Кто ты на Кэтнет?

26 Стеф

Рейчел не шутила, что научит меня водить. Она нашла большую пустую парковку рядом с офисным центром с табличкой «аренда / продажа», и поставила машину на паркинг.

— Я все думала — нам никак не справиться, если буду вести одна. А если меняться, есть шанс.

— Я не умею водить.

— Это не так трудно. То есть если не десять часов подряд вести. Садись на водительское место. Потренируешься на площадке.

Я вышла и пересела.

— А если нас остановят?

— Будут проблемы. Но если нас остановят, когда я буду за рулем, у нас все равно будут проблемы, потому что они решат, что мы сбежали из дома.

Я устроилась поудобнее, а она села на мое место.

— Сперва, — сказала она, — поправь зеркала так, чтобы видеть, что сзади.

Я очень долго с ними возилась. Потом поняла, что нужно подвинуть сиденье вперед, и зеркала пришлось заново настраивать.

— Так, — сказала я, когда стало ясно, что больше тянуть нельзя. — Что теперь делать?

— У тебя были уроки вождения в прежних городах?

— Было два урока, но там рассказывали только всякие правила типа останавливаться перед школьным автобусом, а не как водить.

— Ладно. Жми на тормоз, потом переведи коробку в режим драйв — это D, — а потом убирай ногу c тормоза, и ты покатишься вперед. Попробуй.

Я попробовала. Получилось. Я снова надавила на тормоз.

— Ага, — сказала Рейчел. — Попробуй еще раз.

Примерно час мы вот так вот ездили по парковке, а Рейчел все время повторяла, что я молодец. Больше всего помогало, что она мне доверяла.

— Как тебе кажется, ты готова? — спросила она наконец.

— Нет, — ответила я.

— Тогда не поедем пока на трассу. — И она вывела меня на дорогу вроде той, по которой мы объезжали Чикаго. Только она была не пригородная, а большей частью шла через кукурузные поля.

Первый час я не разрешала Рейчел со мной разговаривать. Только если нужно было сказать что-то типа «Сверни на обочину и пропусти этого чувака». На втором часу мы поменялись, и она вернулась на I-90. На третьем часу я ненадолго села за руль, и теперь вышла на трассу, как Рейчел. С каждой проезжающей фурой перехватывало дыхание — как будто мимо меня по лестнице протискивался трехтонный дракон. Но спустя час мне уже не так часто чудилось, что сейчас умру.

Мы проехали указатели на поворот на Толедо, и тут сразу оба наших телефона начали вибрировать. Рейчел была за рулем, поэтому я открыла сообщения.

«Рейч, надеюсь, ты очень-очень далеко, — писала Брайони. — Потому что этот стремный чувак выписался из больницы».

«Привет, это твой телефон? Надеюсь, это твой телефон, — писал кто-то с незнакомого калифорнийского номера. — То есть ты звонила с этого номера, но может, это домашний, но все равно, Орландо только что написали в Котаун, что твой психованный батя опять на свободе. Ико».

— Что? — спросила Рейчел, пока я молчала. — Что такое?

Я с трудом сглотнула, руки у меня тряслись. Я старалась успокоиться, чтобы не было заметно, что едва держусь.

— Мой отец. Он снова нас ищет.

Что-то поломалось в Котаунах, и я только с третьей или четвертой попытки попала на свой. В будний день все должны были быть в школе, но почти все сидели в сети. И все переживали, вдруг я еще не знаю про отца.

— Кто-нибудь знает, куда он отправился после больницы? — спросила я. Никто не знал.

Мне очень не хватало всезнающего компьютерного интеллекта; все было бы куда проще.

Мы решили, что он никак не мог знать о нашем путешествии в Массачусетс. Но в то же время не было уверенности, что нет способа нас отследить. Пока мы движемся, ему будет трудно понять, куда мы едем, но в какой-то момент нам придется остановиться на ночевку.

— Сегодня нам, наверное, стоит найти место, где дверь запирается на замок, — сказала Рейчел.

Гермиона предложила найти музей, спрятаться в туалете после закрытия и провести в музее ночь. Как дети в книжке «Из архива миссис Базиль Э. Франквайлер, самого запутанного в мире». Но мы с Рейчел боялись, что это работает только в книге. Причем написанной в 1960 году, до появления камер наблюдения и детекторов движения.

Марвин пытался найти в интернете сомнительные мотели, но никто же не пишет в рекламе «Мы сдаем за наличные, и на паспорта мы плевали, всем будем рады». К тому же если бы они позарились на взятку, чтобы дать номер без паспортов, то взяли бы деньги и у моего отца, чтобы отпереть дверь.

Мы остановились на заправке, чтобы пописать, купить воды и поменяться местами.

— Уверена, что хочешь ехать дальше? — спросила я, пока мы разминали ноги. — Может, ты просто меня где-нибудь высадишь, а я найду попутный автобус? Ты же почти не знаешь ЧеширКэт.

— А мне и не надо их знать. Я знаю тебя, и я знаю, что ЧеширКэт тебя спасли.

— А что, если мы ничего не можем сделать? — Не хотелось об этом думать, но все-таки надо. — Надеюсь, что ЧеширКэт просто… отсоединились. Выпали. Не умерли.

— Что их не стерли?

— Да, в смысле… если ты искусственный интеллект и живешь в компьютере, а твой код стирают, ты умираешь, так ведь? Убить человека — это и значит стереть наш код.

— Скорее это как уничтожить наш жесткий диск, но не уверена, что хочу дальше развивать эту метафору. — Рейчел прикончила соду, смяла банку, бросила ее в мусорку и обхватила себя руками. Сегодня было солнечно, но и ветер был сильный. — А ты думаешь, ЧеширКэт живые? То есть по-настоящему живые?

— У них нет тела, так что это, наверное, зависит от того, что ты понимаешь под жизнью. В смысле есть техническое научное определение жизни, которое включает обмен веществ, дыхание и все такое, а у ЧеширКэт точно ничего этого нет. Но я все-таки считаю, что они — отдельная личность. Они человек, а не просто набор кодов, выдающих реакции. По крайней мере, не в большей степени, чем мы сами — набор кодов, выдающих реакции. Ведь это в каком-то смысле и про нас. Мы все запрограммированы спать, есть и отдергивать руку от горячего.

— Странно так думать про людей, — сказала она.

— Наверно.

— Но, пожалуй, я с тобой согласна. ЧеширКэт действительно человек, потому что они рискнули всем, чтобы защитить тебя. Такое ведь сделаешь, только если кого-то любишь. А если можешь кого-то любить, это довольно явный признак, что ты человек.

Вернувшись в машину, мы увидели, что Котаун завалил нас сообщениями на телефон Рейчел.

— Вы уже проехали Баффало? — спросила Гермиона.

Мы даже близко к Баффало не подъехали. Даже не выехали из Огайо.

— А вы нашли нам ночлег в Баффало? С дверью и замком?

— Со мной!!! — сказала Гринберри. — Я живу в Баффало! В огромном доме, с жилым подвалом, но родители туда никогда не спускаются.

Если спросить навигатор, сколько ехать из Вальпараисо до Баффало, он скажет — семь с половиной часов.

Вот только он не учитывает:

Уроки вождения.

Остановки, чтобы пописать.

Объезд трасс в те моменты, когда мы особенно переживаем.

Желание как можно чаще меняться за рулем.

Из-за этого всего получалось гораздо дольше. Что в общем-то не проблема, потому что Гринберри хотела впустить нас после того, как родители уйдут спать. С десяти вечера, по ее словам, можно было спокойно приезжать. Мы оставили машину на улице, собрали в кучу одеяла, мой ноутбук и все остальное и на цыпочках прошли через боковую дверь.

Гринберри оказалась пухленькой белой девочкой, младше, чем я ожидала. Наверное, училась в средней школе. Она носила выцветшую футболку с «Агентством детективок» вместо пижамы и пижамные штаны из пушистого розового флиса в горошек. Она ждала нас у окна и теперь распахнула дверь, расплылась в улыбке, едва ли не скача от возбуждения.

— Пошли вниз, — сказала она. — Родители вряд ли запретят мне пригласить друзей, но если узнают, что вы приехали на машине из самого Висконсина, они незнамо что подумают и будут беспокоиться.

Мы спустились за ней. Я представляла себе темный подвал, весь в паутине, но это оказалась уютная комната с коврами и телевизором. Гринберри разложила на полу надувные матрасы, спальные мешки и подушки.

— Вы тоже привезли одеяла? — спросила она, а потом сморщила нос: — Что это так воняет?

— Наверное, одеяла.

— Ой. Давайте я их вам постираю? И машина, и сушилка тут внизу.

Рядом со стиральной машиной стоял высокий ухмыляющийся мужчина, и я сперва испугалась. Потом поняла, что это стоячий картонный манекен в полный рост.

— Это мой брат, — объяснила Гринберри. — Он уехал учиться в другой штат, и мама сделала это… чтобы вроде как было ощущение, будто он еще тут.

— В подвале?

— Папа сказал, что это глупо, и я унесла его сюда, чтобы они больше не ссорились.

Она запихнула одеяла, простыни и плед в машину, залила средство и включила на высокую температуру.

— Так отстирается.

— Сколько она стирает в этом режиме? — спросила Рейчел.

— Час. — Гринберри отвела нас обратно к телевизору и устроилась на краешке кресла. — Вам что-нибудь еще нужно? Перекусить? Могу сделать попкорн.

— Можно где-нибудь все зарядить?

— Да, конечно! — Она отодвинула с дороги стол и показала розетку. — Точно не хотите попкорна?

— А почему попкорн?

— Потому что его я умею делать.

— А твои родители не удивятся, что ты в десять вечера его делаешь?

— Они просто решат, что я проголодалась.

— Ладно, — ответила Рейчел. — Спасибо.

— Супер! — Гринберри вскочила и побежала наверх.

Рейчел сделала мне глаза.

— Мне показалось, что она расстроится, если мы откажемся.

— Да уж, — ответила я.

Пять минут спустя Гринберри вернулась с большой миской попкорна. Он был воздушный, с маслом и солью и… на самом деле, стоило мне почуять запах, я поняла, как проголодалась. Хорошо, что Рейчел ее попросила. Мы сидели на спальных мешках и хрустели попкорном. Гринберри открыла специальную серию «Агентства детективок» на моем ноутбуке, и мы смотрели и обсуждали, кто у кого был любимым персонажем в детстве. У меня возникло ощущение, что для Гринберри детство — это совсем недавно.

— У нас как будто пижамная вечеринка, — радостно сказала она. — У меня с восьми лет не было пижамных вечеринок.

А у меня их вообще никогда не было.

— Рейчел, а у тебя когда-нибудь бывали пижамные вечеринки?

— Нет, — ответила Рейчел, — слишком много птиц. А вот Брайони их постоянно устраивала.

— Так странно видеть вас вживую, — сказала Гринберри. — Я тебя всегда по-другому представляла, БЛМ.

— Думала, я действительно летучая мышь?

— Нет, но из-за твоей фишки с летучими мышами я представляла тебя как Госпожу Медею из этих видео… — Она начала хихикать.

Госпожа Медея носила черные платья с очень низким вырезом, у нее были лохматые черные волосы и ярко-лиловые глаза.

— Всегда хотела попробовать такой прикид, но мне бы пришлось носить линзы и каждое утро тыкать себе пальцем в глаз, — ответила я.

— Правда? — Гринберри смотрела на меня во все глаза. — А, нет, ты шутишь. — И она снова захихикала.

— Когда встают твои родители? — спросила Рейчел.

— В шесть, но это не важно. Они не будут сюда заходить.

— Ты уверена? — спросила я.

— О да, — ответила она. — Ну то есть вы, конечно, старайтесь не шуметь. Если они что-то услышат, могут и спуститься. Но у них обоих болят коленки, так что они спускаются, только если очень надо. Поэтому стирать — моя обязанность. — Она почесала нос. — Но если они спустятся, скажите, что вы мои друзья. И лучше зовите меня Кари. Это мое настоящее имя.

— Если они встают в шесть, то во сколько уходят?

— В семь. В семь пятнадцать их уже нет. Мой автобус приходит в полвосьмого. Так что у вас будет пятнадцать минут, чтобы собраться и выйти, а я смогла запереть за нами дверь.

— Спасибо тебе большое, — сказала Рейчел.

Гринберри переложила белье в сушку. Запах мышиного помета пропал.

— К утру высохнет, правда, будет все мятое, — сказала она.

— У меня на заднем сиденье и так все будет мятое, — ответила Рейчел.

— А, да, — сказала Гринберри, опять хихикая. Она включила сушку. — Последний шанс, пока я не пошла спать. Вам что-нибудь нужно? Если что-то срочное, вы поднимитесь, конечно, только постарайтесь все-таки этого не делать. Все будет куда проще, если вы не попадетесь моим родителям.

— Зубная нить, — ответила Рейчел. — Попкорн застрял в зубах.

— Хорошо, — сказала Гринберри.

Перед сном я проверила новостные сайты — не появилось ли чего про Маршфилд. Из нового было только одно: оказывается, парень, которому принадлежала сбившая отца машина, скачал что-то и перепрограммировал ее, чтобы превышать скорость на автопилоте. Производитель утверждал, что из-за этого машину и получилось угнать. «Мы производим в высшей степени безопасные автомобили, — заявил пресс-секретарь. — Но если вы хотите ослаблять их безопасность, мы ничего не можем сделать, только аннулировать вашу гарантию. Эту проблему надо решать юридически».

Рейчел фыркнула.

— Они еще пожалеют, что не пригласили кризис-менеджера, — пробормотала она.

Мы выключили свет, и я лежала в темноте с открытыми глазами. В комнате было тепло и уютно. Я сама видела, как Гринберри заперла дверь, и знала, что между мной и отцом есть преграда, а в этом доме даже есть система охраны. И все равно, Рейчел заснула сразу, а вот я почему-то не могла.

После слов Гринберри про пижамные вечеринки я задумалась о дружбе — обо всех, кого встречала за жизнь и кто казался мне крутым. Всех, с кем можно было бы подружиться, но с кем я даже не пыталась общаться, потому что знала, что все равно их потеряю. Я немного преувеличила — меня приглашали на вечеринки. То есть меня не приглашали в том городе, где все крутые девочки носили клетку, но я помню, как меня добавляли в групповые приглашения, мне передавали записки, звали… а я просто никогда не спрашивала у мамы разрешения. Не имело смысла.

И что, мама заставит меня бросить Кэтнет, когда все это кончится?

А я ей позволю?

Я снова вспомнила Джули, и вдруг поняла, где мы были на мой восьмой день рождения. Мамин компьютер все еще был в сумке для ноутбука, я тихонько достала его, открыла и включила.

Пароль, спросил он.

НЕ_В_ЮТЕ, написала я.

Вот и все. Я вошла.

Оказывается, ноутбук садился, потому что я его как следует не выключила, и все это время он был в спящем режиме. Я достала зарядку, вставила ее рядом с моим ноутбуком и телефоном Рейчел и вернулась в кровать.

Мы проснулись от криков родителей Гринберри.

— Ты повезешь Кари к терапевту сегодня?!

— Нет, ты повезешь Кари! У меня встреча.

— Спасибо, что сказала, — это очень саркастичным тоном. — Могу я еще что-нибудь для тебя сделать?

— Ты забрал подарок, чтобы поблагодарить Луизу?

— Мы ей уже заплатили, не понимаю, зачем еще подарок.

И так без остановки, сорок пять минут подряд. Ровно в семь пятнадцать оба ушли, не прекращая ругаться. В семь шестнадцать Гринберри была уже внизу в школьной форме, немного запыхавшаяся.

— Вам что-нибудь нужно, пока я не ушла?

На завтрак времени не хватало, зато она упаковала для нас какую-то еду и налила два термоса кофе.

— Мы не сможем вернуть термосы! — заметила Рейчел.

— А, ничего страшного, — ответила Гринберри. — Папа заказал их целую кучу, чтобы дарить клиентам фирмы. Получилось слишком много, у нас их пятнадцать штук в буфете. Это хорошо, потому что мама все время их теряет. В общем, никто не заметит.

Она неловко нас обняла, потом выпустила через боковую дверь.

— Расскажите потом, как все прошло, — сказала она.

— Хорошо, — пообещала я.

Стоял прекрасный, солнечный день, листья уже краснели — было очень красиво. А самое лучшее — мы уже почти добрались. То есть предстояло еще семь часов и 450 миль пути, но учитывая, сколько мы уже проехали, это теперь казалось пустяками.

— Я влезла в мамин ноутбук, — сказала я.

— Ты догадалась, какой пароль? — спросила Рейчел. — Так где же вы были на твой восьмой день рождения?

— Не в Юте. Не, нижнее подчеркивание, в, нижнее подчеркивание, Юте. Потому что я умоляла ее поехать в Юту повидаться с Джули, а вместо этого она повела меня в тупой парк аттракционов, и я весь день злилась, что это не Юта.

Рейчел отвела взгляд от дороги и посмотрела на меня.

— А, — сказала она. — Да. Тогда понятно.

Когда мы остановились, она раздала мне интернет, чтобы я подключилась с маминого компьютера, потому что он зарядился. У мамы оказалось несколько непрочитанных писем от Ксочи. В одном она упоминала, что писала мне, так что может быть, ее сообщение было настоящим.

Еще Ксочи сообщала, что ей писал некто, будто бы Р. И добавила: «будь осторожна», что не очень обнадеживало.

— А разве не было какого-то Раджива? — спросила Рейчел, когда я прочитала ей сообщение.

— Он умер! Кажется. В статье, которую я читала, говорилось, что он покончил с собой до начала суда.

— Ну, это бы объяснило, почему она говорит будто… Но Р. может значить что угодно.

Я стала рыться в маминых файлах и нашла один под названием «Прочти меня Стеф». Звучало многообещающе, но это был какой-то странный, несвязный список, из которого она так и не успела сделать письмо, хотя явно собиралась. Глобальный алгоритм факторизации целых чисел — один пункт, ТВОЙ ОТЕЦ МЕНЯ ПЫТАЛ — другой, а дальше целый список с названиями файлов и подсказками для паролей, которые, слава богу, были куда понятнее, чем «где мы были на восьмой день рождения». (Под моей любимой книжкой она наверняка подразумевала «Стеллалуну»; я проверила, и файл открылся. Там был просто код. Я понятия не имела для чего.)

Попытавшись загуглить глобальный алгоритм факторизации целых чисел, я попала на страницу в Википедии про математику. Немного потыкавшись туда-сюда, я всюду попадала на математику. Попыталась прочитать статью на Википедии и поняла, что это связано с криптографией, хотя и не была уверена. Я попыталась открыть Котаун, но попадала не на те группы, к тому же почти никого из друзей не было онлайн, потому что Марвин, Гермиона и Firestar все ехали в Кембридж.

Правда, Ико был в сети. Я отправила личное сообщение и спросила, нет ли идей, что это может быть за глобальный алгоритм факторизации целых чисел.

— Ну, может быть, имеется в виду святой Грааль всех компьютерщиков, — ответил он. — Почти все онлайн-коды — не все, но почти — написаны с помощью огромных чисел, составленных из двух простых, и, если ты можешь их разложить, тебе очень легко, например, взломать любой банк.

— И зачем это нужно? Красть деньги? Запускать ракеты?

— Скорее всего, запустить ракету ты бы не смогла. А вот украсть кучу денег — пожалуйста.

— А что, если ты хочешь стать мировым диктатором? — спросила я, вспоминая, что мама говорила про отца.

— Гм, — ответил Ико. — Это сложный вопрос. В смысле ты могла бы выкрасть какие-нибудь гостайны вместе с деньгами. Если хватит мозгов, можно заполучить очень большую власть. Только на какое-то время. Но все сразу включат другие системы безопасности, если узнают, что ты справилась с факторизацией простых чисел.

Я нутром чуяла, что за этим отец и гоняется. Это логичнее, чем столько лет спустя гоняться за мамой.

Я собралась загрузить мамин файл, чтобы Ико посмотрел, но он добавил:

— Кстати, если бы ты хотела уничтожить нынешнюю цивилизацию, чтобы все рухнуло, как карточный домик при землетрясении в 5,8 балла, — вот это очень даже можно.

Я решила, что не хочу просто так передавать код Ико. То есть мне нравился Ико, но это не значит, что я полностью доверяла его способности сдерживать себя.

— Ничего себе, — ответила я и вышла с сайта, а потом и из интернета. И выключила мамин ноутбук. Отец уж точно не знал, где мы были на восьмой день рождения. Если он нас догонит, пусть хотя бы попотеет, чтобы достать этот файл.

Нью-Йорк тянулся бесконечно. Я всегда представляла его городом, но сам штат оказался очень зеленым, в нем было полно ферм. Как ни странно, он был очень похож на Висконсин: сплошные кукурузные поля и молочные фермы.

— Кто поведет в городе? — спросила я. На этот раз объехать было нельзя — мы ведь двигались в Кембридж.

— Я, — ответила Рейчел. — Потому что, если попадем в аварию, будет меньше проблем.

Мы остановились передохнуть у знака «Добро пожаловать в Массачусетс» с туристической информацией и поменялись местами.

Больше друзей появилось онлайн; я начала приглашать всех в групповой чат, потому что наш Котаун по-прежнему не работал.

— Сколько нам еще? — спросила Рейчел.

— Два часа.

— ДВА ЧАСА. Ладно. Мы должны решить, где всем встретиться. А под мы я имею в виду ты.

Я уже почти всех добавила, и тут вспомнила, что давно не проверяла сообщения на телефоне.

Одно сообщение. Опять с незнакомого номера.

Это мама. Не останавливайся. Он тебя разыскивает. Не дай ему тебя найти. Не отвечай, телефон не мой.

Я почувствовала настоящее облегчение, пусть сообщение и было мрачным. С мамой все хорошо.