Левиафан. Проклятые земли

Глава 16. Знамена Вест-Агдера

Торбьорн и Аксель вскинули щиты, прикрывая конунга от жиденького залпа немногочисленных агдерских лучников. Тут же из плотных рядов двух «черепах», образованных вестфольдцами, возникло по паре деревянных лестниц, что были изготовлены несколькими часами ранее в ближайшем лесу. «Черепахи», умело сложенные из круглых щитов, без потерь преодолели расстояние, отделявшее их от стен Скагеррака, и тут же начали наставлять лестницы к деревянному частоколу.

Аудун двигался параллельно с Эйриком, от которого расходились физически ощутимые волны ярости и гнева. Знаменосец конунга пережил на своем веку немало битв, включая поистине эпические сражения, и давно привык к проявлениям самых разных эмоций со стороны воинов, пылавших боевым азартом. Но в этот раз он ощутил нечто, чего не вкушал уже многие-многие годы. Он поймал эту волну, исходящую от Эйрика и многократно усиленную настроем его людей, непроизвольно исполнявших роль резонаторов. Кровь его взбурлила, сердце забилось быстрее, глаза вспыхнули искрящимся безумием. И он откровенно наслаждался этим чувством!

Одна из лестниц, приставленных к стене справа от ворота, была отброшена защитниками, но со второй на площадку за частоколом уже спрыгнул один из хирдманов Эйрика. Он был убит стелой в шею, но его место тут же занял другой, а потом еще один и еще.

Аудун и Эйрик, рыча и посылая проклятья в души врагов, оказались за частоколом одновременно. Конунг ушел от колющего удара и рубанул наотмашь, не пробив шлем врага, но сбросив воина с площадки. Тот пролетел почти два с половиной гейра и тяжело рухнул на скирду, под которой, судя по звуку ломающихся костей, находилось что-то твердое.

Эйрик свел косой рубящий удар другого воина, подскочил к нему и саданул плечом, скрытым под кольчужным полотном, в подбородок. Удар имел достаточную силу, чтобы сломать челюсть бойца и отправить его в короткий полет с оборонительной стены. Конунг не был берсерком, но сражался неистово, как разъяренный зверь. Он делал ставку на свою неимоверную мощь, но вовсе не бездумно, он действительно умел грамотно прилагать свою физическую силу – сказывался многолетний опыт.

В Арендале они вместе смывали пот и кровь в ледяных водах залива, и знаменосец видел, что грудь, предплечья и спина Эйрика представляют собой сплошную сеть зарубцевавшихся шрамов разной степени давности. Он был довольно молод для конунга, ему едва минуло тридцать зим, но Аудун знал это лишь потому, что Эйрик сам рассказал об этом. Внешне прославленному воину с полным правом можно было дать сорок и больше. Слишком много глубоких морщин покрывало его лицо, слишком многое видели его глаза и слишком многое делали его руки.

Аудун свел боковой удар скрамасаксом, выставленным под острым углом, ударил противника кулаком в грудь, выбивая воздух из легких, а потому заколол ошеломленного воина быстрым тычком в раскрытую шею. Он обернулся – Регин уже спрыгивал на площадку за частоколом, а Гуннар отчего-то замешкался, еще только приближаясь к штурмовой лестнице. И тут Аудун увидел то, что до сего момента видеть ему не приходилось.

Конечно, он слышал эти эпические легенды, как великие воины перерубали летящие в них стрелы. Более того – он и сам делал так пару раз, но никогда не видел, чтобы это удавалось смертным. Потом вспомнил, что Гуннар уже не раз демонстрировал сверхчеловеческие навыки, и лишь улыбнулся, пообещав себе как-нибудь обязательно поговорить с беловолосым на этот счет.

Гуннар бежал к лестнице, обеими руками сжимая свой нестандартный клинок с удлиненной рукоятью. Взгляд его цепной молнией перескакивал с одного объекта на другой, он умело осматривал поле битвы. А потом в него полетела стрела. Лучник бил сверху вниз с расстояния не более трех гейров. Промахнуться было невозможно, увернуться тем более. Но воин и не стал уворачиваться, он едва заметным движением крутанул меч перед собой и два обломка стрелы, утерявшие убойную инерцию, плашмя врезались ему в грудь.

И тут же он проделал аналогичный трюк со второй стрелой. Возможно, ему пришлось бы повторить это и в третий раз, но лучник, стремившийся во чтобы то ни стало отомстить одному из хускарлов Эйрика за гибель лучших воинов Вест-Агдера, внезапно потерял глаз вместе с частью мозга, вылетевшей из затылка. Аудун перевел взгляд дальше, к тракту, и увидел, что на холме, почти в тридцати гейрах от городской стены стоит Асвейг. Затем воительница скрылась в рядах наступающих свеев-наемников, которых вел Эйвинд.

Аудун улыбнулся и тут же резкое движение, запечатленное боковым зрением, заставило его отпрянуть в сторону. Он пропустил вражескую секиру перед собой и уже замахнулся, чтобы метким ударом сразить дерзкого врага, как вдруг ощутил сильный толчок пониже шеи. По плечам и позвоночнику разрядом молнии разбежалась пронзительная боль. Ноги его подогнулись сами собой и он упал на колени, на миг потеряв чувство ориентации от боли.

Так оно и бывает. Каким бы умелым бойцом ты не был, пусть даже твои навыки в разы превосходят мастерство самого искусного из смертных, одна пропущенная атака со спины, от врага, которого ты не увидел, попросту не мог увидеть или даже услышать в грохоте всеобщей схватки, и все – нить твоего вюрда обрывается и Один, либо Фрейя (как повезет) уже разводят перед тобой руки, приглашая в свои чертоги.

Этот момент действительно мог все изменить, вот только Лейв не собирался нарушать свою клятву, пусть даже методы Аудуна порой вызывали у него, мягко скажем, противоречивые эмоции. Эриль широко размахнулся и вогнал свой скрамасакс в бок воину, вновь поднявшему секиру, чтобы прервать жизнь знаменосца конунга Эйрика. Нордманский скрамасакс, тяжелый и длинный, скорее короткий меч, чем боевой нож, был страшным оружием. За счет своего веса он обладал невероятной пробивной способностью и кольчужное полотно не смогло сдержать его неистовый натиск.

Воин крякнул и попытался развернуться, он был ранен, возможно смертельно, но сдаваться не планировал. Однако Лейв уже извлек свое оружие и ударил во второй раз, целя в шею. Скрамасакс скользнул под полотно бармицы, тут же оросив переплетенную сталь ярко-алыми разводами. Шаман выдернул оружие из тела врага и тот осел на бревна, выплевывая кровь и неразборчивые проклятья.

Это заняло всего пару мгновений, Аудун все еще стоял на коленях, оглушенный, тряся головой и бессильно пытаясь сжать одеревеневшие пальцы на рукоятке клинка. Воин, что оглушил его, оказался берсерком. Он был высок и мышцы его, огромные и вздутые, напоминали скорее каменные валуны, чем органичные элементы человеческого тела. Его длинные черные волосы спереди были заплетены в две узкие косички, остальная часть сальных косм свободно болталась из стороны в сторону. Не самая лучшая идея – идти в бой с распущенными волосами, но у бресерков всегда были свои взгляды на войну и все, что с ней связано.

Воин сжимал в руках две одноручные секиры. Судьба определенно не намеревалась выпускать Аудуна из своих благосклонных рук, потому что та секира, которой берсерк нанес ему удар пониже шеи, оказал тупой настолько, будто ее вообще никогда не точили. Да и атаковал он из неудобного положения, так что оголовье секиры соприкоснулось с кольчугой на спине Аудуна всей плоскостью. При иных обстоятельствах удачный удар, помноженный на звериную мощь берсерка, гарантированно оборвал бы жизнь знаменосца.

Лейв отлично понимал, что против такого противника у него нет шансов, даже сжимай он в руках не скрамасакс, а два длинных клинка. Но он был нордманом, а нордманы не отступают даже тогда, когда шансов на победу не остается. Они продолжают искать выход, возможность, даже там, где ее быть не может. А у Лейва, как оказалось, был целый ворох возможностей.

Он наклонил голову и скривился в плотоядной улыбке, сбивая берсерка с толку. Затем отступил на шаг, выставив перед собой скрамасакс, вроде бы готовый обороняться, в то время как его левая рука змеей метнулась к поясу, нащупала нужный мешочек и двумя пальцами скользнула в его узкую горловину, стянутую тонким кожаным ремнем.

Берсерк еще только собирался сделать шаг вперед, еще только заносил обе секиры для удара, намереваясь одной покончить с оглушенным знаменосцем, а другой – с назойливым шаманом. Но Лейв опередил его. Эриль выбросил вперед левую руку, с кончиков его пальцев сорвалась щепотка травяной трухи с резким, но довольно приятным запахом, в котором умелый травник легко различил бы нотки можжевельника, березы и вереска. Шаман произнес всего одно слово, вложив в него нужный мыслеобраз и энергию своей незамутненной ненависти к врагу.

«Фламме». И вслед за этим словом каждая из мельчайших частиц перемолотых трав, собранных и надлежащим образом обработанных в нужную лунную фазу, вспыхнула переливчатым желтым пламенем. Жалящие искры облепили голову, грудь и плечи берсерка. Он будто напоролся на невидимую стену, глупо взмахнул руками, выронив обе секиры, затем неистово заорал и стал лупить себя ладонями по лицу и груди, пытаясь сбить огонь. Но это было колдовское пламя и потушить его не смогла бы даже вода.

К этому моменту Аудун, наконец, отошел от потрясения, вскочил на ноги и, развернувшись, саданул берсерка ногой в живот. Тот ударился спиной о бревна частокола и перевалился через них, упав прямо перед воротами. Знаменосец, тяжело дыша, посмотрел на эриля.

– Благодарю, – произнес он и протянул Лейву руку, сунув клинок за пояс. Эриль тоже спрятал свой скрамасакс и пожал Аудуну предплечье, коротко кивнув.

К этому моменту штурм закончился. Воины Логи потеряли свое преимущество, как только хирдманы Эйрика оказались на площадке, опоясывающей частокол с внутренней стороны. Тогда превосходство в числе и мастерстве сыграло решающую роль. Хотя было бы несправедливо не отметить храбрость, с которой бились обреченные защитники Скагеррака. Все тридцать пали здесь, у ворот города, ни один не отступил, не сбежал. При этом они сумели унести жизни шестнадцати вестфольдцев.

Аудун кивнул Эйвинду, встретившись с ним глазами. Воин был с ног до головы залит кровавыми брызгами, но, похоже, его собственной крови среди них не было. Затем знаменосец окликнул Берси и кивком указал в сторону ворот. Асвер сам отыскал его и, поймав одобрительный взгляд, отправился исполнять не озвученное поручение. Это был третий город, который они взяли за минувшую неделю и хирдманы, помогавшие в таких ситуациях Аудуну с хозяйственно-организационными работами, уже отлично знали, что от них требуется.

Он прошел мимо Лейва, похлопал его по плечу, бросил взгляд на извечно улыбающегося Регина и Гуннара, взобравшегося на стену одним из последних и почти не принявшего участия в битве. Эйрика он увидел по другую сторону ворот у большого деревянного дома с открытой площадкой, посреди которой стояла наковальня, мехи и другие кузнечные приспособления и инструменты. Конунг стоял, широко расставив ноги со скрамасаксом в руках. Шлема на нем не было, кольчуга у ворота была разорвана, вероятно – сильным секущим ударом. Однако стальное полотно спасло конунгу жизнь, погасив мощь удачной атаки, его кожаная рубаха была прорвана, но на теле виднелся лишь неглубокий порез.

Перед Эйриком в хлюпающей грязи лежал бездыханный Логи. Конунг Вест-Агдера пусть и не был особенно совестливым и честным, все ж не сбежал, а остался сражаться за свой дом, хотя не мог не понимать – даже если наемные даны придут, для Скагеррака это уже ничего не изменит.

Аудун удивился – каким же непостижимым образом Змеиному языку удалось ранить Эйрика, да так, что не будь на том кольчуги, он, вероятно, почил бы прямо тут, за воротами вражеского города. Хотя, может статься, удар этот Эйрик получил от кого-то другого, например – от одного из берсерков, ведь поединка Аудун не видел.

Внезапно знаменосец понял, что может немного передохнуть. Его воины знали, что делать. Сейчас они двинутся вглубь города, хирдманы из числа тех, кто умеет обращаться не только с секирой, но и собственным языком, пойдут по домам, увещевая местных, что опасность миновала и теперь для них настанет период расцвета под властью нового конунга. В бражном зале знамена Вест-Агдера сменятся знаменами Вестфольда, а Эйрик усядется на деревянный трон и начнет раздавать приказы типа «найти и зарезать с дюжину баранов к вечернему пиру», «притащить сюда весь мед, что есть в городе»и далее в таком духе. Что ж, он по праву заслужил это. Они все заслужили.