В семье Ван дер Хейде всегда было много слуг. Обычно колонизаторы платили малазийцам за работу копейки, но госпожа Вера добилась от мужа, чтобы оплата у слуг была достойная, и потому устроиться к ним на работу желали многие. Но в тот день в доме почему-то оказалась одна кухарка. Она успела поставить на стол тарелку с пирогами и держала в руках супницу, исходящую запахом русских щей. Даже на Бали, пропитанном ароматами экзотики, мама предпочитала русскую кухню, а папе было безразлично что есть, главное, чтоб сытно и много.
Отец читал газету, мама слушала радио, а маленькая Софи пыталась снять с куклы платье, не разорвав хлипкие швы кукольной одёжки. Платье застряло на кукольной голове с пышными волосами и не поддавалось. Софи нетерпеливо дёрнула за подол, и вдруг мама закричала так громко, что кухарка уронила на пол супницу. Горячие щи с тонкими волокнами капусты брызнули Софи на новые туфельки — красные с белыми пуговками на ремешке. Испуганно вздрогнув, Софи посмотрела на маму, которая стояла около радиоприемника.
— Война! Война! Вы слышали? Война началась!
Отец опустил газету на колени:
— Вера, война идёт уже второй год, что ты кричишь?
— Нет! Нет! Ты не понимаешь! Вы все не понимаете! — Мама прижала руки к щекам. — Сегодня немцы напали на СССР. Мы должны что-то делать! Как-то помогать!
Софи наконец-то стащила платье с куклы и переступила через разлитые щи. Здесь, на Бали, царил мир. В парке журчала вода в фонтане-ракушке, двое садовников подстригали кусты, из кухни пахло пирогами. Кухарка ползала по полу и вытирала тряпкой горячую лужу.
Мама стиснула кулаки и стала ходить по комнате взад и вперёд, потом остановилась перед отцом:
— Герман, дай мне денег, я сделаю взнос в Красный Крест, наверняка они откроют фонд помощи России.
— Ты забыла, что убежала от Советов под страхом смерти и тебе пришлось едва ли не побираться, чтобы выжить? — жёстко спросил отец. — Немецкая армия непобедима, и ты должна радоваться, что они скоро освободят Россию от большевизма.
— Герман! — Мама попятилась назад и перешла на шёпот: — Герман, ты фашист?
— Я реалист. — Отец встал, подошёл к маме и положил руки ей на плечи. — Вера, тебе надо успокоиться. Посмотри, ты напугала Софи.
Софи прежде не видела ссоры родителей и совершенно не испугалась, но на всякий случай громко всхлипнула и собралась заплакать. Мама коротко глянула в её сторону:
— Замолчи, не до тебя. — Она высвободилась из рук отца и подошла к распахнутому окну, словно ей не хватало воздуха. — Я никогда, слышишь, Герман, никогда, ни при каких обстоятельствах не пожелаю своей стране поражения в войне. И будь уверен, русские станут сопротивляться Гитлеру, это не бельгийцы и не чехи, чтоб сложить лапки и сделать вид, что жить можно при любой власти. Русские не сдаются, а я русская, даже если ношу голландскую фамилию и живу на Бали. Поэтому я буду помогать чем могу, хочешь ты этого или нет.
— Вера, прекрати. — Папин голос звучал примирительно. — Конечно, возьми деньги, я не возражаю. Не надо так нервничать из-за какой-то войны.
— Какой-то?
Не оглядываясь, мама шагнула в сад и быстро пошла по дорожке к фонтану. Она любила сидеть на краю мраморной чаши и смотреть, как вода переливается через край ракушки.
— Софи, не обижайся на маму. — Папа посадил дочь к себе на колено и покачал, как маленькую. От папиной рубахи терпко пахло запахом трубочного табака, как из деревянной коробки на его письменном столе. Софи прижалась головой к его груди:
— Ты купишь мне новую куклу?
Папа вздохнул:
— Конечно, куплю, но только если ты выпьешь молоко на ночь.
Софи ненавидела пить молоко. Обычно, когда служанка ставила кружку около кровати, она выбирала время и выплёскивала молоко из окна в кусты. В тот день Софи поступила точно так же, а потом прокралась на кухню стащить из буфета шоколадку.
Подперев голову руками, мама сидела за столом в гостиной и смотрела на рамку для фото. Софи старалась бесшумно ступать босыми ногами, но мама всё равно услышала и обернулась.
— Соня, ты не спишь?
Мама разговаривала с ней только по-русски, поэтому Софи знала русский язык, как обыкновенная русская девочка.
— Я хотела попить, — бодро соврала Софи. Мама не разрешала брать шоколад без разрешения.
Мягкий свет лампы падал на мамино лицо с покрасневшими от слёз глазами. Она откинула назад волосы:
— Иди сюда, посмотри.
Сгорая от любопытства, Софи приблизилась. Мама взяла в руку неяркую открытку, где на облаке стояла Божия Матерь с Младенцем на руках, а на земле внизу на коленях молились солдаты. Мама провела рукой по картинке:
— Эта открытка — единственное, что осталось у меня от моей родины. Когда ты подрастёшь, я расскажу тебе ту историю, а пока мы повесим её на стену и будем каждый день просить Бога о победе русского оружия.
Война продолжалась долгих четыре года и закончилась победой русских, как мама и сказала. За это время Софи успела пойти в школу и научиться хорошо писать и считать. Папа разорился и стал ужасно ругать Гитлера и войну, а мама каждый день подолгу стояла около открытки в деревянной рамке, и её губы беззвучно шевелились.