Легионер. Дорога в Помпеи – 2

Глава 21

Клиний Арф всю свою сознательную жизнь воспринимал рабов, как этакий источник неприятностей. Вот взять корову — пользы от этих животин немало, но кто-нибудь когда-нибудь слышал, чтобы корова возмущалась и проявляла недовольство? Корми вовремя, ухаживай за ней, и корова долгие годы будет служить своему хозяину. А вот рабы, получая все тоже самое, почему-то высказывали недовольство. От того, самую дохлую корову, Арф предпочитал самому лучшему рабу. Корова не вонзит нож в твою спину, а вот раб — запросто.

Арф считался одним из лучших специалистов в Сицилии по подавлению мятежей невольников. Качество работы Арфа можно было проверить по количеству столбов с казненными смутьянами, развешанных вдоль дорог по всей Сицилии. Арф всегда отличался особой жестокостью в подавлении восстаний и получал удовольствие от расправ. Нет, он не считал себя жестоким человеком, просто играл по тем правилам игры, которые ему предлагались.

Арф понимал, что стоит проявить слабину, как восставшие разорвут его на куски. Чем-то такие люди напоминали Клинию раненых зверей, да и правила, выработанные для подавления восстаний, на протяжении последнего полувека писались кровью его отца и деда. Дед Клиния возглавлял карательный отряд во время первого сицилийского восстания 136 — 132 годов и подчинялся лично ПублиюРупилию. Отец также во главе карательного отряда разбивал остатки сил восставших рабов.

И теперь Клиний был готов перенять знамя своих отца и деда и самолично выкорчевать рабский мятеж. Признаться честно, Арф всю свою жизнь ожидал возможности проявить себя по-настоящему. И вот, наконец, дождался. Арфу было поручено подавить вспыхнувший мятеж невольников. И не просто невольников, а гладиаторов, опаснейших из рабов. Но, в отличие от отца деда, Арфу было вменено руководство двух когорт римских ветеранов. Одна из них уже встала лагерем возле лагеря восставших, а вторую он лично ввёл на воссоединение сил.

Арф не собирался откладывать дело в долгий ящик и утром намеревался провести штурм укрепление невольников.

Единственное, чего боялся опытный воин — не оправдать возложенных на него надежд. Поэтому штурм должен бытьпроведён незамедлительно.

Эти мысли посещали римлянина, когда перед его взглядом предстал лагерь союзников — первой когорты мобилизованных ветеранов. Он смотрел на лагерь, сидя верхом на коне.

— Заходим, — Арф зычно отдал команду центурионам.

Те заорали, командуя своим ветеранам. Когорта Клиния на рассвете зашла в лагерь, где их встречали несколько братьев римлян. Один из них, совсем еще молодой человек, одетый в белоснежную тогу, вскинул руку в римском приветствии.

— Клиний Арф, — расплылся в улыбке он, — Наслышан о подвигах ваших предков! Их слава гремела на весь Рим! Полагаю, что привлечь вас для подавления восстания — лучшая идея из возможных.

Клинию сразу понравился этот молодой человек. Он любил, когда его заслугам и заслугам его предков отдают должное. Однако, Арф был бы куда более доволен, встречай его лично командующий, а не какой-то пацан. Но Клинийпредположил, что тот в столь раньше час и в столь преклонном возрасте, решил дать своему организму отдохнуть. Ровно, как и дал отдохнуть своим солдатам. С одной стороны, похвальное решение, потому, что впереди солдатом предстоит много тяжелой работы.

Но… кое-что в происходящем смущало опытного борца с мятежами.

От взгляда Арфа не ушло, что в лагере что-то произошло — горела палатка командующего. При этом на некоторых других палатках были видны следы… крови?

— Что здесь произошло? — громогласным голосом спросил он парнишку. — Где командующий?

Тот начал что-то рассказывать, но Клиний уже не слушал. Интуиция подсказала Арфу, заглянуть в ближайшую палатку, на которой как раз были оставлены кровавые следы. Последнее, что он успел увидеть, были сидевшие на полу, связанные римляне. А потом его горла коснулась холодная сталь. Из палаток начали выскакивать вооруженные люди одетые как римские легионеры. Только опытный Арф все понял сразу — его когорта угодила ловушку, расставленную рыбами.

— Здравствуйте еще раз, — я подал команду остальным, когда обнажил меч и коснулся его лезвием горла Арфа. — Отныне вы — наши пленники.

Я сухо объяснил прописные истины римлянам, которых удалось застать врасплох. Мои люди сейчас были заняты тем, что обезоруживали противника, в разы превосходящего нас по численности. Тот самый эффект неожиданности, на который я делал ставку, блестяще сработал. Римские ветераны не ожидали от нас такой невиданной дерзости. И пока эффект неожиданности работал, мои парни пленили ветеранов — связывали их по рукам и ногам. Нужного количества верёвок у нас не было, поэтому ещё накануне прихода Арфа, я велел порезать на лоскутки одну из палаток. Связанных усаживали на землю, на трёх — четырёх пленных приходился один бывший невольник. С римлян снимали доспехи, отбирали оружие и складировали все это рядом с одной из палаток. На ближайшее время вопрос укомплектования новых центурий, был решен.

— Но как… как вам это удалось?

Я видел, как совершенно обескуражен Арф. Наверное, не привык встречать такого ожесточенного, а главное — слаженного сопротивления мятежников. И правда, мы совсем не напоминали горстку опьяненных свободой идиотов. Мы были экипированы от и до.

Вопрос Арфа был скорее философским, ответа на него я не дал.

— Дальше только от вас зависит что произойдет и сохраните ли вы свои жизни, — объяснил я.

Арф в ответ скривил губы в подобие презренной усмешки. Ещё один идиот, который ставит себя выше остальных и разделяет людей на рабов и господ. У такого мировоззрение никогда не изменится. Но его польза для восстания заключается в том, что Арф — член известного на Сицилии рода. по значимости этот пленный сопоставим с градоначальником. А значит, независимо от того, заслуживает ли этот человек дальше жить, я возьму его в плен.

Впрочем, мои слова предназначались не ему, они предназначались тем римлянам, которые точно также оказались втянуты в пучину гражданской войны. Я хорошо понимал — для того чтобы замахиваться на положительные результаты восстания за пределами Сицилии, мне надо попытаться привлечь на свою сторону не только невольников, но и обычных солдат. Превратить наше дело из восстания рабов, в восстание римских граждан против существующего строя. Задача непростая, но нет ничего невозможного.

— Братья, — я обратился к пленным римлянам именно так. — Нам нечего делить, наш бунт поднят не против тебя или тебя, — говоря эти слова, я переводил в взгляд с одного пленного на другого.

— Мы не хотим выступить против Республики. Мы хотим свергнуть тех, кто ни во что не ставит древние устои предков. Для кого не писаны законы 12 таблиц.

Моей задачей было донести до этих солдат, чьи виски украшены сединой, что костяк восстания — такие же легионеры, но попавшие в рабство. Что они, точно также когда-то выбрали не ту сторону в кровопролитной гражданское войне. Они проиграли. Вот только выигрышСуллы мало что изменил. Я терпеливо объяснял, что после стольких лет службы легионеры получили только подорванное здоровье и клочки земли черт знает где. И каждый из них вынужден влачить на этой земле жалкое существование, но должен по первому щелчку вновь взять меч и встать в строй. Пока обнаглевшие толстосумы растрачивают награбленное, отобранное у таких же римлян.

Я медленно переводил взгляд с одного на другого пленного, пытаясь уловить отклик на сказанное.

— Они уверены, что вы со слезами счастья на глазах сдохните за них, как верные псы! — продолжал я, — Вспомните, что они вам обещали! Они клялись, что, когда война закончится каждый из вас получит гору серебра. Но что теперь? А теперь вы имеете даже не жизнь, а существование. Вы не можете обеспечить будущее ни себе, ни своим детям и внукам. Вас обманули! Использовали и выкинули на помойку. Так скажите мне, за это вы боролись?

Ответом была удручающая тишина. слова, сказанные мной, были очевидны. Но видя систему безжалостного разделения на рабов и господ, эти ветераны никогда об этом не задумывались. Они считали себя господами, но теперь, когда я показал, что их жизнь ничем не отличается от жизни рабов, они задумались. Задумались крепко. И по их лицам я видел, что к суровым солдатам приходит осознание.

— Наше восстание нацелено на то, чтобы на месте старого мира, погрязшего во лжи и несправедливости, родился новый здоровый мир. Там каждому будет воздано по заслугам, там никто не будет смотреть на твое происхождение… Там каждый будет равный другому, — чеканил я, — И я призываю вас перейти на нашу сторону. Призываю стать с нами в один ряд, чтобы свергнуть зажравшихся господ. Ну или умрите, как те самые прикормленные псы…

Эффект, произведенный моей речью, был ошеломительный. Я попросил желающих присоединиться к восстанию, поднять руку. Руки потянули не десятки, сотни присутствующих.

— Ты рискуешь, они могут в любой момент повернуть свои мечи против нас, — высказал свое мнение Тигран после моего приказа развязать этих людей и вооружить.

Я медленно покачал головой и объяснил гладиатору свое виденье, — Выбрав нашу сторону, они отрезали себе дорогу назад. Теперь там их ждёт только казнь.

Тигран задумался, но ничего не ответил.

Одним махом я получал дополнительно полторы когорты из числа опытных ветеранов. Остальных следовало… уничтожить. Другого выхода у меня не было. Теперь мне предстояло кормить полторы когорты человек, и лишние рты были тяжелейшим балластом. Да и выкупа за обычных солдат мне никто не даст. Другое дело пленные. В живых я оставил Арфа и его центурионов, а также градоначальника.

— Казнить, — так прозвучал мой приказ, когда стало окончательно понятно, кто из пленников не захотел перейти на нашу сторону и дать наспех составленную присягу.

Желваки на скулах Суллы ходили ходуном. Он был разгневан поступавшими с Сицилии вестями. Расстроен настолько, что велел на месте убить человека, донесшего неприятные новости. Для этого было достаточно одного короткого кивка и несчастного докладчика вынесли из покоев Счастливого диктатора.

Произошло очередное восстание невольников, а главное, где — на Сицилии, в одном из самых неспокойных мест во всей римской республике. Но бог с ним с восстанием, Сицилия действительно была крайне неспокойным регионом. Восстания там случались не впервой, крупные тоже. Куда важнее было то, что в впервые за всю Римскую историю к рабам присоединились граждане Рима. И не просто граждане, а его, Суллы, ветераны! Вот это уже пахло жареным…

Сула утопил лицо ладонях, лихорадочно размышляя над тем, что делать дальше. Счастливый диктатор не был бы с собой, если бы не смотрел на ситуацию стратегически и не видел последствия мятежа. Нет, Луций Корнелий хорошо понимал, к чему все это может привести. За восстанием, наверняка, стояли Марийцы, которые в некоторых провинциях еще держались… А ещё у Счастливого была хорошо развита интуиция, и что-то подсказывало, что для подавления восстания необходимо принимать самые решительные меры.

Свое решение Сулла озвучил незамедлительно. Прямо на совещании, которое собрал тут же.

— Я хочу, чтобы на Сицилию отправился ты, мой дорогой друг Помпей, — сказал Луций Корнелий, глядя ГнеюПомпею в глаза.

— Но Счастливый, я не могу оставить… — попытался возразить Помпей, отнюдь не желавший покидать Италию, куда только недавно вернулся.

Однако, Сулла был не преклонен.

Поспорить с Луцием Корнелием не мог даже человек такой величины, как Помпей. Хотя он был возмущен приказом до крайности.

— Счастливый выжил из ума, — бросил Гней себе под нос, когда покидал собрание.

Но никто его не услышал.

А уже через два дня корабли Помпея отплыли в Сицилию.

Как