Левиафан. Проклятые земли

Глава 24. Эриль Фроуд

За два дня до отплытия невиданной армады от пристани Ставангера, Аудун отправился к одинокому домику с кривой прогнившей стрехой, что стоял на берегу утеса к северо-западу от города. Дом был настолько древним, что земля поглотила его деревянные стены уже на три четверти, но из отверстия в крыше каждую ночь исправно вытекала тонкая струйка сизого дыма.

В доме жил эриль Фроуд, который служил Асбьорну, но в момент штурма Ставангера был на севере, собирая особые травы для отваров. Тех самых отваров, что вкупе с боевыми медитациями превращали берсерков в неодолимых безумцев, воплощенную ярость Одина.

Хотя его хускарлы настаивали на сопровождении, Аудун взял с собой только Лейва, наказав Асвейг, Эйвинду, Регину и остальным заниматься организацией похода. К тому моменту в Ставангер стеклось больше четырех сотен хирдманов и наемников, такого количества воинов в одном месте нордманская земля никогда не видела. Но конунг знал, что вся эта мощь может обратиться прахом в один миг, если не принять соответствующие меры.

Его кораблям предстояло пройти более пятисот варов по Южному морю, в котором лютые штормы были далеко не самой большой напастью. От Ларса и других воинов, которым доводилось ходить вдоль западного побережья, он слышал о чудовищных морских гадах, что своими размерами превосходили десяток боевых кораблей и не отличались добродушным нравом. Лейв подтвердил слова воинов, хотя конунг и без того не сомневался в правдивости рассказов. Были у него на это свои, довольно веские причины.

В любом случае, Аудун не мог позволить себе подобного риска. Несколько десятков боевых кораблей с высокой долей вероятности привлекут внимание морских чудовищ, и тогда не известно, сколько воинов ему удастся привести к западным берегам. Может статься, что нисколько.

Поэтому он и отправился к местному эрилю, едва прослышал о нем. Фроуд был известен тем, что сумел найти общий язык с йормснеками и сьёглами. Первые, если верить россказням скальдов и пьяных моряков, а также тем немногочисленным сведениям, которые о морских тварях отыскал Лейв, представляли собой огромных змей, длина которых могла составлять до полувара. Сьёглы же были чем-то вроде расы разумных морских ящериц, здоровенных и, конечно, охочих до человечьей плоти.

– Самые древние саги, что мне удалось найти, – говорил шаман, пока они поднимались по пологому склону к вершине фьорда. – Утверждают, будто этих тварей создали…

– Дай угадаю, – с улыбкой перебил его Аудун. – Боги?

– И все же ты не всезнайка, – хмыкнул шаман. Он ни разу не вернулся к вопросу об убийстве Эйрика и со временем, как кажется, сумел объяснить самому себе причины, по которым Аудун так поступил. Более того – эриль стал с еще большим рвением исполнять все приказы нового конунга и в его действиях и словах Аудун не чувствовал неискренности. – В общем, нет, это были не боги. Их люди создали, много веков назад, когда предки нордманов владели знаниями, ныне нам недоступными. Они жили не только здесь, но и много севернее, где, как мы сейчас считаем, и земли то нет.

– Я слышал об этом, – покивал Аудун. – От Ларса. А свей, оказывается, умный малый, настоящий кладезь народной мудрости.

– Я оценил, – хмуро бросил Лейв. От конунга не могло укрыться презрительное отношение шамана к командиру наемных свеев. Ревновал что ль? Ведь обычно его считали знатоком тайн, легенд и прочего. – Слышал, как он рассказывал, что однажды шторм отнес их корабль от Эустрхейма на северо-запад, на многие вары от берега. И натолкнулись они там на странный остров, огромный, колыхающийся на волнах и явно созданный не матерью-природой. Будто бы людьми. Остров-дом. Не корабль, представь себе, а именно целый остров. И было, говорит, на нем много непонятных предметов.

– Ну да, только они побоялись хоть что-то с собой прихватить, – рассмеялся конунг. – Моряки весьма суеверные ребята. Как он там сказал? Они решили, что это происки Хель! Остров проклятых из нижнего мира!

Лейв улыбнулся, почуяв намек на глупость сеев, а главное – на глупость Ларса.

– Я не только от него об этом слышал, – шаман неожиданно посерьезнел. – Многие моряки, что далеко на север ходили, о подобных вещах рассказывают. Некоторые говорят о дрейфующих островах, другие – о тех, что стоят на одном месте. Но совпадают все истории в одном – острова буквально наполнены непонятными артефактами. И все они очень старые. Агвид, один известный капитан из Тронхейма, говорил, что видел, как один такой остров ушел под воду прямо на его глазах.

– Думаешь, что это? – Аудун остановился и посмотрел на своего эриля. Сам он был практически уверен в том, что точно знает ответ.

– Думаю, их тоже создали предки притенов, – пожал плечами Лейв. – Думаю, жили они в них. Но зачем – кто знает. Кстати, некоторые артефакты с этих островов все же попадаются на севере. Большинство – бесполезные штуковины, но некоторые…

– Амулет, – Аудун задумчиво почесал шею, подумав о том, почему эта мысль не пришла к нему раньше. – Тот, что нам от берсерков Хортена остался. Он ведь как раз из тех самых артефактов, верно?

– Думаю, да, – кивнул Лейв. Шаман хотел еще что-то сказать, но Аудун двинулся вперед. Они уже поднялись на вершину фьорда. Начал накрапывать мелкий холодный дождь, а ветер здесь был особенно силен. Конунг плотнее закутался в плащ и надвинул худ на самый нос. Эриль последовал его примеру.

Они подошли к ветхому дому и Аудун громко постучал в узкую высокую дверь, сложенную из кривых почерневших от времени и влаги досок. Но то был дуб, дерево, которое с годами становится лишь прочнее. И благороднее.

– Входи, Гунгнир тебе в задницу! – послышался хриплый, но сильный голос. – Кого там ко мне Хель принесла?

Аудун был наслышан о крутом нраве ворчливого старика. Фроуд не держал трэллов, после смерти жены десять лет назад жил затворником. Был в своем уме и отличался крепким телом, несмотря на преклонный возраст. Умирать в бою или, на худой конец, в петле меж ветвей священного древа эриль Ставангера явно не спешил. Что не удивительно, ибо у нордманов эрили представляли особую касту и их взаимоотношения со смертью существенно отличались от общепринятых в этой неблагодарной земле.

– Здрав будь, Фроуд, эриль Ставангера! – пророкотал Аудун, входя в дом шамана. В нос ударил мощный аромат, безумная смесь десятков травяных дурманов.

Дом эриля был обставлен довольно скупо. У дальней стены – низкая кровать, слева стол, заваленный всякими плошками, чашками, ступами и пучками сухой травы. Такими же пучками были увешаны потолочные балки, пучки свисали на веревках и кожаных ремешках, некоторые были прикрыты льняными тряпицами. Их было много, обилие трав разной степени высушенности создавало довольно необычное впечатление, будто из потолка дома сверху вниз вырастал целый лес, сухой лес, полный едва уловимого шелеста и отлично уловимых запахов.

В центре дома располагался обложенный камнями очаг, рядом стоял колченогий видавший всевозможные виды стул, справа находился высокий шкаф и тумба. Шкаф был буквально забит пергаментными свитками, деревянными и вроде бы даже металлическими табличками. На тумбе лежало две книги, одна – тонкая и довольно простенькая, но вторая – толстая и по виду очень старая, в изящном кожаном переплете с гравировкой.

– И тебе здоровья, конунг, – прохрипел старик, жестом приглашая вошедших к огню. Сам он сидел подле очага на корточках и ворошил угли палкой. – Только ошибся ты, не эриль я больше Ставангера. Вон теперь эриль твой!

Он ткнул почерневшей веткой в Лейва, который лишь хмыкнул в ответ. Затворник затворником, подумал Аудун, а о последних новостях осведомлен. Даже точно знает, как выглядит шаман нового конунга. Это интересно.

– Нет уж, не ошибся я, – он покачал головой, подходя к едва пламенеющему очагу. – Ты, как прежде, эриль Ставангера, ничего не изменилось. Только служишь теперь мне. Служишь ведь?

Аудун испытующе посмотрел на Фроуда, тот не поднял глаз.

– Служу, служу, – проворчал он. Потом бросил палку в огонь и поднялся. Ни хруста в спине или ногах, ни гримасы боли. Старик действительно был в отличной физической форме, словно было ему лет двадцать. И лицо. Морщины, глубокий взгляд человека, разменявшего не меньше семи десятков, но кожа – чистая, яркая, напоенная жизнью. У стариков обычно такой кожи не бывает.

– И не сомневайся, знаю, зачем пришел ты, – он сплюнул себе под ноги и двинулся к столу у окна. – Молока? Может меда? А может чего поинтересней?

– Уверен, что знаешь? – переспорил конунг, не обратив внимания на явно вымученную любезность. Лейв стоял за ним и прищуренным взглядом изучал погруженное в полумрак помещение. На лице эриля отражалась крайняя степень недоверия.

– Уверен, – крякнул старик и хитро взглянул на конунга. Его зеленые глаза сверкнули из под серо-седых прядей, спускавшихся через лоб шамана густыми волнами. Отчего-то Фроуд не заплетал волосы в косы или хотя бы в простой хвост, чтоб не мешались. – Потому как прикинуть хер к носу нетрудно. Ты идешь за море, и само собой – ссышь морских тварей. И ссать надо, скажу я тебе, сейчас самый сезон. А я им как брательник родной давно. Чего ж тут непонятного?

Аудун понимал, что едва ли грубость старика намеренная и он уж точно не хочет оскорбить своего конунга. Манера общения Фроуда даже забавляла его, напоминая одного очень старого знакомого.

Лейв тем временем прошелся по дому и остановился у очага, чуть в стороне. Он не доверял старику и его взгляд продолжал шарить по помещению в попытке найти что-то, что подтвердило бы его смутные подозрения.

– Тогда другой вопрос, – Аудун сделал шаг по направлению к эрилю, который продолжал копошиться в разложенных на столе травах. – Ты поможешь?

– Помогу, отчего ж не помочь, – прохрипел Фроуд. В принципе, другого ответа Аудун не ожидал, но по необходимости был готов применить любые методы воздействия. Любые.

– Помогу, помогу,– продолжил бурчать старик.– Помогу этой земле. От тебя, выродок, избавиться!

Он развернулся с невероятной скоростью, которую просто не мог иметь человек его возраста. Аудун успел среагировать, он инстинктивно отступил, хватаясь за рукоять клинка, но этого было недостаточно. С выброшенных прямо перед собой рук эриля сорвалась травянистая труха, которая еще в воздухе, повинуясь воле шамана, облеченной в пару коротких слов, превратилась в жидкое пламя, вспыхнувшее точно сотня солнц.

Аудун просто не успевал увернуться от конуса огня. Зато успел Лейв. Эриль, который все это время был на стороже, сорвался с места и бросился в пространство между Фроудом и конунгом. Колдовское пламя взорвалось, коснувшись тела молодого шамана, трескучей волной отскочило от него и врезалось во Фроуда, расплескивая вокруг жалящие искры. Старика отбросило на стол, он дико зарычал, свалился на пол, стал перекатываться в попытке сбить огонь, который лишь расплескивался вокруг. Немногочисленная мебель тут же вспыхнула, а потом загорелись травы, подвешенный под потолком. Весь дом эриля охватило буйство огненной стихии.

Аудун без лишних раздумий схватил Лейва и выбросил его в раскрытую дверь, а потом сам устремился за ним. Проливной дождь, в который превратилась легкая морось, в считанные мгновения сбил чародейский огонь. Парень лежал на спине, конвульсивно дергаясь, будто его тело раз за разом прошибал удар молнии, и тихо постанывал.

Аудун упал перед парнем на колени.

– Лейв, – прошептал он, глядя на изувеченное тело. Огонь пожрал всю одежду на груди шамана и превратил плоть под ней в месиво из окровавленных лоскутов. Лицо эриля было обожжено самым ужасным образом – губы исчезли, их место заняли два выпуклых шматка пузырящейся крови, щеки, нос и лоб будто пропустили через мельничные жернова, половина волос обуглилась, даже уши парня оказались сильно повреждены, из них шла кровь. Один глаз Лейва лопнул и, не успев вытечь, сварился в глазнице, напоминавшей вход в пещеру хищника, который намеренно разбросал вокруг останки своих жертв. Но другой глаз, левый, чудом уцелел, он смотрел не мигая.

Парень часто дышал, воздух с хрипами вырывался из его обожженной груди, но эриль был жив и этот факт отразился в бессмертном сердце Аудуна легким уколом облегчения, немало удивившим конунга. Шаман перевел на него взгляд единственного глаза.

– Мешочек с руной Сол, – тихо проговорил он. – И другой, справа от него…Смешай и высыпь на грудь… и лицо. Скорее.

Аудун опустил взгляд на пояс шамана, где, как обычно, в великом разнообразии пребывали кожаные мешочки разных размеров. Он сразу отыскал указанные, вскрыл их, пересыпал содержимое одного в другой, встряхнул, а затем рывком разорвал его надвое, высыпая на тело шамана травянистую труху.

Лейв закричал, изуродованные губы скривились, разорвавшись в нескольких местах. Он выгнулся дугой, отчего ожоги на его теле, смазанные животворными каплями дождя, вскрылись, обращаясь жестокими кровоточащими ранами. Уцелевший глаз закатился, тело эриля обмякло и он затих, провалившись в спасительную тьму забытья.

Аудун бережно взял Лейва на руки и двинулся вниз с холма, не оборачиваясь. За его спиной дом Фроуда полыхал яростным желтым пламенем, которое не собиралось просто так сдаваться под натиском ливня, стараясь обратить в пепел как можно больше. В пламене погиб и сам эриль и все его секреты. Все, кроме самого главного. Древний гримуар, тот самый, в великолепном кожаном переплете, не сгорел, потому что Лейв стащил его, спрятав в переметной сумке. Аудун не обращал внимания на своего эриля, бродящего по дому Фроуди, а хозяин был слишком поглощен возможностью свершить свою месть.

Позже от местного кузнеца, Одена, которого он возьмет с собой на запад, конунг узнает, что Фроуди был отцом Ингвара, того самого Ингвара, что служил знаменосцем у Эйрика Агнарсона. Фроуди ушел из родных земель, из Вестфольда, когда Ингвар был еще мал. Он долго странствовал на севере, потом на западе, пока в Ставангере не встретил женщину, владеющую сейдом и спа. То была его судьба, которую он полюбил и которую взял себе в жены, не раздумывая.

Но колдовство, даруя человеку великую силу, порой берет взамен что-то очень важное. Та женщина не могла иметь детей. Фроуд тосковал по сыну, которого фактически бросил со своей первой женой, предпочтя знания семейному очагу. Но к этому моменту он уже стал эрилем Ставангера и служил Асбьерну, поэтому не мог просто так отправиться в Вестфольд, с которым Ругаланд всегда находился в состоянии холодной войны (что, конечно, никак не мешало торговле меж регионами).

Да и чтобы он сказал сыну, которого, по сути, предал? Фроуд знал, что его поступок нельзя простить, он и сам никогда бы не простил себя, даже если бы Ингвар это сделал. Однако он часто вопрошал руны о судьбе парня и платил торговцам, путешествовавшим в Вестфольд, чтобы те рассказывали ему новости о хирде Эйрика и его знаменосце. Так он узнал сначала о смерти Ингвара, а потом и имя его убийцы.

Фроуд вопросил руны и провидел, что Аудун придет в Ставангер. Так же он узнал, что, исполняя свой долг, будет биться рядом с конунгом Асбьерном и погибнет в схватке, сраженный стрелой светловолосой воительницы. Поэтому за день до штурма, он покинул своего конунга, а когда к нему прислали трэлла, эриль сделал вид, что его нет дома.

Руны сказали Фроуду, что Аудун отправиться на запад и шаман понял, что жестокому конунгу потребуется его помощь, ибо отправляться в такую даль, не имея защиты от морских чудовищ, было бы самоубийством. Он подготовился и учел все. Все, кроме Лейва, преданность которого Аудуну доходила до фанатичного безумия. Так судьба отомстила Фроуду за то, что он бросил собственного сына.

Аудун старался идти быстро, но не бежал, боясь, что сильная тряска может навредить Лейву. С другой стороны, он понимал, что если парень еще не умер, то, вероятно, уже не умрет, но все равно не хотел рисковать.

– Благодарю, благодарю тебя, Лейв, – шептал он, точно скороговорку. Слова сливались в нечленораздельный поток звуков, который он и сам не слышал из-за шума дождя и пульсирующей в ушах крови. – Прости, прости меня, парень.

До сего момента он просил прощения лишь у одного живого существа. У той, ради которой пришел в эти земли и собирался идти дальше, чтобы настичь своего врага и выспросить с него сполна. Но эти земли, эти проклятые земли, изменили его сильнее, чем он мог себе представить. Он вновь научился ценить чужую жизнь. Научился благодарить. Научился ощущать вину.

Он вновь стал человеком.