сам решил, следует писать новые сценарии.
Попытался начать как-то красиво, ёмко, выразительно, но мыслей не было. Первая фраза не появлялась. Ну, ничего. Так тоже бывает. Значит, надо начать со второго предложения. Но и здесь он потерпел фиаско. Матвей вдруг понял, что не может придумать своего Главного Героя. Не может представить, какой он: смелый, дерзкий или наоборот – робкий, застенчивый? Чего он хочет? Какая у него цель? Как он должен измениться? Какие качества он хочет в себе воспитать? Он уронил голову на руки, сложенные над чистым листом.
Марк же первым делом создал пустой документ на компьютере, сразу сохранил его. Настроил шрифт, отступ, нумерацию страниц.
Как пианист перед началом исполнения сложной партии, с хрустом размял пальцы, сцепив их в замок, встряхнул, занёс над клавиатурой, прикрыл глаза, отсчитал такты.
Повинуясь внутреннему импульсу, обрушил пальцы на заскрипевшую от такого темперамента клавиатуру.
Марк печатал быстро, самозабвенно, шевеля губами, как будто проговаривая какие-то внутренние диалоги.
– Видал, что творится? – Петрович кивнул в сторону Марка.
– Петрович, я не знаю, что писать, – признался Матвей.
– Ты думаешь, он знает? Не надо знать или не знать. Надо просто писать. Это же твоя профессия. Тебя этому учили много лет.
– Похоже, у него учитель был всё-таки лучше.
***
Анаэль рассматривала свой отдел через стекло кабинета. Странный этаж. Она определяла сюда новобранцев. На самом деле, в её распоряжении было ещё пять таких же этажей, где работали сотни авторов. Но она когда-то придумала эту уловку – показывать новобранцу, что он здесь единственный, а значит главный. У него не было возможности получить совет или критику от опытных коллег, и он мог не переживать, что пока не справляется с работой так же хорошо, как остальные. Он думал, что на этаже нет никого, кроме Петровича.
Петровича она не просила и не заставляла сидеть на этом этаже. Он сам когда-то отказался переезжать. Его можно понять – за тысячи лет он сменил столько стран, секторов, редакций, что захотел, наконец, остановиться. Так даже правильнее получилось – в молодом коллективе Петрович с его бесконечными похабными байками не уживался. А здесь от него не было никакого вреда молодёжи, правда, и пользы ноль.
Зазвонил телефон. Анаэль машинально ответила.
– Анаэль, девочка моя, как твои дела? Когда ты уже ко мне приедешь? Место ждёт тебя.
– Адимус, – констатировала девушка, – чего ты хочешь? Моего уже немолодого тела или циничного ума?
– Ты меня раскусила – я давно и безуспешно в тебя влюблён.
Внезапно Анаэль всё поняла – она нужна Адимусу не как женщина. Когда-то очень давно она работала в главном офисе Генерального Продюсера. Правда, они поругались и она, хлопнув, насколько это возможно тяжелой дверью, ушла. Видимо, тот факт, что её не сослали в Арктику, дал Адимусу повод думать, что она любимчик Генерального и замолвит словечко – подтолкнёт по карьерной лестнице.
Наивный. Генеральный давно про неё не помнит. Они не общались несколько тысяч лет. Наказание и правда было мягким и достаточно изобретательным – в Земной мифологии Анаэль считают и рисуют в мужском обличии. Но ей это безразлично. На Землю она не собирается, у неё в «Божьем промысле» дел навалом.
– Адимус, ты же хочешь просто меня использовать?
– Да как ты могла такое подумать? – искренне удивился Павлин. – Я с сотворения мира тебя обожаю.
– Ты ничего просто так, от души, не делаешь.
Адимус промолчал. Посопел в трубку.
– Я не пойду к тебе. Твоё благородство мне в итоге дорого обойдётся, а я не хочу быть должником. Но спасибо за предложение! Многоходовку с расширением Москвы я оценила. Если это только ради меня – польщена.
Анаэль сбросила звонок, не дожидаясь реакции собеседника.