Красный дождь в апреле

XVIII

Вставало утро. Восток мерцал розовыми отсветами. Тихо. Покойно. Будто ничего не произошло… Ленька бежал, не разбирая дороги. Лишь у вокзала смог отдышаться, зло всхлипнул и побежал снова.

— Наташа! — заорал он с порога, — забрали. Всех!

Наташа подскочила к нему, схватила его голову теплыми ладонями. Она, несмотря на столь ранний час, была одета. Или она не раздевалась?

— Тише, детей разбудишь. Кого забрали? Когда?

Ленька, не раздеваясь, прошел к столу. Сел. Ноги дрожали.

— Кого? Всех. И Михалыча, и Цвиллинга, и всех, человек сто…

— А ты как же?

— Я… я убежал…

Тут лишь он пришел в себя. Всех схватили, а он? Он убежал. Позорно сбежал! Ленька не мог поднять глаз.

Он встал. Вздохнул громко. Одернул ватник.

— Пойду я, Наташа.

— Куда?

— Ко всем пойду, туда…

— Зачем? — Наташа провела ладонью по глазам, пристально посмотрела на Леньку, — эко герой нашелся. Правильно сделал, что спасся. Молодец! А в тюрьме еще насидишься, успеешь…

Ленька удивился: говорила Наташа спокойно, ласково. А ведь это он должен ее успокаивать! Разнюнился!

— На, пей! — Наташа поставила перед ним чашку молока. Это была большая чашка с голубыми цветочками. Из нее пил Михалыч. Ленька глотнул и отодвинул чашку.

— Что ж делать, а? Эх, наган мой у Цвиллинга…

— Ну, теперь о нагане забудь, — Наташа придвинула чашку к Леньке, — оружие — вещь опасная, не игрушка…

— Что с ними будет? — Ленька смял вопрос. Ведь Наташа сама беспокоится: вон руки бегают по столу, вытирает клеенку до дыр.

— Ты, Лень, вот что: отдохни малость и жми к Левашовым. Знаешь их?

— А как же, — ответил Ленька и голос его сорвался, — дядя Андриан?

— Да. Скажешь ему обо всем. Ну и передашь, что эта квартира наша пока неизвестна… Короче, Андриан знает, что делать. А к чаю приходи. Будем ждать.

К Левашову Ленька добрался только часа через два. Казаки были повсюду. Казалось, весь город превратился в вооруженный лагерь, Приходилось обходить вкруговую, пережидать в проходных дворах.

Что может сделать Левашов? Чем помочь? Ленька еле сдерживал слезы. Все пропало. Всех арестовали дутовцы. У них вон какая сила!

У Левашова сидело несколько человек. Среди них был и знакомый железнодорожник, Моисеев с Аренды. Он кивнул Леньке, как старому знакомому. Говорил коренастый, усатый и широкоскулый рабочий.

— …надо создавать отряды. Ночные события в Караван-Сарае ясно показали, что Дутов окончательно решил захватить власть в свои руки. Терпеть контрреволюцию нельзя дальше…

Ленька прошел к Левашову, шепнул:

— Знаете уже? Что с Цвиллингом?

— Погоди, садись. Продолжай, Костя!

Широкоскулый рабочий, будто отгадав Ленькин вопрос, продолжал:

— Цвиллинга отправили в Павловскую станицу, повезли в автомобиле. Сам адъютант Кузнецов возглавлял конвой. Ясно, Дутов рассчитывает на самосуд. Положение тяжелое. Более тридцати наших заключены в тюрьму, охрана усилена юнкерами. Дутов стягивает не только оренбургских казаков, появились уральские. Расчет ясен: отрезать от Москвы и Питера хлебную Сибирь…

Ленька хотел было сесть за стол, но Моисеев показал ему в угол, на кровать. На кровати уже сидел паренек в замасленной куртке. Шея была замотана красным шарфом.

— Саня, Александр, — протянул ладошку паренек, метнул на Леньку черным пытливым глазом и тут же отвернулся, сосредоточенно вслушиваясь в разговор.

Через минуту паренек наклонился и зашептал на ухо Леньке:

— Ты от кого пришел? Много ваших?

Он спрашивал так, будто не ждал ответа. Заранее все знал… Ленька удивленно посмотрел ему в лицо: о чем это спрашивает, от кого это он пришел? От кого? От себя…

А собеседник сидел и уже слушал говорившего рабочего, будто не он спрашивал Леньку. Чудной какой-то… Глаза чуть косят, татарские. Нос длинный, худой, с глубоко вырезанными крыльями… Подумаешь, длинноносик выискался, кинет слово и будто не он спрашивал! Скажет еще чего, — решил Ленька, — тоже внимания не обращу. Что я ему?

— Ты где живешь? — спросил неожиданно громко Санька. И Ленька машинально ответил:

— У станции…

И тут же проклял себя: незачем было отвечать, эх, не выдержал характера.

— Тише там! — прикрикнул на них Левашов, — пацаны, расшумелись!

«Надо что-то делать, — думал Ленька, — что, если добраться до Павловской и помочь бежать Цвиллингу? А вдруг уже поздно?!»

— Дутов пытается обезглавить Советы, — все говорил широкоскулый Костя, — сегодня он арестовывает ревком, а завтра решится на разгром мастерских. Он всех нас уничтожит поодиночке…

Ленька похолодел. От бессонной ночи и голода кружилась голова. Липкий пот то и дело выступал на лбу и ладонях. «Бегаешь, а на тебя всем тьфу! Только и слышишь: «Паренек, спасибо. Мальчик, уйди, не мешай». И ничего не сделаешь…» От обиды защипало глаза. Что он может сделать? Ничего? Ничего… Он потихоньку встал и вышел на воздух.

Ленька шел и думал. И бессилие его угнетало все больше и больше. Идти к Красинским? Зачем? Да и почему они не были в Караван-Сарае? Может пьют с поручиком кофе? А Ева?

Неужто и Ева испугалась и не пришла?

Бурчак говорил, что Красинская — жена видного революционера. И что же? Жена…

Революционеры не поют в ресторанах. Эх, Ева…

Ленька все ходил и ходил по улицам. Бродил, не чувствуя холода. Не помня о времени. Ему вспомнились лица: отец, Цвиллинг, Ева, Михалыч, Коростелевы… И почему-то не верилось, что все это было — встречи и разговоры, что будет снова когда-то. Как фотографии из старого альбома. Люди страдали, радовались, жили, боролись. И вот один миг из их жизни запечатлен навечно. Что он — этот миг может рассказать? Что?.. Их самих-то уже, может, нет…

Ленька брел по заснеженной улице. Рассеянный розовый свет дымился вокруг. Пахло острой паровозной гарью. На душе тоскливо. Даже идти не хочется. Так бы и сел. И не двигался. Наташа ждет. Чай. Какой тут чай! Все рушится. Да и пусто сейчас у Бурчаков.

Когда у них ночевал Цвиллинг, было весело. А теперь?.. Почему так несправедливо устроен мир: как хороший человек, так все его стараются унизить, оскорбить, засадить в кутузку? Нет, до этой осени Ленька считал, что все эти разговоры и споры — просто игра взрослых, а тут вон что пошло! Наверное и отца где-нибудь так же вот увезли ото всех и прибили. И шито-крыто. Люди злые. Хитрые. И не любят правды. Особенно богатеи. Живут в свое удовольствие, добренькими прикидываются, а попробуй-ка их потревожь? Разорвут!

Ленька вспомнил прошлый год. Богача Панкратова. От его дома до собора шаг один, а он всегда на тройке подкатывал. В меховую доху разодет. Продать — можно сотню человек обуть и одеть. Как-то у входа в собор Панкратов наступил нищему на руку. Тот дернулся, хотел закричать. А Панкратов хвать из кармана «синенькую» и тому на лоб прилепил. И захохотал. И нищий смеялся. А слезы текли из его глаз по дряблым коричневым щекам двумя мутными змейками. Рот широко кривился. Осколки зубов прыгали. Ох, смешно! Ох, весело! На стороне богатых всегда сила. Ничего с ними не сделаешь.

Ленька зло стукнул рукой по забору. Подошел к крыльцу, смахнул снег, сел. И почувствовал, как он устал. Очень. И замерз. Здесь они проходили с Евой. Красивая. Добрая. А ни она, ни мать на собрание все же не пришли. И ему стало почему-то обидно за себя. К горлу поднялся комок и сжал его. Будто железные пальцы стиснули.

— Эй, ты, конопатый! — раздалось над Ленькиной головой, — загораешь?

Перед ним стояли двое: мужчина в просторном длинном пальто и женщина в куртке и в галифе. Оба курили. Мужчину Ленька узнал: он был тогда в Караван-Сарае. А это кто же? Волосы длинные, а в штанах. Чудно! Ленька огрызнулся:

— Ага, загораю.

— Ты меня не знаешь, конечно, — утвердительно произнес мужчина, — мы социал-демократы. Это моя жена. В том вон доме обычно ночевал комиссар Цвиллинг… Но сейчас там никого нет. А нам очень надо найти кого-нибудь из его друзей. Он сам просил нас об этом.

— Он жив? — вырвалось у Леньки. Он вскочил и мужчина быстро отодвинулся от него. Отвел руку с горящей папиросой, пристально взглянул Леньке в лицо:

— Да, мальчик. Жив и здоров. Я только что видел его. И он просил меня кое-что передать друзьям…

Ленька насторожился. Тут что-то не так. Если Цвиллинг хотел бы что-то передать, то он наверняка дал бы адрес Михалыча или Левашова. Нет, тут что-то не то… Ленька нахмурился, стараясь придать себе серьезный вид.

— Разрешите? — он кивнул на папиросу. «Сальвэ» — дорогие. Такие буржуи курят. Ленька хотел оттянуть разговор, сообразить, как вести себя с этими людьми.

— Прошу, — любезно ответил мужчина и ловко выхватил из-под полы коробку.

— О, господи! — застонала его супруга, — Гаврош курит! Зачем?

— Что? — не понял Ленька, прикуривая.

— Ха, ха! Ну ладно. Но вот мне кажется, что ты нам поможешь передать от Цвиллинга последние… важные… Э, да ты не веришь мне? Хорошо, я скажу тебе свою фамилию: Пузиков Иван Селиверстович. Ну, что еще? Член РСДРП с 1910 года… Достаточно аттестации?

Ленька кивнул головой.

— Говорите, — и он точь-в-точь как Цвиллинг оправил ремень, стягивающий стеганку. — Слушаю, что передал Моисеич?

Такого оборота Пузиковы, видимо, не ожидали. Сам он запнулся, а его супруга расхохоталась:

— Ты не понял. Нам надо тех, кто приходил к нему.

— Да. Вчера, позавчера был кто? Спрашивали кого? — оживился мужчина. Ленька покачал головой: нет, не было никого.

— Ну вспомни, был же такой с бородкой, в черном пальто? Кобозев — фамилия. Да ты нас можешь не бояться.

— Нас самих преследуют, — понизила голос женщина и округлила глаза. — Помоги нам, мальчик, найти товарищей и передать просьбу Цвиллинга.

Ленька перестал морщить лоб. Шмыгнул носом. Поманил рукой. Они придвинулись.

— Хорошо! Пошли со мной…

Ленька хотел бы им верить, но сомнений было много.

Почему их не арестовали со всеми? Но вот его же не арестовали? Ленька повел их к Левашову дальними улицами. Он рассуждал так: можно обмануть их и исчезнуть через проходной двор, но вдруг они вправду что знают о комиссаре? Свести с нашими — вдруг продадут или (Ленька быстро оглянулся) за ними тянутся шпики? Но сзади никого не было. Ленька оставил Пузиковых ждать у проходного двора, а сам, пройдя двор, завернул к Левашовым. Осторожно стукнул в окно. Кто-то выглянул. Звякнула цепочка и дверь приоткрылась. За столом все еще сидели люди. На этот раз говорил незнакомый Леньке пожилой мужчина. С бородой. Обличье — чисто казачье.

— …вывели, значит, на площадь. Толпа огромадная собралась. Многие думали, что большевик — это дикий и страшный человек, а тут простой парень…

Ленька стал пробираться к Левашову, но его остановили: «погоди, дай послушать, сядь-ка, остынь…»

— …Кузнецов стал подогревать толпу, натравливать. И уж было началось, как один казак пробрался в середину и поддержал Цвиллинга…

Цвиллинг?! Значит он жив. Правы те, что говорили с ним только что. Ленька хотел было вскочить и позвать их, но на Леньку зацыкали, заставили сесть.

— …один из наших, тех, кто лежал с ним в больнице. Казака послушали: надо ж разобраться, кто таков и за что его преследуют. Цвиллинг стал говорить, ну и понимаете: все. Все, товарищи, изменилось! Не прошел у Дутова номерок! Распропагандировал Моисеич всю станицу!

— А все ж боится нас Дутов! — крикнул сидевший рядом с Ленькой парень в черной кожанке. — Погоди, ужо мы нос утрем!

Зашумели. Заговорили враз. Ленька прошел к Левашову.

— Дядя Андриан? Там со мной какие-то Пузиковы пришли, тоже насчет Моисеича толкуют…

— Эк, ты, брат, шустрый больно, — крякнул Левашов, — какие такие Пузиковы? Как выглядят?

— Она в штанах, — замялся Ленька, — а он в длинном пальто. Да, он был тогда в Караван-Сарае…

— Точнее говори, лицо какое, нос, ну там борода есть, усы?

— Не…ет, бороды нет, — протянул Ленька, — а вот…

— Что? — Левашов затряс Леньку за плечи, — что?

— Ну, это… у него, этого — в пальто, так у него руки красные, будто после ожога… Да они от Цвиллинга…

— От Цвиллинга вон пришел, видишь за столом сидит? — Левашов наморщил лоб, — а эта парочка не нашего поля ягода. Руки экземные… были у Пискарева, полицейской ищейки… Тише, товарищи! Надо разведать улицу, будем расходиться. Коли что: сбор завтра у Анпилогова.

Левашов наклонился к Леньке: «Пошли, где они?»

— Я их подале оставил, я же знаю… не маленький…

Левашов и Ленька вышли во двор. С ними пошел и Санька. Никого. Обошли квартал. Прошли вдоль улицы. Пузиковых нигде не было.

— Надоело ждать и ушли, — решил Ленька.

— А может, засекли дом и ходу к Дутову, — покачал головой Левашов, — в общем ты им на глаза теперь лучше не попадайся… И сиди дома. На днях к тебе зайдет вот он — Саня Маврин. Знакомы уже? Хорошо. Теперь, ребята, и вам дела найдутся. Не бойтесь, не соскучитесь!

— Пора бы! — вскрикнул Санька. И Ленька как-то сразу понял: свой паренек, с таким бы они вдвоем и в Павловскую и куда хочешь пробрались бы!

Расстались. Звонко хлопнув ладонь о ладонь.