Крид: Кровь и Пепел

Глава 6

(Тогда)

Сполето встречал Крида тёплым солнцем и лёгким ветерком, сопровождавшимся перезвоном соборных колоколов. Рядом с ним стояла довольная Аннабель. Неожиданно осознав, что ему нравится быть причастным к чему-то большему, Крид улыбнулся. После очищения и обновления ему понравился вкус новой жизни.

Сполето встречал Крида не просто тёплым солнцем, а целым каскадом золотистых лучей, пробивавшихся сквозь листву вековых кипарисов, словно божественный свет, проливаемый сквозь витражи огромного собора. Воздух, густой от ароматов розмарина и спелых лимонов, нежно овевал лицо, играя прядью выбившихся из-под соломенной шляпы Крида волос. Лёгкий ветерок, напоминающий шёпот старинных легенд, доносил глубокие, резонирующие звуки соборных колоколов – мелодию, сплетающуюся из небесных высот и каменной тверди. Каждый удар – это не просто звук металла, а отголосок истории, вплетённый в саму ткань Сполето.

Рядом стояла Аннабель, сияющая, словно утренняя заря. Её платье цвета спелой вишни мягко струилось по фигуре, оттеняя блеск волос, украшенных жемчужными шпильками, сиявшими, как роса на лепестках цветов. Улыбка играла на её губах, а глаза, насыщенные и глубокие, как омут, сверкали радостью и нескрываемым удовлетворением. Её тонкая и изящная рука легко лежала на его, принося ощущение теплоты и спокойствия. В её образе было что-то неземное, что-то от старинных фресок и волшебных сказок, оживающих под лучами итальянского солнца.

Именно в этом искрящемся мире, наполненном яркими красками и нежным шёпотом ветра, Крид осознал новое для себя чувство. Это была не просто радость от прекрасного дня или компании красивой женщины. Это было нечто большее, нечто глубокое. Это была причастность, ощущение того, что он является частью чего-то великого и важного, частицей этой прекрасной картины, написанной солнцем, ветром и небесной музыкой колоколов Сполето. И эта мысль принесла ему улыбку, простую и искреннюю, отражающую всё сияние вокруг и радость бытия. Улыбку, которая отразилась в глазах Аннабель, сделав этот момент поистине незабываемым.

Аромат корицы и миндаля витал в воздухе, сладко-пряный, как обещание чего-то необыкновенного. Они простояли ещё несколько минут, неловкое молчание повисло между ними, тяжёлое, как старинный каменный свод. Солнце, пробиваясь сквозь листву, рисовало на их лицах тени, подчёркивая нерешительность Крида и задумчивость Бель. Затем, словно очнувшись от зачарованности, Бель мягко взяла его за руку – её пальцы, тонкие и холодные, как лепестки ночной лилии, легко сжались вокруг его, передавая некоторое волнение. Она повела его к ближайшей пекарне, маленькому и уютному заведению, утопающему в тени высоких домов.

Воздух внутри пекарни был густым, насыщенным запахом свежеиспечённого хлеба, муки и чего-то сладкого. За стеклянной витриной, украшенной изящной резьбой, на деревянных подносах лежали румяные буханки, их корочки блестели, отражая свет ламп. Каждая буханка казалась произведением искусства, творением опытных рук пекаря. Бель, с лёгкой улыбкой, заказала две горячие булки, ещё дышащие жаром печи; их поверхность с лёгким блеском привлекала взгляд.

Крид взял одну булку, осторожно, чтобы не обжечься. Тепло проникло сквозь пальцы, создавая ощущение прикосновения к чему-то живому. Он отломил кусок. Хлеб был не просто вкусным, он был незабываемым: мягкий мякиш, с тонким привкусом закваски и нежной золотистой корочкой, сразу расплавился во рту, оставляя после себя приятное послевкусие такого домашнего тепла и уюта. Он зажмурился от наслаждения, чувствуя, как вся напряжённость уходит, сменяясь спокойствием и безмятежностью. Простая вода, которую Бель купила в маленькой лавке напротив — из простого глиняного кувшина, украшенного простыми, но изящными узорами, — оказалась неожиданно вкусной: прохладной, свежей, с лёгким привкусом горных трав.

Они шли по узким извилистым улочкам Сполето, откусывая хлеб и делая мелкие глотки из кувшина. Солнце просачивалось сквозь щели между старинными зданиями, озаряя камни пешеходных дорожек и отбрасывая длинные извилистые тени, словно пленив их в своей танцующей игре. Воздух был наполнен живыми звуками: шумом проезжающих повозок со скрипом колёс по каменной мостовой, весёлым смехом детей, доносившимся из открытых дворов, мелодичным пением птиц, сидевших на крышах старинных зданий. Даже кашель старого продавца с рынка, глухой и продолжительный, звучал как часть гармоничной симфонии старинного города.

Выйдя на главную площадь, наполненную шумом торговли и сверкающей на солнце водой фонтана, они увидели Бернарда. Он стоял, опершись на свой длинный меч; его доспех, латный нагрудник, надетый на манер греческих гоплитов, блестел на солнце, отражая яркие лучи, а лицо застыло от недовольства, губы сжались в тонкую линию. Брови были сведены к переносице, подчёркивая напряжение, царившее в нём. Что-то его явно беспокоило. Воздух сгустился от ожидания, и вопрос, повисший между ними, требовал немедленного ответа, прерывая идиллию солнечного дня.

— Мы… только что расстались с Люсиль, — пробормотал Бернард, голос его звучал приглушённо, словно скрип старой двери на ветру. Лицо, обычно выражающее уверенность и холодную сдержанность, было искажено страданием, замаскированным под маску равнодушия. Он сделал глубокий, тяжёлый вздох, словно вытаскивая из глубины груди камень невыносимой боли. Солнечный свет спокойно освещал его латный нагрудник, блестевший, как начищенный до сияния щит, но сам Бернард казался потускневшим, измождённым недавними событиями. Он погладил рукоять меча, словно ища в нём утешение или поддержку.

— Бель… — он остановился, с трудом подбирая слова, словно каждое слово отрывало у него кусочек души. Глаза бегали, избегая встречи с лицом Бель. Это было не решительное предложение, а жалобный стон, крик отчаяния, попытка схватить последнюю соломинку в бушующем море печали. — Бель, выходи за меня! — прозвучало это резко, неожиданно, словно выстрел требушета, разрывая тишину площади. В его голосе слышались и отчаяние, и неожиданная надежда, и молчаливое признание собственной уязвимости.

Но его взгляд упал на Крида. Всё изменилось в мгновение ока. Лицо Бернарда покрылось маской холодного презрения, губы сжались в жёсткую линию, выражающую не только ревность, но и глубокое пренебрежение. Он нагло оглядел Крида с головы до ног, с явным удовольствием замечая каждую деталь его внешнего вида и небогатого одеяния.

— А это… Что за тип? — прошипел он, выплюнув это слово, словно противное насекомое. Голос был пропитан язвительностью и сарказмом. — Какой-то балканский дикарь? — Он резко перехватил меч, движения были быстры и плавны, свидетельствовавшие о многолетней тренировке. Лезвие ещё не было направлено на них, но готовность к действию была явна, видна в каждом напряжённом мускуле, в каждом движении его тела. Это был не просто вопрос, а явная угроза. Воздух сгустился от напряжения, превратив идиллию солнечного дня в зарождающийся шторм.

— Это Виктор, — начала Бель спокойным, почти холодным тоном, но в нём слышалась твёрдая уверенность, резко контрастировавшая с паническим отчаянием Бернарда. Она говорила медленно, чётко, каждое слово — словно удар молота, разбивающий его напыщенную позу. — Он спас детей сегодня утром от монстра в лесу, — добавила она, и в этих простых словах звучала целая история героизма, жертвенности и опасности, заставляющая по-новому оценить силу Крида, скрытую за его, возможно, непривычным для Бернарда внешним видом. Её слова подействовали на Бернарда как ледяной душ, смывая с него напыщенность и напускную уверенность. Он замер, словно окаменев, под тяжёлым взглядом Бель. Поза расслабилась, меч опустился, но не от страха, а от неожиданно обнаружившейся собственной уязвимости.

Молчание повисло в воздухе, тяжёлое и напряжённое. Затем повернулась к Бернарду. Её лицо выражало не просто гнев, а холодное, спокойное презрение. Она смотрела на него с высоты своего спокойного достоинства, словно на неприятное насекомое, которое нужно быстро убрать. В её глазах была такая власть, такая уверенность в своей правоте, что Бернард инстинктивно почувствовал себя по-настоящему беспомощным.

— А ты, — произнесла она спокойным, но стальным голосом, каждое слово словно было высечено на камне, — если будешь приставать к незамужним девушкам без их воли… — Она сделала паузу, её слова висели в воздухе, наполняя его грозящей неминуемостью. — Придам анафеме! — Это слово прозвучало как приговор, резко, неумолимо, с такой властью, что даже солнце на небе показалось на мгновение притухшим. Её взгляд оставался непоколебимым, полным не только гнева, но и глубокого презрения.

Воздух, сгустившийся от молчаливого противостояния, вновь наполнился напряжением. Бернард, сбросив с себя оцепенение, словно сбрасывая тяжёлые оковы, медленно выпрямился. Его поза стала уверенней, плечи расправились, и в его взгляде снова заиграл холодный огонёк прежнего высокомерия. Однако это было высокомерие не слабого человека, напуганного неожиданным вызовом, а холодный расчёт воина, готового к битве. Он глубоко вдохнул, словно вбирая в себя всю силу и решимость, разлитую вокруг после недавнего унижения.

— Герой? — прозвучало это иронично и с лёгкой насмешкой, но за ней скрывалась не просто язвительность, а вызов, брошенный не только Криду, но и самой судьбе. Он словно пытался вернуть себе утраченное достоинство, воскресить свой подорванный авторитет. — Тогда я вызываю тебя на бой, — продолжил он, его голос стал твёрже, холоднее, но в нём уже не было следов прежнего отчаяния. Это был голос воина, принимающего битву, словно ища в ней искупление или доказательство своей силы.

Он сделал несколько шагов вперёд, меч легко лежит в его руке, готовый в любой момент вырваться из ножен. Его взгляд стал сосредоточенным, пронзительным, словно он видит не только Крида, но и все те сомнения и страхи, которые мучили его до этого момента.

— Дуэль за честь дамы, — продолжил Бернард, его голос стал ещё холоднее, ещё более наполненным неприязнью и уверенностью в своей правоте. — Которую ты оскорбляешь лишь своим присутствием. — В этих словах слышна была не только ревность, но и желание восстановить потерянную гордость, доказать свое превосходство не только в силе, но и в праве на любовь и внимание Бель. Это было последним рубежом, за которым лежит либо позор, либо триумф. И Бернард был готов к любому исходу.

Воздух сгустился до предела. Тишина, наполненная лишь быстрым биением сердец и шелестом ветра в листве, казалась гуще любого доспеха. Крид медленно выдохнул; грудь поднималась и опускалась ритмично, словно поршень в мощном двигателе. Его тёмный, сосредоточенный взгляд остановился на лице Бель. Это было не просто наблюдение, а молчаливая просьба о поддержке. И он получил её: сухое, едва уловимое кивание головой — этого было достаточно.

Он сорвался с места, словно буря. Движение было настолько быстрым, настолько непредсказуемым, что Бернард даже не успел среагировать. Удар последовал мгновенно, резко, точно выверенный. Открытая ладонь, подобная молнии, вонзилась в корпус латного нагрудника Бернарда, оставляя чёткий, краснеющий след на стали. Звук удара пронёсся по площади, отчётливый и глухой, как удар молота по раскалённому железу.

Ошеломлённый не столько силой удара, сколько его непредсказуемой быстротой, Бернард пошатнулся, отступая назад. Крид не дал ему опомниться. Воспользовавшись моментом смятения, он с нечеловеческой скоростью нанёс два точных удара ладонями по ушам Бернарда. Это были не удары на поражение, а точнейшие приёмы, мгновенно выбивающие из равновесия, лишающие противника ориентации и способности адекватно оценивать ситуацию. Бернард вновь пошатнулся, закрыв руками уши, словно пытаясь защититься от глухого звона в голове.

И тут Крид нанёс финальный удар. Мгновенная, молниеносная подсечка, выполненная с мастерством закалённого борца, и Бернард, потеряв равновесие, резко рухнул на землю. Миг, и сапог Крида оказался прижат к горлу упавшего Бернарда. Не угроза, а спокойный контроль. Бернард задрожал, его взгляд потерял прежнюю уверенность, сменившись чистым страхом. Он тихо пробормотал что-то на латыни — это было не проклятие, а признание поражения. Дуэль была закончена. Быстро, точно и беспощадно.

— Идём, Витя! — Бель мягко, но настойчиво потянула Крида за руку, её пальцы сжались вокруг его кисти, передавая не только физическое прикосновение, но и ощущение спокойствия и уверенности. Она старалась отвлечь его от последствий дуэли, от остаточного напряжения, витавшего в воздухе. Однако Крид не поддался, застыв на месте.

Его взгляд был прикован к небу, к поблёкшему магическому куполу, висевшему над городом. Некогда сиявший ярким светом, он теперь походил на угасающую звезду. Это был не просто щит, а древнее магическое сооружение, защищавшее Сполето от внешних угроз, и его потускнение предвещало серьёзную опасность. Крид чувствовал это интуитивно, видел в изменении энергетики воздуха, в лёгком дрожании ближайших зданий. Он понял, что произошедшая дуэль была лишь малым эпизодом в большей, более страшной игре.

— Нужно обновить его питание, — спокойно, но твёрдо сказала Бель, её голос звучал с уверенностью командующего, принимающего решение в критической ситуации. Она не пыталась спорить или убеждать Крида, она просто констатировала факт, приняв решение за него. — Или принести жертву для перезарядки купола, — добавила она, кивнув в сторону поблекшего щита. Её слова звучали чётко, без излишних эмоций, но в них слышалась глубокая озабоченность и понимание масштаба стоящей перед ними задачи. Это был не просто технический вопрос, а ритуал, требующий определённых действий и готовности к жертвоприношению. Это было дело жизни и смерти для всего города. И Крид, оценив ситуацию, кивнул в ответ, понимая, что их день только начинается.

Они шли молча, но не в неловком молчании, а в том сосредоточенном, которое предшествует великим событиям. Воздух в Сполето казался гуще, тяжелее, наполнен предчувствием чего-то важного, неизбежного. Закат окрашивал небо в яркие, прощальные цвета, словно провожая их в путь. Каменные дома Сполето, некогда тёплые и гостеприимные, теперь казались холодными и безмолвными свидетелями надвигающейся угрозы.

Бель шла впереди; её фигура казалась лёгкой и грациозной, но в походке чувствовалась твёрдая уверенность и целеустремлённость. Крид следовал за ней, тело напряжено, взгляд сосредоточен и насторожен. Он ощущал изменение в воздухе, в энергетике города, напряжение, висевшее в ожидании разрядки. Они шли к древнему кладбищу Сполето, забытому и заброшенному месту, где тени древних легенд смешивались с холодным дыханием смерти.

Воздух здесь был ещё тяжелее, ещё насыщеннее историей и мистикой. Старые надгробия, покрытые мхом и лишайником, стояли как молчаливые стражи, охраняя покой умерших. Среди них выделялась фигура Архангела Утренней Звезды — старинная статуя из чёрного мрамора, излучавшая слабый, потускневший свет. Это был артефакт, питавший магический купол, его сердце. Тусклый свет статуи говорил о критическом истощении энергии — предвестнике беды.

Бель остановилась перед статуей, лицо сосредоточено, руки сложены в молитвенном жесте. Она начала шептать древние заклинания; голос звучал тихо, но мощно, проникая в самую глубину веков. Воздух вокруг статуи озарился слабым свечением, и закружился вихрь энергии. Крид ощутил пульсацию энергии в своих венах, почувствовал присутствие духов предков, наполняющих его силой и решимостью.

Аннабель, с нежностью опытного целителя и твёрдой уверенностью воина, взяла Крида за руку. Её пальцы вновь обвили его кисть, передавая не только физическое прикосновение, но и тонкий поток успокаивающей энергии, подобный шёпоту летнего ветра. Это был не просто жест, а ритуал, тонко настроенный обряд распределения нагрузки, устанавливающий невидимую, но прочную связь между ними и древним артефактом. Она перенаправила поток энергии, уходящий на подпитку Архангела Утренней Звезды, на обоих, разделив тяжёлое бремя жертвоприношения поровну. Это было необходимо для облегчения переноса огромной магической нагрузки, неизбежной при подпитке истощённого артефакта.

Минуты тянулись, словно вечность. Каждая секунда казалась бесконечно долгой, каждый вдох — колоссальным усилием. Архангел Утренней Звезды неустанно поглощал их энергию, словно ненасытный монстр, высасывающий жизненные соки. Крид и Бель стояли неподвижно; лишь едва заметное дрожание тел свидетельствовало об огромных усилиях, прилагаемых ими для поддержания равновесия. Но Бель, опытный маг, тонко чувствующий изменения в потоках энергии, отметила нечто необычное.

Она чувствовала себя прекрасно. Её тело было наполнено силой, энергия текла свободно и мощно, подобно бурному горному потоку. Ни капли магии не исчезло; казалось, она даже усилилась. Это было необычно, практически невероятно. Обычно подобный ритуал приводил к истощению, к потере сил. Но не в этот раз.

Крид оставался совершенно невозмутим; его лицо выражало не просто спокойствие, а безразличное, величественное достоинство. Он стоял, как несокрушимый монолит, не поддаваясь ни малейшему колебанию. Это было не просто физическое спокойствие, а непоколебимая сила духа, которая помогала сохранять равновесие перед лицом огромной магической нагрузки. Его невозмутимость поразила Бель, и на мгновение она забыла о ритуале, залюбовавшись его холодной, непроницаемой статью. В нём ощущалась такая сила, такая глубокая внутренняя гармония, что это одновременно поражало и притягивало.

Заметив её восхищение, Крид легко улыбнулся. Это была не улыбка гордости, а спокойного принятия ситуации, улыбка сильного и уверенного в себе человека. Он не просто видел её восхищение, он чувствовал его на глубоком уровне. Но слова были не нужны.

Тишину древнего кладбища, наполненную шёпотом ветра и едва слышным потрескиванием магической энергии, внезапно прервал нежный, слегка насмешливый голосок. Из-за ближайшего надгробия, покрытого густым мхом и утопающего в полумраке закатного солнца, появилась огненно-рыжая девичья голова. Волосы, яркие, как пламя, были распущены, обрамляя лицо с нежно-розовой кожей и выразительными небесно-голубыми глазами. Глаза блестели озорным огоньком, скрывая что-то, заставляющее сердце сжаться в ожидании. Девушка была одета в лёгкое платье цвета летнего неба, мягко струящееся вокруг её фигуры, подчёркивая молодость и изящество. Её образ напоминал легендарную нимфу, вышедшую из глубин леса, или фею, спустившуюся с небес.

— А что вы тут делаете? — спросила она мелодичным голосом, в котором слышались любопытство, лёгкая ирония и что-то ещё, заставляющее задуматься о скрытых мотивах её появления. Она опустилась на корточки, руки легко коснулись холодного камня надгробия, словно она чувствовала себя здесь как дома.

Бель застыла, словно окаменев. Её лицо, недавно сосредоточенное и спокойное, быстро залилось краской — не от стыда, а от смущения, от неожиданного возвращения в реальность, от того, что их тайный ритуал был прерван неожиданным посетителем. Крид, наблюдавший за ней с нескрываемым интересом, уловил это мгновенное изменение. В его глазах промелькнуло спокойное удивление. Он видел, что девушка знакома Бель, знает об их действиях, но сам не понимал значимости этого знакомства.

— Здравствуй, Люсиль, — спокойно ответила Бель, стараясь скрыть смущение за маской равнодушия. Её голос прозвучал немного неуверенно, что придавало ему особую мелодичность и завораживающую интонацию. Это было не просто приветствие, а признание неожиданного появления знакомой в неудобный момент. Она пыталась вернуться к ритуалу, но напряжение в воздухе уже было нарушено. Эта встреча, случайная или нет, всё переменила. И продолжить ритуал уже было невозможно.

(Сейчас)

Солнце окрашивало каменные здания Сполето в тёплые багряные оттенки. Воздух вибрировал в ожидании. Внезапно, словно призрак, из переулка вынырнул Бернард. Его лицо выражало сосредоточенную, отчаянную решимость. Он пронёсся по площади стремительным вихрем, движения резкие и точные, как у опытного воина, привыкшего к быстрым решениям и молниеносным действиям.

На площади его взгляд упал на Крида, стоявшего в центре с лицом, озарённым внезапной идеей. Это было лицо не просто человека, а воина, нашедшего путь к решению сложной задачи. Взгляд Крида был сосредоточен, почти не видящий ничего, кроме сверкнувшей мысли. Бель, легко лежащая на его руках, казалась безмятежной; её спокойствие было спокойствием того, кто полностью доверяет своему товарищу.

— Я знаю, что нам нужно делать! — произнёс Крид.

Он не медлил, не раздумывал, сразу перешёл к действиям. С невероятной энергией он бросился вперёд, движения быстрые и плавные, как у дикого зверя, привыкшего к бегу на пределе возможностей.

С бешеной скоростью он понёс Бель к древнему кладбищу, преодолевая расстояние за считанные секунды. Он буквально летел, оставляя за собой вихрь воздуха. Бернард всё же понял суть плана. Крид с Белью на руках мчались к старому кладбищу, к Архангелу Утренней Звезды, к древнему артефакту, который мог спасти город от надвигающейся беды. Каждая секунда была на счету. И это была гонка наперегонки со временем, с судьбой, со смертью.

Перед статуей Архангела Утренней Звезды стояла Люсиль. Её огненно-рыжие волосы были распущены, обрамляя лицо, выражавшее не просто решимость, а глубокое смирение перед надвигающейся бедой. В её руках блестел жертвенный нож; его лезвие отражало тусклый свет заходящего солнца, предвещая жертву. Небесно-голубые глаза были полны не страха, а спокойствия, глубокого понимания своей миссии. Она была готова отдать жизнь за спасение города, за спасение любимых людей. Её хрупкая фигура излучала скрытую силу самопожертвования и бескорыстной любви.

Внезапное появление Крида разорвало напряжённую тишину. Увидев Люсиль, готовую к жертве, он мгновенно выбил у неё из рук нож. Движение было быстрым, точным, но не грубым, а решительным и бережным. Затем, с минимальной силой, но достаточной решимостью, он дал ей едва ощутимую пощёчину. Это не было насилием, а пробуждающим толчком, возвращением в реальность, в мир живых. Его рука тут же передала Люсиль обессиленную Бель.

Через мгновение появился Бернард. Его лицо, лишённое прежнего равнодушия, выражало шок. Увидев Люсиль, готовую к самопожертвованию, он резко побледнел. Это был не просто испуг, а шок, осознание того, что он чуть не потерял любовь всей своей жизни. Он быстро подошёл к ней, крепко обнял, словно защищая от всего мира, и начал тихо шептать на латыни. Это была не просто речь, а молитва, просьба о прощении, излияние души, обращённое не только к богам, но и к любимой женщине. В этих шёпотах звучали признание любви и раскаяние.

Спокойствие Крида было не показным, а глубоким, внутренним — спокойствием истинного воина, принимающего неизбежное. Он взял жертвенный нож, лезвие ещё тёплое от руки Люсиль, и с чудовищной точностью разрезал свою ладонь. Кровь, ярко-алая, как рубин, выступила на поверхности кожи, медленно стекая по руке. Так он активировал ритуал жертвоприношения, отказ от части себя ради спасения других. Впрочем, кого-то ещё это и вовсе просто убило бы, высушив до самого донца.

Капли крови, подобные драгоценным камням, падали на холодный мрамор статуи Архангела Утренней Звезды, поглощаясь камнем, проникая в его глубины, словно пробуждая дремавшую веками древнюю силу. На мгновение воцарилась напряжённая тишина — ожидание, густое напряжение, в котором ощущалось биение собственного сердца.

И вдруг… статуя вспыхнула. Это был не просто свет, а взрыв бирюзового сияния, яркого, ослепительного, наполненного могуществом древней магии. Свет заполнил всё вокруг, озаряя кладбище, словно рассвет, падающий на забытые могилы. Он поглощал Крида, высасывая из него остатки энергии, осушая до предела. Это было полное самопожертвование, абсолютное отречение.

Затем из сердца статуи, из самого источника древней магии, вырвался бирюзовый луч, яркий и могущественный. Он взметнулся в небо, наполняя его сиянием, пронзая тьму, словно стрела, выпущенная из лука. И мгновенно магический купол над Сполето восстановился, засиял, словно небесная сфера, защищая город от любой угрозы. Город был спасён.

Истощённый Крид прислонился спиной к холодному мрамору Архангела, который резко перестал сиять, вновь погружаясь во тьму. Прикрыв глаза, он слышал радостный смех Бель, чувствовал её близость и одновременно уловил знакомый, успокаивающий аромат первого хлеба, испечённого в той самой пекарне, где начался их путь. Это был аромат надежды, спасения, новой жизни.

Бернард, не веря своим глазам, смотрел на Виктора.

Закатное солнце почти скрылось за горизонтом, окрасив небо в глубокие фиолетово-красные тона. После того как на кладбище сверкнула вспышка магии, воцарилась гнетущая тишина. Крид, опустившись на землю, прислонился к холодному мрамору статуи Архангела, тело истощено, но взгляд спокоен, почти безмятежен и, казалось, видел что-то свое.

Рядом стояли Бель и Люсиль, обнявшись, словно сёстры, пережившие тяжёлое испытание. Бель, всё ещё слабая, но уже приходящая в себя, сделав пару шагов, легко коснулась руки Крида; её взгляд выражал глубокую благодарность и восхищение. Люсиль, в крепких объятиях Бернарда, ещё дрожала от стресса, но в её глазах читались и страх, и глубокое удовлетворение от преодоления себя, и то, что ей не пришлось жертвовать жизнью ради спасения всех.

Бернард, прижимая Люсиль к себе, тихо шептал:

— Спасибо. Спасибо… — его голос дрожал, в нём слышались благодарность, раскаяние и глубокая любовь. Это были не просто слова, а признание собственной глупости, слепоты, неспособности ценить то, что имелось. Он словно пытался выговорить всё, что не смог сказать раньше, всё, что застряло в горле от нерешительности и страха.

Его объятия были крепкими, полными одновременно любви и страха. Он держал её так сильно, словно боясь отпустить, словно боясь потерять навсегда. На его лице были видны следы слёз, что свидетельствовало о сильном эмоциональном переживании. Это было не просто проявление чувств, а излияние души, крик от ужаса близкой потери и бесконечная благодарность за то, что эта потеря не произошла. В этих объятиях, в этом шёпоте благодарности было много боли, много раскаяния, но была и надежда — на прощение и на будущее. Будущее, которое они чудом сохранили. Будущее, за которое Крид отдал часть себя, свою кровь, свою магию.