Утром около подъезда меня встречал Артем. В деловом костюме, с галстуком и наброшенной сверху куртке. Я удивилась и решила, что его послал Храмцов.
– Доброе утро, – сказал Артем.
– Доброе утро. Ты как здесь?
Шведов стоял около служебной машины, а за ней около тротуара находилась машина Храмцова. Как же шеф поедет на работу?
– Приехал за тобой.
– Разве ты не должен был везти на работу Романа Викторовича? – указывая на внедорожник шефа, спросила я.
– Он просил приехать за ним ближе к обеду. На его машине. Сама понимаешь, после вчерашнего он оклемается только к двенадцати.
– Но у него же сегодня деловая встреча в десять!
– Наверное, придется перенести.
– Ладно, я разберусь с этим на работе. А его машина? Ты будешь возвращаться за ней?
– Да, не можем же мы приехать с тобой в офис на его машине без него.
– И то верно. А как ты вернешься сюда?
– На автобусе.
Артем подошел к передней пассажирской дверце и открыл ее.
– Садись.
– Ты забыл? Я не езжу спереди.
– Ой, прости.
И мы вместе прошли к заднему сидению за водительским местом. Но вместо того, чтобы сесть на свое место, Артем обошел машину и забрался в салон рядом со мной. Я заметила на сидении небольшой пакет, и Шведов взял его в руки.
– А кто повезет нас? – улыбнулась я.
– Я. Но сначала я хотел сделать тебе подарок.
– Мне? Зачем?
– У тебя ведь был день рождения. Вчера я не имел права раскрывать секреты своей просвещенности, и поэтому решил подарить тебе свой подарок сегодня.
– Артем, не стоило.
– Позволь мне решать, стоило или нет. Я не знаю, что ты любишь, кроме дорогих французских духов, но думаю, тебе понравится мой выбор.
Он протянул мне пакет. Я нерешительно взяла его и заглянула внутрь. Там была небольшая коробочка, набор чайных свечей и несколько эфирных масел.
– Это аромалампа. И несколько ароматов к ней. Надеюсь, тебе такое нравится?
– Никогда не пользовалась. Но думаю, теперь начну. Спасибо, Артем.
– Пожалуйста. Если бы я больше знал о тебе, то возможно подарок был бы другим…
– Мне нравится, Артем, – перебила я, пытаясь убедить молодого человека в искренности своих чувств. – Это здорово.
Я взяла в руки коробочки с маслами и прочитала их название. Жасмин, ваниль и роза.
– О, какие приятные запахи. Сегодня же попробую и поделюсь впечатлениями. Еще раз спасибо.
Я подняла глаза за Артема и широко ему улыбнулась.
– Рад видеть твою улыбку, – сказал он. – Ты извини за вчерашнее. Мне хотелось, чтобы ты думала, что все в квартире сделано и куплено руками шефа. Я думаю, он и сам этого хотел, но спьяну ляпнул лишнее.
– Не извиняйся, Артем. Такая наша работа. Выполнять поручения шефа.
– Да, но это все придумал он, – продолжал выгораживать Храмцова Артем. – Роман Викторович сказал купить тебе шаров, да побольше, чтобы весь потолок был в них. И мне пришлось дважды за ними ездить, потому что их оказалось меньше, чем надо. И чтобы цветов было около двухсот. И что-нибудь из парфюмерии. Самое дорогое.
– Ты справился. Мне понравились и шарики, и цветы. И духи, конечно, тоже. Только как же ты один поднял столько шаров в квартиру?
– Я надувал их прямо там. Привез баллон с гелием.
– О, я даже не подумала, что так можно. Долго тебе пришлось с ними повозиться.
– Это точно. Часа два, наверное. Но я заметил их стало меньше.
Я виновато улыбнулась и опустила глаза.
– Да, извини, несколько из них лопнули.
– Ты расскажешь, почему не ездишь впереди? – неожиданно сменил тему Артем.
– Может быть мы уже поедем? – поднимая глаза на Артема, сказала я. – А то попадем в пробку и опоздаем.
Печаль прошла по его лицу, он быстро вылез из машины и, обойдя ее, занял свое место. Мне стало неловко, что я за все добро, что он для меня сделал, в очередной раз отплатила ему недоверием и скрытностью. И устыдилась своих чувств.
Машина тронулась с места, и мы поехали со двора.
– Помнишь, я говорила тебе, что мои родители погибли вместе? – спросила я, решившись на откровения.
– Да.
– Я тоже была в той аварии. И мой брат. Папа был за рулем, а я сидела сразу за ним. Я выжила, отделавшись лишь синяками, и решила, что это место самое надежное. И с тех пор сажусь только сюда.
– А твой брат? Он пострадал?
– Да. Его впечатало в металлическое ограждение вдоль дороги, и он смог выбраться, только когда приехали спасатели и распилили кузов машины.
Мой голос дрогнул, и на глаза навернулись слезы. Я снова была в том дне, и слышала свой истошный рев, когда из машины вынимали мертвые тела родителей и окровавленное, но живое тело Жерара. И я жутко хотела проснуться, но никак не получалось, и от этого я кричала еще громче. А потом мне сделали укол, который не разбудил, а наоборот усыпил меня, и пришла в себя я уже в больнице.
Я закрыла глаза руками, сдерживая ими нахлынувшие эмоции.
– Лера, прости, я не должен был спрашивать. Мне надо было догадаться… Прости, я болван. Хочешь воды? Вот возьми.
Он протянул мне бутылку, и я открыла глаза, чтобы принять ее.
– Спасибо. Извини, столько лет прошло, а я все никак не забуду.
– Такое не забывается. Как твой брат сейчас?
– До сих пор хромает на правую ногу. И скорее всего в ближайшее время будем делать ему операцию.
– Платно?
Наши взгляды встретились в зеркале заднего вида. Я открыла бутылку, сделала несколько глотков, а потом ответила:
– Нет, бесплатно. Скоро очередь подойдет, и Жерара положат в больницу.
Я не смогла сказать правду. В вопросе, который Артем задал, я услышала другие слова, и никак не хотела, чтобы они прозвучали. Я больше не возьму ни копейки у Храмцова, я больше не буду от него зависеть. Я твердо намерена покончить с этой связью раз и навсегда. Когда Жерар выйдет из больницы.
– Твоего брата зовут Жерар?
– Да. Это мама придумала такое имя.
– Это что-то французское?
– Да, – и я отвернулась голову к окну, – мама любила все французское.
И меня зовут не Валерия, а Валери. По паспорту. Но я этого не сказала. Лимит откровений на сегодня закончился.
Я сидела на совещании и вела протокол. Но, как и раньше, включила диктофон на телефоне и позволила себе немного отвлечься.
Я видела профиль Храмцова, и вдруг загорелась диким желанием запечатлеть его на бумаге. Но, конечно, сейчас не могла себе этого позволить. Случился бы ужасный скандал, если бы кто-то заметил меня за этим мероприятием. А про наказание я вообще молчу.
Но написать его портрет хотелось до безумия. Мне кажется, я поняла, где была моя ошибка, и мысленно уже поправила ее. И старалась уложить в голове каждую черточку, каждый штрих, чтобы вечером перенести их на бумагу. А значит, надо ехать на квартиру. Все бумаги и карандаши там.
– Лера? – услышала я Храмцова откуда-то издалека.
– Что? Простите…
Меня бросило в жар, когда я заметила, что все присутствующие смотрят на меня.
– Кофе принесите.
– Да, конечно.
Я стремглав помчалась в приемную, а сама думала, чем обернется для меня такая невнимательность. Не слишком ли я откровенно пялилась на Храмцова, не заметил ли это кто-нибудь до того, как он обратил внимание всех на меня? Не лишусь ли я премии и в этом месяце за свою несобранность, свидетелем которой снова стали семь человек? Ох, Лера, как ты неаккуратна.
Вечером я поехала на квартиру. По привычке распустила волосы, приняла душ и зажгла аромалампу. Аромат жасмина быстро наполнил комнату и вдохновил меня на творчество. Я наспех приготовила ужин и в процессе его поглощения стала делать первые наброски.
Знакомые черты быстро обозначились на бумаге, и дальше с помощью теней я придала объем лицу, пухлость губам и магнетизм взгляду.
На все ушло больше часа, и когда портрет был готов я едва не завизжала от восторга. На меня смотрел мужчина моей мечты. Тот Роман Викторович, каким он был в начале наших отношений. Здесь, на этой квартире. Никакой хмурости, никакой грубости, никакой злости.
Что бы сказал шеф, увидев этот портрет? Понравился бы он ему? Не решил бы, что он здесь слишком мягкий и добрый?
Но ведь он может быть таким! Иначе стал бы он помогать Артему с его мамой? Кто она ему? Никто. Просто родственница его сотрудника.
И наверняка он сделал много других добрых дел, о которых я не знаю. Просто потому что он не любит ими кичиться.
Да, я знаю, что он может быть грубым, жестким, и даже жестоким, но все это неспроста уживается в одном человеке. Что-то гложет его и отравляет жизнь. Работа? Кредиторы? Я не слышала, чтобы с этой стороны были проблемы. На совещаниях их не озвучивали.
Или кто-то? Жена? Неизвестная мне Даша? Кто?
Я отложила портрет Храмцова и взялась за второй лист. Оглядела комнату. Я впервые обнаружила, что в ней нет никаких ярких деталей, нет текстиля, кроме покрывала на кровати, которые бы сделали ее уютнее и теплее. Настоящий мужской угол.
И я решила нарисовать комнату такой, какой ее хотелось видеть мне. Я изменила местоположение кровати и «поставила» ее около окна. Чтобы любоваться городом, не вставая с постели. А на освободившееся место поместила камин. Разумеется, электрический. Квартира не на самом верхнем этаже и сделать его дровяным не представлялось возможным. Но может быть я мало об этом знаю?
На окна я повесила тюль и шторы. Это сразу придало интерьеру уюта.
На стены картины и фотографии.
С двух сторон от кровати маленькие коврики, на которые было бы приятно опускать ноги, вставая на пол.
На открытых полках кухонного гарнитура различные декоративные горшочки с цветами, всякие статуэтки и поваренная книга.
И может быть телевизор на стену, разделяющую прихожую и комнату? С кровати его было бы удобно смотреть. Французский канал, например. Или какой-нибудь слезливый сериал. Иногда хочется сопереживать киношным героям, позабыв о собственных неурядицах. В них как правило хэппи энд. Это настраивает на позитив.
Мне осталось сделать заключительные штрихи, когда я услышала, как ключ в замке провернулся. Роман Викторович? Я быстро схватила телефон, на дисплее 21.33, обычно в это время он уже уходил. Зашла в сообщения. Последнее от него было в день моего рождения. Тогда что это? Почему он пришел?
Ох, не для того ли, чтобы наказать меня за задумчивость на рабочем месте? Dieu, sauve et protège.
Я поспешно убрала рисунки в тумбу и приготовилась встретить Романа Викторовича – поправила волосы и чуть шире распахнула халат на груди. Он не был прозрачным, и привлечь шефа я могла разве что длинными ногами.
Он снова был пьян, и в последнее время я не знала, чего ожидать от него в таком состоянии. Храмцов снял пиджак в прихожей и предстал передо мной в рубашке и брюках. А где его галстук?
– Кофе? – спросила я, делая шаги к кофемашине.
– Нет, лучше чай. Есть у тебя чай?
– Да, конечно. Зеленый или черный?
– Зеленый.
Он прошел до барной стойки и сел на табурет. Пока я ставила чайник, насыпала в заварник чай, Роман Викторович не спускал с меня глаз. Я не видела этого, но чувствовала каждой клеточкой своего тела. И нервничала, не зная, чем закончится это лицезрение.
– Не ждала меня?
– Нет, вы ничего не писали.
– А я и не планировал, – и он встал с табурета и подошел ко мне.
Я ощутила запах алкоголя и развернулась к нему лицом, чтобы вдруг снова не стать жертвой насилия. Так сопротивляться будет удобнее.
– Я был вчера здесь, а тебя не было. Где ты была?
– Дома.
– С кем?
– Одна.
Роман Викторович как-то странно усмехнулся, поднял руку к встроенному в кухонном гарнитуре динамику и включил музыку.
– Станцуй для меня, – сказал он. – Я видел, ты умеешь.
Что-то радостное встрепенулось в груди. Он все-таки оценил мои таланты. Пусть танец был не слишком искусным, но то, что он ему понравился, согрело мою душу. Понравился ведь? Иначе стал бы просить?
– Я давно не занималась этим всерьез, могу быть немного неуклюжей…
– Все равно станцуй. Только не обычный танец. Стриптиз.
И я почувствовала, как лечу с высокого пьедестала куда-то в пропасть. Зачем он так со мной?
– Я не умею.
– А чего тут уметь? Раздеваться во время танца может каждая.
И я догадалась, откуда он пришел. Вероятно, из какого-нибудь стриптиз-клуба.
– Роман Викторович, вы что-то перепутали. Я не из этих.
– А из каких?
Он приблизился ко мне вплотную, и я ощутила его возбуждение. Его руки уперлись в столешницу с двух сторон от меня, и я оказалась в ловушке.
– Роман Викторович, что у вас происходит? – чуть отклоняясь от него корпусом, спросила я.
К черту правила! Мне нужна ясность и понимание того, что с ним творится. И я готова задать тысячу вопросов, чтобы получить ответ хотя бы на один из них. Тот, который все для меня прояснит.
– Что не так?
– Вы в который раз приезжаете выпившим. За рулем. Разве так можно? Это очень опасно. Если вы не думаете о себе, подумайте о других. Кто-то может из-за вас пострадать.
– Мораль будешь мне читать?
– Нет, я просто хочу понять, что с вами случилось. У вас какие-то проблемы?
– Ты – моя проблема.
– Я? Не понимаю.
– И не поймешь.
Храмцов развернулся и направился к барной стойке. Он с усилием забрался на табурет и опрокинул голову на свои руки, упертые локтями в стол.
Закипел чайник, и я поспешила заварить чай. Неужели это означает то, о чем я думаю? Неужели это конец? А что тебя удивляет, Лера? Ты думала, ты с ним навечно? Ты ведь и сама не так давно хотела покончить с этим. Вот кажется развязка и наступила.
Я взяла заварник и отнесла его на барную стойку, затем вернулась за чашкой и блюдцем и поставила их перед Храмцовым.
– Сахар?
– Не надо.
Я села напротив него и решительно сказала:
– Роман Викторович, если вы устали от меня и нашей связи, я предлагаю прекратить ее и избавить себя от проблем.
– С чего ты решила, что я от тебя устал? – опуская руки на стол, спросил шеф.
Он посмотрел на меня из-под тяжелых век, и мне показалось, в любой момент он мог упасть лицом вниз.
– Вы сами сказали, что я ваша проблема. Я могу понимать ее только так.
– А может быть это ты устала от меня? Нашла кого-то другого? Моложе и неженатого?
– Когда бы я успела?
– Вы женщины прыткие, везде успеваете.
– Роман Викторович, я так больше не могу! Я устала от ваших безосновательных обвинений и подозрений. Давайте расстанемся, и каждый пойдет своей дорогой.
– Ты еще не все деньги отработала.
Мне не понравилось, как это прозвучало, и чтобы скрыть свою неприязнь к этим словам, я принялась наливать Храмцову чай.
– Я верну. Скажите, сколько.
– Где ты их возьмешь? У своего нового любовника?
– Нет у меня никакого любовника! – со стуком опуская заварник на стол, резко сказала я.
– Тогда откуда у тебя деньги? Премий ты не получала.
– Я найду деньги, если потребуется. Это не ваша забота, где.
Я подняла на него глаза, и несколько секунд мы молча испепеляли друг друга взглядом. А потом шеф снова схватился за голову и стиснул ее.
– Что ты делаешь со мной, Лера? – с отчаянием сказал Храмцов.
– Что я делаю, Роман Викторович?
– Смотришь на меня этими чертовыми невинными глазками! И зачем ты только встретилась на моем пути?
Чертовыми? То есть они уже не как ясный день и темная ночь? Ну все, это точно конец.
Я встала и обошла стойку. Сама не знаю, куда и зачем я направлялась, но только чтобы он не видел, как больно мне слышать его слова.
Храмцов перехватил меня и притянул к себе. Я интуитивно уперлась руками ему в грудь и тем самым выдержала дистанцию.
– Любишь меня? – спросил он, вглядываясь в мои глаза.
– Вы женатый человек. О какой любви речь?
– Как будто женатого нельзя любить!
– Наши отношения строились не на любви.
– Выходит, ты – шлюха, и спишь за деньги? – презренно бросил он мне в лицо.
Я вырвалась из его рук и отвесила ему смачную пощечину.
– С меня хватит! – разъяренно закричала я. – Вы уже достаточно оскорбили меня сегодня. Я вызову Артема, пусть он отвезет вас домой.
– Артем, Артем, Артем! – стукнув по столу, разъяренно повторил шеф. – Я слишком часто стал слышать его имя. Ты с ним спишь? С ним ты была у себя дома?
– Роман Викторович, у вас паранойя.
Я схватила свой телефон и нашла контакт Шведова.
– Артем, приезжай, пожалуйста, на квартиру. Романа Викторовича надо отвезти домой.
– Но… – недоуменно начал Шведов – я вообще-то здесь. Привез его.
Я перевела взгляд на Храмцова. Он силился усмехнуться, но гримаса получилась не очень. Пока он находился в квартире его развезло еще больше, и его надо было быстрее увозить отсюда, пока он не решил лечь спать.
– Замечательно. Поднимись за ним. Боюсь, он сам не дойдет.
А на следующий день я заболела. Я проснулась с ознобом, болью в горле и тяжестью в голове. Но в квартире не было никаких лекарств и даже градусника. Я выпила горячий чай, оделась потеплее, взяла с собой самые необходимые вещи и поехала к Жерару. Как и обещала ему.
Я всячески перед ним изображала радость от встречи и старалась не выдать своего состояния. Но зуб на зуб не попадал, и мне пришлось их крепче стискивать, чтобы они не стучали.
Жерар подарил мне картину, написанную на бумаге. На ней была изображена я на ромашковой поле. Акварелью. Такая счастливая и такая красивая. Будто бы вовсе не я.
– Нет, это ты. Такой я увидел тебя неделю назад. И в тот же день нарисовал эту картину. И я хочу, чтобы ты была такой всегда.
– Спасибо, я постараюсь. Выберу для нее самое лучшее место в доме. Ты молодец, не потерял навыка.
– А как с твоими художествами?
– Скоро ты приедешь домой, и сам все увидишь.
Кое-что я нарисовала специально для Жерара и привезла домой. Чтобы он видел, что я не лгала, когда говорила ему о своих самостоятельных уроках рисования.
После Жерара я поехала к себе домой и по пути зашла в аптеку. Описала фармацевту свои симптомы, и купила те лекарства, которые она мне рекомендовала.
Два дня я лечилась, но улучшений не наступило, и к понедельнику стало еще хуже. С утра температура была тридцать восемь и три и горло распирало от боли. Я позвонила в поликлинику и записалась на прием к врачу. О том, чтобы вызвать его на дом и не пойти на работу, не могло быть и речи. Я и так все выходные думала, чем встретит новая неделя, не уволит ли Храмцов меня после пятничного выпада, и прикрываться болезнью, чтобы отсрочить этот неизбежный момент, мне не хотелось.
Я взяла с собой лекарства и лечилась прямо на рабочем месте. Пока никто не видел. Даже камера. Планировала как-нибудь дотянуть до вечера, а потом пойти к врачу. Наверняка, он назначит мне антибиотики, и они быстро поставят меня на ноги. И никто даже не узнает, что я болела.
Я держалась весь день. Бодрилась, отвечая на телефонные звонки, чтобы никто не заметил хрипоты. Но кто-то все же обратил на нее внимание, и спросил, что с моим голосом. Но чисто риторически, потому что следом прозвучал другой вопрос, который был по делу, и моя хрипота тут же была забыта.
Особенно тяжело далось совещание. Меня бросало в жар, и жутко хотелось подойти к окну и распахнуть его настежь. Но вместо этого я обливалась по́том и пыталась вникнуть в суть обсуждения.
Нечеловеческими усилиями я разнесла кофе и даже смогла улыбнуться каждому, кто улыбнулся мне.
На Олега Валентиновича по понятным причинам я не смотрела, да и он предпочитал меня игнорировать. Чему я несказанно радовалась. Если бы он повторил свои попытки залезть ко мне под юбку, сегодня я пролила бы ему кипяток на голову.
До конца рабочего дня оставался час, и я молилась, чтобы Храмцов не завалил меня работой, и я смогла уйти к врачу своевременно.
После совещания я составила всю пустую посуду со столов в кабинете Храмцова на поднос и сделала два шага по направлению к выходу, но вдруг мои ноги подкосились, и я рухнула на пол. Вместе с посудой.
Звон разбившегося фаянса привел меня в чувства, и следующее, что я увидела это склонившееся надо мной обеспокоенное лицо шефа. Он что-то говорил.
– Лера, что с тобой? – Он приподнял меня с пола и оглядел всю с ног до головы.
– Я кажется упала, – ворочая головой, хрипло сказала я, а потом ахнула, заметив осколки чашек на полу.
Божечки, неужели я опять останусь без премии?
Храмцов подхватил меня на руки и куда-то понес.
– Роман Викторович, что вы делаете? Отпустите меня. Мне надо все убрать. Там осколки.
Он опустил меня на диван, и меня передернуло от соприкосновения с его кожаной поверхностью. Тронул мой лоб.
– Господи, ты вся горишь!
Роман Викторович обхватил мое лицо и вынудил посмотреть ему в глаза. И то, что я видела в них, огнем растекалось по моим венам. Неужели он и правда переживает за меня?
– Ты болеешь?
– Немного. Я через час пойду к врачу.
– Немного? Да у тебя температура, наверное, под сорок! И давно это у тебя?
– С субботы.
– Какого хрена ты пришла на работу?!
– А как бы вы тут без меня?
– Мать твою…
Он подскочил на ноги, взял со стола телефон и стал кому-то звонить.
– Артем, ты где? – Шведов что-то ему ответил, и шеф продолжил приказным тоном: – Бросай ее там, доберется сама и быстро поезжай в офис! Лера заболела, надо отвезти ее домой. И вызвать скорую. Пулей я сказал, ты понял?
– Роман Викторович, не надо, – сказала я, поднимаясь с дивана. – Я сама могу.
Храмцов сбросил звонок и быстро оказался около меня.
– Перестань геройствовать!
Он снова усадил меня на диван и сел рядом.
– Есть у нас что-нибудь в аптечке от температуры? – спросил он.
О том, что есть что-то от головы, он точно знал. В последнее время он часто обращался к аспирину, чтобы утихомирить боль после вечерних возлияний. Но других бед с ним, слава богу, не случалось.
– Роман Викторович, я пила лекарства. Но они мне как-то не помогают.
– Правильно, потому что лечиться надо, лежа в постели, а не сидя за рабочим столом!
Я посмотрела на разбитую посуду на полу и предприняла еще одну попытку подняться.
– Роман Викторович, мне надо убрать осколки. Вы простите, я возмещу все потери.
Храмцов взял меня за плечи и пригвоздил к месту.
– Ты не поняла меня? Ты сейчас поедешь домой и ничего не будешь убирать. И тебе бы лучше лечь. На тебе лица нет.
Он поднялся, по-хозяйски закинул мои ноги на диван, и взял за плечи, пытаясь положить меня на спину.
– Ложись!
– Роман Викторович, я не буду, – упираясь ладонями в диван, сказала я. – А вдруг кто-нибудь зайдет… И лучше бы вы отошли от меня подальше. Заразитесь…
– Ляг, я сказал! – произнес он тоном, не требующим возражений.
Превозмогая в себе брезгливость, я опустилась на диван, и шеф подложил мне под голову валик.
– Так-то лучше, – мягче сказал он. – Есть у нас какой-нибудь плед?
– Роман Викторович, не надо. Это ведь ненадолго. Скоро Артем приедет.
Он сел рядом со мной на край дивана и неожиданно провел ладонью по моей голове.
– Где тебя угораздило подцепить эту заразу? – совсем по-доброму спросил он, и столько тепла показалось в его зеленых глазах, что я усомнилась в реальности происходящего.
– Не знаю. Может, в автобусе. Там всегда кто-нибудь кашляет.
– У тебя есть права?
– Какие права? – не поняла я.
– Водительское удостоверение.
– Нет.
– А хочешь научиться ездить за рулем?
– Нет.
– Почему? Сейчас все женщины этого хотят.
Я смотрела на него и не узнавала. Ему правда это интересно или он просто ищет повод для разговора, чтобы не молчать?
– У меня никогда не было к этому стремления. И я боюсь.
– Чего?
– Аварии.
– Ты уже попадала в нее? Не считая дня нашего знакомства.
– Да, много лет назад.
– Ты поэтому ездишь на заднем сидении?
– Да.
– Кто-то погиб в той аварии?
– Мои родители.
Я не могла понять, как все то, что я так долго от него скрывала, вдруг легко легло на язык. Почему я позволила этим тайнам выйти наружу? Может быть в этом виноват мой жар? Или располагающий к откровениям тон Храмцова?
Но и Роман Викторович видимо удивился своему любопытству, и внезапно переменился в лице. Он резко поднялся на ноги и, обойдя стол, подошел к окну, запустил руки в карманы, долго в него смотрел, а потом, не оборачиваясь, резко спросил:
– И кто тебя воспитывал? Брат?
– Бабушка.
– А сейчас она..? – начал он и замолчал, предлагая мне закончить.
– Она умерла.
Я ждала, что он спросит о Жераре, и приготовилась, чтобы ему ответить. Возможно, сказать всю правду, и ждать милости от судьбы, что он примет эту правду и меня вместе с ней.
Но он молчал, и, продолжая смотреть в окно, о чем-то размышлял и не спешил поделиться со мной своими думами. А мой воспаленный мозг едва ли не умолял его задать тот самый вопрос, который разделял настоящее и будущее, и решал мою судьбу.
Но Роман Викторович отвернулся от окна и, не глядя на меня, прошел к своему столу. На его лице снова непроницаемая маска и ни капли добра.
– Извини, мне надо работать.
– Да, конечно. Может быть мне уйти к себе?
– Лежи, Артем уже где-то рядом.
– Давайте я хотя бы уберу…
– Помолчи, пожалуйста, ты мне мешаешь, – сказал он и стал перебирать бумаги на своем столе.
Через несколько минут раздался стук в дверь, и я как преступник, застигнутый на месте преступления, подскочила с дивана, словно не так давно не лежала на полу в обмороке.
– Ты зачем встала, черт тебя побери? – сам подпрыгивая с места, возмутился Храмцов. – Войдите!
В кабинете показался Артем, и я выдохнула с облегчением. Оба в миг оказались около меня, потому что от резкого подъема у меня закружилась голова, и я едва не упала.
– Все хорошо, – освобождаясь от подхвативших меня рук, сказала я.
– Может, ее отнести на руках? – осторожно спросил Артем.
– Нет! – в голос ответили мы с Храмцовым, и, переглянувшись с Романом Викторовичем, я добавила: – Я сама пойду.
– Отвезешь ее на квартиру, – начал шеф, обращаясь к Артему, – вызовешь скорую и дождешься, когда она приедет. Потом сходишь в аптеку и купишь все, что назначит врач. Затем уедешь. А завтра приедешь к ней и проверишь, что она соблюдает режим и пьет лекарства. Ну и вообще, как себя чувствует.
– Понял.
– А могу я поехать домой? К себе?
– Нет, ты поедешь на квартиру.
– Но после скорой ко мне придет врач, как он меня найдет?
– Артем, надо чтобы врач нашел ее, ты понял?
– Да, Роман Викторович. Все сделаю.
Я хотела возразить, не желая обременять Артема моими проблемами, но спорить с Храмцовым было бесполезно. Его решения как правило не подвергались обсуждению. Но и подставить Артема, попросив его нарушить рекомендацию шефа, я не могла, и поэтому покорилась воле Храмцова.
– Роман Викторович, как только мне станет легче…
– Ты выйдешь, когда тебя выпишет врач. Мне здесь герои не нужны.
А кто же в это время будет работать за меня? Но я попросила себя не размышлять по этому поводу. Ответ и без того казался очевидным. Кудрявцева.
Я проспала практически сутки, лишь изредка поднимаясь с постели. В одно из таких пробуждений я обнаружила, что кто-то приготовил легкий супчик. Как оказалось, Артем. Не знаю, была ли это его инициатива или Храмцова, но воспротивиться этому у меня не получилось. Просто потому что спала. И я заставила себя поесть бульон, чтобы труды Шведова не оказались напрасными.
В другой раз приехала врач вместе с Артемом. Она осмотрела меня, подтвердила назначение лекарств, назначенных врачом скорой помощи, добавила витамины, и Артем ее увез.
Лекарства возымели должный эффект только утром второго дня моего пребывания на больничном – температура опустилась ниже тридцати восьми градусов и горло стало болеть меньше.
Пришедший ко мне в тот день ближе к вечеру Артем заметил перемены в моем самочувствии и искренне им порадовался. Я предложила ему чай, но он отказался, не желая меня обременять. Он зашел только чтобы убедиться, что я иду на поправку. Он не стал проходить, и я догадалась, какие рекомендации были им получены от Храмцова.
– Как там в офисе без меня? – спросила я его в пороге.
– Ты знаешь, я в самом офисе редко бываю.
– Артем, – улыбаясь, сказала я, – у нас не надо бывать в офисе, чтобы знать, что там происходит. Неужели никого никуда не возишь?
– Как-то не приходилось в эти дни.
– Шеф не передумал – не хочет, чтобы я поскорее вышла?
– Мне он ничего об этом не говорил. Думаю, он тверд в своем решении дать тебе выздороветь.
– И кто за меня, тоже не знаешь?
Мы скрестили взгляды, Артем выдержал паузу, а потом ответил:
– Нет. Но думаю, неделю он как-нибудь без тебя справится. И хватит уже думать о работе. Лучше отдыхай, и набирайся сил.
– Хорошо, спасибо, – опуская глаза, сказала я.
Вот до чего доводит недоверие к человеку – однажды он тоже перестает тебе доверять.
– Артем, – снова обращая на него взгляд, сказала я, – не обязательно ко мне приезжать каждый день. Завтра ты можешь просто позвонить и узнать, как я себя чувствую. А Роману Викторовичу отчитаться, что был у меня. Я ему ничего не скажу.
– Лера, ты обиделась что ли? Ну прости, да, я знаю, кто за тебя. Ты и сама это знаешь. Но только это ничего не значит. Она же работала раньше секретарем, кого он еще мог назначить на твое место? Она знает эту работу. Но говорят, он мечет гром и молнии. Она ни с чем не справляется. Ее тоже понять можно. Ее работу в кадрах никто не отменял.
– Спасибо за честность.
– Не думай ты об этом. Она для него ничто. Я же вижу, как он к ней относится. И как к тебе.
– Не надо, Артем. Я взрослая девочка, и все понимаю. Я не лучше и не хуже других, я одна из многих. И скоро кану в Лету.
– Мне кажется, с тобой все по-другому.
– Что это меняет? Он женат и разводиться не собирается, – и вдруг я набралась смелости и спросила Шведова: – Какая она, Артем?
– Кто?
– Его жена.
Глаза Артема забегали и мне показалось, он был не рад, что не ушел сразу, как только узнал о моем самочувствии. Он стал топтаться на месте и как будто бы подбирал слова.
– Обычная, – сказал он в конце концов.
– Что это значит? Она красивая?
– Ну… сложно сказать. На вкус и цвет, как известно, товарищей нет.
– Сколько ей лет?
– Точно не знаю. Но она старше его.
– Намного?
– Лет на восемь, максимум на десять.
– У них есть дети?
– Нет.
«Дети мне не нужны» – вспомнила я слова Храмцова. Детей нет, и он их не хочет. А она? Она уже не молода. Неужели ей не хочется детей? Или она не может? На чем тогда держится их брак?
– Почему он с ней? Он ее любит?
– Лера, я не знаю таких подробностей, – еще больше занервничал Артем. – Слушай, мне уже пора. Надо еще съездить в одно место. Завтра я заеду или позвоню. Посмотрю, как будет получаться. Ты выздоравливай.
И заторопился открыть замки.
– Артем, можно еще один вопрос? – Нехотя он согласился. – Кто такая Даша?
– Даша? Какая Даша?
– Я думала, ты мне скажешь. Была у него какая-нибудь Даша?
– Нет, не припомню. Почему ты спрашиваешь? Тебе кто-то о ней что-то рассказал?
– Нет. И не говори ему, что я спрашивала о жене и об этой Даше, хорошо?
– Хорошо. Я и не собирался. Ладно, я пойду. Отдыхай.
И Артем ушел.
А я поняла, что после всех вопросов так ничего для себя и не прояснила – ни почему Храмцов изменяет жене, ни кто такая Даша. И зачем мне надо все это знать, я тоже не понимала. Ведь мы все равно скоро расстанемся.
Когда Артем в следующий раз приехал ко мне, я чувствовала себя почти здоровой, и уговорила его пройти и пообедать вместе со мной. Он долго сомневался, стоит ли откликнуться на мою просьбу, но видимо действительно был голоден, и согласился.
Роман Викторович никогда не ужинал со мной, и мои кулинарные способности были им не оценены. И мне было приятно кого-то угостить своими блюдами. Пусть они не были столь изысканными как в ресторане, но несмотря на всю простоту, вкусными и ароматными.
Я подала Артему борщ, и с первой же ложки он похвалил меня. Моему счастью не было предела. Как давно были те времена, когда к нам в гости приходили друзья, и мы всей семьей готовили для них всякие блюда. И как хотелось вернуться к тем дням! Собрать такой же богатый стол и вести за ним дружеские беседы и смеяться, смеяться, смеяться. И чтобы никаких хлопот и забот!
Но может быть я просто была ребенком, и не знала о них? Но в таком случае мне бы хотелось, чтобы и у моих детей было такое детство, каким оно было у меня первые двенадцать лет. Счастливым и беззаботным. И никакие беды не постучались к ним в дом.
Мы немного поговорили о моих кулинарных способностях, а потом переключились на аромалампу, которую Артем заметил на прикроватной тумбе. Я рассказала ему, что пока опробовала только аромат жасмина, который мне понравился и вдохновил на творчество.
Он поинтересовался, каким творчеством я увлекаюсь, и я призналась, что рисую. Не профессионально, но стремлюсь к этому. После таких заявлений я не могла не показать ему своих творений, и он с удивлением их рассматривал. Он не ожидал во мне этих талантов, и был весьма поражен моими навыками. Особенно его впечатлил портрет Романа Викторовича. Шведов не разбирался в живописи и на его неквалифицированный взгляд рисунок был очень близок к оригиналу.
– Он видел его?
– Нет.
– Почему?
– «Нам не надо ничего друг о друге знать». Кажется, так звучали его слова. Поэтому я не стремлюсь чем-то его поразить. Уже того, что он узнал о моих навыках владения французским языком, мне хватило на жизнь вперед.
– Лера…
– Не надо, Артем. Я надеюсь, ты ничего ему не скажешь.
– Конечно, если ты хочешь это скрыть, от меня он ничего не узнает. Но мне, кажется, ему бы понравилось.
– Мы об этом никогда не узнаем.
– А можешь нарисовать меня? Не сейчас. Когда-нибудь в другой раз.
– Хорошо. Я попробую.
После этого мы вернулись к обеду, и на второе я подала мясо с овощами.
– Артем, могу я попросить тебя об одной услуге?
– Конечно, о какой?
– Мне нужно купить брату одежду. Он такой же комплекции как ты, и я хотела попросить тебя поехать со мной в торговый центр и примерить то, что я для него выберу. И может быть ты что-то мне посоветуешь, потому что я не сильна в том, что носят современные мужчины в свободное от работы время.
– А почему ты не сделаешь это вместе с братом?
Я знала, что такой вопрос последует и понимала, что если прошу об этом Артема, то должна открыться ему. И в общем-то была к этому готова. Артем не раз доказал, что мне друг и кроме него никто не узнает доверенную ему информацию.
– Он не может. Он сейчас проходит курс лечения в частной клинике.
– Это с ногой связано?
– Нет. Ногу мы будем лечить в ближайшем будущем. А сейчас он находится в наркологической клинике. Мой брат наркоман, – я тряхнула головой и поправилась: – Был наркоманом.
Я не моргая смотрела на него и ждала его реакции. Он прожевал кусок мяса и серьезно так спросил:
– В какой клинике он лечится?
Я сказала ему название и адрес, и он с видом знатока кивнул.
– Я знаю эту клинику. Мой друг там лечился. Тоже от наркозависимости.
– Правда? – оживилась я. – Давно? Как результат?
– Еще года три назад. Очень эффективно. Он окончательно завязал с наркотиками, женился, и сейчас у него растет маленькая дочка.
– Здорово! – сказала я, а у самой проступили слезы, будто я знала его друга и порадовалась его излечению от неизлечимого недуга.
Но слова Артема действительно порадовали меня. Разве не являются они лучшим доказательством того, что лечение действует?
– Дорого? – спросил Артем.
– Да. Но результат того стоит.
– Конечно. Ты взяла деньги у шефа?
– Да, только он не знает, для чего.
– Почему?
– Что – почему? – не поняла я.
– Почему ты не сказала ему правду. Думаешь, он бы не помог?
– Думаю, нет. Он считает, что бывших алкоголиков, наркоманов и зэков не бывает.
– Тогда на что он дал тебе деньги?
Артем отрезал ножом кусочек мяса и замер с ним, ожидая моего ответа.
– На ремонт в квартире. Нас затопило, и нужно было все менять.
– А как тогда сам ремонт, если деньги пошли на лечение?
– Немного денег осталось. Я его сделала.
– Сама? – удивился Шведов.
– По большому счету, да. Только полы мне помогли.
На несколько секунд мы замолчали, поглощая мясо, которое получилось очень мягким и сочным, и прямо таяло во рту.
– Так ты с ним из-за этого? – Мне показалось, этот вопрос дался Артему нелегко.
– Да, Артем. Осуждаешь?
– Нет. Как я могу?
– Ты поможешь мне?
– Выбрать одежду? Конечно.
– Спасибо. Может тогда завтра? Роман Викторович на выходных никогда не приезжает, и мое отсутствие не будет обнаружено.
– А ты точно себя нормально чувствуешь?
– Да, в понедельник мне на прием к врачу, думаю, меня выпишут.
– Это хорошо. Роман Викторович с нетерпением ждет твоего возвращения.
– Это он сказал? – уточнила я.
– Да.
– Наверняка он имел в виду, что кто-то должен разгрести всю ту кучу бумаг, с которой не справилась Кудрявцева.
– Думаю, не только поэтому.
– Ты как всегда заступаешься за него, – усмехнулась я. – Мне кажется, даже Олег Валентинович так не радеет за него, как ты.
– Олег Валентинович, это другое. Это друг детства.
– Ты что-то знаешь об этом? Об их детстве. Как они сдружились? Мне кажется они такие разные.
– Они вместе были в детском доме.
– Что?! – удивилась я. – Роман Викторович был в детском доме?
Артем замолчал, и я подумала, он размышлял над тем, может ли раскрывать чужие секреты. И поняла его сомнения.
– Прости, Артем. Я не должна тебя спрашивать. Это немножко некрасиво. Если не хочешь – не отвечай, я пойму.
– Да в общем-то об этом все знают.
– Я всегда стояла особняком от остальных в компании, и как-то эта информация до меня не дошла. Обычно посплетничать приходят со свежими новостями.
Я больше не задавала вопросов, хотя их образовалась целая вереница, и ждала, что, если какие-то сведения о Храмцове являются общедоступными, Артем сам о них расскажет.
– Он остался сиротой в шесть лет, – поделился Шведов. – Его мама умерла от рака совсем молодой, а отца он никогда не видел. Были какие-то родственники, но они не захотели его взять на воспитание, и так он оказался в детском доме.
– Это ужасно. Как же так?
– Так бывает.
– Да, – печально сказала я. – А ведь нас с Жераром ждала такая же участь, если бы не бабушка.
– Вам повезло. Но как видишь, судьба его не сломила.
– Удивительно, – протянула я. – Он вырос в детском доме и достиг таких высот… Я думала, так бывает только в кино.
– Теперь ты переменила о нем свое мнение?
Я улыбнулась. А потом меня осенила догадка, и я поспешила поделиться ею с Артемом:
– Он поэтому помогает тебе с мамой? Потому что сам когда-то потерял свою?
– Да. Когда он узнал от меня о болезни моей мамы и выразил желание помочь, я был удивлен его щедростью и не понимал, откуда это рвение. На что он мне сказал, что всё бы отдал, чтобы кто-то давным-давно спас его мать или хотя бы продлил ее жизнь, и он бы прожил с ней дольше. И лучше ее запомнил. Я, конечно, не маленький мальчик и твердо стою на ногах, но даже в двадцать пять лет тяжело терять близкого человека.
– Разумеется, Артем, – я протянула руку к нему и пожала его запястье. – Спасибо, что рассказал.
– Всегда пожалуйста, – и он как-то странно покосился на мою руку, отчего мне сразу захотелось ее убрать. – Спасибо за обед. Но думаю, мне пора. Завтра заеду… в десять? В одиннадцать?
– Давай в десять.
– Хорошо. Тогда до завтра.