Глава пятая

Я бежала сама не зная куда – лишь бы подальше от места, где меня так унизили. Ноги подкашивались на неровной дороге, слезы брызгали из глаз и застилали обзор, но я упорно продолжала двигаться вперед.

Пока меня не нагнал на машине Артем. Он перегородил дорогу и выскочил из салона, чтобы остановить меня.

– Лера, стой!

Он прижал меня к себе, но я брыкалась и сопротивлялась.

– Отпусти меня!

– Лера, успокойся! Давай я отвезу тебя домой!

– Никуда я с тобой не поеду! Отпусти меня!

Но Артем крепче взял меня в тиски и не выпускал.

– Зачем он так со мной, Артем? Что я ему сделала?!

– Лера, все знают, что Аксенов подонок, и никто его словам не поверит. И если хоть кто-нибудь станет о тебе шептаться, Храмцов им головы свернет. Я никогда не видел Романа Викторовича таким злым. Но Аксенов, по всей видимости, перегнул палку, и дорого за это заплатит.

Я рыдала на груди у Артема и никак не могла успокоиться.

– Садись в машину, – сказал он, принуждая меня подойти к ней, – давай я тебя отвезу домой.

Он практически запихал меня в нее, но как бы далеко мы не уехали, я слышала в ушах последние слова Олега Валентиновича и ненормальный смех Кудрявцевой.

– Артем, зачем он ему все рассказал? И в какой манере? Может он с ним еще и подробностями делился? У вас у мужчин так принято, да? – продолжала истерить я.

– Нет, Лера, не думаю, что Роман Викторович стал бы…

– Опять ты за него заступаешься! Он у тебя когда-нибудь бывает неправ?

– Бывает. Много раз бывал. Но всему есть объяснение, и если ты с ним поговоришь, то…

– Не буду я с ним говорить! Я видеть его больше не хочу – ни его, ни его друга, ни тем более его жены. Слава богу, этот проект окончен, и мне не придется краснеть перед Марией Павловной.

– Лера, он вообще-то за тебя сегодня заступился.

– Ему бы не пришлось этого делать, если бы он сразу поставил Аксенова на место! Как он его терпел столько лет? А эту гадину Кудрявцеву? Откуда она узнала о нас с Храмцовым? Тоже он ей рассказал?

Но вместо ответа Артем нажал на свое ухо, в которое был вставлен наушник, и сказал:

– Да, Роман Викторович… Да, со мной… Подъезжаем к заправке возле гипермаркета… Хорошо, понял.

После этих коротких реплик Шведов снова ткнул в наушник и замолчал. Я ждала, что он поделиться, зачем звонил его шеф, но Артем как будто бы и не собирался говорить о нем. И тогда я спросила сама:

– Что он хотел?

– Спрашивал, со мной ли ты.

Он снова замолчал, и я заподозрила в этом неладное.

– И это все? – подала голос я.

– Нет, не все.

В этот момент Артем сворачивает на заправку, но подъезжает не к колонке, а чуть правее и паркуется возле обочины.

– Что-то случилось?

В этот момент я слышу щелчок, похожий на блокировку замка в машине.

– Артем, что все это значит?

Шведов вздохнул и сказал:

– Он едет сюда.

Я скрестила с Артемом взгляды в зеркале, и в этот миг поняла, что ничего не изменилось. Шведов все также мальчик на побегушках и выполняет указания своего хозяина.

– Артем, я думала, ты мне друг, – с обидой сказала я и предприняла попытку выйти из машины, но ничего не вышло.

Шведов отстегнул ремень и развернулся ко мне лицом.

– Я тебе друг. Но я с ним согласен. Нельзя все время бегать.

– Мы уже выяснили с ним все отношения, и больше мне нечего ему добавить.

– Перестань ершиться! Ты ведь из-за него вернулась?

– Да что вы все заладили – из-за него, да из-за него! – взорвалась я, вскинув руки. – На нем свет клином что ли сошелся?

И я стала снова ломиться в двери.

– Открой меня, я поймаю попутку и поеду домой!

– Ты дождешься его, потом я открою.

– Предатель!

– Ты мне еще потом спасибо скажешь.

– Не дождешься.

Через минуту подъехал Роман Викторович. Видимо, Аксенову разок удалось зарядить Храмцову по лицу, потому что под левым глазом у него было покраснение, и недолог час, как оно превратиться в синяк. Он прошел к моей дверце, щелкнул замок, и Роман Викторович легко ее открыл.

– Карета подана, выходи, – сказал он.

Я уставилась перед собой на подголовник Артема и упрямо сказала:

– Никуда я с вами не пойду! Если вам есть, что мне сказать, говорите здесь и сейчас. У вас, я так поняла, ни от кого секретов нет.

– Ладно, ты не оставила мне выбора.

И дальше Храмцов наклоняется, подхватывает меня на руки и, словно делает это не в первый раз, ловко вытаскивает меня из машины. И несет брыкающуюся и стучащую по его крепкой груди к своей машине.

– Забыл тебе сказать, – ухмыльнулся Храмцов. – С годами ты стала тяжелее.

– Потому что мозгов прибавилось. Отпустите меня!

Артем уже тут как тут и открывает заднюю дверцу. Храмцов заваливает меня на сидение, быстро захлопывает дверь, и пока Артем ее караулит, сам стремительно садится за руль. И я слышу знакомый щелчок.

– Как слаженно работаете! Будто сразу об этом сговорились! Ух, ненавижу вас обоих! – и я со злобой стукнула по сидению Романа Викторовича.

– Куда едем?

– Домой!

– Отлично. Давно мечтал опробовать на жесткость твою шикарную кровать.

– А мой кулак под второй глаз не хотите опробовать?

– Хочешь жесткий секс – будь по-твоему, – и прежде чем я успела возмутиться, он сорвался с места и помчался в сторону города.

Какое-то время мы ехали молча, а потом я не выдержала и спросила:

– Зачем вы все рассказали Аксенову?

– Так получилось. – Я уставила на него вопрошающий взгляд, который ждал дальнейших пояснений. – Лера, ну дурак я был. Еще в тот день, когда ты пролила Аксенову кофе на брюки, он просил тебя уволить. Я этого делать не собирался. Он стал подозревать меня в неравнодушии к тебе. Напоминал про Дашу, говорил, что ты такая же и лучше прогнать тебя, пока не поздно. И чтобы развеять его подозрения, я взял и ляпнул, что у нас с тобой заключен договор, и согласно его условиям, ты со мной спишь. За деньги. И никакой романтики между нами нет.

– А Кудрявцевой вы зачем сказали?!

– А она-то здесь причем? Ничего я ей не говорил! Аксенов, наверное, ей сказал. Я знаю, что он с ней тоже… он с ней спал. Лера, ну прости меня. Я кругом виноват, но разве не заслуживает человек второго шанса?

О, да мы про второй шанс вспомнили? Вам-то конечно его подавай, а зятю Нины Николаевны только шантажом и выпросили.

Я отвернулась к окну и, продолжая на него злиться, плотно сжала губы. И вместе с тем я думала, что бы такого сделать, как его наказать. Я воображала, как он станет меня домогаться (станет ведь?), целовать, а я вместо того, чтобы ответить (ведь я же жутко злая, как мне могут понравиться его прикосновения!), буду равнодушно стоять и никак не реагировать на его действия. Говорят, лучший способ охладить пыл насильника – это проявить безразличие. Сложно, но работает. А он же не насильник, значит, я смогу остаться беспристрастной. Смогу же? После всего, что мне пришлось сегодня пережить, как можно желать этого мужчину? Нет, невозможно, только ненавидеть.

Мы въехали в город, а я все продолжала крутить в голове свой план мести, как вдруг вспомнила о своей сумке и огляделась вокруг. Ее не было. И в машине Артема тоже я была без нее.

О, нет. Я забыла ее у Храмцовых. А там паспорт, банковские карты, а самое главное, ключи!

Я схватилась за голову и едва не завыла от досады. Что за день-то такой!

А потом метнула взгляд на телефон. У меня же система «Умный дом», я могу попасть домой с ее помощью! Слава богу, телефон я не забыла. Я же собиралась звонить Леониду Алексеевичу, когда этот мерзкий Аксенов ко мне подошел.

Но как назло телефон сел, и от злости я топнула ногой.

– Что-то случилось? – подал голос Роман Викторович.

Он всю дорогу наблюдал за мной в зеркало, но молчал и исправно вез меня в сторону моего дома.

– Я забыла у вас свою сумку, а там ключи. И телефон сел, я не смогу войти в дом. Есть у вас зарядка?

– С собой нет.

И вдруг он резко развернулся на светофоре и поехал в обратную сторону. Я подумала, что он решил вернуться на свой участок, и завопила:

– Я не поеду туда снова! Лучше отвезите меня в мой старый дом. К бабе Тоне. Я переночую у нее. А завтра вы мне привезете сумку.

– Хорошо, как скажешь.

Что? Вот так легко согласился? Ох, не к добру это.

И я оказалась права. Он вез меня не к бабе Тоне. Поворот в мой прежний спальный район он проехал мимо. Но я подумала, что может быть он хочет заехать туда другим путем, но и в следующий поворот он не свернул.

– Роман Викторович, куда вы меня везете?

– У меня есть для тебя вариант получше. Однокомнатная квартира на восемнадцатом этаже.

– Я не поеду туда!

– Ты не поедешь, а машина едет, – спокойно пожав плечами, сказал Храмцов.

– Я ненавижу вас!

– От ненависти до любви – один поцелуй.

Я издала горлом раздраженный рык и отвернулась к окну. Ничего у него не выйдет! Чем больше он меня злит, тем меньше у него шансов чего-то добиться.

Остаток пути мы проехали молча.

Сопротивляться было глупо. Как и устраивать скандал на улице. И я покорно прошла с ним в подъезд.

Консьержка проводила меня изучающим взглядом, и в который раз за вечер я испытала стыд за те мысли, которые, вероятно, ее посетили. Она, наверное, привыкла видеть рядом с ним женщин. Сколько их было после меня? А сколько еще будет? И кто остановит эту карусель?

Мы вошли в квартиру, и Храмцов зажег свет. Смеркалось, и в городе загорались огни. Я подошла к раковине, по-хозяйски достала из шкафа стакан и, наполнив его фильтрованной водой, залпом выпила.

А потом обернулась к Храмцову.

Он стоял посреди комнаты, запустив руки в карманы, и пристально смотрел мне в глаза. Словно ждал, что я что-нибудь ему скажу. Но я молчала. И ждала, что он совершит все то, что я воображала в машине, и готовилась ему отомстить.

Но не приближаясь ко мне, он стал говорить совсем не то, что я рассчитывала услышать:

– Где душ и полотенце ты знаешь. Еды нет, но, кажется, есть вино. Музыка на прежнем месте. Зарядное к телефону в тумбе в прихожей. Располагайся, завтра я привезу тебе твою сумку.

И он повернулся и направился на выход. Я не ожидала такой развязки и обескураженно следила за его удаляющейся фигурой. Он что же, вот так просто уйдет? А как же «от ненависти до любви – один поцелуй»? Он даже не притронется ко мне? Как я тогда ему отомщу?

– Роман Викторович! – торопливо позвала я.

Он останавливается в пороге комнаты и оглядывается.

– Вы уходите?

– Да. Ты что-то хотела?

Я стояла и чувствовала себя полной дурой. Я мечтала отомстить, но он обыграл меня по всем фронтам. И теперь я выглядела не победительницей, а побежденной и… отвергнутой. Неужели он больше не любит меня? И не хочет? И завтра и правда начнется новый день, новая жизнь… без него? Опять?

– Разве вы не останетесь?

– А ты хочешь, чтобы я остался?

– Это ваша квартира, – невпопад ответила я.

Храмцов повернулся ко мне и, делая несколько шагов, сказал:

– Твои предложения?

Нет, так нечестно. Он должен быть инициатором. Почему он перевел все стрелки на меня? Это ведь он мне угрожал поцелуями.

– Останьтесь, – чувствуя по мере его приближения ускорение пульса, тихо сказала я.

Он остановился близко ко мне, я ощутила его дыхание на своем лице. Его грудь вздымалась не сильно, но часто – он тоже взволнован.

– Зачем? – также тихо выдохнул он.

– У меня новый сарафан… – с дрожью в голосе ответила я, – и замок тяжело расстегивается… Мне нужна помощь…

– Ты уверена?

Он издевается? Сколько можно вопросов? Это же не комната допросов!

От того, что он когда-то назвал неизбежным, нас отделяло всего одно слово, и я прокрутила в голове тысячи вариантов развития событий после его произнесения, и поняла, что как бы не сложилась моя судьба дальше, эту ночь я хотела провести с ним. И я выдохнула тихое: «Да», и в следующую секунду мы слились в поцелуе.

Ох, и что тут началось! Все, что отделяло нас друг от друга, не заслуживало сожаления. И мой сарафан под крепкими руками Храмцова затрещал по швам и вмиг оказался на полу. Следом полетела рубашка, его брюки, белье…

Мы упали на кровать, и Храмцов стал осыпать мое тело поцелуями. И от каждого его прикосновения кожа горела, и внизу живота возникало сладостное томление. Он знал меня, знал, что доставляло мне наибольшее удовольствие и изводил меня своими ласками до умопомрачения. Я сдерживала себя, не позволяя волне, захлестнувшей мое тело, прекратить эту сладкую агонию, и мечтала томиться в предвкушении развязки ночь напролет.

Но мое тело, изголодавшееся по мужским ласкам… нет, по его ласкам, накаленное до предела одними лишь поцелуями, предательски быстро отреагировало на касание его рук к тем самым местам, в которых ощущался максимальный накал. Я выгнулась навстречу удовольствию, вцепилась в подушку и вознеслась на самую вершину блаженства. И приятная истома, растекшаяся по венам, была лишь легкой передышкой на пути к ошеломительному экстазу, который обещало слияние наших тел.

В первый раз все закончилось довольно быстро, и я с тоской подумала о том, что сейчас Храмцов встанет и уйдет. Как это бывало прежде. Ведь у его жены день рождения, и он оставил ее одну с гостями. Еще и после скандала, учиненного Аксеновым.

Но когда все закончилось, он, оставаясь во мне, накрыл меня своим телом, и стал нежно целовать мои губы, мои глаза, мою шею. Это было так приятно. И так трогательно. И невольно с моих ресниц сорвалась слезинка. Если бы он всегда был таким, разве бы я уехала?

А потом он стал во мне напрягаться, искра пламени разгорелась в новый пожар, и мы вновь сгорали от страсти, любви и желания.

Уснули мы с первыми лучами солнца. Утомленные, выбившиеся из сил, но счастливые.

И вместе.

Проснулась я от легкого прикосновения его губ к моим губам. Я чуть приоткрыла глаза, словно желая убедиться, что это не сон и рядом действительно он, и снова их закрыла, расплывшись в улыбке. Он. Самый настоящий, самый любимый. Только слегка «приукрашенный» руками Аксенова. И такое пробуждение мне весьма понравилось. Можно завернуть с собой?

– Доброе утро, ненасытная тигрица, – промурлыкал мне в губы Храмцов.

– Доброе утро, неутомимый лев, – парировала я, еле ворочая губами.

Он усмехнулся и снова поцеловал меня.

– Просыпайся. Уже почти полдень.

– Что? – открывая глаза, сказала я. – Так поздно?

– После всего, что было, неудивительно, – и его рука скользнула к моему лону. – Я не против все повторить.

Он просочился между складками к самым потаенным уголкам моего тела, где все по-прежнему было влажным и чувствительным, и невольно я издала томный вздох. Ох, что же он творит со мной?

– Роман Викторович, надо остановиться. Мой силы не бесконечны.

Он снова усмехнулся и, покинув мое тело, положил свою руку мне на живот.

– Назови меня Ромой.

Я попыталась произнести это имя, но оно казалось чужим и незнакомым, и никак не ложилось на язык.

– Я не могу, это так непривычно.

– Как же оно станет привычным, если ты не будешь практиковать его произношение?

– Рома, – сказала я, смущаясь. – Странно звучит.

– Скажи еще.

И я стала повторять его имя, меняя интонацию, голос, настроение, и чуточку к нему привыкла.

– Надо вставать, – сказал Храмцов. – Скоро привезут наш… обед.

– Обед? Ужас! Я даже не завтракала.

– Вот как? Разве я на завтрак не самое лучшее начало дня?

Я рассмеялась и уткнулась ему в грудь. О, да, такой бы завтрак и каждое утро…

Но улыбка быстро сменилась грустью. Я притихла и глубоко вздохнула.

– Эй, что случилось?

– Вам, наверное, пора вернуться на дачный участок, – не отрываясь от его груди, сказала я. – К Марии Павловне.

– Да, ты права.

Как же быстро он согласился! Словно только и ждал, когда я об этом заговорю.

– Тогда вставайте и поезжайте, – сорвалось с моих уст. – Я пообедаю одна. Телефон зарядится, и я поеду домой.

Я отстранилась от него с намерением встать и пойти в душ.

– Лера, погоди.

Он развернул меня к себе, уложил на подушку и провел ладонью по моему лицу.

– У меня для тебя кое-что есть.

Роман Викторович протянул руку к прикроватной тумбе и взял с нее красную бархатную коробочку. Я ее даже не заметила.

– Это тебе.

– Что это?

– Открой.

Я знала, что в ней. Но не понимала, зачем он так издевается надо мной. Ведь это совсем не то, что я думаю. Наверное, это просто подарок. Интересно только, кто его покупал?

Я открыла коробочку и увидела то, что и ожидала. Золотое кольцо с небольшим прозрачным камушком в центре и несколькими более мелкими, разбегающимися от него в обе стороны.

– Красивое, – без эмоций сказала я.

Храмцов забрал у меня коробочку, вынул из него кольцо и протянул мне руку, призывая дать свою.

– Роман Викторович, зачем это? – не реагируя на его призыв, спросила я.

– Рома… ты забыла?

– Рома, зачем это?

– Выходи за меня замуж.

Он сказал это со всей серьезностью, но почему-то я не поверила.

– Роман… Рома, вы… ты женат. И твоя шутка неуместна.

И я заторопилась подняться с кровати. Я была совершенно голая, и стала смущенно озираться по сторонам в поисках своей одежды.

– Лера, я разведусь.

Он подскочил следом и усадил меня на кровать, сам сел рядом на колени. Я стыдливо дотянулась до покрывала и прикрылась им, и только после этого вникла в его слова.

– Что? – не поверила я.

– Я разведусь с Машей. Я сейчас для того и поеду на участок, чтобы поговорить с ней об этом. Я не стал делать этого до ее дня рождения, но теперь время настало.

– Вы правда это сделаете?

– Правда.

– А как же компания?

– Какая к черту компания, Лера! Моя жизнь летит под откос, и без тебя мне не нужна никакая компания. Я восемь лет жил в этом аду, и больше не хочу. Я много думал о твоих словах, и кое-что уже набросал в своей голове. Я действительно могу создать что-то сам. Конечно, не такое большое, как строительная компания, но можно начать с чего-то поменьше. Организовать, например, проектную организацию. Дмитрий Юрьевич обещал помочь с открытием нового бизнеса. И многие, с кем я говорил, готовы пойти со мной по новому пути. Люди мне доверяют, и я не сомневаюсь, что все у меня получится. Главное, чтобы ты была рядом. Только с твоим появлением я стал дышать полной грудью. Я словно вышел из комы. Мне даже помолчать с тобой рядом в радость. Лишь бы тебя видеть. И я хочу, чтобы так было всегда. Просыпаться с тобой по утрам, засыпать по ночам. И еще я хочу детей. Наших с тобой.

– Детей? – тихо повторила я, не веря своим ушам.

И вдруг меня пронзила внезапная мысль. А ведь я не предохранялась. И он не предохранялся. У меня середина цикла, и сегодня мы могли… зачать ребенка. Нашего ребенка…

Легкая дрожь прошлась по моей коже. Приятная дрожь.

– Лера, с тобой все хорошо? Ты снова вспомнила своего… малыша?

– Нет… да… да, я вспомнила.

Я решила не говорить Храмцову о своих подозрениях. Раз уж он решился жениться на мне, я хотела, чтобы он сделал это не из-за ребенка, а из-за меня. И если он вдруг передумает разводиться, он никогда не узнает об этом ребенке. Я выращу его одна. Вдали отсюда.

Но может быть я тороплю события, и ребенка никакого не будет? И все же… это не исключено.

Храмцов спустился на одно колено с кровати, протянул руку, на которой лежало кольцо, и сказал:

– Валери Данилова-Лагранж, ты выйдешь за меня замуж? – и с надеждой посмотрел в мои глаза.

– А как же Мария Павловна? Как она останется одна?

– Я позабочусь о ней. Она не будет одна. Я найму для нее какую-нибудь сиделку, которая будет приглядывать за ней. Она будет с ней общаться. И у нее останется компания. Если захочет, она может выйти на работу.

– Она любит вас, Роман… Рома. Ты бы слышал, как она говорила о спортивном уголке для тебя. Ей так хотелось доставить тебе радость.

– Лера, я так больше не могу. Я хочу настоящую семью. Если Маша позволит, я бы хотел остаться ей другом. С ней интересно поговорить, что-то обсудить. Но я не люблю ее. И детей она мне дать не может.

Я провела ладонью по его левой щеке, над которой красовался синяк. Неужели это правда происходит со мной, и я дождалась самых заветных для себя слов? Кто я? Золушка, Принцесса или обычная девушка с острыми плечами, которую он выделил среди прочих и полюбил? Ah, maman, est-ce que tu me vois maintenant? Es-tu heureuse pour moi? Но нет, радоваться пока рано.

Я свернула протянутую ладонь Храмцова в кулак и сказала:

– Рома, давай не будем форсировать события. Поговори сначала с Марией Павловной. Вдруг что-то пойдет не так, и ты пожалеешь о своем решении. Сначала получи ее согласие, а уже потом приходи с предложением ко мне.

– Лера, я для себя все решил…

Я перенесла руку на его губы.

– Нет, Рома. Сначала разговор с женой.

Он поцеловал ладонь, накрывающую его рот, и согласился.

– Хорошо, но что бы она ни сказала, я не передумаю.

В квартиру позвонили.

– О, а вот и обед.

Храмцов поднялся с кровати и как есть в трусах пошел открывать дверь. Это приехал курьер. Он принял у него доставку и закрыл за ним дверь.

Я тем временем надела свое белье. Оно было целым. Чего не скажешь о сарафане. И как я теперь поеду домой?

Когда Храмцов вошел с обедом, я подняла на него вопрошающий взгляд. Он улыбнулся.

– За это можешь не переживать. В шкафу полно твоих вещей. Ты же их оставила.

– Вы их сохранили?

– Ты, а не вы, – поправил Храмцов. – Да, сохранил. Именно их энергетика вернула тебя в этот город.

Все думали меня вернула любовь, а оказывается одежда. И я рассмеялась.

Рома отвез меня домой, после чего поехал на свой участок. Он обещал вернуться вечером, привезти мне сумку и рассказать о своем разговоре с Марией Павловной.

На прощание он поцеловал меня и ушел.

И сразу после его ухода какое-то дурное предчувствие закралось в мое сердце и не давало глубоко вздохнуть. Все, что произошло стало казаться сном, и я боялась, он не вернется. Мне не верилось, что я нахожусь в двух шагах от счастья, и в голову полезли всякие мысли в поисках оснований для отказа его жены от развода. И все они неизбежно приводили к перемене его настроения.

Конечно, она не может принудить его быть ей мужем, и развод он все равно получит. Но что если есть какие-то обстоятельства, которые не позволят ему от нее уйти? Вдруг она выставит ему какой-нибудь иск за нанесение ей, пусть не преднамеренных, но увечий, и за это он должен будет либо платить ей каждый месяц неподъемную сумму, либо суд их не разведет? Может так быть? Я ничего не понимала в законах, и они рисовались мне страшнее всего страшного.

Минуты тянулись бесконечно долго, и в их промедлении я угадывала дурной знак. Рома не звонил, не писал, и я не знала, что думать. И написать боялась. Если бы все было хорошо, он, наверняка, бы написал сам. Чтобы успокоить меня. Написал бы?

Чтобы избавить себя от непрошенных мыслей, я сходила в магазин, купила продуктов и решила приготовить нам ужин. Романтический? Да-то бог.

Я надела на себя короткие шорты, легкую майку на бретельках, поверх всего – фартук, и волосы собрала в хвост.

Но только я занялась разделкой мяса, как в квартиру позвонили. Ой, мамочка! Неужели он? Я быстро смыла руки, протерла их полотенцем, скинула фартук и побежала открывать. Я ни секунды не сомневалась, что это он, и не глядя в глазок, открыла дверь.

Но за дверями оказался Аксенов. В джинсах и черной футболке, с побитым лицом. Он схватился за дверь, предупреждая ее закрытие, и, злобно ухмыляясь, спросил:

– Не ждала меня? А я пришел.

Я испугалась и поспешила закрыть дверь, но сил у него было больше, он легко дернул ее и открыл настежь. Не успела я отбежать от проема, как он схватил меня за хвост и притянул к себе. Я вскрикнула, но в следующее мгновение он зажал мне рот чем-то влажным, и я лишилась чувств.

Очнулась я в каком-то заброшенном здании. Вокруг обшарпанные стены, осыпавшийся потолок, разбитые стекла и всякий строительный мусор. Еще я увидела пару сломанных столов и стулья без сидений.

И вместе с тем в воздухе стояла невыносимая духота и чем-то неприятно пахло.

Аксенова видно не было. И никого другого тоже. Не было слышно ни машин, ни голосов, и только мухи, пролетавшие мимо, нарушали тишину. Где я?

Я по центру комнаты. Сквозь разбитое стекло на меня светило солнце и обжигало кожу. Мои ноги и тело примотаны к стулу веревкой, на котором я сидела. Каждая нога к каждой ножке. Руки тоже связаны, за спиной. Такое чувство будто двумя веревками – одна тоньше, другая толще. Для надежности? На рот наклеен скотч. И сразу возник вопрос – зачем? Меня могут услышать? Рядом есть люди?

Я попыталась освободиться от всех пут, но безрезультатно. Пробовала помычать, вдруг кто-то услышит. Но, прислушиваясь к звукам извне, не слышала никаких откликов. Передо мной в нескольких метрах был проход в другое помещение, и я подумала, что может быть там выход и стала подпрыгивать вместе со стулом вперед. В какой-то момент стул покачнулся, и я едва не упала. Подняться после этого было бы весьма затруднительно, если не сказать больше – невозможно. Но что-то надо было делать.

Стёкла. Нужно добраться до них и, если и падать, то рядом с ними. Чтобы разрезать веревку на руках.

И только эта мысль пришла мне в голову, я услышала шаги, и в проеме показался Аксенов. Он нес какой-то пакет.

– О, проснулась, спящая красавица! Как тебе хоромы?

Я вложила в свое ответное мычание все возмущение, какое позволял выразить скотч.

– Не нравится? Ну извини. Не пентхаус, конечно, но зато как тихо. И воздух свежий. Хотя внутри не очень.

Свежий воздух? Мы за городом? Что это за здание? Знает ли о нем Храмцов?

Он прошел до стола и поставил на него пакет. Я продолжала мычать, давая ему понять, что хочу говорить с ним. Но он меня словно не слышал.

– Ты не возражаешь, если я поем? Жрать жутко хочется.

Да пошел ты, – промычала я.

– За «приятного аппетита» отдельное спасибо.

Он достал из пакета огромный бургер и стал его жадно кусать. Где он его купил? Где-то недалеко? Здесь есть магазин, заправка? Что?

Запах еды достиг моего носа, и я вдруг поняла, что тоже хочу есть. И вспомнила свой ужин, который только начала готовить. Как скоро его обнаружит Храмцов? И обнаружит ли? Что если он не приедет? И не позвонит.

Ох, нет, он приедет, обязательно приедет. У него есть ключи от моего дома. Он войдет и обнаружит мясо, которое я хотела готовить. И телефон. И обязательно заподозрит неладное. И консьержка. Она, наверняка, видела Аксенова. И меня. Когда он… выносил меня? И камеры. В доме есть камеры. Он все увидит, и найдет меня.

Аксенов подошел ко мне со стулом без сидения, развернул его спинкой вперед, пропустил между ног и уселся сверху. И, продолжая жевать свой бургер, пронзительно посмотрел на меня.

– Что ж мне с тобой делать? Сразу уби́ть? Как-то скучно, – сказал он ровным тоном, словно говорил о погоде.

Что я вам сделала? – промычала я.

– Да, ты права, убить быстро – неинтересно. Вон Дашка сдохла сразу, и даже не помучилась, сука.

Я притихла, услышав знакомое имя, и ждала, что скажет Аксенов дальше.

– Знаешь, Дашку?

Я промычала» «Да», но какая разница, что я промычала, Аксенов слышал все одинаково.

– Это была первая жена Ромыча. Телка, что надо: сиськи во, – показал он руками их объем на своей груди, – задница во, и в рот по самые гланды брала.

Он посмеялся, обнажая свою челюсть, на которой отсутствовал один зуб. Тот, что ему вчера выбил Храмцов.

– А что он в тебе нашел? Ни груди, ни задницы – одни кости.

И прежде чем я успела понять его намерения, он протянул ко мне руку и оттянул вырез моей майки вперед, разглядывая мою грудь. Я снова стала мычать и дергаться на стуле, пытаясь высвободиться от пут и ударить его.

– И что он щупает-то?

И Аксенов залез ко мне под майку и обхватил мою грудь рукой.

Я замычала еще громче, махая головой, словно могла лбом расшибить его руку.

– Полная херня, – отпуская меня и вылезая из-под майки, заключил он. – Даже не встает на такое. Может, ты в рот как-то по-особенному берешь, а? Сейчас доем, покажешь.

После его слов меня парализовало, и все, что я могла – это тупо смотреть на него вытаращенными глазами в ожидании того ужаса, который меня ожидает. Ох, Ромочка, найди меня скорее.

Аксенов доел свой бургер, вытер руку о свои джинсы и стал расстегивать ширинку. Я в ужасе зажмурила глаза. Нет, нет, пожалуйста, нет.

– Нет, – словно повторил мои мысли Аксенов, – не дам я тебе своего питона. Еще откусишь, а он мне пока нужен. Или… может тебе зубы выбить?

Только попробуй, подонок, Храмцов тебе не только твоего питона в узел свяжет, он тебе и остальные зубы выбьет!

Аксенов стиснул мои щеки своей лапой и приказал открыть глаза. Я открыла. Его лицо было так близко к моему, что я ощутила гнилой запах из его рта.

– Я тебе сейчас уберу скотч, но, если ты начнешь орать, я тебе не только зубы выбью, я тебя так изуродую, брат родной не узнает. Ты меня поняла?

Я моргнула и кивнула головой. А у самой все сжалось внутри от страха. Для чего он хочет открыть мне рот?

Аксенов резким рывком содрал скотч и сдавил мою челюсть так, что губы непроизвольно разомкнулись. Он стал вертеть мою голову, рассматривая мои зубы.

– Красивые зубки, в такой ротик и мой питончик не против попасть. Может, отсосешь все-таки, а я тебя потом отпущу, а?

– Пожалуйста, не надо, – тихо взмолилась я, сдерживая дрожь в голосе. – Он вас убьет, если вы меня тронете.

– Что ты о себе возомнила, сучка? – злобно заговорил Аксенов. – Ты думаешь, ты какая-то особенная, что ли? Да он вчера для вида только кулаками помахал, чтобы на тебя, дуру впечатление произвести. Запомни, детка, я его воспитал. Я его трахаться с бабами научил, я из него мужика сделал, и он мне за это по гроб жизни обязан. А ты только соска тощая, скоро ему надоест тереться о твои кости, и он найдет себе нормальную бабу. Ты меня поняла?

– Это неправда.

– Вот ты дура наивная! Ты знаешь, какая у него Дашка была? Да она всю ночь могла трахаться без передыха. Ты уже не можешь, весь ослаб, а она как новенькая, точно и нетронутая. Вот эта баба была. Сам ее трахал, сам знаю. Только она, сука, меня не ценила! Говорила, с Ромкой ей больше трахаться нравилось. Вот за это шалава и поплатилась. Ты знаешь, как она умерла? Это я ее убил. Проводок в машине подрезал, и готово. Только я не думал, что она вместе с Ромычем и сестрой в машине поедет. Но в принципе результатом я доволен.

От услышанного у меня перехватило дыхание, и от страха сдавило грудь. Господи, да он псих! Он убил человека! Он сделал Марию Павловну инвалидом! Как ему живется после этого?!

– Это вы прислали фотографии с Дашей, где она с другими мужчинами?

– О, ты и про фотографии знаешь. Да, я. Жалко не могу тебе их показать. Такие смачные были. Она там во всей красе, во всех позах…

– Прекратите, пожалуйста! – не выдержав, выкрикнула я. – Вы – псих! Вы – убийца! По вам тюрьма плачет!

Аксенов резко замахнулся рукой и ударил меня по лицу.

– Я сказал не орать! И не смей называть меня психом!

Он, хоть и ударил меня ладонью, но так сильно, что от удара у меня свело челюсть, и я впервые в жизни узнала, что значит – искры посыпались из глаз.

Аксенов встал со стула, ушел к столу и закопошился в пакете.

– Зачем я вам? Что вы собираетесь со мной делать?

– Зачем? – и он вернулся ко мне с липкой лентой в руках, сел на свой стул и снова сжал мое лицо. – Затем, что ты приехала, и все испортила. Я-то думал он дачу благоустраивает, а он опять с тобой, сукой, связался. Задурила ты ему голову, не пойму только, чем. А мы так с ним замечательно по клубам тусили, баб кадрили! Ты думаешь, он из-за тебя от этого откажется? Даже не мечтай.

– Тогда чего вы боитесь, зачем вы меня сюда привезли, если ваш друг скоро снова к вам вернется?

– Тебя, суку, хочу проучить, чтобы ты поняла, что это не тот мужик, который тебе нужен, и который будет тебе верен. И чтобы ты оставила всякие иллюзии на его счет. Он никогда не разведется с Машкой, он никогда не оставит компанию. Ты не сможешь всего этого ему заменить. И его хочу проучить! Чтобы знал, что со мной нельзя так обращаться, мною нельзя пренебрегать. Я был рядом с ним, когда все от него отказались и отвернулись, я ему сопли подтирал и мужика из него делал. И вы не получите его готовенького – ни Дашка, ни ты!

Псих, точно псих!

Он отпустил меня, встал и начал ходить туда-сюда передо мной, вспоминая разные эпизоды из их детства. Как он появился в детдоме, как увидел маленького загнанного и забитого мальчишку, которого все, кому не попадя лупили, как он сам прикладывал к нему руку. Но однажды этот мальчишка не выдал его и что-то всколыхнулось в душе Аксенова (неужели она у него есть?), и он встал на защиту этого мальчишки.

Олег Валентинович рассказывал все то, что я уже слышала от Храмцова, но в его глазах было столько фанатичного огня и одержимости в словах, что я поняла, он вознес себя на пьедестал кумира, и желал, чтобы «Ромыч» всю жизнь ему поклонялся, следовал его наставлениям и жил по его указке. Но сначала в жизни Храмцова появилась Даша, а потом я, и мы нарушили привычный уклад жизни Ромы и отстранили его от «кумира», а этого больной на всю голову Аксенов вынести не смог.

Аксенов дернул кусок скотча и оторвал его. Он снова собирался залепить мне рот.

Меня охватила паника, и я стала кричать, звать на помощь. Если он запрещал мне шуметь, значит, где-то рядом есть люди, меня могут услышать. Аксенов быстро преодолел расстояние между нами и заклеил мне рот. А после этого врезал по второй скуле. Уже кулаком.

Я взвыла от боли и у меня брызнули из глаз слезы.

– Какая ж ты дура непонятливая! Тебя все равно никто не услышит.

Он снова сел на стул передо мной и, взяв меня за подбородок, покрутил моей головой.

– Синяки теперь будут. Понравишься ты такая Ромычу, как думаешь?

Лицо горело от его ударов, руки саднило от веревки, потому что я то и дело пыталась от нее избавиться, и я громче взывала к небесам, чтобы они откликнулись на мои немые мольбы и обнаружили меня для Ромы. Ведь он, наверняка, уже меня ищет. И найдет, обязательно найдет.

– Что же мне с тобой еще сделать? Может, трахнуть? Вдруг и мне понравится.

Я снова замычала во все горло, и стала усиленно крутить руками. Я должна выбраться, должна дать ему отпор. Он не должен меня коснуться. Лучше умереть.

Аксенов, не откладывая свою угрозу надолго, стал протискивать свою руку в мои шорты, я замычала еще громче и поток слез из глаз увеличился. Нет, нет, – умоляла я его, – прошу вас, не надо. Я уже чувствовала его пальцы на своем лобке, он пробирался глубже, машинально придвинулся ко мне ближе, и я, воспользовавшись случаем, со всего маха зарядила своим лбом ему по носу.

– Ай, дрянь такая! – заорал Аксенов, вытащил свою руку из моих шорт, и приложил ее к своему носу.

А после этого снова замахнулся и ударил меня по лицу. Стул подо мной покачнулся и вместе с ним я упала на пол.

Загрузка...