Гоша нёс Варин портфель с привязанным сбоку мешком со сменкой. Школьная обувь соседки ритмично била по левому боку. По правому столь же ритмично бил мешок уже с его собственной сменной обувью.
– Гошка, не отставай!
– Варь. Подожди, я не успеваю.
– Погнали через пруды?
Когда тебе десять лет, любая дорога кажется приключением. Особенно, если отправляешься в путь с лучшим другом.
– Давай, – быстро согласился мальчик.
Дорога через пруд была действительно короче. Если бы они учились в первую смену, об этой скользкой, неосвещённой тропинке можно было забыть.
– Давай быстрее – опоздаем же!
– Да иду я, иду! – пробираться через кусты с двумя портфелями было гораздо труднее, чем налегке, как Варя.
– О смотри! Кувшинка! – девочка указала на цветок.
– Красивая. Тебе нравится?
– Ага. Я бы в чашку её положила.
Мальчик снял ношу, разулся, полез в воду.
– Ты куда? Хорош тебе, перестань!
– Ща, тут близко.
Георгий, далеко наклонившись, чтобы не намочить подвёрнутые штаны, с трудом вырвал кувшинку вместе с длинным, мокрым мясистым стеблем.
Варя улыбнулась.
Мальчик поднял кувшинку над головой, поскользнулся на илистом дне, попытался вернуть баланс, но упал в пруд, держа над головой добычу.
– Блин! Вот вечно с тобой так! Далась тебе эта кувшинка? Да кому она, нафиг, нужна?
Мальчик вышел на берег. Весь мокрый, растерянный.
– Мне надо переодеться.
– Сегодня контрольная годовая, ты помнишь? Блин. Я четвёрку в году хочу. Если не напишу, тройка будет, – девочка взяла свой портфель со сменкой. Отошла от мокрого одноклассника.
Гоше почему-то показалось, что он сможет высохнуть под уже тёплым майским солнцем по дороге в школу. Оставляя, как водяной, мокрые следы, он пошёл вслед за Варей.
Девочка обернулась. Оценивающе осмотрела утопленника.
– Тебе надо переодеться. Как ты мокрый в школу пойдёшь?
– Надо, – угрюмо согласился мальчик.
– Так. Возвращайся домой, переодевайся и дуй в школу.
– Хорошо. А ты? – мальчик имел в виду портфель одноклассницы, который, из-за его нерадивости, ей придётся нести самой. Но Варя истолковала его вопрос по-своему.
– А я? – она задумалась. – А я, похоже, не стану хорошисткой. Ладно, пошли вместе.
Она взяла у мокрого Гоши его портфель и, используя его как приманку, повела друга к дому той же тропинкой.
***
– А мать дома у тебя? – вода с Гоши текла на грязный пол в прихожей Вариной квартиры.
– А где ей быть. Дрыхнет.
– Я буду тихо.
– Да её пушкой не разбудишь. Она, когда бухая утром приходит, до вечера как лось спит. Раздевайся.
– Что? – лицо Георгия покраснело.
– Одежду мокрую снимай. Высушить надо.
Варя не поняла причину смущения друга. Не раз видевшая пьяную мать в компании остающихся на ночь мужиков она была лишена Гошиной стеснительности.
– Ну иди в ванну. Там халат висит, накинешь.
Гоша прошлёпал в ванну. Снял мокрую одежду, оставшись в трусах и носках. Подумав, положил всё в пожелтевшую от налёта ванну. Надел валяющийся на полу несвежий женский халат.
– Ну ты всё? Я захожу.
Варя посмотрела на одноклассника в длинном, выцветшем халате матери, на сваленную в ванну одежду.
– Так у тебя ничего не высохнет.
Она включила воду, прополоскала потяжелевшую одежду Гоши. Выжала, насколько смогла. Повесила на крашенную прямо по ржавчине синей краской трубу полотенцесушителя.
– Есть дома во что переодеться?
– Нет. То есть да, – смутился мимолётной лжи Гоша, – но мать дома. Ругаться будет.
– Тогда ждём пока высохнет. Хочешь чаю?
– Я есть хочу.
– Ну пошли, накормлю.
***
На кухне девочка поставила на плиту мятую алюминиевую кастрюлю, наполнив водой из крана. Посолила. Встав на табуретку, достала из верхнего шкафа пачку дешёвой вермишели.
– Варь. А я лилию потерял, – печальным голосом сообщил Гоша.
– И что? – спросила Варя с удивлением.
– Ну, ты же хотела её в чашку положить.
– Так ты что, для меня за ней полез? – Варя удивилась ещё больше.
– Конечно. Ты же сказала, она тебе понравилась.
– Вот ты, Георгий, конечно, идиот.
Мальчик насупился. Вода в кастрюле закипела. Варя бросила в неё горсть вермишели.
– Посмотри в холодильнике – может что–то осталось. Только аккуратнее – там дверь отваливается. Придерживай.
– Угу, – Гоша дёрнул дверь холодильника, и она тут же упала ему на ногу.
– Какой же ты беспомощный, Господи!
Девочка отодвинула одноклассника, заглянула в недра холодильника.
– Так. Остался только сырок.
– Я люблю сырок, – признался Гоша.
– Мать тоже любит. Говорит – это лучшая закуска. Вечером проснётся, будет опохмеляться.
– Ну ладно.
– Хрен с ней, – Варя приняла какое-то тяжёлое решение, нарушающее традиции этого дома. Достала плавленный сырок, развернула фольгу, освободив склизкий брикетик самого дешёвого плавленного сыра.
На плите вода с вермишелью снова закипела.
– Так, потри его на тёрке! – скомандовала Варя, поставив перед мальчиком ржавый инструмент и вернулась к кастрюле. Прикрыв крышку так, чтобы осталась совсем узкая щель, она неторопливо и бережно, чтоб ни одна макаронинка не сбежала, слила из кастрюли воду.
Гоша начал тереть сыр прямо на стол, но быстро поранился.
– Горе луковое! Иди промой. Кстати! Лук! – вспомнила девочка. Она достала коробку, придирчиво выбрала экземпляр, меньше других поражённый плесенью. Ловко сняла кожуру, порезала кубиками и только потом выудила гнилые кусочки.
– Ты потёр сыр?
– Почти, – признался Гоша.
– Ладно.
Варя поставила на стол кастрюлю, собрала натёртый Гошей сыр со стола, забросила к вермишели. Туда же отправила порезанный лук. Нашла в выдвижном ящике две относительно чистые вилки. Одна была тяжёлая, явно из какого-то сервиза, вторая совсем лёгкая, со штампом «Столовая №13». Перемешала содержимое кастрюли.
– Всё. Давай есть.
– А где у тебя тарелки?
– На фига? Прямо из кастрюли вкуснее. И мыть меньше. Держи лопату! – Варя протянула однокласснику ту вилку, которая была тяжелее.
Вдвоём они съели вермишель быстрее, чем готовили. Остатки со стенок выскребали наперегонки.
– Вкусно?
– Ага! Очень. Вот бы моя мать так готовила.
– А она как готовит?
– Да она постоянно какую-то курицу варит, ещё это брокколи мерзкое на пару. Но хуже всего каша по утрам.
– Понимаю. Сочувствую, – Варя вымыла посуду, разложила по местам.
– Эуиэ, – послышалось нечленораздельное ворчание из комнаты.
– Мать проснулась.
Глаза Гоши испуганно округлились.
– Я пойду?
– Да не, она сейчас добрая. Пока, – добавила Варя, подумав.
На кухню вошла опухшая Надя.
– О, Варонка! Ты дома!
– Здравствуйте! – Гоша встал, демонстрируя воспитанность.
– Ты кто?
– Я – Георгий! Сосед
– А. Олькин засранец, – сразу определила родовую принадлежность женщина. – Что там мать? Здорова?
– Да, спасибо!
Надежда подошла к холодильнику, привычно придерживая, открыла дверцу. Отодрала примёрзшую створку морозилки. Достала плоскую маленькую бутылочку водки. Открутила крышку. Сделала несколько жадных глотков.
– Ну вот и «Доброе утро!»
– А уже вечер, – зачем-то решил уточнить Гоша.
– Ты кто?
– Я? – удивился Гоша, – Георгий, сосед.
– Вижу, что сосед. Ты по жизни кто?
– Мам, завязывай!
– Ты мне не «мамкай»! – женщина сделала ещё один глоток из бутылки. – Всю жизнь мне, сучка, испортила.
Гоша отвёл глаза. Меньше всего ему хотелось присутствовать при подобной сцене.
– А! – вспомнила что-то Надежда. – У меня же закусь есть!
Она снова заглянула в пустой холодильник.
– А где поплавок?
– Ты его вчера съела.
– Не ври матери, тварь! Я специально оставила на этот, как его… На завтрак! Ты что меня за дуру держишь?
– Я не брала!
– А-а-а, – Надежда повернулась к Гоше. – Значит, ты скрысил!
Гоша, которого родители с детства приучили никогда не врать старшим, уже готов был во всём сознаться. Но этого не понадобилось. Опохмелившаяся женщина нашла новый повод для претензий:
– Ты чего, щенок, халатик мой украл?
– Нет, я просто надел, пока одежда сохнет.
– Сохнет-сохнет-пересохнет. Варька! Он чего – по тебе сохнет?
– Нет мам. Мы учимся вместе.
– А чего ты не умеешь? Давай я тебя ща научу?
Гоша, в отличие от Вари, привыкшей к похмельному бреду матери, решительно не мог поймать логическую нить диалога.
– Я, наверное, пойду.
– Куда? У, ворюга! Халат сымай!
– Мам, он сейчас переоденется и вернёт тебе твой халат.
– Не верю! Все мужики врут! Тут сымай!
– Я, честное слово, переоденусь и верну.
– Тебе что, помочь, щенок? Я же ща помогу! – Надежда двинулась на перепуганного Гошу.
– Всё-всё-всё! Не надо! Вот, снимаю, – Гоша торопливо снял халат, оставшись стоять в одних трикотажных трусах.
– О! Варька, смотри, какой у него пеструнчик маленький!
– Мам! Ты охренела?
– Ты как с матерью разговариваешь! Я тебя рожала!
Гоша в слезах выбежал из кухни в коридор, начал биться в закрытую входную дверь. Варя побежала следом.
– И этот сдристнул, – констатировала Надежда. – У меня же где-то был поплавок припрятан.
Варя забежала в ванну, сорвала с трубы невысохшую одежду, бросилась к пытающемуся дрожащими руками открыть дверь Гоше.
– Отойди, – она отодвинула соседа, ловко поддев перекосившуюся ручку, открыла дверь.
Гоша вырвался на лестницу. Роняя слёзы, побежал вверх, к своей квартире. Следом его пыталась догнать с охапкой одежды Варя.
Мальчик дёрнул дверь своей квартиры, она оказалась закрыта. Начал колотить по ней кулаками.
– Да подожди ты, придурок! Оденься.
Варя протянула мокрую охапку в тот момент, когда мама Гоши, щёлкнув замком, открыла дверь.
Увиденное её испугало не на шутку: заплаканный дрожащий сын в одних трусах и соседская девочка с его мокрой одеждой.
– Что случилось?
– Здравствуйте, тётя Оля.
– Так, заходи, – мама обняла Гошу, завела в коридор. Следом зашла Варя.
Она была дома у Гоши всего пару раз. Его мама, мягко говоря, не одобряла их дружбу. У них была точно такая же типовая хрущёвка, но, то ли из-за чистоты, то ли из-за хорошего ремонта и нормальной мебели, она казалась намного больше.
– Мальчишки?
Гоша покосился на Варю.
– Да, – зачем-то соврал сквозь всхлипы сын.
– Спасибо, Варя.
Женщина забрала одежду из её рук, отнесла и сразу положила в стиральную машинку. Включила режим интенсивной стирки.
– Варя, спасибо, дальше мы сами разберёмся. Иди домой.
– Ну, хорошо.
Девочка вышла из квартиры, спустилась на свой этаж. Постояла перед дверью, подумала. Вышла из подъезда в майский закат.