«Звезды русской провинции»

Заклинаю тебя, милая, от тоски

разрывая сердце на куски

мозг зажимая в тиски

эти пытки — воспоминания о москве

об отрубленной голове

обо мне как твоей вдове

я носила цветы на кладбище,

мертвую воду пила

таблетки глотала

выпрыгивала из окна

мне казалось: мой/моя слава всегда

со мной

с головою тяжелою, больной

следует по пятам как конвой

только я не безумная, не хочу быть безумной, не поеду в больницу

я не одна такая, каждый врачей боится

свяжут, запрут в клетке как жар-птицу

у меня ни золота, ни денег нет,

чтобы откупиться

заклинаю тебя от тоски простыми словами

жаль, что мы стали врагами

чувство наше накрыло цунами

я в поезде еду на север, в обратном

от тебя направленьи

у меня хорошее настроенье

только сладкую тушку мою

тронуло тленье

говорю с небесами, с тобой говорю, говорю с проводницей

все исступленно пугают меня больницей

мажут губы то перцем, то горчицей

чтобы стала монстром бездумным, дьяволицей

заклинаю тебя от тоски, а сама тоскую

подбираю к сердцу твоему

серебряную пулю

напираю, злобствую, атакую

только я не солдат, не хочу быть солдатом, на войну не пойду

спрячу злые слова во рту

всегда предчувствую беду

я тоскую, тебя от тоски заклинаю

я спасаю тебя, а сама умираю

ближе к краю стою, ближе к раю

улыбаюсь, руками машу, головою киваю.

Садовник, верни меня назад в мое безумие, в мой гефсиманский сад

здесь гестапо, уютный блочный ад

и пытки падают гроздьями, как виноград

меня давно уже никто здесь

не лелеет, не хранит

больно ранят так, что сердце болит

мне здесь мало места — это астероид, мертвый метеорит

садовник, выбери меня, дотронься до руки

пусть смеются змеи, плачут пауки

беллин маленький самолет уходит в пике

отстрою свой ерусалим вскорости в наши дни

садовник, ты видишь сам, здесь все живут страстями

уходят из пустых домов

за непрошеными гостями

делятся с ближним женщинами, новостями

рвут мое сердце когтями.

В рейкьявике, в бонне, в амстердаме

мы всегда сидели в глубокой яме

под лимонным соком как устрицы томились, как птенцы под скорлупой

приходили смотреть люди

безумной толпой

как я на дне лежал рядом с тобой

сто камней в нас бросили, сто огней

спрашивали: кто тебе всех милей

самый красивый цветок без листьев

и корней

и смерти нету над нами и некуда бежать

потому что ты научился меня

в кулаке прятать, на ладони держать.

В финале я совсем сошла с ума

я одна, а вокруг тюрьма

не в себе я стала, а вся-вся в тебя

в твоем черном теле, в утробном тепле.

Какую выбрать смерть хорьку,

улитке, пауку

они как демоны снуют в моей руке

по рукаву ползут, по пуговицам, воротнику

по рукоятке, по курку

я их везу вначале в петербург,

потом в москву в коробке обувной

они ползут по сердцу моему, по животу

они всегда со мной

они идут по мне как русские войска

вползая внутрь меня, где черная тоска

я выберу им смерть, они умрут во мне

на острие, на мозговой игле.

Стоит златоглавая москва

педерасты вводят свои войска

героев плевны, группы риска

что просить у седьмого лепестка

оловянной пули у виска

разогнавшейся до размеров писка

я московским зайцем спешу

как цветаева грубая к тебе пишу

узелковое письмо:

«и смерти нет и нет ее предвестий

подпаленных волков, бездарных бестий

остался запах, плесень».

каждый пишет сценарий,

маленький сюжет

получается неприятное кино

я плакал над всеми фильмами ф., в финалах

потом перестал плакать

плакал потом, потому что ф. умер

у него была камера

плакал потом, потому что камера умерла

плакал потом, потому что я

не ханна шигула

повторял: «я не ханна шигула, не ханна шигула, не ханна шигула…»

потом плакал, потому что ханна шигула умерла

неприятное кино

бес ф.

бес камеры

бес ханны

бес наркотиков

бес любви

бес алкоголя

бес смерти