Корсар

ГЛАВА 13

Музыка накатывала волнами, приближалась к крещендо. Никогда еще оркестр не играл с таким вдохновением. Блестело потное лицо дирижера, порхала палочка. От восторга у слушателей перехватило дыхание, они понимали, что присутствуют при рождении чуда. Ритмичное биение ударных напоминало артиллерийскую канонаду, но даже на ее фоне ясно слышались высокие голоса скрипок и духовых инструментов.

Вдруг кто-то сфальшивил.

Музыканты сбились, но все же сумели подхватить мелодию.

Снова раздался глухой стук, за ним щелчок, и музыка стихла.

Фиона Катамора выбросила из головы несуществующий оркестр, в котором играла, сжимая воображаемый смычок и перебирая струны.

В плену только музыка спасала от безумия.

Фиону поселили в голой металлической коробке. Помимо двери в ней имелся горшок, который изредка опорожняли. Источником света служила тусклая зарешеченная лампочка. Часы забрали. Фиона не представляла, сколько она тут сидит. Наверное, дня четыре.

Перед самым приземлением пилот сказал, что заметил заброшенный аэродром. Протянув еще несколько километров, он посадил самолет. Приземление на неровную полоску земли получилось не самым приятным, но все обошлось. Когда колеса замерли, все повскакали с мест, начали смеяться, обниматься и вытирать слезы радости.

Измученных пилотов хлопали по спине, жали им руки, поздравляли, благодарили. Едва Фрэнк Магуайр открыл дверь, жаркий ветер швырнул в салон пригоршню песка и развеял тяжелый запах страха. Через несколько секунд голова Фрэнка разлетелась на куски, забрызгав кровью стоявшую позади стюардессу.

Из ям, прикрытых брезентом и песком, на взлетную полосу выскочили люди в военной форме и куфиях. Некоторые тащили лестницы — прежде, чем экипаж догадался захлопнуть дверь, верхушки уперлись в борт. Пилот, словно рыцарь на стене средневекового замка, попытался оттолкнуть лестницу, но убивший Магуайра снайпер ранил его в плечо. Летчик упал, зажимая рукой рану. Мгновение — и в салон запрыгнули трое с автоматами Калашникова.

Грейс завизжала, и госсекретарь даже разозлилась на помощницу. В то же время Фионе было страшно за жизнь Грейс.

Все произошло очень быстро. Пассажиров отогнали от двери, в салон забрались еще несколько боевиков.

— Лечь! Всем лечь! — кричали они по-арабски.

— Мы выполним все ваши требования! — превозмогая шок, пообещала Фиона. — Умоляю, пощадите моих людей!

Она опустилась на колени, и остальные, признавая за госсекретарем право командовать, последовали ее примеру.

Один из террористов рывком поднял Фиону на ноги и толкнул к выходу, к которому как раз карабкался еще один человек. В отличие от остальных он был в темных брюках и белой хлопчатобумажной рубашке с коротким рукавом.

Его лицо Фионе не забыть никогда: ангельское, с гладкой оливковой кожей в обрамлении длинных вьющихся волос. Очки в металлической оправе. Стройному юноше было не больше двадцати, он напоминал усердного студента, который затесался в толпу орущих дикарей с автоматами. Взгляд Фионы упал на руки молодого человека: в них были четки и Коран. Юноша виновато улыбнулся и в сопровождении боевиков прошел в кабину.

Пассажиров приковывали к креслам. Догадавшись, что случится дальше, Фиона содрогнулась от ужаса.

— Прошу вас, не надо! — молила Фиона ливийца, который сжимал ее руку.

Тот лишь сильнее толкнул женщину к лестнице. Фиона впилась ногтями ему в лицо и попыталась ткнуть коленом в пах. Ей удалось сорвать с головы бандита платок. Судя по чертам лица, боевик был либо пакистанцем, либо афганцем. Он ударил Фиону кулаком, и она потеряла сознание. Только что боролась, царапалась и вдруг оказалась на ковре с пульсирующей болью в левой скуле. Стоявшие на лестнице потащили госсекретаря наружу.

В последний миг Фиона поймала взгляд Грейс. Помощница сумела взять себя в руки. Она не хуже Фионы понимала, что произойдет дальше.

— Благослови вас Господь! — чуть слышно шепнула Грейс.

— И тебя тоже! — прошелестела Фиона.

Затем ее выволокли из салона и стащили на землю.

Фиону отвели в сторону от самолета, заставили опуститься на колени и сковали руки за спиной. В кабине юноша возился с приборами. Около хвоста виднелась дыра: похоже, туда попала ракета, но почему-то не разорвалась. В этом и состоял весь замысел. Похитителей интересовала лишь госсекретарь, причем никто не должен был знать, что она в их руках.

Вот боевик приковал последнего из пассажиров. Пилот-камикадзе подошел к распахнутой двери, обнял боевика, помахал рукой сообщникам, а те поприветствовали его громкими криками. Боевик спустился на землю, лестницу унесли, пилот закрыл дверь и занял место у штурвала.

По Фиониным щекам катились слезы. В иллюминаторах мелькали лица людей, с которыми она проработала много лет. Она велела себе прекратить плач: госсекретарю непозволительно демонстрировать слабость.

Заработал единственный рабочий двигатель. Он ревел громче и громче, так что стало больно ушам. Под маскировочной сетью сбоку от взлетной полосы притаилось несколько машин, в том числе небольшой тягач — такие можно увидеть в аэропортах всего мира. Он подъехал к переднему шасси самолета, и водитель закрепил на стойке крюк. За пару минут тягач перетащил самолет к началу утрамбованной полосы. Через мгновение двигатель заревел по-другому, а «боинг» медленно пополз вперед.

Фиона молила Бога, чтобы повреждения оказались серьезными, чтобы самолет не смог подняться. Только в баках осталось топливо, пассажиров было немного, и «боинг» стремительно набирал скорость. Он промелькнул мимо и обжег Фиону струей из двигателя. Под ликующие крики боевиков «боинг» оторвался от земли, ненадолго завис, а потом конец фюзеляжа проехался по утрамбованному песку: самолет был неисправен, пилот — неопытен.

Нос «боинга» начал опускаться, и Фиона поверила, что ее мольбы услышаны. Конец взлетной полосы совсем близок, самолет не поднимется! Тут «боинг» величественно взлетел в воздух. Вопли усилились, раздались длинные автоматные очереди.

Фиона прикусила губу. Лайнер медленно набирал высоту. Куда повезут ее? Наверное, в Триполи, к зданию, где вот-вот откроется конференция. Однако боевики к отъезду не готовились. Они смотрели в небо, а «боинг» все уменьшался и уменьшался. Пытка стала невыносимой. Слезы брызнули из Фиониных глаз.

«Боинг» лег на крыло. Теперь он смотрел точно на склон холма неподалеку от аэродрома. Пилот выровнял самолет, потом резко развернул и впечатал в склон, так что задрожала земля. Крылья отвалились, и самолет вспыхнул. Один двигатель слетел с опор и покатился по склону, поднимая пыль. В воздухе повисло темное облако, но через пару минут осело. Крылья «боинга» загорелись, фюзеляж выкатился из зоны пожара.

У Фионы перехватило дыхание, окружающие ее люди восторженно завопили.

Очевидно, никто не выжил. Пассажиры не сгорели заживо, но при таком ударе шансов на спасение нет. Террористы заговорили тихо и серьезно. Они стояли далеко, разобрать ничего не получилось. Судя по жестам, бандиты расстроились, что салон не сгорел дотла, и решали, как быть дальше.

Неподалеку от аэродрома стянули брезент с большого экскаватора, быстро завели двигатель, и машина начала перекапывать взлетную полосу. Экскаватор работал быстро: через час от полосы не останется и следа.

Совещание прекратилось. Тот, кого Фиона приняла за командира боевиков, стал раздавать указания, но расслышать удалось лишь «Уничтожьте следы попадания ракеты и не забудьте про наручники». Наконец он подошел к Фионе, которая до сих пор стояла на коленях.

— Зачем вы это сделали? — спросила она по-арабски.

Ливиец наклонился, и Фиона увидела его глаза — черные омуты безумия.

— Так решил Аллах, — ответил он и позвал одного из подручных. — Забирайте ее! Аль-Джама хочет полюбоваться добычей.

Фиону оттащили в кузов грузовика и набросили ей на голову капюшон, снять который разрешили лишь тут, в камере. После того как ее переодели в афганскую чадру, видны остались лишь глаза, хотя и их закрывала тонкая кружевная сеточка.

Шум, положивший конец воображаемому концерту, оказался скрежетом ключа. Дверь со скрипом отворилась. Помимо пилота-камикадзе, главаря и боевика, с которым боролась в самолете, похитителей Фиона не видела. В дверном проеме стояли люди с замотанными куфиями лицами.

Один из вошедших рявкнул на Фиону: даже со скованными руками она ухитрилась сорвать чадру. Не встречаясь с пленницей взглядом, он поднял одежду, превращенную в подушку, и натянул на пленницу.

— Вам придется уважать наши обычаи!

— Знакомый акцент, — парировала Фиона. — Вы ведь из Каира. Район Имбаба, если не ошибаюсь.

Боевик замахнулся, но сдержал гнев.

— Еще поговори у меня, живого места не оставлю!

Охранники вывели Фиону сперва из камеры, потом из здания тюрьмы. Кружевная сетка пришлась очень кстати — хоть как-то хранила глаза от солнца, которое заливало пустыню утренним зноем. Судя по высоте над горизонтом, близился полдень, а жара казалась вполне терпимой. Видимо, лагерь был в горах.

Фиона подмечала мельчайшие детали, а в ее ушах по-прежнему играла музыка — так она гнала прочь мысли о своей судьбе и о пассажирах «боинга».

На спутниковых снимках Фиона перевидала сотни подобных лагерей. Несколько выцветших палаток жались к изрытой ходами скале. В самой большой пещере, наверное, прятались от атак противника, а заминировано там было так, что любой взрыв мог стереть скалу с лица земли.

На плацу инструктор муштровал солдат. Судя по быстроте движений, тренировочный курс подходил к концу. Чуть поодаль, в тени нависающей горы, отряд занимался стрельбой из автоматов Калашникова. Мишени стояли слишком далеко, и точность Фиона оценить не могла. Впрочем, террористические группы вроде той, которой руководил аль-Джама, финансируются так хорошо, что им по карману обучать даже самых бестолковых рекрутов.

Примерно в километре от стрельбища была долина, за ней еще одна горная гряда. В долине что-то копали, рядом тянулись рельсы. На запасном пути, возле шеренги ветхих деревянных домишек, стояло несколько грузовых вагонов. Напротив стройки виднелся огромный локомотив, рядом еще один, совсем крошечный по сравнению с соседом. Формой он походил на грузовик, доставивший Фиону в лагерь; рассмотреть детали не позволяла сетка.

Об этом месте Фиона ничего не знала. Ни в одном из зачитанных до дыр отчетов ЦРУ, ФБР и Управления национальной безопасности не упоминался лагерь боевиков, соседствующий с железнодорожной веткой. Война с терроризмом не прекращается уже много лет, а они до сих пор играют в прятки.

Охранник провел Фиону в пещеру неподалеку от главного входа. Через каждые десять метров с потолка свисал провод с голой лампочкой. Воздух был затхлый и прохладный, словно в подвале давно заброшенного дома. На пути возникла деревянная перегородка с дверью посередине. Охранник, обещавший избить Фиону, постучал. Изнутри ответили, и он распахнул дверь.

Перегородка стояла в тупике: с трех сторон нависали каменные стены. За ней скрывалась комната, застланная персидскими коврами, в которых ноги утопали чуть ли не по щиколотку. В углу курилась жаровня, труба от нее уходила вверх вместе с пучком кабелей.

В центре комнаты по-турецки восседал мужчина в ослепительно-белом одеянии и черно-белой куфии. Несмотря на полумрак, он читал книгу, вероятнее всего Коран. Вошедших он точно не заметил, по крайней мере, от чтения не оторвался.

Театр, самый настоящий театр! Изучая какой-нибудь доклад у себя в кабинете, Фиона иногда позволяла себе полуминутную паузу, но этот человек не поднимал головы в два раза дольше. Впрочем, ее подобными фокусами не проймешь.

— Вы знаете, кто я? — спросил мужчина, аккуратно закрывая Коран.

— Али-Баба? — решила позлить наглеца Фиона.

— А вы станете моей Шахерезадой?

— Предпочитаю умереть.

— Это совсем несложно устроить, хотя мне бы хотелось избежать такого финала.

Перед Фионой сидел монстр, и она решила ему об этом напомнить.

— Вашего настоящего имени никто не знает. Все зовут вас Сулейман аль-Джама. Вы стремитесь уничтожить Израиль и Соединенные Штаты, а еще основать мусульманское государство, которое протянется от Афганистана до Марокко. Сами вы станете в нем… кем? Султаном?

— Не знаю, какой будет титул, — ответил аль-Джама. — «Султан» звучит неплохо, но налицо и негативный подтекст: гаремы, дворцовые интриги и все такое.

Аль-Джама поднялся и налил себе чаю из медного чайника у жаровни. Двигался он бесшумно, стремительно и грациозно, словно хищник. Фионе он чаю не предложил.

Теперь, когда злодей стоял, стало ясно: ростом он под метр восемьдесят. Толстые запястья выдавали недюжинную силу. Из-за неровного освещения и кружевной сетки Фиона не смогла как следует рассмотреть его лицо, только отметила, что глаза темные и глубоко посаженные.

— Ваш Иисус сказал: «Блаженны миротворцы».[10] Вы знаете, что в исламе есть пророк Иисус? Разумеется, не последний избранный, последний — Мухаммед, благословит его Аллах. Ваш же Христос почитается как великий просветитель.

— Все мы поклоняемся Богу Авраама и Исаака.

— Но вы не верите в его последнего избранного Пророка, в святые слова и в Коран, написанный Магометом.

— Я верую только в смерть и в воскрешение.

Аль-Джама промолчал, сдержав ядовитую реплику.

— Вернемся к изречению. Верите, что вы блаженны?

— Я стараюсь положить конец насилию. Блаженно само дело, а не его участники.

Аль-Джама кивнул.

— Достойный ответ. Но почему? Зачем вам мир?

— Что за вопрос?

Фиона невольно втянулась в спор. Она ожидала гневной тирады об ужасах западного мира, а не беседы на отвлеченную тему. Очевидно, современный аль-Джама получил превосходное образование. Как же он оправдает массовые убийства? Фиона видела пленки с бессвязными речами бен Ладена, читала расшифровки допросов из Гуантанамо и смотрела сотни видеообращений мусульманских мучеников. Теперь она захотела выяснить, чем выделяется этот человек, хотя заранее понимала: особого значения отличия не имеют.

— Мир — это стагнация, дражайшая госсекретарь, — продолжил аль-Джама. — В мирное время душа мужчины слабнет, а дух угасает. Лишь в столкновении проявляется воля Аллаха. Война — это храбрость и самопожертвование. Зачем нам мир? От него никакой пользы!

— Мир несет счастье и процветание.

— Это радости плоти, а не духа. Вся суть вашего мира — купить телевизор побольше да машину покрасивее.

— А ваша война несет боль и отчаяние, — возразила Фиона.

— Вот-вот, вы понимаете. Это уже духовное, а не телесное. Есть чувства, которые необходимо испытать каждому. Именно невзгоды, перенесенные вместе с братьями, делают нас ближе к Аллаху, а не ваша демократия, рок-музыка и порнофильмы. Все это лишь отвлекает от единственного смысла жизни, а живем мы для того, чтобы исполнять волю Аллаха.

— А кому известна эта воля? Откуда вам знать, что вы понимаете ее лучше других? Коран запрещает самоубийство, а вы послали юношу разбить самолет, полный людей!

— Он стал мучеником.

— Нет! — зло возразила Фиона. — Вы убедили мальчишку, что он станет мучеником, наплели про рай и семьдесят семь гурий. Только не говорите, что сами в это верите! Вы обычный головорез и боретесь за власть с другими головорезами, используя слепую веру.

Аль-Джама сложил руки на груди и захохотал, а потом вдруг перешел на английский:

— Браво, госпожа Катамора! Браво!

На лице женщины, скрытом от собеседника, мелькнуло удивление: ее озадачила резкая смена тона и языка.

— Вы отлично понимаете, что все борются за господство над миром. Сотни лет назад им владела Англия за счет превосходного флота. Сейчас — США за счет богатства и ядерного оружия. У Ближнего Востока нет ничего, кроме желания людей взрывать самих себя. Грубый способ, согласен. Но ответьте, сколько ваша страна потратила на внутреннюю безопасность с тех пор, как горстка людей с ножами из супермаркета уничтожила башни-близнецы? Сто миллиардов? Пятьсот?

Вообще-то около триллиона. Впрочем, госсекретарь не ответила. Все шло не так, как ей представлялось. Она ожидала, что аль-Джама станет в оправдание сыпать перевранными цитатами из Корана, а он открыто признал, что стремится к власти над миром.

— До одиннадцатого сентября пожертвовать собой был согласен один мусульманин из пятисот тысяч. После теракта число добровольцев удвоилось. Десять тысяч мужчин и женщин готовы участвовать в джихаде против Запада. Рассчитываете справиться с десятью тысячами смертников? В джихад верит тот парень, что разбил самолет, да бен Ладен в своей пакистанской норе, но они просто пешки. У нас сколько угодно потенциальных мучеников! Скоро начнутся спланированные теракты, и карта мира примет тот вид, о котором я всегда мечтал.

Аль-Джама говорил не как фанатик, а как президент корпорации, который составляет план развития бизнеса.

— В этом нет нужды! — Фиона уже не дерзила, а чуть не умоляла.

— Поздно! — Аль-Джама поднял свою куфию. Увидев лицо злодея, женщина едва не лишилась чувств. — Ваша смерть будет первым ударом.