Корпорация "Божий промысел"

Глава 30

Нормально собрать ногу не удалось. Спасибо терпеливому хирургу, который добросовестно оперировал его почти девять часов. Как рассказали соседи по палате, когда Гошу привезли на скорой, ногу хотели просто ампутировать. Меньше рисков, меньше возни. Но молодой интерн, недавно выпустившийся из института, взялся оперировать. Так как Гошу доставили грязного, избитого, без сознания и документов, главврач разрешил попрактиковаться.

В отключке под капельницами Гоша пролежал трое суток.

Когда пришёл в сознание, он, конечно, рассказал и как его зовут, и куда ехал. Позвонили маме. Она – Борису Аркадьевичу.

Они примчались через два часа. В реанимацию пустили только маму, как медработника. Она бросилась на кровать, рыдала, уткнувшись в пахнущее хлоркой казённое одеяло. Гоша вдруг увидел, что никакая она не властная, не деспотичная. Она очень слабая, уставшая, привыкшая всю жизнь брать ответственность на себя.

– Мам, прости, я ракетку сломал, – первое, что сказал ей Гоша, когда она, вытирая ладонями слёзы, попыталась обнять сына.

– Да бог с ней. Я все морги обзвонила. Там ребята в коридоре приехали. Им пока нельзя сюда, но вечером тебя в общую палату переведут.

***

Теннисисты дежурили перед больницей до позднего вечера. По очереди ходили в магазин, чтобы купить себе воду, фрукты, хлеб. В половине одиннадцатого Бориса Аркадьевича пустили «на пять минут» к Гоше.

– Ну ты даёшь, боец!

– Простите, Борис Аркадьевич.

– Прощаю. У тебя в жизни ещё будут поражения. Нельзя так.

– Я подвёл команду?

– Дурачина! Мы потому и команда, что не бросаем своих. Чего тебя гулять–то понесло?

– Я не знаю.

– Ладно. Мы ходили в полицию – у них заявления на ограбление нет. В журнале учёта записали, что ты поскользнулся, когда выходил из вагона. Подонков они искать не будут. Сможешь их описать? Пацаны говорят, надо пройтись по дачным посёлкам, они там, скорее всего.

– Не надо, пожалуйста!

– Ты с ума сошёл! Да парни порвут их за тебя!

– Вот поэтому не надо. Так неправильно.

– Эх, сынок. В этом мире вообще мало, что правильно. Мы же живём не по закону, а по понятиям.

– Я не хочу их искать.

Борис Аркадьевич помолчал. Он не понимал его. В стае так не принято.

– Ладно. Аслан тебе планшет передал. Говорит, чтобы тебе не скучать.

– Спасибо, – Гоша взял у тренера айпад, зарядку.

– Там симка внутри – он с интернетом. Завтра тебе телефон новый купим.

– Вы как?

– Плохо, как! Мы приехали, тебя нет. На звонки не отвечаешь. Пошли домой – мать твоя на нас давай орать, что её сыночка потеряли. Короче, искали тебя, как могли. В Москву возвращались даже.

– Простите меня.

– Я тебе уже сказал – прощаю. Закрыли тему.

***

Дни тянулись монотонно. Только каталка с едой четырежды в день нарушала покой, отмеряя очередной отрезок времени.

Гоша решил глянуть какой-нибудь сериал. Ему попался «Доктор Хаус». Он слышал про него, но времени посмотреть никогда не хватало. Теперь его оказалось навалом. Прикованный к кровати, беспомощный Гоша мог только представлять, как выглядит больница за дверью его палаты. И он представлял, что там, снаружи, именно такая клиника, как у него на экране.

Парни приезжали каждый день. По двое, трое. Сначала привозили апельсины – какой глупый стереотип! Потом чай, конфеты, сухарики, электрический чайник, какие–то быстрорастворимые каши.

Оказалось, что Гоша про них почти ничего не знает. Быстро исчерпав формальные темы разговоров – погода и самочувствие, они рассказывали о себе. Аслан, оказывается, приехал с родителями из Осетии, когда ему было пять лет. Никита рос без матери, погибшей в аварии, когда отец был за рулём. Олег дважды поступал в Москве на актёрский факультет, но в итоге учится в пединституте. Оказалось, они, как и он, уже не дети, не подростки. Когда он успел повзрослеть? Ну да, после школы прошло несколько лет, но он чувствовал себя ребёнком, который ходит в секцию, дружит с другими мальчишками, а они, оказывается, даже женаты некоторые.

Гоше стало грустно. Ночью мокрыми глазами он смотрел на мерцающий уличный фонарь за окном и прощался с детством, которое вдруг, предательски его покинуло.

Он прощался и с нормальной жизнью. Не надо быть академиком, чтобы понять, что после такой травмы ему не то, что никогда не играть в настольный теннис, ему даже ходить нормально уже не суждено. Всю оставшуюся жизнь он будет хромым инвалидом. Недочеловеком.

***

Через две недели – максимально возможный срок нахождения в больнице – Гошу выписали. Борис Аркадьевич приехал на машине с Никитой и мамой. Его аккуратно, буквально на руках перенесли на заднее сиденье. Он уронил голову сидящей рядом маме на грудь и зарыдал.

***

Маме удалось выбить для него путёвку в санаторий. На восстановление и реабилитацию уйдут годы, но с чего-то надо начинать.

Потянулись монотонные дни: завтрак, процедуры, сон, обед, прогулка, сон, ужин, опять сон. Так много он никогда не спал. Сны были интереснее реальности. Они были яркие, цветные, в них он летал. Наяву же он с трудом передвигался.

Ребята приезжали к нему раз в неделю поделиться новостями, рассказать про предстоящие соревнования, в которых он уже никогда не поучаствует. Кажется, такие разговоры смущали всех, напоминали о его неполноценности. Приезжать стали реже.

Однажды мама приехала с повесткой из военкомата. Долго разговаривала с главврачом. Вышла от него с заключением о том, что служить Гоша не сможет. По крайней мере, ближайшие годы. Оказывается, за ним охотились уже несколько лет, но мама умело избавлялась от повесток всякий раз, когда получала по почте.

Летом пообещали комиссию, чтобы официально и окончательно признать инвалидность.

***

С медсестрой Глашей он познакомился на второй день пребывания в санатории. Милая, простая толстушка. Про таких говорят: «кровь с молоком». Она заражала оптимизмом, часто даже не оправданным.

Первые недели Гоша передвигался на кресле-каталке, которую толкала по заснеженным дорожкам хохотушка Глаша.

– А этот парализован ниже пояса, – указала она на другого пациента, – причём мышцы в тонусе, но нервные окончания не реагируют.

– Спинной мозг. Травма поясного отдела.

– Ага. Ты тоже врач?

– Нет. Хотел когда-то поступать, – Гоша умолчал о том, что о поступлении всегда мечтала его мама, а не он. – Скорее всего при травме закрылся спинномозговой канал. Можно попробовать аккуратно вытянуть позвоночник. Плюс – стимуляция током.

– Я передам доктору, – Глаша засмеялась.

В основном говорила она. Рассказывала про школу и про то, как они сбегали с уроков из окна кабинета на втором этаже, как резала первую курицу, которая долго бегала по двору без головы, как шила платье для последнего звонка, на которое стошнило одноклассника, ставшего в ту ночь её первым мужчиной.

Гоша поражался её жизнерадостности. Он тоже рассказывал про детство, про лилию, доставая которую он упал в воду, про школьную линейку, на которой его обрядили в костюм Буратино. Но вместо сочувствия получал только смех. Оказывается, события, укравшие радость в его детстве, на самом деле были милыми, забавными.

***

Ребята подарили ему чёрную лакированную трость. Опираясь на неё, он смог гулять сам. С одной стороны, он получил свободу и был избавлен от Глашиных рассказов, с другой стороны именно их ему, оказывается, не хватало.

Санаторий – это не больница. Здесь мягче распорядок, сюда попадают не те, кто заболел, а те, кто выздоравливает. Но это, тем не менее, медицинское учреждение со своими строгими санитарными правилами. Чтобы бродить по этажам нужен белый халат. Гоша обзавёлся им после ночи с Глашей.

Она работала в ночную смену. Соседа по палате выписали накануне, и Гоша остался один. Глаша спросила, нужно ли чего-нибудь. Гоша ответил, что у него всё есть: и чай, и пряники. Подумав, почему-то добавил: «Только тебя не хватает». Глаша расхохоталась, обещала составить ему компанию позже, когда все уснут.

Она пришла после полуночи. Хотя пришла – не совсем верное определение. Она влетела в его палату, уселась на стул. Гоша налил воду в чайник, включил.

– У меня времени мало – надо на пост вернуться, вдруг паралитикам плохо будет.

– Это быстро, сейчас вскипит.

– Гошка, ты дурачок что ли? Я чай и у себя могла попить. Давай раздевайся быстро.

Гоша покраснел. Руки затряслись. Глаша сняла с него штаны и повалила на кровать. Приподняла белый халат, под которым не оказалось белья и села сверху.

Чайник закипел, громко щёлкнул. Гоша стал мужчиной.

– Всё? Ну ладно. Бывает.

Она наклонилась, поцеловала его в нос, поправила халат.

– Не уходи, пожалуйста! Я просто не ожидал.

– Не переживай. Так бывает.

– Да нет. Я хочу, чтобы ты осталась со мной. Пожалуйста.

– Гошка. Давай так. Я на пост, потом пройдусь по палатам и вернусь. Договорились?

– Я буду ждать.

Глаша выпорхнула из палаты.

***

Гоша не мог заснуть. Время от времени его мозг, перегруженный эмоциями, отключался, и он проваливался в забытье. Просыпался, словно и не закрывал глаза.

«А вдруг она никогда не вернётся?» – эта мысль не давала ему покоя.

Уже под утро, стараясь не скрипеть, в палату тихо вошла Глаша.

– Не спишь, гусар? – спросила она, улыбаясь

– Нет! – воскликнул Гоша, обрадовавшись её приходу.

– Тише ты, – прошептала она, – сейчас до шести самое тихое время.

Не включая свет, она прошла к его кровати, скинула, наконец, белый халат, оставшись нагой. Гоша залюбовался её мягкими, округлыми формами, большой тёплой грудью, пучком русых волос внизу живота. Он её хотел.

– Иди ко мне, – он распахнул одеяло, и Глаша мягко, грациозно, как кошка, легла рядом с ним. Положила голову ему на грудь.

Гоша обнял её тёплое тело, прижал к себе. Он почувствовал, что, кажется, любит её. Хочет, чтобы она всегда вот так вкрадывалась в спальню после тяжёлых ночных смен, ложилась рядом, а он мог вдыхать её запах, гладить по голове, не стесняясь ласкать большую грудь.

Глаша заснула сразу. Он слушал её тёплое дыхание и улыбался. Сладкий, вязкий сон пришёл и к нему.

Их разбудили шаги в коридоре. Так уверенно, целенаправленно шагают только большие начальники. Глаша открыла испуганные глаза.

– Сколько время?

– Сейчас, – Гоша потянулся к телефону, – без десяти семь.

– Чёрт! Проспала.

Она вскочила, запахнула халат и вышла из палаты.

Через дверь Гоша услышал, что решительные шаги резко остановились.

– Ты что здесь делаешь? – спросил начальственный женский голос.

– Температуру мерила. У Манохина вечером жалобы были.

– А градусник где?

– У него. Схожу к посту, проверю всё и вернусь.

– Без белья?

Глаша замешкалась.

– Так жарко же.

– Декабрь, милочка.

– Натирает, Анна Васильевна. Месячные должны начаться, всё набухло.

– Набухло. Деревня, – шаги врача начали удаляться.

Глаша быстро подбежала к посту, украдкой взяла градусник и вернулась к Гоше.

– На. Ставь. Спросят – болит горло, лёгкая слабость. Сделай тридцать семь и три.

– Как я сделаю? У меня же нормальная температура.

– Ты что, школу никогда не прогуливал? Натри, к батарее приложи, в чай сунь, в крайнем случае.

Она выпорхнула, оставив Гошу в задумчивости с медицинским прибором в руках. На градуснике, которым, видимо, до этого уже измеряли кому-то температуру, ртутный столбик стоял на отметке тридцать семь и четыре. В палату вошла врач, забрала из рук не успевшего опомниться Гоши градусник. Посмотрела, стряхнула, убрала в лежащий рядом на тумбочке футляр, положила в карман.

– Пейте больше воды и избегайте сквозняков. Несколько дней, на всякий случай, не ходите по отделению, еду вам будут приносить. Скорее всего, переутомление, но простуду исключать не стоит. Лекарства не нужны – температура небольшая, организм сам борется с болезнью. Ограничьте, пожалуйста, все контакты, особенно с персоналом.

Завтрак на железном столе с колёсиками в восемь утра ему привезла Глаша в марлевой маске на лице.

– А говорил, что не умеешь! Спасибо! – они сдвинула маску к подбородку и поцеловала его в губы. – Принести что-нибудь?

– Да, – Гоша почти не смутился. – Можешь мне отдать свой халат?

– Зачем он тебе?

– Он пахнет тобой.

– Чудной ты, конечно. Ладно, сейчас. Всё равно его стирать надо.

Вернувшись за посудой, она передала ему сложенный в пакет из продуктового магазина халатик. Когда Глаша вышла, Гоша бережно развернул его, прижал к лицу. Вдохнул запах её тела, возбуждения, страсти, любви.

***

Теперь он мог почти свободно перемещаться по санаторию, накинув халат Глаши на плечи. Он чувствовал себя доктором, бродящим по клинике среди уважающих его коллег. Героем недавно просмотренного сериала – «Доктор Хаус».

Медленно прогуливаясь по пустому коридору третьего этажа, он встретил Глашу.

– Гошка! Ты чего бродишь?

– Ищу интересные случаи, – многозначительно ответил он.

– Ты смешной. Ну пошли, паралитиков покажу.

Они зашли в палату, где, подключенные к аппаратам, лежали две девушки. Они были в сознании, но повернуться, чтобы рассмотреть гостя не могли. Только скосили глаза.

– Девочки, я вам нового доктора привела, Георгия? – Она вопросительно посмотрела на него.

– Вениаминовича. Пора запомнить.

– Георгий Вениаминович сегодня проводит осмотр в вашем отделении.

Гоша не смутился. Он хотел произвести впечатление на подругу. Стуча тростью, подошёл к одной из пациенток. Посмотрел на приборы, не понимая смысла показаний. Сказал многозначительное: «Да». Перед ним лежала молодая, красивая, девушка. Она была похожа на эльфа – тонкие, хрупкие руки, вытянутые вдоль тела, маленькие ступни, выглядывающие из-под одеяла.

– Что скажете доктор? – девушка обратилась к нему. В её глазах читалась необоснованная надежда.

Гоша увидел ногти на руках. Очевидно, что ни о каком маникюре в больнице или санатории речи идти не может, но ногти были коричневыми, расслоившимися. Он что-то вспомнил. Посмотрел на ноги. Ногти на ногах выглядели ещё более повреждёнными.

– Можете улыбнуться?

– Зачем?

– Ну улыбнитесь, пожалуйста.

Девушка изобразила улыбку.

– Какая прелесть, а можете шире?

Девушка улыбнулась ещё шире, обнажив белоснежные зубы.

– Какие у вас зубки хорошие. Мне о таких только мечтать.

– Доктор, это же виниры.

– Что, простите?

– Ну, пластинки. Пришлось поставить, когда зубы начали портиться.

Гоша почувствовал волнение. Он вспомнил одну из серий, но поверить в такое совпадение был не готов. Прошептал: «третий сезон, сорок седьмой эпизод».

– Что, простите?

– Как вы питаетесь?

– Да нормально я питаюсь.

– Вы веган?

– Да, – девушка удивилась.

– То есть вы не употребляете мясо и ещё ряд продуктов?

– Конечно. Мне кажется, в этом и есть смысл. Нет?

– Вы понимаете, что человеку необходимо определённое количество белков?

– Я получаю их из бобовых. Поверьте, в достаточном количестве.

– Верно. Но вот чего вы не можете получать – витамины и, в первую очередь, витамин С. Вы не едите лимоны, потому что это приводит к расстройству желудка.

– Нет, не ем, – призналась девушка.

– Вы видели свои ногти?

У девушки подступили слёзы.

– Значит, видели. Это не грибок. Это дефицит витамина С. У вас цинга.

– Вы с ума сошли, доктор? Какая цинга? Я пью, то есть, пила смузи из натуральных фруктов каждый день. Я питаюсь так, что вам месячной зарплаты на один день не хватит.

– Если вы настолько хорошо контролируете свой рацион и своё тело, как вы оказались здесь?

– Меня парализовало на тренировке.

– Кх-кх. Коллега, можно вас на минутку? – в дверях стояла Анна Васильевна, при виде которой Глаша съёжилась. – Вы тоже, пожалуйста.

В коридоре, закрыв дверь в палату, главврач буквально припёрла Гошу к стенке.

– Вы что себе позволяете, молодой человек? Больница, это не место для ваших ролевых игр, – Глаша пятнами покраснела. – Вы думаете, я дура?

Гоша снял халат.

– Если вы чувствуете себя настолько хорошо, что позволяете себе подобные шалости, я могу смело вас выписывать. Вы, кстати, – она повернулась к Глаше, – тоже можете быть свободны. Расчёт получите в бухгалтерии.

***

Мама приехала за Гошей на следующий день. На электричке.

Он сидел насупившись перед кабинетом Анны Васильевны. Мама прошла мимо него в кабинет со злобным шёпотом: «Дома поговорим».

– Анечка, дорогая моя! Что он натворил?

– Садись. Сейчас расскажу.

Заскрипел пододвигаемый к столу стул.

– Во-первых он соблазнил медсестру. Во-вторых, шарахался по санаторию в халате и со своей тростью, как доктор из этого, как его, прости господи, сериала. И, наконец, заявился в палату паралитиков и начал ставить диагноз. Хорошо, не устроил осмотр. Ты понимаешь, это подсудное дело?

– Я разберусь. Извини, пожалуйста.

– Короче, его я выписываю. А эту его сестричку уволила со вчерашнего дня.

Мама вышла из кабинета взбешённая: «Пошли! Бестолочь».

– Ольга Николаевна! На минутку.

Мама вернулась в кабинет.

– Я попросила сделать анализы, чтобы не смущать пациентку. Твой сын каким–то парадоксальным образом оказался прав – у Арбузовой, действительно, дефицит витамина С и, как следствие, цинга.

– Ничего не понимаю. Он, наверное, просто угадал?

– Сама с ним разбирайся. Я просто говорю, как есть. Не думала в мед его отдать?

***

Они не разговаривали до самого дома. Это было, пожалуй, худшее наказание.

– Есть будешь? – строго спросила мама.

– Да. Спасибо! Прости, пожалуйста.

Маму прорвало.

– Что, прости? Ты понимаешь, с каким трудом я устроила тебя в этот санаторий? Ты хоть представляешь, сколько людей ты подвёл? Скучно тебе? Детство заиграло? В доктора решил поиграть?

– Мам, я, правда, хочу стать врачом.

– Каким врачом? Ты думаешь это как в отпуск съездить? Хочу учусь, хочу не учусь, хочу стану электриком, хочу – доктором. Нет, ты упустил свою возможность. Я не знаю, что с тобой делать! Будешь на шее у меня сидеть пока не умру. Наконец-то отдохнёте все от меня.

– Мам. Ну не надо, пожалуйста!

– Чего не надо? Да ты в своей жизни ничего не довёл до конца. Никуда не поступил, ничего не закончил. Ты пустое место.

– Я в деревню уеду.

– В какую деревню, Дядя Фёдор? В Простоквашино? Чтобы просто квасить?

– Нет. К Глаше.

– К какой ещё Глаше? Господи, как же я устала от твоих бесконечных баб! И хоть бы одна нормальная. Вечно ты какую-то дрянь домой тащишь.

– Она не дрянь! – глаза Гоши загорелись. – Я люблю её, и мы поженимся.

– Да делай ты что хочешь! Ты сбежишь из этой свой деревни через неделю. Ты же ничего не умеешь. Ты привык, что всё делают за тебя. Она сама тебя выгонит – попомни мои слова, – мама шлёпнула полотенце в сковородку, на которой пригорала яичница, и вышла из кухни.