Кто такая Даша?

Глава шестая

Очнулась я от воды, которую мне выплеснули в лицо. От неожиданности я втянула носом воздух и несколько капель оказалось в моем рту. Боже, как же хочется пить!

Я снова сижу на стуле, который Аксенов поднял на ножки. Голову саднит, и лицо распухло. Он стоит передо мной с грязным пустым ведром.

– Выспалась? Не вздумай сдохнуть раньше времени.

Я хочу пить! – промычала я Аксенову.

– Ты тоже рада меня видеть?

Я отрицательно помотала головой и ощутила боль с правой стороны. Должно быть расшибла голову. Почему я не умерла? Что еще придумает этот псих прежде, чем я испущу дух?

– Нет, не рада? Боюсь, что я единственный, кого тебе придется видеть в ближайшее время, поэтому привыкай.

Он снова сел напротив меня на стул. Его нос распух от моего удара и наряду с синяками обезобразил его и без того омерзительную физиономию. От моего удара по его носу, он покраснел, и распух не меньше моих щек. И хотя бы это радовало. Пусть знает, что даже связанная я буду стоять за себя до последнего.

Я снова промычала, показывая глазами на рот.

– Что-то хочешь мне сказать?

Я энергично закивала головой.

– Снова будешь орать?

Отрицательное движение из стороны в сторону.

– Если обманешь, убью.

Нет, не обману.

Он снял скотч.

– Я пить хочу. Дайте, пожалуйста, воды.

– Воды? А вина тебе не подать?

– Нет, только воды.

Он встал, прошел до стола, достал из пакета бутылку и подошел ко мне.

– А может ты и права, – коварно улыбаясь, сказал Аксенов. – Попей. Хорошо попей. А как захочешь, снова попроси. Два раза глазами хлопни, что ты хочешь пить. Хорошо?

– Да.

Он вложил бутылку в мой рот, и я, думая, что он решит надо мной поиздеваться и даст лишь чуть-чуть пригубить воды, жадно набросилась на бутылку и стала пить быстрыми глотками. Но мои опасения оказались напрасными, и он позволил мне выпить столько, сколько я пожелала.

После этого он поставил бутылку около моих ног и уставился на мое лицо.

– Твою фотографию ему отправить, что ли? Пусть посмотрит, какой ты красавицей стала.

И он рассмеялся. Словно сказал что-то смешное. Псих!

– Олег Валентинович, чего вы хотите? Чего добиваетесь?

– Я еще не придумал. Пусть пока помучается, поищет тебя. Будет ведь искать?

– Будет. Я думаю, уже ищет.

– Вот и посмотрим, как ты ему нужна.

И он снова рассмеялся. Какой же противный у него смех! Как в одном человеке может уживаться столько всего мерзкого?

– Хочешь еще пить?

– Пока нет.

– Нет, ты хочешь.

И он поднес бутылку к моим губам.

– Пей до дня, пей до дна, пей до дна.

Он стал лить слишком сильно, и я увернулась от бутылки.

– Я больше не хочу.

– Ладно, попозже еще дам.

Что он задумал? Откуда такая доброта?

– Олег Валентинович, вам нужны деньги?

– Деньги? Какие деньги?

– Евро. У моего брата есть деньги. Много денег. Он может хорошо вам заплатить за меня.

Аксенов выпятил нижнюю губу и от этого стал еще страшнее.

– Сколько?

– Сколько скажете.

– Хм, я подумаю.

– Только имейте в виду, что, если вы меня тронете, мой брат вас точно убьет.

– Напугать меня хочешь?

– Нет, предупредить. Он моего бывшего мужа чуть не убил, когда тот мне изменил. А тут похуже история будет.

– Пусть твой брат меня сначала найдет.

– Отпустите меня. Зачем вам проблемы с законом? Я никому не скажу, что вы меня украли.

– Что-то ты сильно болтливая стала. Пора тебе рот заткнуть.

– Нет, пожалуйста, не надо!

Но Аксенов уже прошел до стола, оторвал новый кусок скотча и вернулся с ним ко мне. Я попыталась сопротивляться, но у меня ничего не вышло.

– Так-то лучше. А кстати, на чем мы остановились до того, как тебя вырубило?

Ох, нет, только не это.

– Вспомнил. Только как нам это сделать-то? – и он оглядел низ моего тела, привязанный к стулу. – Тебя развяжи, ты ведь брыкаться начнешь.

Он встал на ноги, обошел вокруг меня. Я со страхом наблюдала за ним, не зная, чего от него можно ожидать.

– На тебя как не гляди, везде дохлая. Ты жрешь хоть чего-нибудь? Мать твою, даже трахать тебя не хочется.

Он вернулся на стул и неожиданно резко разорвал мою майку.

– Придумал, отрежу ему твою грудь и отправлю по почте. Где-то у меня тут ножичек был.

Ромочка, милый, где же ты? Найди меня скорее. Сколько я уже здесь? Час? Два? Еще не темнеет, но солнце уже ниже. Часов шесть? Семь? Ты наверняка уже приезжал. И знаешь, кто меня похитил. Спаси меня, пожалуйста.

Аксенов отошел к столу и вернулся со складным ножом. Он поднес его к моей груди, и я перестала дышать, боясь, что от моего дыхание лезвие плотнее прильнет к ней, и возникнет рана. Я зажмурила глаза и еще активнее стала призывать Храмцова найти меня.

– А может ему твое сердце вырезать? Хотя нет, ты же тогда сдохнешь. О, придумал, давай палец отрежу. Правый безымянный. Чтобы кольцо некуда было надеть.

В этот момент снаружи послышались какие-то звуки, словно сюда ехала машина, и я как полоумная стала мычать.

– Молчи, сука! – тыкая мне ножом в горло, прошипел Аксенов. – Я сейчас схожу, посмотрю, кто к нам пожаловал, а ты сиди тихо. Если будешь мычать, я Ромычу целый обед из твоих органов приготовлю. Ты поняла?

Я моргнула. И Аксенов ушел.

А я по-быстрому допрыгала до стекла и рухнула на пол около него. Было больно, но я об этом не думала. Главное, скорее освободить руки.

Я аккуратно нащупала стекло, взяла небольшой осколок пальцами и попыталась направить лезвием к веревке. Стекло не дотягивалось до нее, и мне пришлось перехватить его пониже. Но оно соскользнуло, упало на пол и по звуку, мне показалось, что разбилось. Черт!

Я стала нащупывать другой осколок. Нашла побольше. Держать его связанными руками было неудобно, но я все же постаралась поелозить им по веревке. Пальцы резались о края, но я терпела.

Между тем не переставала прислушиваться, что происходит на улице. Слышала голос Аксенова и еще какого-то мужчины, но не могла разобрать, о чем они говорили. А потом голоса стихли, и машина поехала. О нет, неужели эти люди уезжают? Подождите, помогите мне! Но моего мычания никто не услышал.

Я стала пилить веревку быстрее, и она как будто бы стала разрываться, но вошел Аксенов, и я поняла, что это конец.

Он бросился ко мне. Поднял мой стул, стекло выпало из моих рук, и он со злости снова ударил меня по лицу. Ах, божечки, как же больно! Я взвыла, стул покачнулся, но Аксенов его удержал и не дал упасть.

– Ах, ты падла! Сбежать хотела?

Он подошел ко мне сзади и проверил веревки.

– Вот сволочь, надпилила. Хорошо, я сейчас другую принесу и замотаю крепче.

Он вернулся быстро. Перемотал мне руки, да так крепко, что я едва могла ими пошевелить.

– Надо бы здесь стекло прибрать, – заговорил Аксенов спокойным тоном, словно еще несколько минут назад не был в гневе и не бил меня. – Так и порезаться можно. Вон как себе руки поранила. Воду будешь?

Я отрицательно покачала головой. Мне захотелось в туалет, и усугублять свое положение я не собиралась. Но это был риторический вопрос. Он оторвал скотч и стал вливать в меня воду. Я покорно пила, пока не стала захлебываться.

– Вот и умница. В туалет хочешь?

– Да.

– Ссы под себя.

– Что? Дайте мне нормально сходить.

– Под себя, я сказал! Пусть найдет тебя опухшую, голую и воняющую мочой. Посмотрим, насколько его любви хватит.

– Пожалуйста, прошу вас…

Но Аксенов снова заклеил мне рот скотчем и пошел прибирать стекло. Он нашел палку, разломил ее на две части, но не до конца и стал ею сгребать стекла в одну кучу.

Мое желание помочиться становилось сильнее, и терпеть уже не было сил. Но я все надеялась и ждала, что появится Рома, и этот ужас закончится.

Но никаких посторонних звуков не слышалось, и меня охватила паника. А что если меня никто не ищет? Что если Рома до сих пор не приезжал ко мне? И не приедет. И тогда меня хватятся только завтра, в рабочий день. И когда станут искать, уже пройдет много времени. Что же будет со мной к тому моменту? Буду ли я жива?

Мамочка, милая мамочка, спаси меня, направь Рому по верному пути, пусть он меня найдет. Сегодня, сейчас. Пожалуйста.

Аксенов убрал все стекло и вернулся в комнату.

Я замычала с новой силой, умоляя его отлепить мне рот.

– Воды хочешь?

Я отрицательно замотала головой.

– А я думаю хочешь.

И он, отлепив скотч, снова влил в меня воду. Инстинктивно жидкость полилась и снизу. И этот поток было невозможно остановить. Я закрыла глаза и заплакала, сотрясая грудью. Я думала, он унизил меня вчера, но то было ничто по сравнение с тем, что я испытывала сейчас.

– Фу, Данилова, как отвратительно. Я, пожалуй, отойду подальше. Пойду поем на свежем воздухе, а ты не дури. Я буду этажом ниже, начнешь прыгать, я услышу. И тогда, наверное, придется тебя бить уже не по лицу. Может по животу?

Он взял новый кусок скотча, наклеил его мне на рот и ушел.

Я чувствовала слабость во всем теле, и жутко болела голова. Видимо, я хорошо ударилась ею во время падения. Но я не позволила себе расслабиться. Надо искать выход, надо себя спасать.

Я еще раз оглядела помещение. Стекла оставались на окнах, но бить их головой было неоправданно опасно; были покореженные столы с острыми краями, но насколько быстро можно ими распилить веревку? Дверной проем? До него далеко добираться, но он с отбитым слоем штукатурки до кирпича и шансов разрезать им веревку больше. Что еще есть? Всякие пластиковые ведра, обломки кирпичей, цементные глыбы. Все это в одной куче, куда все сгреб Аксенов. И там же, где и выход. Как туда тихо добраться? Может ползком? Но подо мной ведь не паркет. Подо мной бетон, и как можно по нему передвигаться с голыми плечами привязанной к стулу представить сложно. Еще и тихо.

И в конце концов я решаюсь аккуратными передвижениями ног и стула елозить по полу, чтобы добраться до выхода. Но выходит шумно. И я каждый раз останавливаюсь, чтобы убедиться, что Аксенов не возвращается на издаваемый звук. А как стучит мое сердце! Я даже путаю его стук с тем, что издается под ногами. Но упорно двигаюсь вперед. Медленно, долго; со страхом, что Аксенов вернется раньше, чем я доберусь хоть до какой-нибудь острой детали.

И вот, когда я нахожусь всего в двух шагах от выхода, появляется он, и сердце мое обрывается. Нет, нет, нет! Пожалуйста, нет! Но он не ударяет меня, как обещал, а нажатием на рукоять выбрасывает нож и, приставляя его к моему горлу, второй рукой оттаскивает меня вместе со стулом подальше от выхода. Я истошно мычу и жду, что он убьет меня, когда остановится.

Но он замирает посередине комнаты и, сильнее прикладывая ко мне лезвие, орет во все горло прямо около моего уха:

– Ромыч! Выходи, где ты? Иди сюда, посмотри на свою шлюху. Нужна она тебе такая?

В этот момент во мне блокируются все страхи, и я, понимая, что Рома где-то близко, начинаю мычать еще громче.

– Заткнись, сука!

И вот я вижу его, и невольно слезы подступают к глазам. Он здесь! Он пришел за мной! Он спасет меня!

На Храмцове джинсы и футболка. Он развел руки в стороны и вошел в комнату. В его глазах и ужас, и ненависть одновременно, и я зажмурила глаза, сгорая со стыда, что предстала перед ним в таком виде. С разбитым лицом, разодранной майкой и с запахом собственных отходов.

– Да вы идеальная парочка, – сказал Аксенов, ухмыляясь, – только тебе, Ромыч, фингала еще под вторым глазом не хватает. Но это я быстро исправлю. Нравится тебе твоя девка?

– Отпусти ее, Олег! Я пришел, возьми меня. Зачем она тебе? Ты уже и так к ней приложился. Давай поговорим по-мужски. Ты и я. На равных.

– Ты один? Или твой верный пес Шведов с тобой?

– Ты же видишь, я один. Отпусти ее!

– Стой, где стоишь. Еще один шаг, и я перережу ей глотку.

– Хорошо, хорошо, я стою. Чего ты хочешь, Олег?

– Я хочу, чтобы она уехала и никогда не возвращалась.

– Отлично. Она уедет, дальше что?

– А дальше все будет как раньше. Ты и я, вместе. Всегда и везде.

– Олег, я никогда не отказывался от нашей дружбы. В чем проблема?

– Она, она – проблема. Ты слишком много времени проводишь с ней. Ты перестал ходить со мной по клубам. Она лишняя.

Я открыла глаза и посмотрела на Храмцова. Он стоял в пяти шагах от нас. Его ноздри вздувались, желваки играли на скулах, и я догадывалась, о чем были его мысли. Он еле сдерживался, чтобы не рвануть с места и не размазать Аксенова по стене. И только нож около моего горла его останавливал.

– Хорошо, Олег. Она уедет и все станет, как и прежде. Отпусти ее.

– Ты думаешь, я идиот, да? Ты ведь не один пришел, и стоит мне ее отпустить, как мне всадят пулю в лоб. Ты думаешь, я не вижу этого чертового снайпера, который целится в меня?

– Олег, я один.

– Не верю. Ты подонок, Храмцов, я на тебя жизнь положил, а ты меня на бабу променял! Да она же шлюха, как твоя Дашка! Ты думал, ты ей нужен, а она уехала к своему французу и трахалась с ним до седьмого пота. Да, Данилова, трахалась же?! Расскажи нам во всех подробностях, так же хороши «лягушатники», как русские, а?

– Олег! Перестань! Отпусти ее.

– Или что? Что ты сделаешь, Ромыч? Выбьешь мне еще один зуб? Только через ее труп.

И он прижал лезвие ножа ко мне так близко, что оно меня прорезало и по коже побежала струйка крови. Я снова замычала. И в этот момент мое лицо окропляют какие-то капли, и тело за моей спиной отпускает меня и падает. Я с ужасом оглядываюсь и вижу, что Аксенов лежит на полу с простреленной головой.

А ко мне подбегает Храмцов и быстро срывает скотч с моих губ.

– Все хорошо, любимая. Он мертв, он больше не причинит тебе боли.

А в глазах у него слезы.

И вдруг меня начинает бить дрожь, и я теряю сознание.

Пришла в себя я в машине. Мы ехали по трассе в сторону города. Во всяком случае дорожные указатели известили меня именно об этом. Все окна были открыты, и сквозняк приятно обдувал со всех сторон. Мое тело было окутано какой-то простыней, а под ней я не чувствовала никакой одежды. Моя голова покоилась на плече Храмцова. Он обнимал меня одной рукой, а второй держал за кисть. Она была перемотана бинтом. И вторая ладонь тоже. За рулем Артем.

Я подняла руку к голове. И ее мне тоже перебинтовали.

Мужчины заметили мои движения, и устремили на меня взгляды.

– Ты как? – спросил Рома.

– Как будто меня побили.

Он прижал меня к себе сильнее, поцеловал в лоб, и я втянула воздух ртом. От боли.

– Прости, тебе больно? – и он ослабил объятья.

– Я упала на это плечо, – сказала я дрогнувшим голосом. – Я хотела разрезать веревки стеклом, которое было на полу.

– Тсс, все хорошо. Все позади. Он мертв и больше не сможет причинить тебе вред.

– Я знала, что ты меня найдешь.

– Да, я тоже это знал. Только боялся опоздать.

– Как вы нашли меня?

– Давай поговорим потом.

– Нет, лучше сейчас, а потом забыть об этом навсегда.

Рома снова поцеловал меня в лоб.

– Хорошо.

И он стал рассказывать, как приехал ко мне домой. Около подъезда его встретила полиция, которая проверяла всех, кто входил и выходил из дома. Когда он спросил, что произошло, ему ответили, что убили консьержку. Потом его расспросили, кто он, из какой квартиры, и с какой целью явился, и он ответил, что приехал к своей девушке, которая живет на верхнем этаже в двухуровневой квартире, она забыла у него свою сумку, и он ее привез. Он назвал мое имя, и, сверив список жильцов, его пропустили.

Рома звонил несколько раз в дверь, но никто не открывал. Он позвонил на телефон, ответа тоже не последовало. И только потом он вспомнил, что у него в сумке есть ключи от квартиры, и он вошел. Он сразу заметил на тумбе в коридоре мой телефон, и сначала решил, что я дома. Об этом же ему указало мясо на разделочной доске на кухонной столешнице. Он поднялся на второй этаж. Но, не обнаружив меня ни в спальне, ни в ванной, снова спустился вниз.

– И тогда я понял, что что-то не то. Ты не могла уйти без телефона, как бы ты попала домой? И мясо… Разве бы ты оставила его на открытом воздухе? Без холода. Я спустился вниз и подошел к полицейскому, назвал себя и спросил, можно ли посмотреть записи с камер видеонаблюдения в доме. Я сказал, что ты пропала, и мне надо увидеть, когда ты ушла. И может быть, с кем. И тогда полицейский мне сказал, что записей нет, так как кто-то проник в серверную и выкрал жесткий диск, на котором они хранились. И добавил, что сделать это мог только профессионал. И вот тут я понял, кто это был.

Олег хорошо разбирался в камерах, это же его работа. После этого я стал искать, где еще в округе есть камеры, и обнаружил их в соседнем доме. На них я увидел машину Олега, и все сомнения отпали. Потом я вызвал Артема и попросил содействия полиции. Я сказал, что знаю, кто убил консьержку, и если они помогут найти тебя, то они найдут и убийцу. Ты не представляешь, как много камер мы пересмотрели за следующие два часа. В городе тысячи белых машин и найти среди них нужную, это как искать иголку в стоге сена.

– Лера, если бы не Роман Викторович, наша полиция искала бы тебя еще несколько дней, – вставил свое слово Артем.

– Да и я, мне кажется, копошился. Я был весь на взводе, постоянно орал на них. В моем воображении разыгрывалась одна сцена ужаснее другой, и я боялся не успеть и… он что-нибудь с тобой сделает…

Он снова прикоснулся к моему лбу и задержал на нем губы. Невольно я подняла голову, чтобы посмотреть, с чем это связано. В его глазах блестели слезы.

– Все хорошо. Он… не тронул меня.

Рома осторожно провел ладонью по моему лицу, и я вспомнила, что оно должно быть сильно распухло. И опустила голову.

– Прости, у меня не самый лучший вид.

– Прости?! Да это я должен просить у тебя прощения. За то, что вчера не добил его и позволил всему этому случиться. Мерзавец!

– Он уже за все ответил, – напомнила я и вернулась к его рассказу: – И как же вы его вычислили среди тысячи машин?

– Пересмотрев сотни камер последняя, на которой мы его увидели, вела за город. Я стал думать, куда он мог поехать, и вспомнил о том здании. Как-то мы хотели его выкупить и перестроить, но, проведя все обследования пришли к заключению, что выйдет нерентабельно и больше потеряем, чем приобретем, и отказались от него. Но Олег тогда сильно хотел его купить. Говорил, столько денег можно на нем отмыть. Но я не сторонник таких сделок, и закрыл эту тему.

Мы уже въехали в город. Стало темнеть, и зажигались фонари.

– Куда мы едем?

– В больницу.

– Зачем?

– Тебя надо обследовать. Ты ударила голову, и у тебя отеки на лице.

– Я не хочу в больницу. Я хочу домой.

– Лера, надо, чтобы врачи посмотрели твою голову. Я буду рядом и никуда не уеду.

– Хорошо, но я там не останусь.

– Договорились.

– Что это за простыня? – указывая на свое одеяние, спросила я.

– Это дали полицейские. Твою одежду мы выбросили.

Я плотнее прижалась к Храмцову. Воспоминания об одежде вызвали во мне стыд и смущение, и мне захотелось объясниться. Тем более что я до сих пор чувствовала от себя запах.

– Он заставлял меня пить воду… И не позволил… сходить в туалет…

– Ублюдок! – сорвалось у Артема. – Я бы сам его с удовольствием прикончил.

– Встань в очередь.

В больнице мне сделали снимок головы, обработали рану. Врач настаивал, чтобы я провела у них несколько дней, но я отказалась. Тогда мне назначили лекарства, сказали, как обрабатывать голову и лицо, и отпустили домой под расписку об отказе от госпитализации.

Домой мы вернулись к полуночи. Я захотела принять ванну, и Рома сам приготовил ее для меня. Он добавил пену и морскую соль, и я с удовольствием погрузилась в воду. Было так приятно смыть с себя всю грязь, которой пропиталось мое тело, и вместе с тем смыть прикосновения рук Аксенова и все воспоминания, с ним связанные.

Храмцов сел рядом с ванной и взял меня за руку. Бинты пришлось развязать, и от воды раны пощипывали. Но это было приятное ощущение. Значит, я жива и могу чувствовать.

– Рома, я должна тебе кое-что сказать. Я не стала говорить этого при Артеме… Это касается Даши.

– Что?

– Это рассказал мне Аксенов. Те фотографии, на которых она с другими мужчинами, прислал он.

Он нахмурился, но не выразил удивления на лице.

– У меня возникали такие мысли, – сказал он. – Но я упорно их от себя гнал. Как и все, что с ним связано. И едва не поплатился самым дорогим, что у меня есть.

И он поцеловал мою тыльную сторону ладони, а потом перевернул ее и поцеловал мои раны. После чего поднял на меня глаза и спокойно спросил:

– Он спал с ней?

– Да.

Рома скривил губы.

– И это я тоже подозревал. Уже когда она умерла, – он глубоко вздохнул: – Он говорил что-то еще?

Я набрала в легкие побольше воздуха и выдохнула:

– Он обрезал провода в ее машине. Он думал, она будет одна.

А это известие стало для него неожиданным. На его лице появилась немая маска, словно он вернулся на пятнадцать лет назад, и прокрутил всю картинку произошедшего перед глазами.

– Значит, Маша пострадала из-за него… – сказал он после затяжной паузы. – И это не был несчастный случай… А я так себя винил. Места себе не находил. Я еще потому согласился на ней жениться, когда она заговорила о браке, что чувствовал свою вину. Думал, если я откажусь, как же она останется одна? Будет ощущать себя одинокой, ущербной и никому не нужной. А это он все подстроил. Вот урод.

Он сказал это спокойно, безэмоционально, как человек, который морально истощен и подавлен. Но что на самом деле скрывалось за видимым спокойствием?

– Тебе надо сказать об этом Марии Павловне, – предложила я.

– Зачем?

– Чтобы она знала, что ты не виноват.

– Она никогда не держала за ту аварию на меня зла.

Это был удобный случай, чтобы спросить его об их разговоре, и чем он закончился, но я не хотела услышать ответ, который бы развел нас, из-за которого ему пришлось бы уйти, и я промолчала. Сегодня он был мне нужен, и я не хотела, чтобы он уходил.

– Но, наверное, ты права, она должна знать.

Я испугалась, что он все-таки заговорит о том, как съездил к жене, и я узнаю об одном из тех условий, которые она выдвинула ему в моем воображении, и чтобы этого не случилось, опередила его своим вопросом:

– Ты останешься сегодня со мной?

– Конечно. И завтра тоже буду рядом. Прослежу за тем, как ты выполняешь поручения врачей.

– Разве у тебя эту миссию выполняет не Артем? – усмехнулась я, но смеяться было больно, и я поспешила принять серьезное выражение лица.

– О нет, я помню, чем это закончилось в последний раз.

– Хм, а мне кажется тогда все закончилось чудесно. Ты меня впервые поцеловал.

– Это да, но до меня тебя целовал мой брат, и это не самое приятное зрелище для такого ревнивца как я.

– Когда ты ему скажешь, что он твой брат?

– А надо?

– Конечно. Он любит тебя. И я точно знаю, что эта новость его обрадует.

– Я подумаю над этим, – сказал Рома. – Не торопи меня.

– Хорошо. Только я хочу это видеть.

– Обещаю, мы скажем ему об этом вместе.

Следующую неделю Храмцов провел со мной и не отходил от меня ни на шаг. Он не сообщал о результатах своей встречи с женой, и в свете этих событий я все чаще спрашивала себя, а был ли разговор с Марией Павловной о разводе вообще? Может он не смог заговорить с ней об этом? Или передумал? Но тогда как он объяснял ей свое отсутствие дома? Что он в командировке?

Но я не спрашивала. Я боялась услышать ответ.

Он ночевал у меня, но первые два дня между нами ничего не было. Он просто лежал рядом всю ночь и в этом было столько любви, понимания и заботы, что мне ничего другого и не надо было.

А на третью ночь Рома разбудил меня, когда я металась в страшном сне, где снова была пленницей Аксенова, и, боясь уснуть и вновь оказаться в заброшенной здании, я прильнула к нему и попросила себя поцеловать. Он откликнулся, и магическое касание его губ разожгло огонь желания в наших телах, и мы занялись любовью. Все страхи отступили, и, когда все закончилось, я уснула сладким сном.

В понедельник я, оставаясь дома, созвала всех своих девочек на видеоконференцию, и прежде чем включить камеру, предупредила, что вид у меня не самый представительный и просила их не пугаться.

Но, конечно, они напугались. Мне пришлось рассказать им, что я нарвалась на какого-то психа, который избил меня, но он уже наказан, и мне больше ничто не угрожает. После этого я провела планерку, распределила между девочками свои объекты, на которых нужно было осуществлять авторский надзор, отменила все новые встречи и назначила Эльвиру за главную.

Девочки порывались приехать и что-нибудь мне привезти: фрукты, лекарства, биту, чтобы отбиваться от всяких психов, но я угомонила их, известив о том, что за мной есть кому ухаживать, и я нахожусь под круглосуточным контролем. Это вызвало очередной переполох в женских рядах, и Храмцов, сидевший по другую сторону от ноутбука, не выдержал и показался на экране. Он подтвердил, что я в надежных руках и за меня беспокоиться не нужно.

– О, Роман Викторович, – протянула Кира, недвусмысленно улыбаясь, – вы тоже нарвались на того же психа, что и Лера? Что с вашим лицом?

– Да, – подтвердил Храмцов, – псих был тот же.

– Вы его победили?

– Да, иначе был бы я здесь?

Больше девочки ничего не спрашивали и, смущенно переглядываясь между собой, поспешили с нами распрощаться. Но я живо представила, сколько эмоций они выплеснули между собой, когда я отключилась. И я знала, о чем будет первый вопрос Киры, когда я выйду на работу. Вот только самой бы знать на него ответ.

Храмцов тоже не ходил на работу. Взял отпуск. Но все равно постоянно был на телефоне и решал рабочие вопросы вне офиса.

А по утрам я имела удовольствие наблюдать, как он качал пресс, отжимался от пола или тягал гирю, которую ему привез Артем. Я садилась на верхние ступеньки лестницы и, поглядывая на портреты своих родных, как бы спрашивала их: «Ну как вам мой выбор?», и воображала, как мама улыбалась в ответ и согласно кивала головой.

Через неделю наши синяки стали почти незаметны, и я смогла прикрыть их остатки тональным кремом. Головная боль прошла, и я собиралась вернуться к нормальной жизни.

Правда, врачи рекомендовали в ближайшее время сильно не усердствовать и позволять себе больше отдыхать. И, разумеется, приглядеть за этим было кому.

И поэтому нет ничего удивительного, что мы готовили воскресный ужин с Ромой вдвоем. Это были фаршированные перцы. Он сам накрутил фарш, а я почистила перец. И в момент, когда мы заканчивали начинять овощи фаршем, у Ромы зазвонил телефон. Мобильный лежал рядом, и я увидела, что звонит Мария Павловна. Ее первый звонок за всю неделю. Или я остальные пропустила?

Рома протер руки полотенцем и отошел с телефоном к дивану.

– Да, Маша… Да, с ней уже все хорошо. Завтра рвется на работу… Маша, зачем это? Давай решим все сами… Хорошо, хорошо, я поговорю с ней и скажу тебе дату и время… Как ты там?.. Замечательно. Тогда до встречи.

Я перестала прислушиваться и принялась энергичнее набивать перцы фаршем. Я выставила последний в глубокий казан, обернулась к Роме и как бы между прочим спросила:

– Как Мария Павловна поживает?

– Ее всю неделю навещали друзья, – ответил он, проходя к барной стойке. – Всем понравился участок, и, говорят, отдыхать на нем одно удовольствие.

– Здорово.

Я вернулась к казану, залила его подготовленным подливом, и включила плиту. Затем стала убирать всю грязную посуду в раковину и протирать столешницу. В моих движениях чувствовалась нервозность, за которой скрывался страх услышать слова, способные перевернуть мою дальнейшую жизнь. И так как до сих пор они не были произнесены, я подозревала, что вердикт будет вынесен не в мою пользу.

Храмцов безмолвно наблюдал за моими действиями, и когда я принялась мыть посуду, не выдержал и заговорил о том, что меня так тревожило:

– Лера, а почему ты меня не спросишь, как прошел мой разговор с Машей неделю назад?

– Я думала, ты сам скажешь… Если он состоялся.

– Состоялся. Но я не стал тебе говорить, потому что ждал, когда ты придешь в себя после истории с Аксеновым.

– Она отказалась? – чуть ли не замирая, спросила я.

– Нет.

– Согласилась?

– Нет.

Я недоуменно повернула к нему голову.

– Тогда что?

– Прежде, чем мне дать ответ, она хочет поговорить с тобой.

– Зачем?

– Я не знаю.

Я отвернулась к раковине.

– Я не поеду туда. Хватит с меня стрессов.

– Лера, перестань. Я переживал, что Маша как-то бурно отреагирует на мое заявление развестись, но она приняла все спокойно. Я не думаю, что она готовит тебе какую-то подлость. Она не такая.

– Рома, я не могу. Мне стыдно.

Он подошел ко мне и обнял.

– Любовь не может быть стыдной. Я буду рядом, ничего не бойся. Ты же хочешь, чтобы мы были вместе, тогда нужно принять ее условия и приехать для разговора. Как ты смотришь на то, чтобы сделать это завтра вечером?

Я домыла последнюю тарелку, поставила ее на сушилку и обернулась к Роме.

– Хорошо. Но только, пожалуйста, никуда не уходи. Даже если она будет настаивать. Я не вынесу этого одна.

– Я обещаю, я никуда не уйду.