Костры на площадях

В ЦЫГАНСКОМ ТАБОРЕ

…Телега гремела по мостовой, потом запрыгала по булыжнику; и вот мягкая мокрая дорога побежала под ее колесами.

Потом обступил телегу ночной лес — его свежий запах пробился сквозь щели ящика.

Мишка перестал метаться. Странная сонливость сковала его. Он лежал на досках, и его большое тело безвольно колыхалось в такт покачиванию телеги.

Мягко стучали копыта лошади по дороге.

О чем-то гортанно спорили два человека на облучке.

Новые запахи проникали в ящик: вдруг запахло теплым коровьим стадом; и только исчез, растворился этот запах, возник новый — студено и бодро пахло рекою.

Медведь нашел в темноте кусок мяса на палке, съел его без аппетита и — странно — стал засыпать: его укачивало движение.

Все бежала, бежала лошадь…

Все спорили и спорили те двое на облучке…

И конца не было дороге…

Рекой теперь пахло постоянно и все крепче. Видно, она была где-то совсем рядом.

Но вот к запаху реки стал примешиваться запах дыма, человеческого жилья, жареного мяса. Мишка услышал собачий лай, голоса людей.

И запахи и шумы нарастали, нарастали…

И вдруг все это окружило Мишку-печатника со всех сторон.

Телега остановилась.

Мгновенно сонливость слетела с медведя. Вновь он почувствовал беду, которая обрушилась на него. Вспомнил Федю, кошку Лялю и всю свою жизнь в типографском дворе, из которой увезли его эти два человека.

И заметался Мишка в черной клетке, зарычал грозно.

А люди чем-то гремели снаружи, кричали и спорили. И там их было много.

Что-то приказал высокий голос, все смолкло, и открылся ящик. Медведь с рычанием прыгнул на землю, сделал, еще ничего не видя и не понимая от ярости, два шага, и что-то задвинулось сзади, щелкнуло.

И тогда он все понял: его выпустили в большую клетку, сделанную из стволов молодых берез. Заметался в клетке Мишка, попробовал выломать березовую жердь, но это оказалось ему не под силу. Опять он метался по клетке в каком-то буйном неистовстве, и ярость туманила ему глаза.

Наконец он обессилел и сел, тяжело дыша, на холодную землю. И теперь Мишка увидел, что клетку облепили люди. За их спинами горели жаркие костры, и неровный дрожащий свет освещал смуглые любопытные лица.

Люди смотрели на него, хохотали, что-то кричали друг другу, размахивая руками. Были здесь мужчины с темными лицами, женщины в цветастых длинных платьях, с распущенными волосами, сухие сгорбленные старики, детишки, закутанные в тряпье.

Лица, лица, лица…

Чужие, незнакомые, злые.

Где ты, добрый, хороший Федя? Где вы, славные люди из типографии? Спасите скорее Мишку-печатника! Ведь он погибнет здесь от тоски и обид.

Постепенно зрители разошлись. И только один человек еще долго стоял у клетки, пристально рассматривая медведя, довольно цокая языком. Это был заросший мужчина в меховой поддевке, из-под которой высовывалась красная рубаха. И когда Мишка встречался с взглядом его хищных глаз, ярость с новой силой просыпалась в медведе, и смешивалась она со страхом. Запах этого человека уже был знаком медведю — это был один из двух, заманивших его мясом в черный ящик. И тем сильнее ненавидел Мишка заросшего мужчину в меховой поддевке.

Наконец и он ушел.

Медведь огляделся. Сквозь березовые жерди он увидел догорающие костры, крытые кибитки, спутанных лошадей, которые паслись тут же. Чуть поодаль блестела студеная река, а за ней начиналось поле, покрытое ночной мглой.

Пахло жареным мясом, конским по́том, чужими людьми. Иногда слышался женский смех, тихая гортанная речь.

Жалобно заплакал ребенок. Лошади фыркали, что-то подбирая на земле чуткими губами.

Вдруг зазвенела гитара, бубен вторил ей. Никогда раньше Мишка не слышал подобных звуков. И песню запели высокие женские голоса, им подпевали глухо и мощно мужские. И было в этой песне что-то дикое, дремучее, жестокое.

Постепенно стала засыпать жизнь вокруг клетки: затихли голоса, перестал плакать ребенок; только иногда тихо заржет лошадь, вскрикнет кто-нибудь во сне, и опять тихо…

Уже еле-еле посветлело над лесом небо. И тогда к клетке подошла черная собака с отвислыми ушами и, жарко дыша, дружески завиляла хвостом. Мишка почувствовал к ней мгновенное расположение, и ему стало не так одиноко. Они молчаливо подружились. Собака свернулась клубком тут же, у клетки, и заснула. А Мишка никак не мог заснуть в эту ночь. Холодно было ему в березовой клетке и неприютно.