Кто убил Оливию Коллинз?

Эмма

Дом Соланке словно выдернули с корнями из пригорода Сиднея и пересадили в Ирландию. Такому дому место у моря, а не среди северных полей. Летом еще ничего, а что зимой? Слишком много стекла, слишком мало горячих батарей.

Так думала Эмма, сидя в просторной светлой кухне у Лили и Дэвида. Вся задняя стена была застекленной, так что кухня как бы продолжалась дальше во двор. Солнце играло на деревянном столе под старину и тиковых полах. Подоконник над раковиной ломился от цветов и растений в разноцветных горшках. Напротив распахнутых в патио дверей с потолка свисала «музыка ветра», едва уловимо позванивая подвешенными трубочками.

Эмма взглянула на Фрэнка и быстро кивнула, а тот в ответ сжал губы и нахмурился.

Она только что вошла, переговорив по телефону с айтишниками из полицейского участка. Первый поиск по Оливии Коллинз не дал ничего — никаких намеков на возможных врагов или недоброжелателей. Ни конфликтов с бывшими коллегами по работе, ни заслуживающих упоминания родственников (что они и так уже выяснили), ни нарушений общественного порядка… Вообще ничего. Оливия Коллинз чиста как младенец, даже в социальных сетях, которые она, к счастью для полиции, оставила открытыми у себя на компьютере, — и там никакого общения ни с кем, кроме соседей и каких-то старых знакомых, которые, похоже, жили в основном за границей.

Если у этой женщины и были тайны, она умела их хранить. А что касается подозреваемых в убийстве, их придется искать ближе к дому.

Дэвид пригласил полицейских за стол, украшенный горшками с жасмином. Принес чай с бергамотом и тарелку домашних пирожных. Без глютена и молока — как он особо подчеркнул.

А заодно и без вкуса, подумала Эмма, попробовав: она едва не подавилась напоминающей прессованный картон массой и запоздало поняла, что без пары чашек чая такое угощение не осилить.

Фрэнк сидел весь красный, отходя от парфюмерного вкуса неосторожно проглоченного напитка.

В этой семейке как раз Лили Соланке больше бы подошли веганские пирожные и травяные чаи. Ее гладкая кожа и здоровый цвет лица намекали, что она не злоупотребляет вкусовыми добавками. Эмма легко бы поверила, что Лили ежедневно встает на рассвете и пробегает марафонскую дистанцию.

Однако сейчас она сидела перед ними словно аршин проглотив, явно ощущая себя неуютно.

Время подходило к трем, Эмма и Фрэнк пропустили обед, торопясь опросить всех соседей. Они позвонили в отделение, и начальница разрешила не участвовать в ежедневной планерке, пока они здесь все до конца не выяснят. В общем, предоставила Фрэнку свободу вести расследование по собственному усмотрению и одновременно экономила ресурсы.

Еще один дом после этого, решили они, и на этом всё — хватит на сегодня. На ароматизированном чае и бутафорских пирожных долго не протянешь.

— Стало быть, вы не заметили ничего необычного у дома соседки, перед тем как она пропала? — перешла в наступление Эмма, незаметно отложив пирожное на чайное блюдце.

— Вообще ничего, — сказал Дэвид. — Хотя я немного рассеянный, говоря по правде. Работаю всю неделю в городе, а в выходные обычно с детьми занимаюсь. Единственный из соседей, кого я постоянно вижу на неделе, — это Мэтт Хеннесси, который через дорогу живет. Мы оба в центре работаем, поэтому иногда ездим на одной машине. Хоть и не так часто, как хотелось бы. По мне, так все, кто ездит на работу, должны объединяться, чтобы поменьше воздух загрязнять. Но Мэтт слишком рано встает, даже для меня. Просто трудоголик! Не знаю ни одного другого бухгалтера, который столько бы вкалывал. Если когда-нибудь соберемся вернуться в Нигерию, обязательно возьму его на работу директором. В общем, иногда я просто еду до станции, а дальше в город на поезде. Я работаю в Международном финансовом центре.

— Кем же вы работаете? — поинтересовалась Эмма. Она немного удивилась, когда выяснилось, что офис у этого новоявленного хиппи расположен в финансовом центре. Разве что он дизайнер или вроде того. Это, пожалуй, ему бы вполне подошло. Художник, только в современном, компьютерном смысле.

— О, это очень скучно, я просто работаю с цифрами.

Детективы терпеливо ждали.

— Он управляющий хедж-фонда, — сказала Лили. Дэвид натянуто улыбнулся.

Ну ни фига себе, подумала Эмма. Интересно, снимает мистер Соланке свои бусы с фенечками, когда идет на работу, или надевает деловой костюм прямо поверх? Или он один из суперсовременных капиталистов типа Марка Цукерберга? Смотрите все: у меня миллионы, я разоряю целые страны, зато хожу на работу в кроссовках! Я клевый хипповый финансовый стервятник!

— Э… Ну да. Надо же, как это… интересно. А вы, Лили? Где вы работаете?

— Я учительница в начальной школе.

— Ну конечно, — сказала Эмма, поскольку теперь все сходилось. В этом семействе все с ног на голову.

— Так вы, наверное, чаще видели соседку, чем ваш муж? — спросил Фрэнк. — Думаю, вы приходите с работы раньше.

— Да. Я определенно видела ее чаще.

— Но не в эти последние месяцы?

Лили покачала головой, не поднимая глаз.

— Мы все просто потрясены, — сказал Дэвид, взяв жену за руку, и снова повернулся к Эмме и Фрэнку.

— Я думала, может, Оливия уехала куда-то в отпуск или вроде того, — робко сказала Лили, понимая, что нужно что-то сказать в свое оправдание. — Эд и Амелия — которые через дорогу живут — постоянно ездят в эти длинные круизы, по месяцу. Оливия как-то мне рассказывала, что досрочно ушла на пенсию из департамента здравоохранения, когда государство стало предлагать эти огромные разовые выплаты без налогов, так что денег ей хватало.

— А что, у нее правда почти не бывало гостей? — спросил Фрэнк. — В смысле, кроме соседей?

Лили и Дэвид переглянулись и пожали плечами.

— Да, правда. У нее, пожалуй, вообще никто никогда не бывал, — сказал Дэвид. — Сколько мы здесь живем, по-моему, ни разу никто к ней не приходил.

— Вы с ней дружили? — спросила Эмма.

— Да какая там особо дружба, — сказала Лили. Она ежилась под пристальным взглядом полицейских. — Не могу сказать, что дружили. Иначе я все же хоть раз зашла бы к ней за эти три месяца.

— А мы с ней всегда очень мило общались, — несколько оправдывающимся тоном вставил Дэвид. — Не так уж часто ее видел, но при каждой встрече мы обменивались теплыми словами.

Лили нахмурилась, а потом рассмеялась от удивления.

— Дэвид, да ты за все эти десять лет не проговорил с ней и часа, в общей сложности.

По лицу Дэвида промелькнула мрачная тень. Лишь на миг, но Эмма успела заметить, и Лили, судя по всему, тоже. Она приоткрыла рот от изумления. Что-то проскользнуло и тут же исчезло. Дэвид явно отлично владел своими эмоциями.

Так вот ты где, управляющий хедж-фонда, подумала про себя Эмма.

— Хорошо, значит, вы не дружили, — сказал Фрэнк. — Это понятно. А дальше этого не заходило? Случались у вас конфликты с Оливией Коллинз? Миссис Соланке?

— Я…

На секунду показалось, что Лили не собирается отвечать правдиво. Но только на секунду.

Но потом она еле заметно кивнула.

— Я бы не назвала это конфликтом, скорее разногласия.

— Ничего же не произошло, — перебил Дэвид.

— Позвольте, — сказал Фрэнк.

Лили неуверенно посмотрела на мужа, потом снова на Фрэнка.

— Она… э… она дала Вулфу мясо.

И Эмма, и Фрэнк нахмурились, но Дэвид улыбнулся и шутливо закатил глаза — ну не о чем же говорить.

— Я знаю, — сказала Лили, и кровь прилила клицу. — Звучит глупо. Но это случалось несколько раз. А мы же вегетарианцы, понимаете…

— Минуточку, минуточку, — сказала Эмма. — Вулф — это кто? Ваша собака?

Лили и Дэвид в ужасе уставились на Эмму.

— Это наш сын, — сказал Дэвид.

— Вот как. — Эмма почувствовала, как шею и уши заливает краска стыда. — Извините меня, я просто… — закончить фразу не получилось.

— И что произошло после этого? — спросил Фрэнк, продолжая разговор. — Вы думаете, она делала это — то есть давала Вулфу мясо — специально, чтобы вам досадить, или вроде того? Поскольку, думаю, если один раз произошло недоразумение, вы бы сказали ей об этом, она бы прекратила, и все продолжали бы жить мирно дальше, без обид.

— Да как сказать… — произнесла Лили. — Сомневаюсь в невинности ее намерений.

— Да брось, Лили, она вовсе не хотела с нами ссориться, — вмешался ее муж. — Да, мы расстроились, но это не значит, что она намеренно добивалась этого. Оливия Коллинз жила одиноко. Вулф к ней привязался, и ей тоже нравилось, что он заходит. Одно время он постоянно к ней ходил. Мы не возражали. А она его иногда кормила. В конце концов, Вулфу тоже неплохо бы взять на себя какую-то ответственность.

— Дэвид, ему же всего восемь!

— Мистер и миссис Соланке, — к облегчению Эммы, перебил Фрэнк. — Давайте постараемся не отвлекаться от сути. Что произошло? У вас состоялся серьезный разговор?

— Это выглядит сейчас так глупо… — сказала Лили.

— Не так уж глупо. Вам казалось, что она сознательно использует вашего ребенка против вас. Уверен, лично я бы на вашем месте разозлился, да и большинство людей, думаю, тоже. Как вы отреагировали?

Лили молчала. Эмма видела, что она замыкается в себе, скорее всего жалея, что вообще подняла эту тему. Но все же подняла, что обнадеживало: стало быть, Лили Соланке не любит врать.

— Так и отреагировала — пришла к ней и сказала, чтобы она больше никогда не давала Вулфу мясо, — Лили говорила твердо, включив профессиональный учительский тон. Эмма почувствовала, что ей хочется подчиниться, хотя давно распрощалась со школой.

— Значит, это не привело к полному разрыву, но все же отношения охладели, так, что ли? — настаивал Фрэнк.

Лили покраснела. Дэвид явно чувствовал себя неловко.

Фрэнк подался вперед на стуле.

— В моей работе такие случаи сплошь и рядом. Обычно, когда между взрослыми возникают конфликты из-за детей, они могут переругаться, но потом обычно все забывается, потому что на самом деле они понимают, что нет серьезного повода для ссоры. Но иногда ситуация накаляется. И никто не может ничего сделать, никто не понимает, почему все так повернулось. Возможно, тут иные причины, может, люди просто изначально испытывали неприязнь друг к другу, и вдруг у них появился повод выплеснуть все, что накипело.

Фрэнк сделал паузу, чтобы до них дошел смысл его слов.

— Что еще произошло между вами и Оливией?

Соланке одновременно покачали головами.

— Боже, да конечно ничего. И мы не ругались с ней после этого. Все так, как вы сказали. Просто я… сказала, что она перешла черту, и дала ей понять, что она не права.

— Но зачем она перешла черту?

Лили заволновалась. Она всплеснула руками, пожала плечами, не в состоянии ничего ответить.

— Думаю, мы отходим от темы, — сказал Дэвид сухо. Он взял жену за руку и пристально посмотрел на детективов. — Какое это имеет значение, да хоть бы мы и публично скандалили с Оливией на улице? Если вы не утверждаете, что произошло нечто…

— А Вулф здесь? — вступила в разговор Эмма.

— А что? — спросила Лили.

— Мы бы хотели с ним побеседовать, — сказал Фрэнк.

Соланке переглянулись.

— Прямо сейчас? — сказала Лили.

— Да.

— Боюсь, об этом не может быть и речи, — сказал Дэвид. — Вулф очень чувствительный мальчик. Мы еще не говорили детям о том, что произошло.

— Сколько лет, вы сказали, вашим детям? — спросила Эмма. До нее только что дошло, что детей совсем не слышно. Может, их вообще нет дома?

— Обоим по восемь.

— Близнецы?

— Да.

— И где же они?

— Они здесь. Они наверху, читают.

— Читают? — сказала Эмма. — Чудесные дети, должно быть, и умные. Думаю, они согласятся пару минут поговорить с нами.

— Прошу прощения, но я вынужден настаивать, — сказал Дэвид. — Вулфу будет очень тяжело все это воспринять. Надо немного подождать. Для ребенка очень важно, как он узнает подобные новости, след остается на всю жизнь.

Эмма не могла не заметить, что Лили при этих словах слегка передернуло.

— Ну, хорошо, тогда мы вернемся завтра. Даем вам времени до завтра. Нам нужно поговорить с мальчиком, так? С обоими детьми, точнее.

Родители кивнули.

Дэвид, отметила Эмма, с некоторым безразличием. А вот Лили выглядела напуганной.