Крид: Кровь и Пепел

Глава 5

Ветер, ледяной и пронзительный, выл у входа в заброшенную шахту, заглушая даже далекие писки летучих мышей. Бернард стоял на страже, его задача – не допустить побег ни одного культиста, ни одного чудовища. Остальные воины заняли свои позиции, а Крид, освещая путь факелом, уже углубился в темные сырые коридоры. Сердце Бернарда сжималось от нарастающего страха за Бель.

Звуки из шахты доносились приглушенно: глухой стук сапог Крида о камень, шепот ветра и… что-то еще. Низкий, рычащий звук, заставлявший кровь стынуть в жилах. Это был не природный звук, это было что-то живое, и это что-то было злом.

Бернард сжал рукоять меча. Его мысли были с Кридом и Бель, пленницей культистов. Образ Бель – ее светлые волосы, ее улыбка – резко контрастировал с мрачной реальностью подземного лабиринта. Мысль о том, что может с ней случиться, сжимала его сердце в тисках ужаса.

Воздух сгустился, тяжелый и удушливый, пропитанный запахом серы и чем-то еще, невыразимо отвратительным. Крид сильнее прижал к лицу факел, пытаясь пробиться сквозь нарастающую тьму. Казалось, само пространство давит на грудь, сдавливая легкие.

В глубине шахты раздался глухой, ритмичный стук ритуальных барабанов – зловещий, древний ритм, пульсирующий в темноте. Крид узнал этот звук. Это были барабаны, созывающие тварей из преисподней, звериных существ, призванных культистами.

За барабанами последовали крики – нечеловеческие, искаженные вопли боли и ужаса. Крид сжал кулаки. Он близок. Близок к цели. К Бель.

Его факел дрожал, освещая узкий, заросший плесенью коридор, стены которого были покрыты странными символами, выведенными чем-то, похожим на кровь мечехвоста. Запах серы усиливался, воздух сгущался, и Крид понимал: он в самом эпицентре ритуала. Но Крид был готов. Его меч всё так же заточен и освящён первозданной магией, дух крепок. Он не отступит, пока не спасет Бель.

Впереди послышался новый звук – глухой рык, перемешанный с несвязным бормотанием на непонятном языке. Это было нечто большее, чем барабаны, что-то гораздо более ужасающее. Крид замер, готовясь к встрече. Он приближался к цели, но не представлял, насколько ужасающей она окажется.

Из узкого, заваленного гнилью и костями закутка выползло существо, едва ли похожее на собаку. Это была гончая, изуродованная магией Инферно до состояния кошмара. Шерсть, когда-то, быть может, чёрная, превратилась в спутанную массу гниющего мяса, из-под которой проступали почерневшие, искривлённые кости. Из многочисленных ран сочилась густая, тёмно-зелёная слизь с удушливым запахом серы и разложения.

Лапы, неестественно длинные и тонкие, напоминали когтистые ветви мертвого дерева, оставляя за собой следы из сгустков гнойной жидкости. Череп был уродливо вытянут, челюсти переполнены острыми, пожелтевшими зубами, между которыми виднелись куски непереваренной плоти. Глаза, словно два ярких уголька в темных глазницах, пылали необычным, всепоглощающим голодом. Это был не просто голод, а жажда мучений, агонии, самой сути страдания. В них не было ни капли сострадания, только безумное желание уничтожить, пожирать, наслаждаться агонией жертв.

Из пасти вырывался сдавленный рык, перемежающийся с хрипами и щелканьем ломающихся костей. Слюна, чёрная и тягучая, как расплавленный битум, стекала по подбородку. Каждая мышца существа пульсировала зловещей энергией, а воздух вокруг него вибрировал от запаха смерти и разложения. Гончая медленно повернула голову, и её взгляд, полный неутолимого голода, устремился на Крида.

Виктор коротко хмыкнул — звук, почти потерянный среди воплей культистов и рычания адской гончей. Его лицо оставалось непроницаемым, словно высеченное из камня. Однако, напряжённые мышцы и боевая стойка говорили о готовности к действию.

Взгляд Виктора быстро оценил изуродованное тело твари, выискивая слабое место. Он его нашёл. Даже в этой искажённой форме существо имело уязвимые точки. Краткое мгновение Виктор замер, концентрируя силу. Его движения были стремительными, но точными, как и подобает мастеру.

Затем, с молниеносной быстротой, он развернулся и нанёс удар. Его нога, защищённая грубой кожей тяжёлых сапог, с силой обрушилась на челюсть гончей. Раздался глухой хруст ломающихся костей, сопровождаемый сочным ударом. Челюсть отлетела, рассыпаясь на отдельные зубы, упавшие на землю с мерзким щелчком.

Гончая издала пронзительный визг, вновь пытаясь броситься на Виктора, но было уже слишком поздно. Прежде чем она смогла среагировать, его нога обрушилась на её череп, раздавив его в кровавую кашу. Тело обмякло, превратившись в дымящуюся кучу изуродованной плоти.

Виктор не остановился и даже не посмотрел на останки твари. Он просто стряхнул с сапога прилипшие куски гнили и мозгов и продолжил путь к Бель. Его походка была спокойной, решительной, целенаправленной. Он шёл, не отвлекаясь ни на что, взгляд устремлён к своей цели.

С каждым шагом Виктора к жертвеннику, его булатный клинок, всё ещё в ножнах, начинал излучать всё более интенсивное небесное сияние. Это не было отражением света факелов или магических символов на стенах – свет исходил из самого клинка, наполняя его мягким теплом, подобным сиянию звёзд.

Оно не было ярким, а скорее нежным, как лунный свет в ясную ночь. И совсем не ослепляло, а создавало вокруг атмосферу спокойствия и налёт святости. С его появлением в воздухе разлился тонкий аромат ладана и мирры, заглушая удушливый запах серы и гнили.

Но оно оставалось запертым в ножнах, словно скованное невидимыми цепями. Только мягкое свечение просачивалось сквозь щели, освещая путь Виктору, словно божественная милость. Это было не просто благословение, а особое покровительство, предоставленное только ему. Сияние подчеркивало священную миссию Виктора.

Виктор миновал ещё несколько коридоров и вышел в огромную подземную пещеру. Пространство было безгранично, каменные своды терялись во тьме, а пол был усеян костями и гниющей органикой. Сотни факелов, воткнутых в стены и землю, освещали пещеру мерцающим, дрожащим светом, бросая длинные, извилистые тени, которые плясали в такт странным песнопениям. Тени извивались, словно живые существа, подчёркивая зловещую атмосферу.

В центре пещеры, прикованная к грубо отесанному камню толстыми железными цепями, стояла Аннабель. Её бледное лицо, освещённое мерцающим светом, казалось ещё более измождённым. Глаза были полны ужаса, но в глубине всё ещё теплилась искра надежды – слабый огонёк, упорно сопротивляющийся тьме. Её волосы были спутанными и грязными, одежда – изорвана и покрыта пылью.

Вокруг Аннабель кружились члены культа, лица их скрыты под гротескными масками, изображающими демонов и чудовищ. Маски были выполнены из самых разных материалов: грубо обработанное дерево с вырезанными оскалами, потемневшая от времени кожа, холодный блеск металла; а некоторые — самые ужасающие — казались вылепленными из чужой плоти, с ещё дрожащими кусками мяса и проступающими жилами. Маски были не просто украшением, а отражением безумия, ужаса и одержимости их носителей.

Их танец был полон дикой энергии, не поддающейся контролю, словно они были охвачены какой-то безудержной страстью. Их тела изгибались в неестественных позах, руки совершали резкие движения, а ноги топали по камню, вызывая дрожь во всей пещере. Это был не просто танец, а ритуальный экстаз, полный безумия и болезненной одержимости.

Их голоса сливались в монотонный хор, исполняя древние заклинания. Звук был пронзительным и вибрирующим. Непонятные слова пронзали воздух, проникая под буквально под кожу.

В центре бешеного хоровода культистов, подобно тёмному идолу, резко выделялся жрец. Его фигура в длинных изорванных ризах казалась неестественно высокой и худой. На голове – гротескная маска из полированного тёмного дерева, изображающая оленя с длинными, загнутыми назад рогами. Маска пульсировала холодным светом, словно самая глубина мёртвого леса билась внутри неё. Его руки, костлявые и длинные, резко взметнулись вверх, словно он взывал к некому невидимому божеству.

Заклинание вырвалось из его горла низким, гулким раскатом, пронзающим до костей. Звук слился с дикими песнопениями культистов, создавая ужасающую какофонию, которая буквально дрожала в самом воздухе. Воздух сгустился, наполнившись тяжёлой энергией, пахнущей серой, гниющей плотью и чем-то ещё, невыразимо отвратительным.

Внезапно в центре пещеры, там, где жрец держал руки, вспыхнул пульсирующий шартрезовый портал. Он бушевал зелёным светом, меняя оттенки от бледно-изумрудного до ярко-салатового, излучая нестерпимое жара и душный запах серы. Это был древний ритуал, открывающий путь в самые глубины Преисподней. И вот из портала едва выглянул молодой человек.

Тёмные, почти чёрные волосы растрепались, обрамляя бледное лицо, искажённое яростным недовольством. Его изумрудные глаза, яркие и проницательные, молниеносно осмотрели всё вокруг. В них не было ни малейшего знака страха, только нескрываемое раздражение и нетерпение.

Не медля ни секунды, заметив Крида на краю пещеры, молодой человек сухо кивнул. Затем, с плавным, почти танцевальным движением, он провёл рукой по воздуху, словно закрывая невидимую завесу. Шартрезовый огонь портала не просто угас, он свернулся в себя, сжался в яркую точку и исчез вмиг, оставив после себя лишь лёгкое покалывание в воздухе и исчезновение душного запаха серы. Наступившая тишина была напряжённой, прерванной лишь шёпотом культистов и треском факелов. Виктор понял: незваный гость был не на их стороне.

В тот же миг, как незваный гость из Преисподней исчез, клинок Виктора бесшумно выскользнул из ножен. Он вспыхнул ослепительным, небесно-белым светом, мгновенно заполнив пещеру сиянием, противостоящим зловещей атмосфере ритуала. Свет был не просто ярким, он был живым, излучал чистоту и несокрушимую силу. Тьма, царившая в пещере, отступала перед этим священным сиянием, словно тень перед солнцем.

Виктор, словно смертоносный вихрь, бросился в толпу культистов. Его движения были быстрыми, неуловимыми, полными смертельной грации. Клинок рисовал в воздухе смертельные узоры, рубя, разрезая, коля с ужасающей эффективностью. Каждый удар был точным и смертельным. Отсечённые головы и руки разлетались в стороны, смешиваясь с осколками масок и брызгами крови. Крики ужаса и боли смешивались со звенящим звоном булатной стали.

Виктор не останавливался, не замедлял ход. Он двигался как неумолимая сила природы, с жестокой эффективностью стихийного бедствия. Тела культистов падали, словно колосья под неумолимой косой жнеца. Его движения были настолько быстрыми, что казалось, будто пещера наполнилась сотней злобных теней Крида, столь же смертоносных и неутомимых, как и он сам. За считанные мгновения он выполнил поистине ужасающую работу.

Когда пыль осела, а кровь перестала литься, в пещере царила немая тишина. Виктор стоял один, окружённый телами убитых; его клинок всё ещё сиял, но свет его стал чуть приглушённее, словно уставший от проделанной работы. Перед ним, прикованная к камню цепями, стояла Аннабель. Её лицо было бледным, но в глазах теперь горел не ужас, а смесь удивления и благодарности. Несколько уцелевших прихожан также были живы, но они были заперты в железных клетках, беспомощные и подавленные, лишённые возможности помешать Виктору. Он остался один на один с выжившими.

Движения Виктора были точны и экономичны. Два молниеносных взмаха булатного клинка — и толстые железные цепи, сковывавшие Аннабель, рассыпались на куски. Клинок, ещё недавно сияющий небесным светом, тут же исчез в ножнах, словно завершив свою смертоносную миссию. С нежностью, резко контрастирующей с только что увиденным бесчинством, он поднял её на руки. Её тело было холодным, дрожащим, но в глазах теперь сияла надежда, уже не омрачённая ужасом. Она прижалась к нему, её дыхание было быстрым и неровным, тело дрожало от послевкусия ужаса.

Взгляд Виктора метнулся к знакомой ведьме, чудом выжившей благодаря его вмешательству в далёком прошлом. Она сидела в соседней со всеми железной клетке, бледная и подавленная, но живая. Без лишних слов Виктор мощным ударом ноги раздавил все замочки, словно они были сделаны из глины. Железо стонало под его силой, рассыпаясь на куски. Освободив и остальных выживших, он вновь обратил внимание на Аннабель.

Её хрупкое тело было легкой пушинкой в его руках, но вес ее страха и пережитого ужаса чувствовался Виктором особенно остро. Он нёс её быстро, решительно, словно самое драгоценное сокровище во всём мире, по крайней мере для него уж точно. Его движения были спокойны и уверенны, как будто он переносил её через цветочный луг, а не через заброшенную и окровавленную пещеру, а после и шахту. Его шаги были быстрыми, но не порывистыми — каждый из них был размеренным, спокойным и всё так же уверенным.

Аннабель, прижавшись к нему, словно ища утешение, прикоснулась к его руке. Её пальцы были ледяными, дрожащими, как лепестки зимних цветов. Она почувствовала тепло его тела, его силу, его непоколебимую защиту. Сначала она боялась даже дышать, прижимаясь к нему, как маленькая мышь, ища убежища в тепле его тела. Она ощущала его сердцебиение — ритмичное и сильное, и это наполняло её душу спокойствием и уверенностью.

Но постепенно страх отступал, сменяясь глубоким чувством благодарности и всё нарастающим доверием. Усталость накрыла её с головой. Она закрыла глаза, прильнула к его груди и на мгновение ощутила покой и спокойствие. В этом моменте, среди разрухи и смерти, прорвалась искра тепла и нежности — зарождающаяся романтика, выкованная в огне ужаса и спасения. Виктор нёс её прочь из пещеры, и она знала: с ним она в безопасности. Она понимала, что он спас её, и это было самым главным в этом моменте.

Сухо кивнув Бернарду на входе в шахту, Виктор бросил короткий, почти незаметный взгляд на идущую следом ведьму – молчаливое указание следовать за ним. Затем, словно все ужасы последних часов были лишь кошмарным сном, он неспешно направился дальше, неся Аннабель на руках как самое ценное сокровище. Кровавая баня в шахте, городские бои, пытки культистов, противостояние с демонами из Преисподней – всё это отступило на второй план. Теперь существовала только она.

Его шаг был ровным, уверенным, но в нём появилась нежность, доселе скрытая под маской сурового воина не знавшего смерти. Он держал её бережно, поддерживая голову, слегка прижимая к себе. Её дыхание выровнялось, стало спокойнее, что доставляло ему глубокое удовлетворение.

Мысли Виктора были поглощены ею целиком. Её бледное, измождённое лицо, усталые, но полные надежды глаза, шелковистые волосы, спутавшиеся от страха и напряжения, — всё это запечатлелось в его памяти, став самым ярким воспоминанием этого ужасного дня. Он помнил её смех, её доброту, её способность помогать людям, её свет, который она несла в себе и делилась с миром.

Даже миссия от высокопреосвященства де ла Круза, важнейшая задача, лежащая на его плечах, померкла на фоне его нынешних чувств. Высокопреосвященство подождёт. Пока он не убедится в безопасности Аннабель, её дома, её собора, всего Сполето, которые она сделала лучше лишь своим присутствием, он не сможет думать ни о чём другом. Его ответственность перед ней перевешивала все остальные обязанности.

Он шёл, чувствуя её голову на своём плече, её лёгкое дыхание, её присутствие рядом. И в этом простом жесте, в этом молчаливом единстве, проявилось нечто большее, чем благодарность за спасение. Это было глубокое, нежное чувство, только начинающее расцветать из семени, посаженного в землю ужаса и смерти. Он нёс её на руках, и в этом жесте была вся его любовь, вся его защита, вся его надежда. И он шёл, не оглядываясь, наполненный этой новой, сильной, непоколебимой любовью. Домой.

Сполето встречало Виктора запахом свежей выпечки и пения птиц – резким контрастом к удушливой атмосфере подземной пещеры. Но кажущееся спокойствие города было лишь иллюзией, поверхностным покровом для бури противоречивых чувств, бушевавших в его душе. Он нёс Аннабель на руках, ощущая её легкое дыхание и ровный ритм сердца, и в этом было неизмеримое счастье, смешанное с огромной ответственностью. Однако глубоко внутри его сознания бушевала другая буря – буря долга и обязательств.

Именно в этом заключался тот самый «любопытный нюанс», который не давал ему покоя. Аннабель, не знающая о его тайной службе кардиналу Альфонсо, сама направила его на этот путь, не подозревая о всей его сложности и двойственности. Эта ирония была острой и неприятной, словно заноза в сердце. Теперь перед ним стояли два пути, два важных дела, каждое из которых требовало его полного внимания и отдачи.

Первый – безопасность Аннабель. Её здоровье, её спокойствие, её будущее – это было главным, абсолютным приоритетом, не подлежащим никакому сомнению. Ради этого он был готов бросить вызов самому небу, преодолеть любые препятствия, идти против всех и вся. Её спокойствие было для него дороже собственной жизни, важнее любой миссии, любого долга. Это было не просто чувство ответственности, а нечто более глубокое, нечто, что родилось в глубине его сердца и охватывало его целиком.

Второй путь – миссия кардинала Альфонсо. И хотя сейчас она казалась померкшей, отодвинутой на второй план, Виктор понимал, что он не может просто отказаться от нее. Это был его долг, его обязательство, которое он дал перед самим собой. Но сейчас этот долг стоял в тени его чувств к Аннабель. Его сердце было занято ею, и только она занимала первое место в его жизни.

Сейчас он шёл по улицам Сполето, нежно держа Аннабель на руках. Её дыхание было ровным и глубоким, она спала крепко и спокойно, прижавшись к нему. И в этом моменте, в тишине утреннего города, Виктор ощутил глубокое спокойствие. Он сделал всё возможное, чтобы защитить её. И он будет всегда рядом, бережно храня её в своём сердце. А миссия кардинала… миссия кардинала подождёт. Потому что сейчас на первом месте была Аннабель, и только она.

Сам того не ожидая, Виктор улыбнулся. Яркое утреннее солнце, пробиваясь сквозь листву, освещало лицо Аннабель, делая его ещё более ангельским, неземным. Её бледное лицо казалось излучающим внутренний свет, подчёркивая хрупкую красоту. В этот момент, держа её на руках, он ощутил полное и безграничное счастье, забыв обо всех прошлых трудностях и опасностях. Это был миг чистой, незамутнённой радости, который.

Однако это счастье было слишком коротким и не могло длиться долго. Спустя всего несколько минут данная картина резко изменилась. Яркое солнце исчезло, затянутое свинцовыми тучами, которые стремительно наполнили небо над Сполето. Мир вокруг потемнел, окутавшись тяжёлой, душной атмосферой.

За свинцовыми тучами, сгустившимися над городом с невероятной быстротой, словно живое существо, начался едва уловимый треск, переросший в нарастающий гул, будто сама земля содрогалась от напряжения. К этому гулу примешивалось низкое, глубокое рычание из недр земли, создавая жуткую, неземную симфонию.

Затем, словно разрывая ткань реальности, появились изумрудные молнии. Яркие шартрезовые вспышки пронзали сгустившуюся тьму с ужасающей быстротой и неземной грацией. Они извивались, плавно изгибаясь, подобно живым змеям из зелёного пламени; их свет был не холодным и резким, а тягучим, мерцающим, словно сами тучи были пропитаны мистической энергией. Каждая вспышка освещала город причудливыми бликами, оставляя за собой длинные извилистые тени, изгибающиеся и скручивающиеся, как живые щупальца некоего невидимого чудовища.

Воздух задрожал от невидимой силы, которая пронизывала город до самого основания. Он сгустился, став тяжёлым и липким, наполнившись запахом озона и чем-то ещё, что вызывало отвращение. Небо изменило цвет, став не просто тёмно-серым, а наполнившись глубокими фиолетовыми и зелёными оттенками, словно написанным маслом и кровью великого мастера. Эта буря обладала ужасающей красотой, предвещая будущие бедствия, и Виктор чувствовал это всем своим существом.

Виктор крепче прижал Аннабель к себе; его лицо оставалось невозмутимым, но в глазах появилась тень тревоги. Мир вокруг вновь превращался в поле битвы, и он понимал, что его спокойствие было лишь кратковременной иллюзией и затишьем перед бурей.

P. S.

Ваши лайки и комментарии помогают писать чаще и больше.

Спасибо.