Прибыв в Эчмиадзин в понедельник 4 ноября, я застал католикоса лежащим в постели. Он заболел два дня назад. Посетив его, я тотчас же стал расспрашивать его о причине болезни и о том, в какой части тела наиболее сильные боли. А блаженный говорил: «Все мое тело болит. Я не знаю причины и происхождения недуга». И я, страждущий и колеблющийся, стал обнадеживать его и утешать; [так прошла] часть ночи, пока он мне не сказал три-четыре раза: «Иди, отдохни. Ты слаб, устал с дороги, ведь ты только что прибыл». А я, подумав, что, быть может, он огорчится или будет недоволен, если я не покину его, встал и ушел к себе. Днем и ночью, до самого воскресения, мы все пребывали в тревоге и смятении. А в воскресенье мы так же молча сидели вокруг его одра с печальными лицами и сомневались, страдали, глядя друг на друга. Мы оставались там в ту ночь до четырех-пяти часов утра. Затем послушники сказали мне: «Иди к себе, пусть немного отдохнет. Его огорчает, что ты страдаешь».
Тогда я встал и пошел в свою келью. А там остались [духовный] сын мой вардапет Иоаннес с отцом Акопом. После полуночи они пришли ко мне и сказали: «Иди к владыке, ибо он выглядит как-то странно, и все приближенные в сомнении». Я сейчас же встал и пошел и увидел, что он при смерти. Я стал просить и умолять его, чтобы он благословил всех, а также дал нам всем отпущение, наставление о делах святого престола и членов конгрегации и поручения близким. И блаженный, то говоря слабым голосом, то движениями благословенной головы своей [показывал, что понимает] значение мольбы моей. И вложив десницу в мои руки, легко и спокойно отдал свою чистую душу доброму ангелу так, как будто кто-то достает из-за пазухи яблоко и дает его другу или любимому своему. Это было в девять или десять часов в ночь на понедельник шестого ноября. А как только рассвело, мы сообщили об этом мелику Еревана господину Акопджану, который обратился за повелением к дюку Еревана, который был дефтердаром. Али-паша был болен и лежал в постели, и когда хотели получить от него разрешение на похороны, он сам скоропостижно умер в час утренней обедни. Владыка преставился ночью, а в то же утро паша умер в Ереване. Поэтому кехья дал приказ, чтобы похоронили.
А на другой день пашой поставили Хаджи-Хусейн-пашу, уроженца Терента; он был в Ереване мафаза, [т. е.] комендантом.
Мелик Акопджан прибыл в Эчмиадзин с одним из чухадаров паши. Во вторник я, недостойный, отслужил панихиду и миропомазал [католикоса]. И похоронили его в [храме] св. Гаянэ. Я не смог пойти из-за того, что меня сильно лихорадило через день, и вернувшись [почти] без сознания, лег в постель. А на другой день я со всей конгрегацией святого престола отправился к храму св. Гаянэ, и мы справили поминки. А после поминок мы вернулись в монастырь. После этого меня с пятью-шестью вардапетами насильно повезли в Ереван. И когда мы проезжали мимо храма, где похоронен покойный, увидели множество жителей Еревана, армян, мужчин и женщин — беженцев, которые пришли [оттуда]. И увидев их, мы пришли в ужас и были поражены их беспомощностью.
Мы сами пожелали вернуться в монастырь, дабы приход персидских войск не застал нас в Ереванской крепости. И так, умоляя и мелика и прибывшего с ним чухадара, бывшего нашим мубаширом, мы прибыли в Паракар. Там мы посидели немного на берегу ручья. Я достал и вложил ему в руки пять золотых, и после долгих просьб мы, наконец, избавились [от него] и вернулись в монастырь.