Кто убил Оливию Коллинз?

Холли и Элисон №3

Она перестала разговаривать с матерью.

Холли не сомневалась, что теперь все покатится к чертям. Насчет женщины-полицейской непонятно — тут Холли терялась в догадках, судя по всему, она им сочувствовала, а вот полицейский постарше, тот точно — старая школа. Может, и не сдаст их намеренно, но несложно представить, что как-нибудь вечерком в пабе решит развлечь своих друзей-полицейских рассказом о двух безумных тетках, которые скрываются от кого-то из их братии.

И все, этого будет достаточно. Иногда казалось, что ее отец способен слышать даже сказанное шепотом на другом континенте, не то что в другом графстве. Просто не находилось другого объяснения.

Ее матери не было с ней в тот день, когда Холли увидела его, выйдя из школы. Он поджидал ее, затесавшись в толпу родителей младшеклассников. Причем изменил свою внешность: отпустил бороду и длинные волосы — у него оказались кудри. Он всегда был красив, ее папа: высокий, мускулистый, с правильными чертами лица. Теперь он выглядел как беглый преступник. Смешно, ведь это они от него скрывались.

Но она все же узнала его. У нее действительно был талант узнавать лица.

Он шел за ней всю дорогу до бухты. Холли шагала все дальше, зная, что он идет сзади. Она старательно обходила все места, где кто-нибудь мог узнать ее и окликнуть по имени — Холли.

В школе она зарегистрировалась под настоящим именем, Ева Бейкер, хотя учителя согласились звать ее Холли, услышав сокращенную версию их истории от Элисон. Он знал ее только как Еву, их новые имена ему не известны. Если он дознается, что они живут под фамилией Дэли, то вычислит мамин магазин, а потом и дом. Холли не знала, возможно, он уже выследил, где она живет, но надеялась, что все еще не успело зайти так далеко. Иначе он поджидал бы ее у дома, а не у школы.

Она шла не останавливаясь, пока не нашла уединенное место у моря. Там она развернулась и посмотрела на него. Ему ничего не оставалось делать, кроме как подойти к ней.

Холли его не боялась. Она никогда по-настоящему его не боялась. Юношеская безрассудность. Она боялась только за свою мать. И еще за своего ребенка. Но никогда за себя.

Но сегодня матери рядом не было, а ее ребенок погиб.

— Ева, — сказал он. — Как поживаешь?

— А ты как думаешь?

Он посмотрел себе под ноги.

— Я…

— Что тебе надо?

— Хочу сказать, что я очень виноват перед тобой. За все, что случилось. Я лечусь, хожу к психотерапевту. У меня проблемы, я знаю. Это все из-за моей работы, тебе не понять. Постоянно имеешь дело с насилием, и в итоге сам пропитываешься. Приобретаешь иммунитет. К тому же постоянный стресс. Наверное, у меня был нервный срыв. Я бы никогда тебя не тронул в здравом уме. Просто хочу, чтобы ты это знала.

— Срыв, — повторила Холли. — Срыв длиной в десять лет, так, что ли? Ведь ты все это время избивал мать?

— Это другое. Взрослые… взрослые иногда ссорятся. Мы оба тебя любим. Ты здесь ни при чем.

— А когда ты пнул меня в живот — тоже ни при чем?

— Я вышел из себя. Подумай сама, дочь. Как поведет себя отец, когда узнает, что четырнадцатилетняя дочь беременна? Я хотел убить этого мелкого ублюдка, который с тобой это сделал. Ничего не соображал.

— А. Понятно. Но теперь-то с тобой все в порядке?

— Ну конечно. Иначе я бы не пришел сюда. Я все время искал тебя после того, как она тебя увезла.

— Она?

— Ну да, твоя мать.

— И ты не злишься на нее за то, что она меня увезла?

Он глубоко вздохнул. Он изо всех сил старался сдерживать эмоции.

— Ты мой ребенок, Ева. Я злился, но теперь уже все позади. Осталась только печаль.

Холли рассмеялась тихим, злым смехом.

— Я почти тебе поверила, — сказала она. — Звучит очень убедительно. Но не верю, что тебе знакомо это чувство — печаль.

— Знакомо…

— Нет. Ты понимаешь только ненависть, злобу, гнев. Будь ты в печали, ты бы не стал меня разыскивать. Ты бы нас понял. Что ты чувствовал, когда убивал свою внучку? Ты знаешь, это была девочка, я назвала ее Роза. Я знаю, я была еще совсем девчонка и по-настоящему не понимала, что со мной происходит, но когда мне последний раз делали УЗИ, я услышала, как бьется ее маленькое сердечко. Она сосала большой палец. Мне сказали, что с ней все прекрасно. Здоровая девочка, нормальное развитие. Она бы выросла красавицей. Она и была красавица. Мне дали ее подержать, когда она родилась. Такая малютка, чуть больше моих ладоней. Вот чего ты меня лишил.

Он отпрянул. Кажется, в его глазах блеснули слезы, может быть, просто от ветра. Скорее всего, он говорил себе, что никакого ребенка и не было, ведь так проще всего. Просто его дочь с брюхом: «Смотри, папа, что я позволила с собой сделать».

— В любом случае уже все равно, — сказала она. — Теперь уже без разницы. Что ты сделал, чего хотел, чего не хотел. Я рада, что ты появился. Не сомневалась, что ты в конце концов появишься.

Он замешкался.

— Правда?

Она смаковала его замешательство.

— Да. Хотела с тобой поговорить.

Он сделал шаг вперед. С надеждой.

— Хотела сказать тебе, что если еще раз приблизишься ко мне или к моей матери, будь готов нас убить. Первый раз ты соскочил, но второй раз у тебя не получится. В следующий раз я расскажу все.

— Что расскажешь? — Его лицо скривилось. Она узнавала это столь хорошо знакомое выражение вскипающей злобы, то самое выражение, которого она боялась большую часть своих четырнадцати лет. Холли не захотела играть в возвращение блудного отца, и он взбесился.

— Скажу всем, что я забеременела от тебя. Что ты меня изнасиловал, а потом избил, чтобы избавиться от ребенка и доказательств. Я никому не говорила, кто отец ребенка. Но теперь я готова сказать.

Ее отец остолбенел от ужаса.

— Я же никогда к тебе не прикасался, — сказал он. — Ева, как ты можешь такое сказать?

— Легко, — ответила она. — Открою рот и скажу. Могу даже расплакаться для убедительности, вот смотри. — Она ненадолго закрыла глаза, а когда открыла, из них лились слезы.

— Я знала, если начну кричать, он изобьет мамочку. Сделала все, что он хотел.

— Ты… ты! — Его глаза расширились от ужаса. — Я тебя и пальцем не тронул до того самого дня. Ты сумасшедшая! Психопатка!

— Я знаю, что это ложь, и ты тоже. Но кому из нас поверят, как ты думаешь? Тебе, мужику, которого выгнали с работы, потому что он избил своих жену и дочь, или мне, милой девушке, которая, кстати, еще и лесбиянка, но каким-то образом забеременела в тринадцать лет?

Она думала, что отец убьет ее на месте. Ну и наплевать. Все равно получит свое, и, по крайней мере, мать будет в безопасности. В любом случае Холли хотелось умереть с того самого момента, когда у нее отняли Розу. Но отец только посмотрел на нее как на пришельца с другой планеты и молча побрел прочь. Для него это оказалось чересчур.

В тот день она торжествовала, но удовлетворение вскоре уступило место страху. Вызов брошен. Теперь он знает, что обратной дороги нет. А что, если он вздумает последовать ее совету и просто убьет их обеих?

В тот момент Холли не думала о будущем.

— Холли? Можно войти?

— Нет.

Мать все равно вошла в комнату.

Холли сделала вид, что погружена в чтение книги, которую держала перед собой уже битый час.

— Только что было два очень странных телефонных звонка, — сказала Элисон.

Холли не обращала на нее внимания.

— Сначала позвонила Лили. Говорит, к ним приходила полиция и сняла отпечатки пальцев близнецов. Тогда я позвонила Крисси, и та сказала, что у Кэма уже взяли отпечатки пальцев. Мэтт предложил всем соседям собраться сегодня вечером.

Холли подняла бровь.

— И где же? В воображаемом зале заседаний? Или у Хеннесси, в шалаше на дереве?

— Я предложила собраться у нас.

— Что-о-о?

Холли села.

— Совсем с ума сошла? У тебя опять крыша поехала? Мы же сюда переехали специально, чтобы нас оставили в покое. Так ведь? А в итоге ты пьешь с соседками и предлагаешь устраивать у нас дома какие-то придурочные собрания.

Элисон рассмеялась.

Она над ней смеялась.

Холли схватила мать за плечи.

— Мама, я серьезно.

И тут Холли не удержалась и разрыдалась. Она рыдала в голос, громко всхлипывая, не в силах остановиться. Она даже не успела подумать, как отреагирует мать, не начнется ли у той истерика. От нервотрепки последних дней в ней словно прорвался нарыв.

Холли ничего не видела из-за слез. Только почувствовала руки матери, которая еще крепче обняла ее и прижала к себе.

— Милая моя, — прошептала ее мать. — Я здесь. Я с тобой. Поплачь. Тебе надо поплакать.

Элисон обнимала ее, пока шумные всхлипы не стихли, и Холли наконец смогла дышать, сотрясаясь всем телом.

Когда она немного успокоилась, Элисон мягко отстранилась и посмотрела ей в глаза.

— Так не может дальше продолжаться. Это тебя убивает. Я не хочу, чтобы ты продолжала так жить, понимаешь? Поэтому я и рассказала все полиции. И по этой же причине мы должны рассказать всем соседям. Нужно, чтобы все знали, кто он такой, что он с нами сделал. Пусть знают все. Тогда такие, как Оливия Коллинз, нам больше не страшны. Когда все станет явным.

Холли кивнула.

— Я знаю. Но я боюсь. После той встречи в школе.

— Тем не менее он так и не появился. Уже больше года прошло.

— Я должна тебе рассказать, мама. Рассказать, что я сказала ему в тот день, когда он меня нашел.

Мать нахмурилась. Потом выслушала ее. А когда Холли закончила, посмотрела на нее большими изумленными глазами и снова обняла.

— Так ему и надо, — сказала Элисон в воздух над головой Холли, холодным, решительным тоном. — Не знаю, как тебе такое пришло в голову, но это, похоже, подействовало.

— Ты на меня не злишься?

— На тебя? — фыркнула Элисон. — Как я могу на тебя злиться, дочь! Иногда полезно использовать воображение. Нет, он не найдет нас и не убьет.

Я тебе обещаю. Веришь мне? Веришь, что я могу тебя защитить?

Холли немного помолчала. Потом заговорила:

— Да. Верю.

В голосе матери звучало что-то новое, давно не слыханное.

Застенчивость исчезла. В голосе Элисон звучала решимость, готовность убить любого за свою дочь, если придется.

Холли бы не дрогнула.

Она знала, что они смогут защитить друг друга.