О. Дозморову
Печальная и бедная страна.
Хотя не так бедна, не так печальна,
Как… Но договоримся изначально,
Что виновата я, а не она.
Здесь кто чего действительно хотел,
В конце концов желанного добился.
Один запился, но другой женился,
И третий на Канары полетел.
А я хотела, чтоб пылал закат,
Ещё хотела, чтобы стало тихо.
Сошла зимой на станции Крутиха
И углубилась в коллективный сад.
Там до весны пребудет тишина,
Там покосилась редкая ограда,
Там мне видны из низкого окна
Деревья сада.
Я знаю, как будет. Езда на машине,
Прямая дорога на белой равнине
И низкие тучи, и снежные хлопья.
На заднем сидении Ольга и Софья,
Спокойно уснувшие под магнитолу.
Широкая местность, прижатая долу.
И там, далеко, за железной дорогой,
Прозрачный лесок на горушке пологой.
Нас встретят на месте две важные дамы.
Нет, просто хозяйки в том доме, куда мы
Приедем с салатом, шампанским и водкой
Под низкое небо над серой слободкой.
Где сыплется ёлка, где топится банька,
Роскошные, пышные Лидка и Танька
Умело, стремительно лепят пельмени,
Мукой осыпая большие колени.
Два эти тополя большие
У ресторана «Сулико»
Как демоны глухонемые
Руками машут широко.
Друг другу что-то объясняют
На непонятном языке,
А генацвале зависают
В своем весёлом кабаке.
Несут шашлык. Гремит лезгинка.
Танцуют Тома и Арчил,
И плачет горькая сурдинка
На небе в сонмище светил.
Я Пушкина не спас!
А Пушкин был в запое.
Он мне кричал при всех:
«Ты бездарь! Ты — говно!
Уйди, совсем уйди,
Оставь меня в покое!»
Я встал, хотел уйти,
Подался к двери, но…
Был Пушкин одинок,
Как маленькие дети,
Читал свои стихи
И плакал над собой.
А этот человек
И вправду был на свете,
Единственный поэт,
Не то что мы с тобой!
Бля буду! Буду бля!
Когда-нибудь да буду!
Когда я буду бля,
Я всех собой спасу,
Я стану всех любить,
И Пушкина, паскуду,
На трепетных руках
Над миром вознесу…