Глава XVI. О том, как хан с войском поднялся на вершины гор в окрестностях св. Гегарда и Горадары и, спустя два месяца, спустился с гор и пошел на Карс

И вот, после этого, хан поднялся на вершины гор около Крхбулаха, близ Гегарда и Горадары. И войско его, рассеявшись, расположилось [на пространстве] до Цахкадзора и до побережья Гегамского моря. Оно находилось там и отдыхало до конца июля, а в начале августа стало опускаться по той же дороге, по которой пришло, и дошло до места сражения, до холма, называемого Мубарак-Тепеси. Прежде холм назывался Ахи Тепеси. А так как [хан] победил во время сражения, [холм] назвали Мубарак-Тепеси. И название осталось таким.

Когда счастливейший хан подъехал к этому холму, был с ним и я, ибо он вызвал меня.

И утром, когда [хан] хотел выступить в поход, он взошел на тот холм и позвал меня с вельможами: ханами, мирзами; калантара и мелика также [вызвал] на вершину холма, на то место, где он разбил шатер в день сражения, в котором одержал победу.

И очень долго разговаривал с нами. Во-первых, о куполе, который велел воздвигнуть по подобию его шатра, чтобы осталась память о победе и упоминалась потомками. И, во-вторых, о том, что нам следует приготовиться и защищаться от вероломства агарян, пределы [земель] которых находятся близко от наших границ. И так он говорил с нами целый час: то с ханами, то со мной, пока мы не сошли с холма в поле; затем повелел нам сесть на коней и ехать вслед за ним. Он провел ту ночь в месте, называемом Баш-Абаран, и вечером пригласил меня на ужин. И утром отослал Баба-хана, Сардар-хана, хана ереванского и нахичеванского хана на свои места. В это время осаждали Ереван, чтобы эти четыре хана, вновь осадив [его] с четырех сторон, охраняли так, чтобы не могли въезжать и выезжать.

А меня он повез с собою до места, именуемого Джинлигел, и снова пригласил меня к столу. И ибо был пост преставления св. Богородицы, посему я, осмелившись, оказал: «Хан мой, вот уже 5-6 раз как ты приглашаешь меня к своему столу. И каждый раз [это] случалось в постный день. А я жажду сладостной пищи твоей, которая, кажется мне, подобна манне, которая сходила с высоты. Поэтому прошу твое величество, чтобы ты позволил [мне], молящемуся за тебя, отнести в свое жилище лежащую передо мною пищу». [Хан] радостно рассмеялся и сказал: «Халифа, а завтра будешь есть?» Я сказал: «Нет». Он умилился от этого и сказал: «Хорошо, завтра тоже поедешь со мной. Ты вновь приглашен к моему столу, ибо и я съел много твоего хлеба. А затем разрешу [тебе] вернуться в Уч-Килисэ». И по этой причине я поехал с ним и на следующий день. И в тот вечер он вновь пригласил меня. И повелев наполнить тарелку пловом, бывшим перед ним, [хан] приказал слугам хранить его и отнести в мой шатер. Именно так они и поступили.

И после того, как мы поели — они скоромное, а я мед и другие сладости, — трапеза окончилась, они — [а] также и мы — вымыли руки; я, став на ноги, поблагодарил [хана] и [остался] стоять. А он сказал: «Халифа, я тебя отпустил. Счастливого пути! Поезжай в свой монастырь и молись за нас». А я, умоляя, просил его [разрешить мне] ехать с ним до Арпачая, но второй Александр вовсе не пожелал [этого], не позволил, но сказал так, говоря: «Ты стар, жаль тебя. Вернись, вернись к себе и молись за нас».

Загрузка...