Глава третья

Спустя несколько месяцев пребывания Жерара в клинике, мне позвонил его лечащий врач Иван Степанович и просил прийти к нему на прием. Брата все это время я не видела, и обо всем, что с ним происходило, я узнавала от его врача. У Жерара были ломки, и этот период лечения давался ему нелегко: он испытывал сильнейшие боли, возникали проблемы с давлением и координацией, он плохо спал и дезориентировался в пространстве. И задача врачей была купировать все эти тяжелейшие симптомы при помощи лекарственной терапии. Кроме того, Жерар посещал сеансы психотерапии, как индивидуальные, так и групповые, и несмотря на все сложности был твердо настроен избавиться от своего пристрастия.

Иногда он звонил мне. И мы долго с ним разговаривали. Но не о лечении. О прошлом и о будущем.

Мы вспоминали родителей и бабушку, и как нам всем вместе в двухкомнатной квартире жилось. Да, было тесно, но уютно и тепло. Родители жили в одной комнате, а мы с бабушкой – в другой. Каждые выходные мы дружно что-нибудь готовили или куда-нибудь выезжали. К нам часто приходили друзья: мои или Жерара, родителей или бабушкины. И нам всегда было, чем их угостить. Нас любили, и мы считались самой гостеприимной семьей.

Мы с Жераром не говорили о том роковом дне, который навсегда изменил нашу жизнь. Вместо этого мы мечтали о светлом будущем. Когда лечение закончится, Жерар хотел поехать на море. Как мы планировали сделать это с родителями. Но по разным обстоятельствам эта поездка откладывалась, и я сомневалась, что у нас в ближайшем будущем получится ее реализовать. Но поддерживала Жерара в его желаниях.

Он хоть и старше меня, но из-за своей болезни остался где-то в подростковом возрасте, и на многие вещи смотрел глазами юноши. Он даже не знал, сколько стоит хлеб, откуда ему знать, сколько стоит отдых на море?

Я вошла в кабинет Ивана Степановича и села напротив него на стул. Ему около пятидесяти, невысокого роста, плотного телосложения, с круглым лицом и носом-пуговкой. На нем как-то держатся очки и взгляд из-под них выглядит мудрее.

– Здравствуйте, Валерия Сергеевна. Спасибо, что быстро откликнулись на мое приглашение.

– Конечно. Как же иначе? Что с Жераром? Ему хуже?

– Нет, в целом состояние стабильное, он борется, и мы замечаем положительные тенденции в его поведении и психосоматике. Но есть один немаловажный момент, который может повлиять на результат всего лечения. И все это окажется бесполезным, если не принять дополнительные меры.

Я нахмурила брови и приготовилась выслушать самые неутешительные заключения. Интуиция подсказывала, что речь пойдет о дополнительных услугах, и на всякий случай воспроизвела в памяти остаток на своем счете, чтобы понимать, хватит ли мне средств их оплатить.

– Как вам известно, – продолжил Иван Степанович, – у вашего брата в результате некогда перенесенной им травмы ноги образовалась хромота…

– Да, конечно, я помню о ней.

– Ваш брат затруднился ответить, проводилось ли какое-нибудь лечение для устранения этого недуга. Что вы знаете об этом?

– Когда все это произошло, мне было всего двенадцать лет. Я не могу отвечать за тот период. Но припоминаю, что бабушка водила его к какому-то врачу на консультацию. Жерар жаловался на боли в колене и при смене погоды он ее особо остро чувствовал. Но потом с ним началась все эта беда с наркотиками, и проблемы с ногой отошли на второй план, он не говорил о ней…

– Ясно. Дело в том, что она тревожила его все эти годы, и в каком-то плане наркотические вещества, которые он принимал, позволяли ему отключиться от боли и утихомирить ее. Это конечно ошибочное восприятие, но реальность такова, что если не вылечить ногу, то все наше лечение не даст положительного результата.

– Я поняла. Что нужно делать?

– Пока он здесь, мы проведем ему терапию, попробуем купировать боль, но у нас нет специалистов, которые бы углублённо занимались этим лечением. Нам придется пригласить их извне, и как, вы понимаете, это не входит в общую стоимость лечения.

– Да, понимаю. Сколько?

– Оплата будет по факту прихода такого специалиста. Пока можно внести аванс, а в конце лечения мы сделаем перерасчет. Остаток вам вернут. Если будет перерасход, придется доплатить. Я напишу вам все цифры. Но это еще не все. После нашего стационара вам надо будет всерьез заняться его ногой. Причины я уже объяснил.

– Где это можно сделать? Это платно?

– Можно и бесплатно. Но очереди и все такое… Сами понимаете, промедление – не ваш союзник. Я бы рекомендовал вам обратиться в частную клинику.

– У нас в городе есть такие?

– Есть. Но я не могу сказать, как хорошо они лечат. Но знаю, что в Москве и Санкт-Петербурге есть первоклассные специалисты по лечению опорно-двигательного аппарата.

– Сколько стоит такое лечение?

– Я не могу дать вам этих цифр. Это не мой профиль. Все зависит от диагноза и сложности лечения. Возможно потребуется операция…

Я оперлась локтями в стол и опустила голову на свои пальцы. Деньги… Снова нужны деньги. Но где же их взять? Откладывать «премиальные»? А если не хватит? Кредит? Или попробовать полечиться бесплатно?

– Вам дать воды? – спросил доктор.

– Нет, спасибо, – поднимая голову, сказала я. – Конечно, если это лечение необходимо, мы будем его проходить. Я просто не ожидала, что все так серьезно. Я не помню, чтобы он жаловался на ногу. Ну может быть в самом начале. А потом я думала, все прошло.

– Вы не переживайте. Поищите специалистов у нас в городе. Время еще есть. Займитесь этим.

– Да, конечно. Спасибо, Иван Степанович. Напишите, сколько еще нужно денег для лечения брата у вас в клинике, и я в следующий раз их привезу.

– Хорошо.

– И не могли бы вы мне предоставить какие-нибудь заключения по его ноге, чтобы я могла направить их специалистам для консультации?

– Да, обязательно. Я подготовлю все документы.

И я ушла.

Я приехала на свою старую квартиру и нашла договор с Храмцовым. Перечитала пункт шестой о сроках его действия.

– Договор вступает в силу с момента его подписания обеими сторонами и действует в течение шести месяцев, и если ни одна из сторон не заявит о его расторжении, он считается продленным на неопределенный срок…. – не поверила своим глазам и прочитала последние строки вновь: – …он считается продленным на неопределенный срок.

Выходит, если никто из нас не порвет договор, он продолжает свое действие? А что с обязательствами?

– В случае продления договора все обязательства по нему сохраняются в том же объеме и на тех же условиях.

До конца действия договор оставалось два месяца. И предпосылок к тому, чтобы Роман Викторович от него отказался не было. Мы встречались довольно часто, и каждый раз накал страстей достигал кульминационного апогея. Он был доволен и его все устраивало. Во всяком случае претензий от него я не слышала.

И меня все устраивало. Тот первый раз, когда едва все не пошло крахом, забылся как страшный сон, и больше такого не повторялось. Шеф был одновременно и ласков, и горяч, и я ждала с ним встреч. Мне казалось, сексуально мы друг другу подходили, и я не представляла, что может быть как-то по-другому.

И если наши отношения продлятся и по истечении шести месяцев – это меня не расстроит. А в сложившихся обстоятельствах, даже порадует. Дополнительные вливания денежных средств мне не помешают. Мне нужно думать о Жераре и прочь всякие предрассудки.

И чтобы шеф не отказался от договора в ближайшее время, я должна приложить максимум усилий. А, впрочем, это не сложно. За время что мы вместе изменился не только мой гардероб, но и я сама. Я стала регулярно питаться, и мои кости наросли мяском. Конечно, они не приобрели аппетитные формы моих соперниц, но стали менее угловатыми и округлыми.

Кстати, соперницы уже и не соперницы вовсе. Они заходили в приемную только по делу, и если шеф приглашал их к себе, то выходили от него довольно быстро, и их недовольные лица говорили лучше всяких слов. А уж после дня строителя я окончательно поверила, что выместила их с пьедестала любовниц, и тихо злорадствовала над их проигрышем в невидимом бою.

А случилось вот что. В свой профессиональный праздник всей компанией мы поехали отдыхать на сутки на базу отдыха. Как мне сообщили, его отмечали каждый год со дня основания компании. Сначала это были банкеты в каком-нибудь ресторане, а позднее стали устраивать выездные корпоративы на природе. Обходилось это недешево, но руководство не скупилось.

На базе было несколько бревенчатых домов, и их занимали согласно статусу. Весь руководящий состав разместился в небольшом двухэтажном доме с номерами класса люкс, все офисные сотрудники – в большом трехэтажном доме со всеми удобствами в комнатах эконом-класса, а рабочие-строители – в нескольких одноэтажных строениях с удобствами на этаже.

В отдельно стоящем здании располагались столовая и кафе, тренажерный и бильярдный залы, а в цоколе – бассейн и сауна. Недалеко от этого строения большая беседка со столами и лавками, куда могла вместиться вся наша компания. Это оказалось место наших совместных обедов.

На территории базы был сооружен и открытый бассейн с подогревом, и в нем можно было купаться даже в холодное время года. Вокруг расставлены шезлонги с зонтиками, и едва мы приехали многие девушки и молодые люди поспешили искупнуться и поймать своей кожей последние лучи скоропалительно клонящегося к закату лета.

На базе предоставляли велосипеды, роликовые коньки и скандинавские палки, и они быстро разошлись по рукам.

Когда-то я ездила на велосипеде, но это было так давно, что я не решилась снова сесть за него. Хотя желание было, но боялась опозориться. А на роликовых коньках я вообще никогда не стояла, и с некоторой завистью смотрела вслед тем молодым людям, которые легко и непринужденно на них двигались. Как будто бы в этом не было ничего сложного.

Вокруг лес, каждые сто метров на стволе дерева щит с указанием, что клещей нет, дорожки вымощены кирпичиками, и гулять по ним было одно удовольствие. Свежий воздух, хвойные ароматы и пение лесных птичек сопровождали на всем пути, и здесь как ни в одном другом месте я чувствовала единение с природой и возвращаться в пыльный загазованный город совсем не хотелось.

Компанию мне никто не составил. Были, конечно, гулящие парочкой сотрудницы бухгалтерии и отделов кадров, но я с ними не общалась и не пыталась познакомиться ближе. Я оставалась чужачкой и в какой-то степени такое положение вещей меня устраивало.

Гуляя по дорожкам, я ушла довольно далеко от базы. Остальные коллеги пропали из виду, и я оказалась одна среди высоких сосен и тонких осин. Везде были указатели и схемы движения, и я не боялась заблудиться. Тем более что при мне был телефон, который я держала в левой руке.

И вдруг откуда не возьмись появился Артем. Очевидно он сокращал путь, шагая через лес, и вероятно спешил, о чем свидетельствовало его тяжелое дыхание. На нем джинсы и серая футболка с рисунком. И я не сразу его узнала, потому что привыкла видеть его в строгом костюме.

– Артем, – растерянно обронила я.

– Да, это я. Простите, если напугал.

– Давай перейдем на «ты». Я уже столько раз тебя об этом просила.

– Ну… хорошо. Так, наверное, даже лучше.

– Ты как здесь? – приглашая его прогуляться вместе со мной, спросила я. – Где твои ролики, велосипед или палочки?

Он поравнялся со мной, сцепил руки за спиной, и мы пошли дальше в глубь леса по дорожке.

– Я своим ходом.

– Здесь красиво. Ты был здесь раньше?

– Да, в прошлом году.

– И как прошел отдых?

– Не повезло с погодой. Весь день лил дождь, и все развлекались в доме. Кто-то играл в карты, кто-то – в бильярд, кто-то был в бассейне.

– Чем занимался ты?

– Так, ничем. Смотрел на всех со стороны.

Шпионил для шефа? Отчего-то у меня сложилось устойчивое мнение, что это одна из главных обязанностей Артема. Он хоть и симпатичный, но тихий и неприметный, и как будто бы ко всему безразличный, но так ли это на самом деле?

– Почему? – тем не менее спрашиваю я.

– Я не очень общителен. Я думаю, ты это заметила.

– Сейчас мне так не кажется.

– Ну… Я делаю свою работу.

– И какую же?

– Ты же понимаешь, я тут неслучайно оказался.

Я с удивлением посмотрела на него.

– Нет, не понимаю. Что это значит?

– Роман Викторович отправил меня приглядеть за тобой. Он видел, как ты одна пошла в лес, и во избежание всяких неприятностей, послал меня к тебе.

– Даже так? – смущенно, вымолвила я. – А что со мной может произойти? Были прецеденты ранее?

– Нет. Но бдительность не помешает.

И сразу возникла какая-то неловкость. Словно между нами шел Храмцов, и мог услышать наш разговор.

Несколько метров мы прошли молча, а потом я спросила у него, на какие базы ездили в прошлые годы. Артем работал в компании около пяти лет, и мог рассказать лишь об этом периоде, но для поддержания разговора этого было достаточно. Он назвал два других места, описал их достопримечательности и развлечения, и указал на преимущества базы, на которой мы отдыхали сейчас. Руководство, да и сами работники оценили ее широкие просторы и вместительные домики, в которых смогла разместиться почти вся наша компания. На прежних базах такого раздолья не было, и многие не выезжали.

– И как поощряли тех, кто не попадал на праздничный выезд в прошлые годы?

– Насколько мне известно, повышенными премиями.

Дорога перед нами пошла в разные стороны, и я взяла на себя инициативу, повернув налево. Шведов последовал за мной.

Где-то высоко послышался стук по дереву, и я подняла голову в поисках источника звука.

– Дятел, – сказал Артем, заметив мои движения.

– Да, скорее всего. Никогда не видела дятла в живую.

– Правда? Ты никогда не ходила в лес?

– Ходила, но это было очень давно. И дятлов не помню.

– Иногда их можно встретить и в городе, – голосом знатока сказал Артем. – У меня во дворе каждый год какой-нибудь дятел долбит дерево.

Шведов поднял руку вверх и стал указывать на дерево, которое было к нам ближе.

– Смотри, вот он. Под ним еще сломанная ветка. Видишь?

И я увидела. Дятел был высоко и разглядеть его четко не получалось, но я заметила его энергичные движения головой и остановилась.

– Какая прелесть! – восхитилась я.

– Ты знаешь, что дятел очень полезная птица для леса?

– Что-то слышала об этом.

– Они спасают деревья от короедов и жуков-дровосеков.

– Ты орнитолог? – опуская голову и направляя взгляд на Артема, спросила я. – Или… кто ты по образованию?

– Учитель по биологии, – улыбнулся Артем, не обнажая зубов.

– А как оказался водителем?

– Здесь больше платят.

– Мой отец был физиком, – зачем-то сказала я.

– Был?

– Да, он погиб много лет назад.

– Мне очень жаль.

Мы пошли дальше. Неожиданно мне захотелось поговорить с кем-нибудь о своем отце, о маме, о себе и своем детстве, доверить свою тайну и перенести часть забот на чьи-то плечи. Пусть даже просто рассказав о них. Я так давно ни с кем не говорила. Только с Жераром. Но с ним разговаривать все равно, что с ребенком, а хотелось взрослого общения.

Но тот ли Артем человек, которому можно доверять? Ведь он работает на Храмцова, и тот ему хорошо платит. А что могут сделать деньги с человеком, я знала не понаслышке.

– Ты слышала? – сказал Артем. – Все, кто остался у бассейна делают ставки.

– Какие ставки?

– Это любимая забава ребят из сметного отдела и отдела продаж. Когда мы куда-нибудь выезжаем, они делают ставки на то, кому из двух небезызвестных тебе барышень повезет сегодня ночью.

Я поняла, о чем речь и не стала разыгрывать недоумение. Я вперила взгляд вперед и как можно безразличнее спросила:

– И на чью сторону перевес?

– На сторону Кудрявцевой.

– Почему?

– Ей повезло в прошлом году.

– Ясно.

Мы прошли несколько шагов молча, а потом Артем сказал:

– Они обе проиграют. Но наверняка и виду не подадут, чтобы не стать посмешищем.

Что это значит? Уж не собирается ли Роман Викторович преодолеть расстояние в пятьдесят метров, разделяющие наши дома, и два этажа вверх, чтобы явиться ко мне?

Но я не осмеливалась об этом спросить, и отвернула от Артема голову, чтобы он не видел, как воодушевила меня эта догадка.

Выдержав паузу, во время которой Артем очевидно ждал от меня вопроса, он продолжил:

– Роман Викторович просил передать, что сегодня ночью он будет в моем номере. И будет ждать тебя.

Я недоверчиво повернула голову к Артему, а потом перевела взгляд на руку, в которой держала телефон. Новых сообщений не было. Но не отображались и «антенки» в строке состояния. Видимо, мы ушли далеко, и здесь связь не ловила.

– Он мне ничего об этом не писал, – сказала я.

– Он напишет. Но пока просил передать на словах.

– А где будешь ночевать ты?

– В охотничьем домике. Он чуть глубже в лесу.

– А кто будет в номере шефа?

– Никого. Он будет закрыт.

– Что еще я должна знать?

– Мой номер рядом с твоим. Двести шестой. Время он тебе напишет. И он просил быть очень аккуратной.

– Я поняла.

Артем осмотрелся по сторонам, словно убеждаясь, что мы одни, и тихо сказал:

– И еще кое-что. Касательно того, почему я здесь оказался. Кроме того, что мне нужно присмотреть за тобой, мы должны засветиться на прогулке вместе. На тот случай, если тебя увидят входящей или выходящей из моего номера. Надо, чтобы всё связали воедино.

– Зачем?

– Чтобы все решили, что мы любовники.

Я остановилась и во все глаза уставилась на него.

– Что все это значит?

– Я думаю, ты согласишься, что лучше числиться в моих любовницах, чем в любовницах шефа. Тебе жизни не дадут, если узнают.

– Боже, какая забота! – резко сорвалось у меня. – Это его задумка?

– Да.

– А поцеловать меня для пущей убедительности он не просил?

Я вдруг разозлилась. Что еще придумает шеф, чтобы скрыть нашу связь? Может ли он «подложить» меня под Артема на самом деле?

– Нет, – ответил Шведов. – Он сказал, чтобы я даже в мыслях этого не допускал.

– Почему ты это делаешь, Артем?

– Он хорошо платит.

– И тебе нравится такая работа?

– У меня болеет мама. Лекарства стоят очень дорого. Можно, конечно, получать их по квоте, но ее нужно ждать. А у нас нет этого времени.

– Прости, я не знала, – моя злость пропала, и я снова пошла по дорожке.

Я вспомнила, что однажды видела служебную записку от Шведова на имя Храмцова с просьбой предоставить ему материальную помощь в размере двухсот тысяч рублей. И Роман Викторович ее согласовал. Я тогда еще плохо знала Артема, и не придала ей особого значения.

– Значит, он тебя тоже купил, – с горечью сказала я.

– Нет, – оборачиваясь ко мне, сказал Артем, чуть нахмурившись, – это не так. Когда Роман Викторович брал меня на работу, он сразу сказал, что мне нужно будет выполнять разного рода поручения как по рабочим вопросам, так и по вопросам личного характера, и я с этим согласился. И кроме того, когда только мы узнали о страшном диагнозе мамы, Роман Викторович первым предложил свою помощь. Он нашел хорошего врача, помог купить лекарства, которых не было в наличии. Дал материальную помощь. И сейчас всякий раз спрашивает, не нужно ли еще чем-то помочь. Он хороший человек. Строгий, где-то черствый, но хороший. И ты наверняка, это знаешь.

Артем распалился, заговорил на повышенных тонах, позабыв об осторожности, и я поняла, что, если весь мир восстанет против Храмцова, Артем жизнь положит, чтобы его защитить. Он для него теперь царь и бог.

– Чем болеет твоя мама? – ушла я от ответа.

– У нее рак груди. Вторая стадия. Ей удалили одну молочную железу, и сейчас она проходит химиотерапию.

– Где вы лечитесь?

– В Москве.

– Кто сейчас с твоей мамой?

– Моя сестра. И еще мы нанимали сиделку. Это тоже Роман Викторович позаботился.

– Тебе повезло, что ты встретил его на своем пути.

– А тебе?

– И мне, наверное, тоже.

И в самом деле, чем Храмцов мне не угодил? Что было бы с Жераром и со мной, если бы Роман Викторович не предложил мне эту связь? Пусть за деньги, но это ведь я решила скрыть от него правду! Помог бы он мне, как Артему, если бы узнал, на что действительно мне нужны деньги? В тот момент я подумала, что помог бы. И разве не легла бы я с ним также в постель – из благодарности? Тогда в чем он виноват?

Ох, что это было за испытание! Между комнатами расстояние всего два метра, но пока я кралась от своего номера до соседнего, мне показалось, я преодолела километр. Причем бегом. Мое сердце стучало так сильно, что я боялась, его услышат в других номерах. Руки тряслись и ноги были точно вата.

Идея с тем, что мы с Артемом любовники мне не понравилась, и я хотела избежать подобных слухов. И поэтому заготовила речь, куда иду и зачем, но переживала, что с перепугу, если вдруг кто-то нарисуется передо мной, забуду все свои заготовки, и тогда нашу прогулку со Шведовым истолкуют так, как и задумано шефом.

И кроме того я злилась на Храмцова. Неужели нельзя было потерпеть одну ночь и воздержаться от встречи? Зачем мне все эти сложности? Он хочет меня проверить? Справлюсь ли я с трудной задачей? Или тешит свое самолюбие, наблюдая, как я покорно следую его указаниям? Ну, Роман Викторович, сегодня вы у меня получите удовольствие по полной. Я вас исцарапаю так, что места на вас живого не останется. И пусть потом все коллеги сличают, под чьими ногтями осталась ваша загорелая кожа.

Когда я дошла до двери, я еще раз огляделась по сторонам, убедилась, что никто не выглядывает в щель в дверном проеме, и резко нажала на ручку. Быстро просочившись в номер, я закрыла дверь и повернула защелку. Только после этого выдохнула.

– Я уж думал, ты не придешь.

Я обернулась к шефу, и вся моя злость мгновенно улетучилась. Мое тело, точно верный пес, отозвалось на один лишь его взгляд. Не тот, каким он смотрел на меня в офисе – холодный и безразличный, а этот – пылкий и вожделенный. И я растаяла как мороженое под палящими лучами солнца.

И откуда в нем такая власть надо мной? Я могла осуждать его, могла злиться, но как только мы оказывались наедине, я хотела только одного – чтобы он снова доводил меня своими ласками до безумия.

Роман Викторович поднялся мне навстречу. На нем лишь спортивные штаны, свободно свисающие на его бедрах. Мне же пришлось одеться основательно. Даже кофту накинула.

– Я думала, умру, пока дойду.

– Нет, умирать ты будешь от другого.

И он стал в порыве страсти раздевать меня. И чтобы это произошло быстрее, я взялась ему помогать. Вслед за моей одеждой на стул полетели его спортивные штаны, и подхватив на руки, он отнес меня на кровать.

– Только сильно не шуми. Здесь тонкие стены. Слышишь?

Я прислушалась, и до моего слуха долетели звуки чьего-то громкого храпа.

– Кто там?

– Сан Саныч.

Это сотрудник юридического отдела. Здоровый дядечка лет пятидесяти с пивным животом и мощным басом. И храп как оказалось у него тоже не фальцетом.

– Хорошо, я постараюсь, – сказала я и игриво проследовала пальцем от его подбородка к паху.

Ту ночь мы впервые провели вместе. Полностью.

Когда все закончилось, я должна была встать и уйти, но все члены моего тела после того сумасшествия, что между нами творилось, отказались мне повиноваться и попросили пару минут, чтобы прийти в себя. Но не подняли меня на ноги в отведенное им время, и я уснула.

Но я даже не успела этого понять и насладиться приятными минутами пробуждения в объятьях Храмцова. Я проснулась от того, что он тормошил меня за плечи и велел быстро вставать и уматывать к себе. Он был зол. Выйти из номера незамеченной, когда рассвело, гораздо сложнее. И я это тоже понимала.

Как два нашкодивших подростка, мы жались к дверям и прислушивались к звукам извне. В какой-то момент мы решили, что там тишина и никого нет, стали открывать дверь, но вдруг послышались голоса, и мы ее быстро закрыли. И снова ждали наступления тишины.

– Иди. Кажется, все ушли.

Я открыла дверь и ступила за ее порог, быстро закрыла и сделала два шага.

И вдруг заметила на лестнице, находящейся напротив моего номера, Нину Николаевну. Нашего главного бухгалтера. Она хоть и относится к руководящему составу, но предпочла занять дом с рядовыми сотрудниками. Тем более что ее муж тоже работает в компании и к руководству не относится.

Как-то она зашла в приемную, занесла документы шефу на подпись, хотя вполне могла поручить это кому-нибудь из своих подчиненных девочек, и стала рассказывать последние сплетни (мне кажется, этим навыком она владеет даже лучше, чем бухгалтерией) о Белобородовой и Кудрявцевой. Я абстрагировалась от ее болтовни, и делала свою работу, периодически угукая, как филин, и создавая впечатление внимательного слушателя, но на самом деле даже не вникая, что она говорит.

И вдруг я услышала слово «женой» и мысленно подтянула к нему последние слова в предложении, произнесенные до него:

– …но это не удивительно с такой-то женой.

Я подняла на нее любопытный взгляд и полностью обратилась в слух.

– Какой – такой? – спросила я.

Нина Николаевна открыла рот, чтобы мне ответить, но в приемную вошел Олег Валентинович, и она тут же его закрыла. Быстро откланялась и ушла.

А я потом все думала, что она имела в виду под своими словами? Что не так с женой Романа Викторовича?

Но получить ответ мне не удалось. Она больше не заговаривала о его жене, и, разумеется, сама спросить ее о ней, я не решалась.

И вот мы столкнулись с Ниной Николаевной в коридоре, когда я шла из номера Артема. Она стояла на лестнице и как будто переводила дыхание. Она довольно крупная женщина и движения наверх давались ей нелегко.

– Доброе утро, – немного нервно сказала я.

– Доброе утро.

– Вы не видели Артема? – взялась я за свои заготовки. – Я заходила к нему в номер, а его там нет. Звонил Роман Викторович, ищет его, а у того телефон недоступен.

– Так Артем внизу, все уже там. Я вот очки забыла, поднимаюсь за ними.

– Хорошо, напишу Роману Викторовичу, что Артем нашелся. Спасибо. Телефон только возьму.

И я быстро открыла свою комнату и нырнула в нее. Закрыла дверь и прижалась к ней. Сердце отбивало чечетку, и перед глазами пошли круги. Что же теперь будет? Надеюсь, она мне поверила. Иначе шеф меня убьет.

Артем был прав, когда сказал, что Белобородова и Кудрявцева и виду не подадут, что проиграли. Обе крутились возле Романа Викторовича весь остаток дня, и всячески демонстрировали окружающим, что именно ей повезло в прошедшую ночь. То Вероника сдувала ресничку со щеки шефа, поднося губы к его лицу так близко, что казалось вот-вот коснется его, то Марина как бы случайно споткнулась около него, и он инстинктивно подхватил ее, чтобы она не упала, после чего в знак благодарности поцеловала его в щеку и одарила таким страстным взглядом, что мне стало не по себе. Главным образом от того, как он отреагировал на ее действия. Он что-то шепнул ей на ухо и шлепнул по заду.

– Ну и кто же? – Услышала я около себя шепот коллег. – Неужели Маринка?

– Да черт их знает. Обе утверждают, что провели ночь с ним.

– А может он с двумя? – предположил кто-то другой, и дикий хохот заставил мои внутренности содрогнуться от омерзения.

Так и подмывало подойти и плюнуть в лицо тому, кто это произнес. Или сказать им правду и насладиться видом их удивленных лиц. Вот была бы потеха! Но, конечно, я не собиралась делать ни того, ни другого. Как бы я потом смогла работать в компании?

По итогу «выигрыш» присудили Кудрявцевой, и Белобородова разозлилась на нее не на шутку. Даже измазала ей помадой лобовое стекло машины, выведя печатными буквами: «Шлюха». Марина Юрьевна лишь злорадно посмеялась в ответ.

Но что скрывалось за этим злорадством? Она-то точно знала, что проиграла. И когда после выезда на базу зашла в приемную и долго-долго смотрела на меня, под ее взглядом у меня прошел мороз по коже. Она все знает, – подумалось мне.

– Вы к Роману Викторовичу? – спросила я, стараясь сохранять спокойствие в голосе. – Его нет, он на объекте.

– Нет, к тебе.

Я не знаю, откуда у меня взялись силы разговаривать с ней как ни в чем не бывало, но внутри меня сковал такой страх, будто я оказалась перед судом инквизиции и меня ждет сожжение.

– Какие-то документы на подпись? – бросая взгляд на ее руки, в которых она держала бумаги, уточнила я.

– Нет. Кто она? Ты постоянно здесь и должна все видеть. И слышать.

– Вы о чем?

– С кем у Храмцова роман?

– Разве не с вами?

И я отвела взгляд. Уставилась в электронную почту и стала создавать видимость работы.

– Не отворачивайся, когда я с тобой разговариваю! – хватая меня за плечо, злобно процедила Кудрявцева. – Кто она?! Она работает у нас?

– Я не знаю. Если кто-то и есть, мне об этом ничего неизвестно.

– Дура! Толку от тебя никакого.

И она резко развернулась и ушла. И только после ее ухода я поняла, как сильно дрожат мои пальцы. Да уж, если бы Кудрявцева узнала правду, работать в компании я бы точно не смогла. В этом Артем прав.

А вслед за ней пришла Нина Николаевна. Она принесла отчеты на подпись Роману Викторовичу, и как будто бы собралась уходить, но в пороге остановилась, закрыла дверь внутри приемной и прошла на стул. Я решила, что она собралась посплетничать, возможно, обсудить прошедший выезд на базу, и мысленно приготовилась абстрагироваться от ее монолога. Шеф собирался в командировку, и мне нужно было подготовить ему документы.

– Сколько тебе лет, Лера? – неожиданно спросила Нина Николаевна.

– Скоро будет двадцать один.

– Совсем еще юная. А у меня в твоем возрасте уже дочь была. Раньше-то быстро замуж выходили и рожали. Вот и я в восемнадцать выскочила замуж. Сейчас-то моей дочери уже тридцать два года. Всего-то на два года старше Романа Викторовича. А ты замуж не собираешься?

– Нет.

– Что так?

– Не за кого…

– А Артем как же? Говорят, у вас шуры-муры.

Я вспомнила, как мы столкнулись на лестнице на базе, и смутилась. Неужели она пришла все разведать?

– Нет, мы просто… общаемся.

– Хороший парень. Присмотрись к нему.

Я думала, что вот сейчас она уйдет, и я наконец смогу спокойно заняться работой, но Нина Николаевна никуда не спешила.

– Разборчивая нынче молодежь пошла. И умная. А вот моей дочери мозгов в свое время не хватило. Вышла замуж за алкаша, и мается с ним столько лет! Еще, дура, троих детей от него родила. Говорит, люблю его, и никто мне больше не нужен. А он с работы на работу мыкается, нигде подолгу не задерживается. Кому ж алкаши-то нужны. Даже Роман Викторович его к себе на стройку брал. Да чуть, дурак, человека не угробил. Зять в смысле мой.

– И что – ничего нельзя с этим сделать? С зависимостью его.

– Да можно. Вот закодировали. Вроде не пьет. Да и не работает. Не берут его нигде. У него трудовая, как «Война и мир» Толстого, да еще по статье увольняли. Как бы не сорвался опять.

Ох, как мне была знакома эта ситуация. Только Жерар не алкоголик, а наркоман. И с работой у него вечно проблемы были. Он кроме девяти классов никакого образования не имел, и работать мог разве, что грузчиком или каким-нибудь курьером, но с хромой ногой не везде мог трудоустроиться. И из-за этого часто злился и был в депрессии. А она при таких пристрастиях худший попутчик.

– Не надо сдаваться, – сказала я. – Если сейчас он не пьет, все у него получится, надо в него верить. Семья – это лучший мотиватор, и вы должны его поддерживать.

– Хорошо говоришь. Как будто знаешь что-то об этом. Кто –то пил у тебя в семье?

– Нет.

– А отец?

– Нет, он не пил. Его давно нет.

– Ну видно и правда девка толковая, раз тут работаешь, – и, бросив взгляд на дверь, как будто желая убедиться, что она действительно закрыта, добавила: – Может ты поговоришь с Храмцовым, чтобы он взял моего зятя на работу? На стройку. Он клянется, что больше пить не будет.

– А почему вы сами не поговорите с Романом Викторовичем?

– В прошлый раз он мне такой выговор за него сделал, что я просто не решаюсь. Из-за него ведь на стройке чуть человек не погиб. Но, слава богу, выжил. Проверки всякие пошли из разных органов, а Роман Викторович это страшно не любит.

– Почему вы думаете, он послушает меня?

Она наклонилась к моему столу и тише сказала:

– Нашла же ты к нему как-то подход, раз он тебя привечает, а этих куриц бросил.

Ой, мамочка, спаси и сохрани. Как оказалось, тихий вкрадчивый тон в голосе тоже может пробрать до костей. И это не то же самое, что несколько минут назад с Кудрявцевой.

Зазвонил телефон, и я вздрогнула. Взяла трубку трясущейся рукой и, сделав глубокий вздох, ровно произнесла: «Слушаю». Это звонили из коммерческого отдела и спрашивали, не подписал ли шеф документы, которые они приносили. Я проглядела бумаги, которые Роман Викторович вернул со своей визой, и, обнаружив требуемый документ, ответила, что за ним можно прийти и забрать.

После этого Нина Николаевна сразу заторопилась. Схватила меня за руку, и умоляющим тоном заговорила:

– Лерочка, на тебя вся надежда, не дай случиться беде. Он ведь опять начнет пить, если работу не найдет. Поговори с Романом Викторовичем. Пусть он даст ему второй шанс.

– Я, конечно, могу поговорить с ним, но не уверена, что он прислушается к моим словам.

– А ты попробуй. Я ведь не только тебя видела выходящей из номера Шведова. Через пять минут оттуда же вышел шеф. Я никому этого не говорила. Но ты меня знаешь, поговорить я жуть как люблю.

Что это? Шантаж? Вот уж не думала, что Нина Николаевна на это способна. Она конечно сплетница, но добродушная женщина, и таких выпадов я от нее не ожидала.

– Хорошо, я поговорю с Романом Викторовичем.

В этот момент дверь открылась, и в приемную вошел тот самый сотрудник из коммерческого отдела, который мне звонил. Пока я отдавала ему документы, Нина Николаевна вышла, но осадок после ее визита еще долго оставался на душе.

С некоторых пор я стала рисовать. Купила специальную бумагу, карандаши и делала зарисовки. Это был вид из окна. Я не ходила в художественную школу, и училась этому искусству только с братом. И поэтому нет ничего удивительного, что эскизы мне не удавались. Но я все равно бралась за карандаш, смотрела видео в интернете и пробовала.

Бабушка не позволила мне оставить школу после девятого класса, настояла на том, чтобы я окончила все одиннадцать. Она понимала, что надежды на Жерара нет, и возлагала ее на меня. Она хотела, чтобы я получила высшее образование и выбилась в люди.

Но Жерар снова был в клинике, а бабушка слегла с сердцем. И я не справилась с эмоциями и не добрала всего один балл, чтобы поступить на бюджет. В архитектурный. На дизайн.

Но я не сказала ей, что не поступила. Обманула, и каждое утро уходила, будто бы в университет, а сама мыла полы в соседних домах и подрабатывала официанткой в маленьком кафе. А деньги откладывала.

А потом бабушки не стало, и на отложенные деньги я отучилась на секретаря.

И рисовать было некогда. А так хотелось.

И вот время нашлось. В те дни, когда Романа Викторовича не было, и я не делала ремонт на квартире, я могла весь вечер просидеть за рисунками, пока совсем не стемнеет, и только потом отложить карандаш и полюбоваться результатами своих трудов. Становилось лучше, но перспектива страдала.

В тот вечер я ждала Храмцова, и пока его не было, тоже взялась за карандаш, но вместо того, чтобы рисовать город, который был передо мной как на ладони, я вдруг стала выводить прямоугольник и вписывать в него черты лица: брови, глаза, нос, подбородок и уши. И в самую последнюю очередь губы.

Те самые губы, которые почти три месяца манили прикоснуться к ним, но всякий раз оставались недосягаемыми. Я прорисовывала их особенно тщательно. Мне была знакома на них каждая складочка, каждый изгиб, но только не вкус. И это сводило с ума.

Я услышала, как пришел Роман Викторович, и быстро убрала свой рисунок в тумбу. Я не показывала ему своих творений, и все мои таланты по-прежнему оставались им нераскрытыми.

Он прошел в комнату и как обычно оценил взглядом мой внешний вид. Оставшись удовлетворенным осмотром, шеф прошел к своему кофе. Я вернулась за барную стойку и села спиной к окну.

– Роман Викторович, нам нужно поговорить.

Его бровь взмыла вверх. Вероятно, его удивил мой серьезный тон. Он взял свой кофе и сел напротив меня.

– Говори.

– Ко мне сегодня приходила Нина Николаевна и просила за своего зятя. Ему нужна работа, и она уверяла, что он завязал пить. Вы можете дать ему второй шанс? Помогите ему, пожалуйста.

– У меня не благотворительная организация, – жестко сказал Храмцов, – а серьезная строительная компания. Ее зять едва человека не убил. А отвечал бы я. Потому что позволил ему в пьяном виде явиться на опасный объект.

– Я понимаю, он совершил ошибку. Но кто не ошибается? Если ему не помочь, он снова начнет пить.

– Лера, ты молода и наивна, если думаешь, что человек может исправиться. Не бывает бывших алкоголиков, наркоманов и зэков. Рано или поздно они срываются и возвращаются к своим вредным привычкам и преступлениям.

И вот тут я поняла, что правильно сделала, что не рассказала ему о брате. С таким убеждением он бы мне не помог.

– А я верю, что все можно исправить, – твердо сказала я. – Надо только сильно захотеть, и чтобы родные поддержали. Это тяжело, но только вместе можно победить пагубные пристрастия. А если оставить человека одного, то даже самый сильный характер сломается.

Роман Викторович пристально посмотрел на меня, отпил свой кофе и сказал схожие с Ниной Николаевной слова:

– Тебе как будто бы приходилось с этим сталкиваться, – а в глазах вопрос: «Кто был этот человек?»

– С этим – нет, – опуская глаза, сказала я, – не приходилось. Но я знаю, как тяжело справляться с трудностями в одиночку.

Я чувствовала, как он прожигал меня взглядом и как будто бы хотел что-то спросить, но то ли не решался, то ли помнил о нашем уговоре не задавать вопросов, и не хотел его нарушить, и я не понимала, чего хочу больше – чтобы он спросил или промолчал.

В воцарившейся тишине, нарушаемой лишь потягиванием кофе из чашки, было столько безразличия ко мне и моей судьбе, что оно рвало меня на части. Я хотела быть кому-то нужной и интересной, хотела быть кем-то любимой, и чтобы этот кто-то взял на себя мои заботы.

Но, наверное, так бывает только в сказках, и я действительно слишком молода и наивна, если думаю, что я та самая Золушка, которой достанется прекрасный принц.

– В бизнесе приходится руководствоваться опытом и холодным рассудком, а не верой в чудеса, – наконец сказал Храмцов, и словно чем-то озадачившись, вдруг нахмурил брови: – А почему она пришла к тебе? Пусть Нина Николаевна придет ко мне, и я ей повторю все то, что сказал тебе.

По каким-то причинам, наверное, потому что я слишком добра, я хотела скрыть от него, что Нина Николаевна шантажировала меня. Я наивно полагала, что мои слова на него подействуют, и он возьмет ее зятя снова на работу, даст ему второй шанс, и не узнает, до чего может опуститься человек, желающий счастья своей дочери. Но тот, кто повязан с бизнесом, мыслит разумом. Не сердцем.

И мне не оставалось ничего другого, как сказать ему правду:

– Нина Николаевна видела нас обоих выходящими из номера Артема.

Возникла секундная пауза, после которой Храмцов, раздраженно вздув ноздри, протянул:

– Ах, вот оно что! А я то думаю, какого черта она пришла к тебе.

Он подскочил со стула и как зверь в клетке заметался по комнате.

– Вот сучка! Я ее столько лет держу на месте главного бухгалтера, хотя есть кандидатуры и получше, даю ей возможность доработать до пенсии, а она значит, шантажировать меня вздумала! Сука!

– Роман Викторович, она бы никогда не стала, если бы ситуация не заставила.

– Нет, Лера, это не ситуация ее заставляет так себя вести. Она просто хочет взять меня за яйца, и управлять мною! Завтра работа потребуется ее дочери. Послезавтра – брату, свату и так далее. А потом и денег попросит.

– Роман Викторович…

– Нет, Лера! Этого не будет! Я не позволю никому крутить мною! Когда придет к тебе, отправь ее ко мне. Я с ней сам поговорю.

– Роман Викторович, пожалуйста, не надо так. Я не хочу, чтобы все это происходило из-за меня. Давайте лучше я уйду, нечем будет манипулировать, и проблема сразу отпадет.

Уйду? Господи, что я такое говорю? А как же Жерар и его нога? Как я возьму кредит без работы? И где еще я найду такое «хлебное» место?

– Что значит, ты уйдешь? А кто будет работать?

– Я думаю, вам не составит труда найти мне замену.

– Нет. Ты останешься.

И тепло, и спокойствие растеклось по моему телу. Я все-таки ему нужна.

Он перестал метаться, усмирил свой пыл и вернулся на место.

– Вот дьявол! – уже без эмоций сказал шеф. – Хотел же сигануть с окна, да боялся ноги переломаю. Но уж лучше бы я переломал, чем кто-то по вине этого придурка, ее зятя. Но хорошо, черт с ним, возьму я его на работу. Найду ему что-нибудь попроще. Где минимальные риски покалечиться и покалечить других. Но я ему сам голову сверну, если снова начнет пить.

Храмцов осушил свою чашку, и посмотрел на часы на телефоне.

– Пора заканчивать с болтовней, я сюда не за этим пришел. Иди ко мне. Завтра я на два дня уезжаю, мне надо подзарядиться как следует.

И он потянул меня за руку к себе. Я покорно сползла со своего табурета, и приблизилась к нему. Подняла глаза, и передо мной совсем другой мужчина. Полный антипод тому, кто еще минуту назад метал гром и молнии.

И колени ослабли, и дыхание перехватило.

Роман Викторович медленно развязал пояс на пеньюаре, и стянул его с моих плеч. Я осталась в одном белье, и упивалась его вожделенным взглядом. И верила, что во мне все совершенно.

– Пошли вместе в душ, – сказал он мне в шею.

– Я уже принимала его.

– Мы будем не мыться.

И воображение нарисовало все то, что должно произойти. Ох, неужели все так и будет?

И я покорно последовала за ним.

Загрузка...