Когда я был маленьким, «раем морского порта» в Нормандии называли обыкновенный стул, покрытый белой накидкой, — такие стулья ставили на перекрестках. К спинке прикалывали кнопками картинку благочестивого содержания, которую украшали цветами в вазочках. Перед картинкой горели свечи, и капли расплавленного воска стекали вниз, застывая на соломенном сиденье.
На картинке была изображена лодка в бушующем море.
Господь стоял на воде, простирая руки над волнами.
Лодка из «рая морского порта» — это ладья мертвых, circumdata ignibus atris. Ладья, пересекающая Стикс и «окруженная черными огнями».
Только эти «черные» огни, невидимые в ночи живых, поскольку они сливаются со звездной темнотой, бросают отблески в адский мрак.
Пауль Целан[91] всю жизнь рисовал на полях своих поэм свечи в разные моменты их горения.
Некогда, двадцать тысячелетий назад, молитвенно сложенные руки больше всего на свете походили на пламя факела.
Мужской член, возбужденный желанием и вздымающийся над мужскими чреслами, походит на буйное пламя, вспыхнувшее на конце изогнутой ветки.
Пламя, имеющее форму мужского члена, вспыхнуло в глазах Окризии и царицы Танаквиль, — от него родился Сервий Туллий[92].
На картине Жоржа де Ла Тура, выставленной в Луврском дворце, пальцы ребенка Иисуса, окружившие огонек свечи во мраке, выглядят как цветок[93].