Кто ты на Кэтнет?

12 Стеф

Я не могла дождаться, когда начнется урок по здоровью, и еще я боялась, не выдаст ли нас Рейчел, потому что она все время делала мне глаза и хихикала. Судя по взглядам, которые мне бросала Брайони, та тоже была в курсе, но у нее лучше получалось блефовать.

В начале урока перед классом стояла помощница, мисс Тетмайер, и на секунду мне показалось, что она проведет урок вместо робота. Но она только попросила вести себя тихо и быть внимательными, а потом напомнила, что у нас будет проверочная, и нажала зеленую кнопку спереди у робота с надписью СТАРТ.

— Доброе утро, класс, — сказал робот. — В моем ящике накопилось много вопросов от вас, и сегодня мы начнем с ответов.

Искусственный голос звучал так же, как вчера, но я уже чувствовала, что ритм речи поменялся. Это говорили ЧеширКэт. Почему-то я ожидала, что у ЧеширКэт будет более естественный голос — в Котауне они вполне сходили за человека, — но говорить вслух — совсем другой навык, которым они, очевидно, не владели в совершенстве.

Роботов-наставников рекламируют как ИИ, будто они могут ответить на любой вопрос, что им ни задашь, но на самом деле это ошибка. У них целая база готовых ответов, и, хотя по голосу слышно, что это робот, его специально настраивают, чтобы он звучал как можно ближе к человеческому, потому что он все равно не скажет ничего незапланированного.

Над голосом ЧеширКэт звуковые инженеры не работали.

Робота запрограммировали так, чтобы он вставлял в свою речь задумчивые паузы и даже слова вроде «ммм». ЧеширКэт это все было неинтересно. Интонация у них была нормальная, но паузы слишком короткие и звучали неестественно. Люди так не разговаривают, потому что им нужно иногда останавливаться, чтобы обдумать следующую фразу.

— Вопрос первый. «Со мной может случиться что-то плохое, если я мастурбирую?» Если вкратце, нет, конечно нет. Правда, есть несколько хороших приемов, которые стоит упомянуть…

На заднем ряду мисс Тетмайер вскинула голову и проснулась как раз в тот момент, когда робот учил нас варьировать технику, чтобы не заработать синдром мертвой хватки, а потом перешел к вопросу использования презервативов. Я ожидала, что мисс Тетмайер прервет его, но она не вставала с места и сидела, сложив руки и распахнув глаза. Кажется, она кусала губы. Мои одноклассники хихикали, и робот сделал паузу и покрутил головой, чтобы разглядеть всех. ЧеширКэт смотрели на меня. Интересно, они узнали меня? Скорее всего, нет, а я не могла придумать повод поднять руку и представиться.

Когда робот начал говорить о преимуществах глубокого петтинга перед половым актом (меньше риск заболеваний, никакого риска забеременеть), светловолосая девочка в переднем ряду обернулась и посмотрела на мисс Тетмайер:

— Так не должно быть. Нас точно не должны такому учить. Сделайте что-нибудь.

Делано бодрым голосом мисс Тетмайер ответила:

— Мне не разрешается трогать робота или вести урок, и я не могу оставить вас без присмотра. Я буквально ничего не могу сделать, только сидеть и следить, чтобы никто из вас не тронул робота.

— Позовите администрацию! Скажите им, что тут творится.

— Мне также не разрешается пользоваться телефоном, когда я слежу за учениками, только в случае крайней необходимости.

— Это как раз такой случай!

— Что-то я не вижу, чтобы кто-нибудь истекал кровью на полу!

— Тогда я воспользуюсь своим телефоном!

— Что ж, в теории я должна его конфисковать, — ответила мисс Тетмайер. — Но могу притвориться, что ничего не замечаю.

Тем временем робот рассказывал нам про нечто под названием «булочные вечеринки», потому что кто-то попросил объяснить, что это, но добавил в конце, что это явление существует только в испуганных имейлах скучающих мамаш из Ассоциации родителей. Потом ЧеширКэт перешли к секс-приему под названием «акула», который существует только в фантазиях людей, у которых есть пенис, но никогда не было секс-партнера.

Блондинка достала телефон и украдкой набрала номер, но никто не взял трубку. Она поднялась и начала осматривать робота со всех сторон, и тут мисс Тетмайер подняла голос:

— Так-так-так! Вам его нельзя трогать. Вам нельзя его трогать!

— Вы что, хотите, чтобы я просто сидела и…

— Вы можете его сломать! Вы хоть представляете, сколько школа потратила на эту штуку? Мне разрешается только нажимать кнопку, а вам вообще запрещено его трогать!

— Что ж, кто-то до него уже дотрагивался! Иначе бы он такого не вытворял.

Голова робота повернулась, чтобы направить глаза на блондинку.

— Вы мешаете мне вести урок. Пожалуйста, займите свое место, как законопослушный гражданин класса, и я объясню термин «сэдлбэкинг». Он может быть вам особенно интересен.

Эта девочка что, смотрела про сэдлбэкинг в интернете? По ужасу на ее лице я поняла, что ответ, скорей всего, «может быть». Она плюхнулась обратно на стул и завизжала:

— Остановите его!

— Просто заткни уши, Эмили, — посоветовала мисс Тетмайер.

Эмили прижала ладони к ушам и что-то мычала, пока робот объяснял, что сэдлбэкинг — это практика, с помощью которой можно чисто технически сохранить девственность, а потом двинулся дальше по списку вопросов. Брайони и Рейчел либо сами потратили целый час на эти вопросы, либо подбили на это еще кого-то, потому что их была целая куча, и некоторые вполне настоящие («А все-таки насколько эффективны презервативы?»), а некоторые — чистый троллинг робота («Джербилинг[13] правда существует?» — «Нет, — ответили ЧеширКэт. — Это гомофобная городская легенда»).

Кто-то задал вопрос «Почему некоторые люди просят говорить про них “они”, а не “он” или “она”?» и ЧеширКэт рассказали про небинарность и гендерное самоопределение:

— Некоторые люди не чувствуют себя ни девочкой, ни мальчиком. Некоторые ощущают себя где-то посередине, ни там ни там. Некоторые попеременно чувствуют себя то девочкой, то мальчиком. И для них вопрос «Ты мальчик или девочка?» — то же самое, что спросить вас «Ты француз или украинец?», и вместо ответа обязать вас выбрать только одно. Последнее — наглядный пример того, как люди могут настаивать на использовании только одного местоимения — он или она. Представьте, вы говорите всем: «Я не француз и не украинец, я американец! Я даже не европеец!» А они просто смеются и громко говорят с вами на французском, потому что считают, что вы похожи на француза. Вам бы это понравилось? Думаю, не очень.

Когда кто-нибудь спрашивает у Firestar, какого они гендера, они отвечают — я акула.

— Какого вы гендера? — выкрикнул кто-то. Голова робота повернулась на голос, и, хотя вопрос поступил не через ящик, ЧеширКэт ответили:

— Я агендер. У меня нет гендера, и я не считаю себя мужчиной или женщиной.

Эмили снова попыталась позвонить, и на этот раз кто-то взял трубку.

— Робот сломался, а мисс Тетмайер не может его починить.

— Мне не разрешается, — снова выкрикнула мисс Тетмайер с другого конца класса.

— Он рассказывает нам про оральный секс! — визжала Эмили. — И советует разные приемы!

Я услышала, как где-то в коридоре хлопнула дверь, и пару минут спустя в класс ворвались школьный секретарь и директриса. Робот повернул голову и говорит:

— Больше подробностей вы найдете на сайте Скрлитин… — И тут директриса хлопнула по красной кнопке «СТОП» на спине робота.

Я уже была знакома с директрисой, потому что она заменяла у нас учительницу литературы. Теперь у нее так покраснело лицо, как будто ее вот-вот хватит удар. Она пронеслась через весь класс с убийственным взглядом, а потом, уставившись на меня, произнесла:

— Новенькая. Как тебя зовут? Пошли со мной.

Школьный охранник погрузил робота на красную ручную тележку и отвез его в кабинет. Директриса в ярости отправила меня сидеть на ряд стульев у стены, а потом позвала целую толпу взрослых. Блондинка по имени мисс Киршбаум, видимо, преподавала математику и занималась школьными компьютерами. Мисс Тетмайер тоже была тут — в качестве свидетеля, наверное. И мужчина постарше в форме физрука и со свистком на шее. Минут через пять он выскользнул из кабинета, что-то бормоча про запланированную встречу.

В какой-то момент, когда уже ничего нельзя было исправить, до меня дошло, что я забыла надеть перчатки, когда подключала флешку, так что, если им придет в голову снимать отпечатки пальцев, они могут найти улики. С облегчением я смотрела, как мисс Киршбаум невнимательно разобрала робота и собственными руками выдрала флешку. Теперь уж на ней были ее отпечатки пальцев.

Директриса выхватила флешку из рук мисс Киршбаум и повернулась к компьютеру секретарши.

— Подождите! — закричала мисс Киршбаум. — Нельзя вставлять ее в школьный компьютер; на ней наверняка какие-нибудь хакерские программы!

Они достали старый ноутбук из шкафа и вставили флешку, но либо программа самоликвидировалась, либо ЧеширКэт замели следы, потому что там ничего не осталось. По крайней мере, они ничего не могли увидеть. Тут они почему-то начали ужасно спорить, указывает ли это на мою вину или все-таки на вмешательство стороннего хакера. Потом спор перешел на разговор о патчах, которые то ли установили в прошивку робота, то ли нет.

Директриса перестала орать на сотрудников и принялась орать на меня. Ну, не совсем орать. Она увела меня к себе в кабинет, закрыла дверь, посмотрела на меня со злобой и сказала:

— Мисс Тейлор, что вы наделали, скажите на милость? — таким делано спокойным, сдержанным голосом, который намекал, что у меня серьезные проблемы и лучше бы я во всем призналась, если не хочу еще больших.

Но я не зря часами слушала разговоры Марвина и Ико про то, как надо отвечать старшим, если они считают, что ты что-то натворил, но у них нет никаких реальных доказательств.

«Никогда не признавайся, — говорил Марвин всякий раз, когда всплывала эта тема. — Тебя попытаются убедить, что у тебя будет меньше проблем, если признаешься, но на самом деле это практически всегда неправда».

Я обычно нервничаю, когда вру, но тут никто даже не знал, как я выгляжу, когда нервничаю. Я нахмурилась и сказала с чувством:

— Не могу поверить, что вы меня обвиняете просто потому, что я новенькая.

Вот. Даже не соврала.

— Тогда кто это сделал?

— Почему вы меня спрашиваете? Я даже по именам никого почти не знаю.

— Я знаю, на что способны мои ученики. Все, кроме вас.

Я скрестила руки и упрямо смотрела в стену.

— Мне что, позвонить вашей матери? Вызвать ее сюда?

Можно тут было со всем и покончить. Отвратительное чувство, потому что я уже терпеть не могла Нью-Кобург. Но я не хотела расставаться с Рейчел.

— Если вы и дальше будете обвинять меня в том, что я что-то сделала с роботом, тогда да, вызывайте маму.

Она сощурилась. Открыла на компьютере мои файлы и достала телефон. Я не могла понять, действительно ли она набирает мамин номер или блефует, но никто не брал трубку, и телефон она отложила. Меня это немного беспокоило, но я постаралась об этом не думать. Наверняка, если она действительно позвонила, мама просто занята. Или спит. Этим утром ей было лучше.

— Директор Коллинз? — в дверь постучала секретарша. — Боюсь, Эмили вызвала полицию.

Зашел совсем молоденький полицейский, не сильно старше меня.

— Вы что-то хотели, Мэтт? — спросила директриса. — То есть офицер Олсон.

— Мы получили звонок из школы, — ответил он. — Что-то про порно и несовершеннолетних? И робота? Мне арестовать робота?

— Не было никакого порно, — сказала мисс Тетмайер.

— Вы там были? — Он повернулся к ней и достал телефон, чтобы все записать. — Пожалуйста, опишите, что произошло.

— Робот сказал, что пройдется по всем вопросам в ящике, а потом и вправду ответил на все вопросы вместо того, чтобы говорить «Вам лучше спросить об этом родителей».

— Мне сообщили, что имели место красочные описания полового акта, — сказал Мэтт. — И хакерство, что тоже незаконно. Это подозреваемая? — Он показал на меня.

— Если меня будет допрашивать полиция, я требую адвоката, — ответила я.

Мэтт побагровел как свекла, наклонился, потому что я сидела, и уставился на меня в упор.

— Получишь адвоката, когда я скажу, ни секундой раньше. Уяснила?

Ого. Рейчел не преувеличивала насчет местной полиции.

— Уяснила? — Он брызнул слюной мне в лицо.

Я взяла салфетку из коробки на директорском столе и вытерлась.

— Я воспользуюсь своим правом на молчание, — сказала я. — Я не буду отвечать ни на один вопрос, пока не придет адвокат.

Директриса потерла лоб, как будто он у нее заболел.

— Стефани, ты не под арестом, — сказала она.

— Тогда я могу вернуться на урок?

Мэтт выпрямился и сказал:

— Вы уже говорили с Рейчел и Брайони? Они наверняка тоже замешаны.

— Я как раз собиралась это сделать. Давайте вы зайдете попозже, и мы расскажем все, что выяснили. Хорошо?

Его выпроводили, а потом действительно вызывали Брайони и Рейчел. Долю секунды мне казалось, что они меня сдадут. Или случайно выдадут, пытаясь помочь. Но они заявили, что ничего не знают, и замкнулись; Ико и Марвин могли бы гордиться. Мисс Тетмайер задумчиво мерила взглядом Рейчел и разок бросила взгляд на меня. Но она так и не сказала, что вчера ненадолго оставила меня наедине с роботом, когда Рейчел стало плохо. Наверное, сама не хотела проблем.

В конце концов нас отправили обратно в класс.

Победа.

Это, конечно, если завтра не придется пожалеть, что я остаюсь.

Полчаса спустя начали поговаривать про телевизионщиков.

Эмили, недовольная, что никого не арестовали, позвонила в местные новости. Они прислали из студии фургон, и теперь фургон, репортер и оператор стояли перед школой, а Эмили, похоже, пропустила целиком пятый урок, чтобы дать интервью. Они рассчитывали, что смогут расспросить других детей, которые были в классе. К концу дня — к уроку рисования — слухи стали конкретнее: раз меня потащили к директору, значит, интервью будут брать у меня.

Я натянула капюшон. Чувствовала, что у меня как будто мишень на спине.

— Мне нельзя на телевидение, — прошептала я Рейчел.

— Почему?

— Мама меня сразу заберет. В смысле если до нее все-таки доберутся и скажут, что я могла хакнуть робота, она меня тоже увезет из города, но если меня покажут по телику? Она меня вообще отправит на домашнее обучение на полгода или не знаю что. Мне нельзя выкладывать фотографии ни за что. Никому нельзя меня фотографировать.

— Вот блин, — сказала Рейчел. Она перестала рисовать и теперь сидела, внимательно глядя на меня. — Как только уроки закончатся, я тебя проведу к моей машине. Ты не обязана говорить с репортерами, если не хочешь.

Я не могла сосредоточиться на летучей мыши, которую пыталась нарисовать, а когда подняла глаза, увидела, что Рейчел тоже не рисует.

— Думаешь, отец тебя узнал бы, если бы тебя показали по телику?

— Не знаю, — говорю я. — Но мою маму это точно волнует.

Рейчел кусала губы.

— Я тебя выведу, — сказала она, стараясь говорить уверенно и бодро. Приятно, когда тебя пытаются подбодрить. Даже если ключевое слово — «пытаются».

Когда уроки закончились, она дала мне шерстяной шарф, чтобы намотать на лицо. Я осталась у бокового входа — ждать, пока она подъедет на машине. С шарфом меня все равно бы никто не узнал, к тому же репортер занимался другими школьниками, которые рады были дать интервью. Никто не преследовал меня как папарацци, ничего такого. Я не снимала шарф с лица, пока Рейчел выезжала с парковки, и только потом с облегчением опустила его.

— Хочешь, съездим куда-нибудь ненадолго? — спросила она. — Тебе не нужна кошачья еда? Наполнитель для туалета? Что-нибудь еще?

— Кажется, нет.

Ехать было всего пять минут, но Рейчел остановилась на полпути.

— Извини, — сказала она.

— Что? За что?

— Это я придумала взломать робота! И тебя подговорила!

— Ты не виновата, Рейчел.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала. И точно не хочу, чтобы тебя вынудили уехать. Я тебя еще увижу, если вы с мамой все же соберетесь?

— Обычно мы уезжаем среди ночи.

— Дай мне свой номер? — попросила она. — Погоди, у тебя же нет телефона, да?

— Есть, — сказала я и достала свою раскладушку.

Она смотрела на нее минуту.

— В эту штуку хоть можно записывать контакты?

— Не знаю, — ответила я. — Мамин телефон я знаю наизусть.

Она позвонила с моего телефона на свой, сохранила контакт, а потом, немного порывшись в моем, нашла, как сохранить свой номер.

— Готово. Теперь ты можешь мне писать. И даже звонить.

— Это хорошо, потому что писать с него — тоска.

— Да. Так вот, если мама увезет тебя из города… скажи мне. И будем оставаться на связи, м?

— Хорошо, — сказала я.

Она подбросила меня до дома. Я смотрела ей вслед и все думала, увижу ли ее еще. И ответит ли она на мое сообщение, если мама все-таки меня увезет.

Я отперла дверь и вошла. В доме было так же темно и тихо, как утром, когда я уходила. В раковине никакой посуды. Мамин ноутбук закрыт. Как и дверь в ее комнату. Я тихонько постучала:

— Мам?

Нет ответа.

Обычно я не открываю дверь без предупреждения, но в этот раз я тихонько ее приоткрыла. Она лежала в кровати с закрытыми глазами, и на секунду мне показалось, что она мертва. Меня бросило одновременно в жар и в холод. Потом я заметила, что одеяло поднимается и опадает от дыхания. Приглядевшись, я поняла, что она дышит быстро, как будто запыхалась, а когда я ее коснулась, чтобы разбудить, то почувствовала, что кожа у нее обжигающе горячая.

— Мам? — позвала я еще раз.

Ее веки вздрогнули, и она посмотрела на меня.

— О, милая, — откликнулась она. — Маме не очень хорошо.