Александр Верников (Екатеринбург)

Дистанционный смотритель

Поезд ухайдакался в депо,

Машинист читает Эдди По —

Может, из любви к нему читает,

Может, потому что с перепо……

Я не знаю, может, эдипо —

Вой интерпретации назначен

Этот случай — я не в Гестапо

И вообще нигде я не служу:

Так себе — хожу-брожу, гляжу —

Не течет ли где, не протекает

Через город речка Лимпопо…

* * *

Бабочек-то мертвых на полу,

Обожженных о ночные светы,

Севших на икарову иглу!..

Вот и кара — это лето, лето.

Погашу огни во всем дому,

Но оставлю точку сигареты

Тлеть во тьме, не возмущая тьму, —

Жизнь проходит, как из пистолета.

Генерал тире Полковник

Отцу

Он смотрит из окна на долговечный мир,

Где больше не командует парадом.

Не на плечах — на плечиках —

в шкафу его мундир

И парабеллум именной с зарядом

Последней пули тоже где-то там,

Живет себе впотьмах на крайний случай.

Он чуть не по слогам читает «МАНДЕЛЬШТАМ»

На книге черной, ерзая в скрипучей

Качалке дорогого тростника,

Трофейной, с виллы, что ли, Шелленберга,

И над строкой невнятной облака

Плывут из памяти о штурме Кёнигсберга.

И тут в его тяжелый серый глаз

«Я вспоминаю немца-офицера»

Шибает строчки ясная стрела,

И даже рифма темная «Церера»

Не может этот приступ укротить —

Он до конца бесцельное читает,

Потом назад, к началу том листает —

Он ухватил невидимую нить

И хочет достиженье удержать,

На занятой высотке удержаться —

Но рифмы прыгают, слова катятся,

И он забыл, что он хотел понять.

Он книгу внука, медля, закрывает,

Потом глаза устало закрывает,

Потом встает, скрипя, и закрывает

Окно и мёртво падает опять

В качалку с виллы точно Шелленберга,

Идет опять на приступ Кёнигсберга

Всей памятью. И ждет, когда пойдут

На приступ сердца бешеные рати.

Он слышит бой — последний бой минут,

И жизнь на это, как на битву, тратит.

* * *

Вместе с рельсами поезд ушел,

Степь повсюду, земля нагишом.

Черноземное море парит,

Птица-смерть, надзирая, парит,

И светило горит.

Все исполнено силой такой,

Что гудит этот дикий покой.

Нету правды в упорных ногах,

Тянет лечь и рассыпаться в прах,

Чтоб хоть так с окружающим слиться,

Перестать на судьбу свою злиться —

Что торчишь и торчишь посреди

Мирозданья, как штык из груди.

Загрузка...