«Звезды русской провинции»

То война, то народный съезд,

То репьи, а то асфодели.

Бог не выдаст, свинья не съест —

Что ж тут мудрствовать в самом деле!

Два посыла есть у судьбы

(Остальное зовётся раем):

Иль на дыбу, иль на дыбы —

Между этим и выбираем.

То ли ангел, то ли Бог,

То ли демон несуразный —

Этот обморок глубок,

Словно омут безобразный.

Чью измеришь тут длину,

Кто тут в ком души не чает?

Волки лают на луну,

А она не отвечает.

Тень звезды и тень щенка,

Но не надо обольщаться —

У небес кишка тонка,

Чтоб землёю восхищаться.

И стоит осенний сад,

Корни высунув слепые,

А на нём плоды висят

Жёлтые и голубые.

И, воды набравши в рот,

Спишь с открытыми глазами,

Чтоб не спутать в свой черёд

Тварь живую с образами.

Любая ложь блаженнее стократ,

Чем разговоры ссыльных на Тоболе.

От них бы отшатнулся и Сократ,

А уж Платон изнеженный тем боле.

И нам ли о бессмертьи говорить,

Когда душа в плену дурных привычек.

Уж лучше солью в котелок сорить,

Варить уху из неживых плотвичек.

Уж лучше, спирту хватанув с лихвой

И разомлев, как тот медведь в берлоге,

Глядеть, как звёздочки над головой

Всю ночь ведут глухие диалоги.

Ничего уже не изменить

Ни в природе и ни в человеке.

Не прервётся, видимо, вовеки

Этих дней пленительная нить.

Будут плыть и плыть издалека,

Отражаясь в бесконечной влаге,

Фавны, урны, розы, саркофаги,

Девушки, деревья, облака.

О разных разностях глаголя,

Он целый день баклуши бьёт

И свой глоточек алкоголя

Богатым нищим отдаёт.

Ему, наверно, не до смеха,

Он не поэт и не пророк.

Ему и вечность не помеха,

И нищета ему не впрок.

Он ходит, бродит и бормочет,

Глядит на всех, смеётся всем.

Он то ли жизнь прожить не хочет,

А то ли умереть совсем.

То ангела в постель положит,

То сам за облака летит.

И зависть медленная гложет

Того, кто вслед ему глядит.

Не вписываюсь как-то я в ландшафт

Орущей безбоязненно страны.

Насупленные бесы перестройки

Меня не гложут. Пусть себе вокруг

Шумят, пусть митингуют, пусть ругают

Кто демократов, кто большевиков —

По мне так всё равно, какой на шее

Болтается хомут. Не Пушкин прав,

А Пиндемонти. Если ж мыслить здраво,

То оба не правы. И лучше, право,

Не мудрствовать, а заварить чайку

Да поиграться с девочкой-щенком.

Ей скажешь: «Долли, покажи, дружок,

Как президент наш говорит с народом!»

Она тотчас как вскинется, да вдруг

Как зарычит, как, бедная, залает!

И смех, и грех! Десяток лет назад

Её давно бы упекли в Сибирь

За вольнодумство. К счастью, времена

Переменились. К счастью? Дай-то Бог!

Да что же это я? Мой дар убог,

И голос мой, как водится, негромок.

Но я живу, я свыкся с хомутом,

И мне нельзя, пожалуй,

без постромок,

Без кучера… Речь, впрочем, не о том:

Её поймёт далёкий мой потомок,

Опохмелясь на берегу крутом.