Лондонград. Из России с наличными. Истории олигархов из первых рук

Глава 1 Человек, который слишком много знал

18.56, среда, 3 марта 2004 года. Совершенно новый белый шестиместный вертолет Agusta-A109E стоимостью в полтора миллиона фунтов заходил на посадку в аэропорту Бэтгерси, что на юго-западе Лондона. Его ждал широкоплечий мужчина лет сорока пяти. Британский юрист Стивен Кертис пребывал не в лучшем расположении духа. Тремя минутами раньше он позвонил Найджелу Брауну, директору-распорядителю компании ISC Global Ltd, который обеспечивал безопасность сомнительных счетов русских клиентов. «Это создает проблемы! — громко сказал Кертис, а затем, помолчав, добавил: — Ладно, мне пора идти. Вертолет уже здесь».

Кертис поднялся на борт вертолета и, несмотря на громоздкую фигуру, ловко пробрался через пассажирский салон к заднему сиденью. Сотрудник наземной службы разместил три сумки его ручной клади на сиденье впереди. Пилот получил разрешение на взлет и в 18.59 машина поднялась в мрачное лондонское небо. На высоте в 3800 метров было холодно и довольно облачно, но видимость до 7 километров годилась для полета.

Юрист выключил оба мобильных телефона и откинулся на сиденье. После дня, полного бесконечных напряженных телефонных разговоров в роскошном пентхаусе стоимостью в четыре миллиона фунтов, расположенном в Уэст-Пойнте, неподалеку от Бэттерси, он предвкушал спокойный вечер в своем замке XVIII века «Пенсильвания» на острове Портленд у побережья Дорсета.

Вертолет, пробыв в воздухе менее часа, достиг Борнемуса. Моросил небольшой дождик, посадочная полоса аэропорта была скрыта облаками. Agusta начала снижение. Пилот, тридцатичетырехлетний капитан Макс Рэдфорд, который постоянно возил Кертиса в Лондон и обратно, связался с диспетчером, чтобы получить разрешение на посадку на двадцать шестой полосе.

— Вы видите поле? — спросила авиадиспетчер Керсти Холтен.

— Нет! Пока нет.

Авиадиспетчер, обеспокоившись, увеличила освещение взлетно-посадочной полосы до максимума. После этого пилот, находящийся в миле от аэропорта, передал по радио:

— Вот сейчас вижу.

— Вам нужна моя помощь? — поинтересовалась Холтен.

— Да, да, — отозвался Рэдфорд. Его голос вдруг зазвучал напряженно — за короткий промежуток времени он повторил слово не менее одиннадцати раз.

Вдруг вертолет начал резко заваливаться влево, а потом, почти потеряв управление, закружился волчком. В течение нескольких секунд он снизился сразу на 400 футов.

— У вас все в порядке? — спросила встревоженная Холтен.

— Нет, — ответил Рэдфорд.

На расстоянии полутора километров от взлетно-посадочной полосы номер двадцать шесть вертолет пропал с радара. В течение следующих пятидесяти шести секунд пилот говорил, что машина под контролем, но затем начал лихорадочно повторять: «У нас проблемы, у нас проблемы». В 19.41 Рэдфорд, потеряв управление вертолетом, закричал в микрофон: «Нужна высота!».

Рэдфорд попытался выровнять машину, но уже совершенно потерял контроль над ней и в панике закричал: «Нет, нет!». Это были его последние слова.

Вертолет, падая камнем вниз, врезался носом в поле и взорвался от удара — огненный шар взметнулся в небо. Пламя захлестнуло машину, а искореженные куски металла разбросало на Четверть мили вокруг. «Я услышала сильный хлопок, подбежала к окну и сразу же увидела огромную стену огня прямо перед собой, — вспоминала Сэйра Прайс, жившая неподалеку от аэродрома. — Все поле было в огне. Ужас!»

Тридцать пять пожарных бросились к месту аварии, но Стивен Кертис и Макс Рэдфорд погибли мгновенно. Той же ночью их обугленные тела отвезли в морг Боскомба, что в Дорсете, где на следующий день произвели вскрытие. Трупы сильно обгорели: опознать их представлялось возможным лишь с помощью анализа на ДНК, который и был сделан подполковником авиации Мейдментом в центре авиационной медицины ВВС в Хен-лоу в Бедфордшире.

Новость о трагической смерти Кертиса стала страшным ударом не только для его жены и дочери. Волна шока прокатилась также и по зловещему миру русских олигархов, дошла до Кремля и группы банкиров и финансистов, плавающих в мутных водах офшоров, где постоянно перемещаются миллиарды фунтов и откуда они пропадают, направляясь во все точки света. И это еще не все. Тревожные звонки раздавались в офисах британских спецслужб и силовых структур: Стивен Кертис был не просто юристом. Начиная с 90-х годов, он являлся тайным хранителем некоторых огромных личных средств, полученных вследствие неоднозначной приватизации крупнейших государственных предприятий России. Двое из его клиентов-миллиардеров — Михаил Ходорковский и Борис Березовский — уполномочили Кертиса защищать и охранять их благосостояние от испытующего взгляда российских властей.

Русские любили очень умного и общительного Кертиса и доверяли ему — щедрому, любящему изрядно выпить, верному, веселому и экстравагантному. Кертису легко удалось проскользнуть в их мир. Нетерпеливый, безжалостный и агрессивный, когда это было нужно, он реструктурировал их компании, перемещал капиталы на счета группы банков, расположенных на тайных островах и представляющих собой налоговый оазис, учреждал сложные трасты и открывал тщательно обдуманные офшоры по управлению активами этих людей. Когда они приезжали в Лондон, он находил для них подходящую собственность, представлял их самым влиятельным банкирам, развлекал до поздней ночи, рекомендовал частные школы для их детей и даже портных с Сэвил-Роу[1], у которых нужно заказывать костюмы.

К началу 2004 года Кертис не только познакомил новых состоятельных клиентов из России со многими аспектами британской жизни, он также стал хранителем их секретов. Это был единственный человек, который знал, кто в действительности владеет тем или иным имуществом: собственностью, яхтами, предметами искусства, машинами, драгоценностями, частными самолетами; а также он разбирался в их банковских счетах, акциях, компаниях и трастах. «Стивен знал все, потому что именно он основал эту инфраструктуру», — сказал один из его близких друзей. Кертис спрятал миллиарды фунтов в замысловатых запутанных финансовых лабиринтах, в которых позже пыталось разобраться (чаще всего безуспешно) российское правительство.

Управляя делами из своего офиса в тесном четырехэтажном «Мэйфейр-хаус» на Парк-Лейн, 94, Кертис полностью отдавался своей работе, считая ее весьма выгодной. Будучи продуктом относительно скромного воспитания, Кертис скопил благодаря своим новым клиентам огромное личное состояние, достаточное для того, чтобы позволить купить собственный вертолет, частный самолет, роскошный пентхаус в Лондоне, а также замок «Пенсильвания». Он жертвовал солидные суммы на благотворительность, принимал в своем замке гостей и устраивал себе дорогой отдых на Карибских островах.

Стивен Кертис был юристом, который слишком много знал. іХотя он любил играть в рискованные игры и создал благосостояние на непростой и опасной работе с русскими олигархами, но чем дальше, тем больше он нервничал по поводу собственной уязвимости и безопасности своей семьи. На момент смерти он оказался в центре эпохальной схватки, одной из самых денежных в мире тяжб между государством и бизнесом — между могущественнейшим человеком в России, президентом Владимиром Путиным и богатейшим бизнесменом Михаилом Ходорковским.

К октябрю 2003 года Кертис работал на Ходорковского уже в течение шести лет, когда его клиент-миллиардер был арестован буквально под дулом пистолета в Центральной Сибири за предполагаемое уклонение от уплаты огромных налогов и мошенничество. Через месяц после ареста Ходорковского Кертиса назначили председателем «Менатепа», базирующегося на Гибралтаре. Холдинг «Менатеп» также принадлежал Ходорковскому и являлся владельцем крупного пакета акций «ЮКОСа», второй по величине нефтедобывающей компании в России.

Российские газеты вдруг заговорили о «таинственном человеке» с Гибралтара, который управляет вторым по величине производителем нефти в России. На кону были миллиарды фунтов и политическая жизнь Путина, а Кертиса рассматривали как человека, играющего главную роль в предстоящей судебной драме.

В марте 2004 года суд над Ходорковским стал неминуем, и давление на Кертиса возросло. После его гибели, утром 3 марта, в офисы двух швейцарских компаний, связанных с «ЮКОСом», по требованию российской прокуратуры вторглась швейцарская полиция. Документация была арестована, подозреваемые допрошены в Женеве, Цюрихе и Фрейберге, а счета на сумму 5 миллиардов долларов в швейцарских банках заморозили.

Всего несколько недель назад Кертис принял одно важнейшее решение, заключавшее в себе огромный риск: пойти на тайное сотрудничество с чиновниками из британской полиции. Являясь до совсем недавнего прошлого закулисным юристом, он внезапно оказался в фокусе всеобщего внимания как руководитель очень скандальной русской компании. В другое время разумный и готовый к неожиданностям, сейчас, в новой роли, (Кертис почувствовал себя незащищенным. Он боялся, что рано или поздно представители русских властей постучатся в его дверь, чтобы задать ряд вопросов о его участии в предполагаемом уклонении от уплаты налогов и выводе денег из страны, і Согласно закону, Кертис должен заявить о подозрительных транзакциях или даже о малейшем намеке на криминальную — деятельность в Национальную службу уголовных расследований в Скотленд-Ярд, — туда, где ведется следственная деятельность в случаях отмывания денег и организованной преступности. В мае 2003 года, например, Кертис составил отчет о такой подозрительной транзакции своего русского клиента. Сейчас он нуждался в защите по другой причине. Кертис боялся, что может стать мишенью коммерческих врагов: конкурирующих нефтяных компаний и инвесторов, владеющих малой частью акций «ЮКОСа», которые заявят, что он мошенничает. Он также знал, что в России весьма распространены заказные убийства. «Я сам загнал себя в яму, как оказалось, слишком глубокую, — сказал он одному из своих коллег. — Я не уверен, что смогу выбраться из нее самостоятельно».

В последние несколько недель жизни Кертис находился под постоянным наблюдением российских следователей и думал о необходимости сменить офис. Его телефоны прослушивались, а в начале 2004 года консультанты по безопасности обнаружили в загородном доме в Дорсете подслушивающее устройство. По словам Эрика Дженкинса, дяди Кертиса, который часто навещал племянника на Гибралтаре, где тот жил большую часть года, Кертису много раз угрожали, в том числе и по телефону. Он относился к угрозам достаточно серьезно и нанял телохранителя. «Совершенно точно: Стивену угрожали убийством, — подтвердил Найджел Браун, который обеспечивал безопасность клиентов Кертиса — Березовского и Ходорковского. — Его гибель весьма подозрительна. У многих людей были причины убить его. Он слишком много знал».

В первое время Кертис не придавал значения угрозам, но когда во время одного телефонного звонка упомянули его жену и тринадцатилетнюю дочь, он решил действовать. Будучи глубоко обеспокоенным, в середине февраля 2004 года он обратился в Министерство иностранных дел и в Национальную службу уголовных расследований и предложил им всестороннее, но тайное сотрудничество. Он собирался давать информацию о русской коммерческой деятельности в Британии и об активах олигархов взамен на безопасность для себя и своей семьи. Так делают многие адвокаты. Для Службы Кертис был потенциально ценным информатором, поскольку хорошо знал скандальную деловую активность русских в Лондоне. Ему сразу же назначили куратора, но вскоре без объяснения причин офицера из Службы расследований перевели на другие операции, не успев заменить по просьбе Кертиса на другого.

За неделю до трагической гибели Кертис сказал своему близкому другу: «Если в ближайшие несколько недель со мной что-нибудь случится, это не будет несчастным случаем». При этом нервно рассмеялся, но явно не шутил. В голосовых сообщениях на мобильном телефоне однажды прозвучало с русским акцентом: «Кертис, где ты? Мы здесь. Мы идем за тобой». Эрик Дженкинс на следствии дал показания, что племянник рассказал ему об этих обеспокоивших его словах.

Частые угрозы убедили некоторых коллег и родственников Кертиса в том, что его убили. Один из его бывших служащих заявил: «Это наверняка сделали с помощью дистанционного управления. Они знали маршрут заранее, потому что прослушивали его телефоны». Дэннис Рэдфорд, отец пилота, говорил на повторном следствии, что, по его мнению. Отдел авиационных происшествий не провел должного расследования относительно возможности умышленной аварии. Он сказал: «Безопасность в аэропорту Борнемуса настолько плоха, что любой, у кого возникнет желание повредить самолет, без особых проблем и препятствий это сделает».

Очевидцы утверждали, что слышали очень сильный хлопок перед падением вертолета. «Я услышал какой-то сильный грохот, и собака начала лаять. Поэтому я вышел на улицу, и тут же раздались еще два хлопка. Звук был очень резкий, будто неисправно работает двигатель», — заявил на следствии Джек Молт, живущий неподалеку от места катастрофы. «Несколько секунд перед взрывом было совершенно тихо, и я догадалась, что, должно быть, двигатели отказали», — сказала Сэйра Прайс, чей дом находился в 300 ярдах от поля. Она тоже слышала сильный хлопок перед взрывом. И Гэвин Фоксвелл, еще один местный житель, также подтвердил во время расследования, что вертолет издавал «странные звуки, скрежет».

Смерть Стивена Кертиса остается загадкой и по сей день. Однако никаких достоверных свидетельств о намеренной поломке транспортного средства или убийстве пока нет. Расследование, проведенное Отделом авиационных происшествий, установило:

«Возможность постороннего вмешательства была рассмотрена. Самодельное взрывное устройство могло быть расположено в кабине или в багажном отсеке. Все двери кабины у неповрежденных частей двери багажного отсека были извлечены с места аварии. На них не обнаружено никаких признаков повреждения, за исключением тех, которые явились следствием удара о землю. Кроме того, на частях дверей не обнаружено каких-либо следов пулевых отверстий».

Подводя итоги, Пол Ханнант, старший инспектор Отдела авиационных происшествий, сказал: «Если бы кто-то собирался устроить аварию такого воздушного средства, как это, то он бы постарался повредить главный винт или основную коробку передач. Еще один единственно реальный способ — повредить рычаги управления. Но пилот сразу бы это заметил… Любая попытка использовать устройство, создающее помехи, или аппарат дистанционного контроля была бы совершенно очевидна для пилота Рэдфорда».

В конечном итоге причинами падения вертолета признали плохие погодные условия и неопытность пилота. Инспектор из Отдела авиационных происшествий объяснил: «Наиболее вероятная причина аварии заключается в том, что капитан Рэдфорд потерял ориентацию во время подлета к аэропорту в Борнемусе». Однако, несмотря на то, что той страшной ночью 3 марта 2004 года погода была плохой — моросил дождик и небо было затянуто облаками — летные условия не являлись особенно опасными. Позже отец пилота, Дэннис, заявил: «Макс летал много, много раз в значительно худших условиях, чем эти. И если он потерял ориентацию, то почему он тогда разговаривал с диспетчером всего за двадцать девять секунд до аварии?»

Следствие дало путаную оценку опыту Макса Рэдфорда и его компетенции. Он летал с 1993 года, имел 3500 полетных часов, с Кертисом летал регулярно. Во время тренировок на новой, модернизированной Agusta-A109E Рэдфорд консультировал двух летных инструкторов. «Я считаю, что его уверенность превосходила его компетенцию, — заметил Алан Дэвис, но Ричард Поппи пришел к выводу, что Рэдфорд обладал должной компетенцией для полетов на Agusta-A109E. Когда Отдел авиационных происшествий обнаружил, что пилот не пользовался приборами с 2000 года, то там предположили, что летчик очень хорошо знал маршрут.

Следственному жюри Борнемуса потребовалось чуть больше часа, чтобы вынести вердикт о «смерти в результате несчастного случая». Однако, несмотря на вердикт, некоторые близкие родственники скептически отнеслись к этому заключению. Они указывали на то, что Рэдфорд был ответственным и внимательным пилотом и бывали случаи, когда он отказывался лететь с Кертисом, если не позволяла погода, в частности на новогоднюю вечеринку в замок «Пенсильвания».

Бывшие советники Кертиса по безопасности также подозревали неладное. Найджел Браун, абсолютно уверенный в том, что произошло убийство, весьма критически отнесся к заявлениям полиции. «Вот чего я не могу понять, так это того, почему не было проведено должного расследования по делу об убийстве, — сказал он. — Вопросы возникают уже потому, что Стивену неоднократно угрожали. Кроме того, был мотив: он много знал. Эти обстоятельства очень подозрительны. Но полиция не опрашивала ни меня, ни моих коллег, ни клиентов Стивена, ни его сотрудников. Обычно полиция допрашивает того человека, который говорил с погибшим последним. Так вот, я этот человек. Мы точно не знаем, что именно случилось со Стивеном, но я считаю, что нужно было предпринять нечто большее, чем простое расследование».

Жена Кертиса, Сэйра, не верила, что ее мужа убили. Но у нее возникли сомнения, поскольку именно русский бизнесмен первым рассказал ей о смерти мужа. «Я очень сожалею, что Стивен погиб», — сказал он ей. Из полиции же позвонили только через час и сообщили, что «произошел несчастный случай».

О точности предчувствий Кертиса относительно угрозы его жизни свидетельствует тот факт, что он оставил подробные инструкции по поводу своих похорон. Это отчасти было и влиянием его суеверной, почти фаталистической натуры. Он верил в привидения, в жизнь после смерти и всегда думал, что умрет молодым. «Мне не доведется состариться», — говорил он задолго до того, как встретился с русскими.

Ко всему прочему Кертис страдал от редкого заболевания крови. Это проявлялось довольно странным образом. Однажды во время путешествия по морю он сильно ударился головой о балку судна, и его друг был потрясен тем, как кровавая рана затягивается буквально на глазах. Чтобы поддерживать себя, Кертис нуждался в постоянном переливании крови и принимал варфарин — препарат для разжижения и предотвращения свертывания крови. Он также носил лечебные носки, чтобы избежать тромбоза глубоких вен. После двух операций в частной клинике ему посоветовали больше не летать самолетами, так как это может ухудшить его состояние. Но он мог летать на вертолете, вот почему за три месяца до смерти он пересел на Agusta-A109E.

Как и следовало ожидать от его яркой и эпатажной натуры, Кертис хотел, чтобы его похороны не стали печальным событием, а, напротив, были «праздником жизни», и чтобы пришедших на них «не обязывали надевать традиционную черную одежду». В среду 7 апреля 2004 года примерно 350 родственников, друзей и партнеров по бизнесу собрались в церкви Всех Святых в Истоне на остове Портленд, рядом с замком «Пенсильвания». Популярность юриста была так велика, что еще сотня человек стояла снаружи, и для трансляции похоронной церемонии были установлены громкоговорители. В 13.50 в экипаже, украшенном цветами, образующими слово «папа», прибыл гроб с телом Кертиса; его везли две угольно-черных лошади. За катафалком следовали «Роллс-Ройс Фантом», в котором ехали вдова покойного Сэйра и его дочь Луис, «Бентли» и «Феррари» с другими родственниками и близкими друзьями.

Шотландский волынщик заиграл старинную мелодию, и шесть человек внесли гроб в церковь; за ними следовали заплаканные Сэйра и Луис, обе одетые в пальто и платья розового цвета. Медленно двигаясь по проходу, Сэйра заметила напряженную фигуру Бориса Березовского, погруженного в раздумья; он был в черном костюме, его сопровождали подруга, два охранника и русская свита. Прибыли почти все клиенты Кертиса. Бросалось в глаза отсутствие представителей компании «ИКЕЯ», которая не хотела, чтобы ее связывали как с его одиозными русскими клиентами, так и с чиновниками из «ЮКОСа». Из «ЮКОСа» пришел лишь один человек — Василий Алексанян, близкий друг Кертиса, в прошлом директор этой нефтяной компании. Алексанян был в ярости, что его коллеги бойкотировали похороны, несмотря на все те рискованные финансовые операции, которые Кертис проводил для их компании.

В 14.00 началась служба. Луис исполнила соло на фортепьяно, затем зазвучали традиционные гимны. Было совершенно очевидно, что Кертиса очень любили. Один из ораторов сказал что он воплощение строчки из поэмы Редьярда Киплинга «Если», которая гласит: «И если можешь быть в толпе собою, при короле с народом связь хранить, уважая мнение любое, главы перед молвою не клонить». Его ближайший друг Род Дэвидсон вдохновенно произнес: «В бизнесе он принадлежал к своей собственной лиге. Он мог устроить землетрясение и прекратить его, его взгляд всегда был устремлен к звездам… Он был самым щедрым из людей, и я думаю, что сейчас он у ворот, усыпанных жемчугом, дарит красный „Феррари" Святому Петру и раздает игровые приставки херувимам».

В воздухе чувствовалось напряжение из-за подозрений и отчасти из-за присутствия русских, на которых часто бросали нервные взгляды. Когда же Березовский и его коллеги в конце службы встали со своих мест, им освободили путь, чтобы те могли пройти первыми.

Местная публика и друзья Сэйры в основном были людьми обычными, принадлежащими к среднему классу, ведущими тихую спокойную жизнь в престижном местечке Дорсет в Истоне. Они с трудом воспринимали суровые русские лица, батарею телекамер, фотографов и большое количество полицейских, которые встречали их у церкви в тот солнечный весенний день. Местным деревенским жителям это, должно быть, напоминало сцены из фильмов «Крестный отец» или «Клан Сопрано».

Сэйру потрясла смерть мужа, но она также была смущена вниманием средств массовой информации. «Зачем здесь так много камер? — спросила она, выйдя из церкви. — Я не понимаю». В прошлом она работала секретаршей, а потом вела жизнь, в которой были семья, музыка, друзья, замок и английская деревня. Стивен ничего не рассказывал ей о своей тайной жизни в Лондоне, на Гибралтаре, в России. Любитель фильмов о Джеймсе Бонде, Кертис наслаждался этим скрытным суще-сгвованием. Он не афишировал свои дела, главным образом потому, что хотел защитить Сэйру. «Я не желаю ничего знать», — заметила она однажды и устранилась от темного мира супербогатых русских, где режут глотки.

' Сэйра не была знакома с кем-либо из русских, пришедших на похороны. В состоянии все возрастающего удивления она спрашивала у одного из коллег Стивена: «Кто это? А это?» «Господи, какие дела были у моего мужа со всеми этими русскими?» — обращалась она к другому знакомому. Не желая ее волновать, те уклонялись от ответов.

Похороны, на которых присутствовали только члены семьи и близкие друзья, проходили в садах «Пенсильвании». Кертис упокоился под звуки волынки, исполнявшей шотландские мелодии.

Когда после похорон гости разбрелись по залу, атмосфера оставалась напряженной и пугающей. «Ситуация странным образом беспокоила всех, — рассказывал бывший служащий юридической конторы Кертиса. — Люди смотрели через плечо, чтобы увидеть, кто с кем разговаривает. Странность также заключалась в том, что, как мне было известно, некоторые из клиентов знали друг друга, но на похоронах делали вид, что незнакомы, избегали фотографироваться, чтобы каким-то образом не связывать себя с другими клиентами. Нелепое положение, почти комическое». В 21.45 над Ла-Маншем взметнулся в небо фейерверк.

Похороны Стивена Лендфорда Кертиса соединили две культуры, которые трудно, почти невозможно соединить — обычный, беспечный, всем понятный английский средний класс и темную, серьезную, суровую, сосредоточенную русскую деловую элиту.

Немногим более десяти лет назад русское присутствие в Британии едва ли было заметно. Если русский акцент редко звучал в бутике Найтсбриджа, ресторане Мэйфейра или в лондонской подземке, то вряд ли его можно было услышать на похоронах таинственного британского юриста. Не наблюдалось никаких признаков того, что случилось чуть позже: прибытие в Британию целой армии русских среднего класса и богачей. Исход, который последовал за крахом коммунистической системы в 1991 году, был сначала медленным, но в конце того же десятилетия русские, желающие переехать в Лондон, совершили то, что один из посвященных назвал «лихорадочный бросок».

Хотя не существует официальных цифр относительно количества обосновавшихся в Лондоне бывших советских и российских граждан, считается, что к 2008 году их было более 300 тысяч. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы выпускать четыре газеты на русском языке и глянцевый журнал New Style, открыть огромное число русских клубов и интернет-сайтов, а также проводить общественные мероприятия.

При том, что русское сообщество отличалось разнообразием, большая часть его членов — обычные специалисты-профессионалы, которые решили жить и работать в Лондоне. У многих из них британские супруги. И именно эти люди, а не олигархи, шутливо назвали Лондон «Москвой-на-Темзе». Некоторые стали работать в международных организациях или российских компаниях, базирующихся в Лондоне, в то время как другие завели свой собственный бизнес. Кто-то нашел работу в качестве агента по недвижимости в Сити или в розничной торговле, ориентированной на клиентов из России. Значительная их часть бежала в Британию от криминала, политической неопределенности и экономических потрясений; и по отношению к широким слоям русского населения из них образовалась отборная группа представителей среднего класса.

Кое-кто все еще курсировал туда и обратно, обычно летая коммерческими, а не частными самолетами. Рейс SU247 из Москвы прибывал в аэропорт «Хитроу» в пятницу вечером, привозя тех, кого в «Аэрофлоте» называют «воскресными мужьями». Это служащие нефтяных компаний, банкиры, сотрудники торговых организаций, имеющие дом и семью в Лондоне, но работающие в Москве, Для них сложился определенный еженедельный ритуал: рабочая неделя в московском офисе, выходные в Лондоне.

В этом постоянном потоке доминировала крошечная, но намного более влиятельная группа — олигархи — те, кто в свое время получил доступ к российским государственным ресурсам, кто к концу 90-х годов, появившись неизвестно откуда, вошли в мировую элиту супербогатых людей. Некоторые из новых русских — миллиардеров и мультимиллионеров — остались в России, большая же часть переехала за границу или обустроила там базу, перемещая сюда же и свои огромные активы. Немногие выбрали Израиль, Нью-Йорк или Швейцарию, большая часть предпочла Лондон. С начала нового столетия эта группа людей разбрасывала свое богатство, словно конфетти, способствуя превращению Лондона в ведущую мировую площадку сверхбогатства, стимулируя взлет цен на собственность и бешеные прибыли продавцов предметов роскоши, демонстрируя пышность, невиданную с 1920-х годов.

Некоторые из ультрабогатых русских, боясь ареста, выехали из России и обосновались в Лондоне. Другие сделались международными кочевниками, проживая то в России, то в Лондоне, путешествуя по миру на своих личных самолетах и шикарных яхтах. Многие сохранили отдельные жилища и здесь, и там. Русских олигархов привлекали довольно мягкая система налогообложения в Лондоне, уступчивая банковская система, спокойный образ жизни, необременительные законы города, элитарные школы, независимая юриспруденция.

В этой книге излагаются истории четырех русских олигархов: Бориса Березовского, умного, ловкого дельца, который, с роскошью обосновавшись в Лондоне, готовил заговор против президента России Путина; Романа Абрамовича, хитрого, скрытного магната, владельца футбольного клуба «Челси», чье Сделанное на нефти многомиллиардное состояние было создано благодаря ловким маневрам того же Березовского — его быв-иіего друга, а теперь злейшего врага; Михаила Ходорковского, интеллектуала, наивно верящего, что он сильнее государства, и печально закончившего сибирской тюрьмой; и Олега Дерипаски, циничного молодого лицемера, алюминиевого короля, который стал богаче их всех, имея поддержку в виде хороших отношений с Владимиром Пугиным.

В 90-е годы эти четыре дельца с невероятной скоростью создавали огромные состояния, эксплуатируя рушащуюся постсоветскую Россию, в которой строилась рыночная экономика по западному образцу. И хотя источником их личного благосостояния стала сама Россия, именно Лондон обеспечил им переход к вершинам мировой элиты.

Абрамовичу Лондон помог удовлетворить явно ненасытные аппетиты выдающейся жажды потребления. Для Дерипаски, которому запретили въезд в Соединенные Штаты, английская столица стала важнейшей базой для строительства его разнообразной и невероятно огромной деловой империи. Ходорковский до ареста использовал Лондон, чтобы добиться поддержки от британского политического и делового истеблишмента в его международной деятельности, чтобы мир начал воспринимать его как более яркую и значимую личность. Березовскому, который находился под угрозой экстрадиции с 2001 года, Лондон предоставил убежище, защитив от российской прокуратуры, обвинявшей олигарха в укрывательстве от уплаты налогов и мошенничестве — преступлениях, которые он категорически отрицал.

В отличие от коррупционной и политизированной судебной системы в России, Лондон предложил и легальный приют, и справедливые механизмы действия закона. В то время как обвиненные в преступлениях российские бизнесмены были арестованы или задержаны в Испании, Франции, Италии, Соединенных Штатах, Британия отказалась удовлетворять любые попытки экстрадиции со стороны российских властей, даже не побоясь испортить при этом дипломатические отношения. «Я думаю, что они [русские] почувствовали, что это страна закона, — сказал Березовский. — Почувствовали, что здесь они под надежной защитой» [1].

Лондон давно привлекал безумно богатых людей, но волна иностранного благосостояния начала столетия оказалась беспрецедентной. За это десятилетие, вплоть до 2008 года, в Соединенное Королевство переместились триллионы фунтов иностранного капитала. Это было золотое время для тех, кто делал деньги из денег — для юристов, финансистов и банкиров. «Британцы приобрели новое призвание, — заметил Вильям Кэш, человек со связями, издатель, основавший Spear’s Wealth Management Survey — глянцевый ежеквартальный журнал, рассказывающий о деятельности супербогатых. — Они сделались финансовыми почтальонами мира. Правящие классы Британии воспользовались этим для увеличения собственного благосостояния. Сейчас они становятся вольнонаемной прислугой, обслуживающей мировую финансовую элиту» [2].

К 2007 году, до опустошительного воздействия глобального Экономического кризиса следующего года, Лондон сменил Нью-Йорк на посту финансовой столицы мира. Это произошло благодаря непревзойденной индустрии, работающей на минимизацию налогов, и значительно облегченным нормативным отношениям. После 9/11[2] и нескольких громких финансовых скандалов на Уолл-стрит правительство США провело новый закон — акт Сарбенс-Оксли, который гораздо жестче регулирует корпоративные требования к открытости информации, бухгалтерской деятельности и процедуры допуска ценных бумаг на Нью-Йоркскую фондовую биржу. Этот закон сделал Нью-Йорк менее привлекательным для богатого мирового бизнеса, и Лондон воспользовался этим шансом. Соединенные Штаты также ввели строгие визовые ограничения для иностранных бизнесменов, значительно уступающие по благоприятности более открытому пограничному контролю Британии.

Денежным русским людям Лондон дает преимущества и в логистике: перелет из Москвы занимает всего 4 часа, кроме того, юго-восточная Англия располагает сетью аэропортов, где есть условия и для частных самолетов. По словам Джеймса Хардинга, редактора «Таймс», «В Лондоне можно нормально работать днем, утром поговорить с Токио, а к вечеру с Лос-Анджелесом. Деловой человек садится в Москве на самолет, и через пять часов он в центре Лондона; из Бомбея лететь семь часов, из Пекина — девять. Это одна из причин, почему за последние двадцать пять лет Лондон превратился в центр международного бизнеса, в то время как Нью-Йорк сделался по существу местной финансовой столицей» [3].

И все же налоги остаются первоочередным фактором. «Нью-Йорк очевидно стабилен, но большей части других больших центров мирового благосостояния сейчас сопутствуют различные проблемы, — сказал Дэвид Харви из Society of Trust and Estate Practitioners, чьи члены беззастенчиво помогают богачам платить самые минимальные налоги. — Токио прошел через период депрессии, Сингапур относительно нов, а Германия в последнее время отличается тяжелой налоговой системой. Если вы хотите легально не платить налоги, вам нужно поехать именно в Лондон, а не куда-либо еще» [4].

Соединенное Королевство хвастает своей непревзойденной индустрией уклонения от налогов и изобилием высокооплачиваемых финансистов, умеющих найти сложные способы сокрытия личного благосостояния. В 2007 году Международный валютный фонд поставил Лондон как «офшорный финансовый центр» в один ряд со Швейцарией, Бермудами и Каймановыми островами.

Большинство стран требует от своих резидентов, в том числе и от состоятельных иностранцев, уплаты внутренних налогов на их доходы по всему миру и прибыль с капитала. В Соединенном Королевстве иностранцы могут заявить, что они «постоянно проживают» за границей, даже если они находятся в Британии в течение многих лет и имеют британский паспорт. Согласно этому правилу, лица, «не проживающие постоянно», платят налоги только с их доходов в Королевстве, но не с доходов за пределами страны, которые обычно являются огромными. Более того, покупая собственность через офшорные трасты, иностранцы могут избежать как налога на прибыль с капитала, когда они продают, так и большей части государственных пошлин, которые платятся на первоначальную покупку.

Для русского миллиардера, живущего в Лондоне, доходы, полученные на родине, не облагаются налогами в Соединенном Королевстве. «Одна из важнейших причин, по которой эти люди приезжают в Лондон, — налоговое законодательство», — считает Наташа Шуваева, русская журналистка, живущая в Лондоне. Правда, это преимущество несколько утратило свою привлекательность в 2008 году. Британское правительство, подвергаясь все возрастающей критике, ввело все же ежегодный налог в сумме 30 тысяч фунтов для резидентов, не проживающих здесь постоянно. Но супербогатым людям такая сумма не представляется существенной.

Первопричина притока олигархов заключается в приватизации ими обширных и ценнейших государственных активов России в 90-х годах. Этот процесс обогатил единицы, образовав огромную пропасть между богатыми и бедными. Отчет Всемирного Банка за 2004 год показал, что в действительности тридцать человек контролировали 40 процентов от 225 миллиардов долларов выпуска продукции в России в самых важных секторах экономики, главным образом в сфере природных ресурсов и автомобилестроения. Исследование пришло к выводу: «Концентрация собственности в современной России намного выше, чем в любой стране континентальной Европы, и выше, чем в любой стране, где доступны эти источники информации» [5].

Значительно меньшая часть аккумулированного богатства была инвестирована в бизнес или потрачена на благотворительность в России. Большую часть денег, скорее всего, тайно вывезли за границу, спрятав миллиарды долларов в лабиринтах офшорных банковских счетов во многих налоговых оазисах — Швейцарии, Джерси, Британских Вирджинских островах и Гибралтаре. Огромная часть этих средств попала в британские банки и оказалась в их управлении. Деньги были спрятаны так, что их почти невозможно отследить. Несмотря на попытки российских и британских силовых структур, очень малая доля средств была обнаружена и возвращена в Россию.

В России удобно наживать деньги, но не очень удобно их тратить: слишком много людей показывают на тебя пальцем в московских ресторанах, слишком внимательна налоговая полиция, а еще витает постоянная угроза заказного убийства. Богатые русские не могут обойтись без бронированных машин и телохранителей. Даже надев сшитый на заказ костюм, они привлекают внимание. А в Соединенном Королевстве или в Европе они имеют возможность путешествовать никем не узнанными и тратить свои деньги, не боясь надзора и того, что их привлекут к ответу. Купив городские дома и загородные поместья стоимостью в несколько миллионов фунтов, они ведут жизнь сибаритов: загорают на Сент-Вартеє[3], катаются на лыжах в Гштааде[4] и делают покупки в Найтсбридже.

Для жен олигархов Лондон — рай. «Лондон — фешенебельный метрополис, — сказала Ольга Сиренко, редактор вебсайта для русских экспатриантов. — Москва не обладает таким шиком». Алена Мачинская, живущая в Британии с 1991 года и имеющая свою собственную пиар-компанию, утверждает, что русские сейчас отказались от Парижа, считая жизнь там «слишком немодной и деревенской». В отличие от Парижа, многолюдный Лондон — «это деловой город с ресторанами и ночными клубами. Здесь русским намного проще нанять „роллс-ройс“ и частный самолет».

По прибытии в Лондон состоятельные, честолюбивые русские прежде всего обращались в агентства по недвижимости, в частности в Saviils, Knight Frank или Aylesford. Сделки заключались с огромной скоростью: никаких ипотек, только наличные. jB 2006 году одна пятая часть всех домов, проданных более чем за 8 миллионов фунтов, была приобретена русскими. Что же касается собственности свыше 12 миллионов фунтов, то здесь — цифры впечатляют еще больше. Кстати, русские крайне разборчивы в местоположении: они не просто ограничиваются золотыми почтовыми индексами SW1, SW3, W1 и W8, а предпочитают определенные улицы и площади в этих районах. Заго-родная собственность также отбирается по принципу престижности. Их излюбленные места весьма специфичны: Сент-Джордж-хилл, Уэйбридж и Уэнтворт-парк в графстве Суррей.

Следующий шаг российских олигархов в соперничестве с британской аристократией — выбор престижной школы для своих отпрысков, поскольку британское образование — это еще один стимулирующий фактор для переезда в Соединенное Королевство. Как правило, общественные школы соответствуют высоким академическим стандартам и там безопасная, дружеская обстановка. В Москве же существует реальная угроза похищения детей. Как и лондонские элитные агентства недвижимости размещают свои офисы в Москве и Санкт-Петербурге, чтобы привлечь ультрабогатых покупателей, так и британские общественные школы, колледжи и университеты посылают в Россию своих представителей для набора учеников.

В 2008 году уже не вызывают удивления русские студенты в британских университетах и лучших школах, будь то маленькая дочь Абрамовича в частной школе для девочек в Лондоне или дочь Сергея Лаврова, министра иностранных дел, в Лондонской школе экономики. Таких школ насчитывалось около двух тысяч, и некоторые русские родители начали искать те, где бы не было других русских. Плата — до 30 000 фунтов в год — для них не проблема, но старые привычки умирают далеко не сразу. Директриса одной из престижных школ для девочек рассказала о некоем господине из России, чья дочь провалилась на вступительном экзамене, предложившем ей, как директору, кейс, набитый деньгами. Он пообещал оплатить все: новый гимнастический зал, кабинеты, бассейн. «У нас это не принято», — ответила изумленная женщина. В другой престижной школе отец попросил разрешения посадить свой вертолет во время посещения ребенка на крикетное поле.

Хотя в конечном итоге большинство русских детей вернется домой, английское образование считается чем-то вроде коммерческого вложения. «Мне известно, что некоторые олигархи берут на работу только студентов с западным образованием», — признался Борис Яришевский, президент Русского общества в Лондонской школе экономики [6]. Это также распространяется и на политиков. «Я знаю людей, чьи отцы занимают действительно высокие посты в российском правительстве, и знаю, что эти дети учатся в Лондоне, — добавил он. — Хотя вряд ли они хотели бы, чтобы я назвал их имена» [7]. Вполне возможно, что в один прекрасный день Россия, как многие государства Африки или Среднего Востока, изберет президента, получившего образование в частной школе Британии.

Соединенное Королевство давно является раем для русских изгнанников и диссидентов. В начале XX века революционеры, выступавшие против царя, собирались в Лондоне раз в два года на партийные съезды. В 1907 году «Нью-Йорк таймс» сообщила со съезда социал-демократов о том, что выдан ордер на арест одного знаменитого делегата — Владимира Ильича Ленина. «Известный революционер в Лондоне Ленин — настоящее имя Ульянов — будет арестован, если вернется в Россию», — кричали заголовки. Ленин, будучи в изгнании, не жил здесь постоянно, но с 1902 по 1911 год посетил город шесть раз. Он встречался с рабочими, которых считал сторонниками социализма, в церкви Семи Сестер в Холлоуэй, что на севере Лондона, в районе Уайтчепел и Уэст-энде. Во время одной из своих поездок — Ленин посмотрел «Гамлета» в театре «Олд Вик»[5], посетил Уголок ораторов[6] и Национальную галерею. В Британском музее в 1902 году он впервые встретился с Львом Троцким, бежавшим из Сибири.

После революции 1917 года сравнительно немного состоятельных русских эмигрировали в Лондон — к 1919 году всего 15 000. Гораздо большее количество эмигрантов переехали в Восточную Европу, в Берлин, чуть меньше людей осели во Франции и Китае, особенно в Шанхае. Те, кто оказался в Британии, представляли собой смесь аристократов и либерально настроенных интеллектуалов из среднего класса, как, например, семья философа Исаака Берлина, приехавшая в 1919 году и обосновавшаяся в Суррей-таун в Сербитоне. «Я англофил, я люблю Англию, — признавался Берлин. — Эта страна добра ко мне, но все же я остаюсь русским евреем» [8]. Среди других диссидентов первой волны русской эмиграции известны актриса, дама-командор[7] Хелен Миррен (урожденная Елена Васильевна. Миронова), награжденная «Оскаром» за роль королевы, и лидер либерал-демократов Ник Клегг.

Во времена холодной войны в Лондон вновь хлынул поток русских: диссиденты, бегущие от Гулага, перешедшие на сторону противника высокопоставленные чины из КГБ. Последние оказались в Лондоне, выполняя задания в среде русских белоэмигрантов, в основном из отпрысков эмигрантов первой волны. Перепись 1991 года насчитала 27 ОН резидентов, проживающих в Соединенном Королевстве и указывающих бывший Советский Союз как место своего рождения. В большинстве это были русские.

Развал Восточного Блока в конце 80-х годов вызвал новую беспрецедентную волну миграции из России, бывшего Советского Союза и восточноевропейских государств. В 1991 году Британское посольство в Москве выдало около сотни виз, и только тем, кто работал на русские компании, студентам, людям, вступившим в брак с британцами. И лишь один русский, живущий в Соединенном Королевстве, получил тогда гражданство. Только к середине 90-х лондонцы начали время от времени примечать непонятный акцент в магазинах или на улицах (это были те русские, которые собирались в нескольких любимых ресторанах и ночных клубах), в противном случае их приезд и вовсе бы остался анонимным. Постепенно эта тонкая струйка превратилась в поток. К 2006 году количество виз, выданных русским, возросло до 250 000. Число получивших гражданство в том же самом году увеличилось до 1830 человек. Березовский сравнил русскую волну двадцать первого века с наплывом русских в Париж в XIX веке. «У русских аристократов было принято говорить по-французски и ездить во Францию, — сказал он. — Современные русские говорят по-английски и удобнее чувствуют себя в Англии» [9].

Русские эмигранты, в основном профессионалы из среднего класса, но не богачи, начали прибывать в 1993-94 годах. Именно этих людей их земляки наградили прозвищем «новые русские». И именно эта группа начала делать деньги, хотя не в столь огромных масштабах, на экономических реформах Бориса Ельцина, отмене ограничений на частные предприятия и первой волне приватизации. Одни представляли собой смесь государственных чиновников, предприимчивых проходимцев, кремлевских служащих и бывших офицеров КГБ; другие являлись членами появившихся в России криминальных группировок.

Эта волна «новых русских», которые всегда численно превышали количество «простых» русских эмигрантов, состояла в основном из приезжих, а не тех, кто переехал жить в Лондон. Они прибывали сюда по кратковременным туристическим или бизнес-визам, чтобы посетить конференцию или деловое совещание, походить по магазинам или попутешествовать. Один из русских, который тогда уже жил здесь и знал некоторых их этих людей, говорил: «В это время никто не собирался переезжать в Лондон на жительство. Легальным путем было трудно получить постоянную визу, разрешение на работу выдавали редко, и большая часть представителей этой группы могла заработать в Москве куда больше денег, чем в Лондоне. Они имели средства и приезжали на неделю-другую, чтобы потратить их».

В 90-х годах Британия постепенно ослабляла въездные правила. Стало легче получить как туристическую, так и деловую визу. Особенно приглашали авторитетных людей с деньгами. Будучи заинтересованным в инвестициях из-за границы, правительство изменило правила, чтобы поощрить приезд супербогачей. «Конечно, если вы едете в страну с целью оставить здесь деньги, вас встретят с распростертыми объятиями», — заметил Джон Тинси, вице-президент Immigration Service Union в 2007 году [10].

В 1996 году консервативное правительство Джона Мейджера ввело новую «инвесторскую визу» для тех, кто хочет поселиться в Соединенном Королевстве и может инвестировать в страну по меньшей мере 1 миллион фунтов. Из них не менее 750 тысяч нужно было вложить либо в государственные ценные бумаги, либо в зарегистрированные в Королевстве компании. Сделанные таким образом инвестиции позволяли через пять лет подать заявление на постоянное жительство и затем на британское гражданство. Только еще одна страна в мире — Соединенные Штаты — использовала такую схему (хотя с намного меньшой въездной платой). И огромное количество состоятельных русских воспользовалось преимуществом этого правила. Все, что от них требовалось, — это отвечать инвестиционным критериям.

Приманка сработала. Русские, вместе с богачами из других стран, наводнили Британию. Вот как писал об этом журнал «Форбс» в 2006 году: «Лондон привлекает мировую элиту богатых и успешных. Если точнее — Лондон стал магнитом для миллиардеров со всего мира» [11].

Стремительно разбогатевшие русские не стеснялись обустраиваться, используя свой капитал. Они быстро привыкли к британскому образу жизни высокого уровня. В Лондоне история, культура и потребительские соблазны часто совмещаются в классических британских брендах, которые, кажется, обладают особой притягательностью. Чем традиционнее, тем привлекательнее: шоппинг в Fortnum & Mason, в Burberry, покупка портвейна за 900 фунтов у торговцев винами Berry Bros & Rudd в Сент-Джеймсе, чай в Claridge’s, обед в Rules. Русские также освоили и два британских учреждения: главные лондонские аукционы «Сотби» и «Кристи». Здесь на пике арт-бума середины первой декады века можно было увидеть, как они перебивают заявки других коллекционеров и ведущих международных торговцев, скупая работы французских импрессионистов и современных британских художников.

Но в основе ошеломляющих трат русских лежит не только грубое потребительское желание обладать предметами роскоши; они также проистекают из фаталистического склада ума и общего пессимистического подхода к жизни. В течение столетий русские люди страдали от невероятных лишений, бедности, голода и жестоких репрессий. Считается, что 20 миллионов умерло при сталинском режиме, более миллиона человек погибло в Сталинградской битве в 1942—43 годах. Даже после развала Советской империи миллионы продолжали жить в тяжелых условиях экономической нестабильности. Новоявленные миллиардеры и их семьи боятся, что могут завтра потерять все. Любимая русская пословица гласит: «От сумы и тюрьмы не зарекайся». Вот откуда эти непомерные траты. Кроме того, они верят и в другую русскую мудрость: «То, что не растет и не развивается, заканчивается и умирает».

Для русских олигархов жажда тратить деньги выражается в приобретении яхт, самолетов и машин. «Нам нравятся английские машины», — сказал Александр Пикуленко, специалист по автомобилям, корреспондент московской радиостанции «Эхо Москвы» [12]. По данным 2007 года, 40 процентов автомашин «Мерседес-Бенц», продававшихся в салонах центрального Лондона, приобрели русские. Русские также принесли удачу неоперившейся частной авиаиндустрии Британии. Доморощенные английские предприниматели в области недвижимости «Кэнди и Кэнди» (Candy and Candy) почти за сутки превратились в мультимиллионеров.

Магнитом для жен олигархов стали шикарные магазины Лондона, особенно любимый ими «Хэрродс», предоставляющий возможность удовлетворить все свои безмерные запросы. Есть анекдот-шутка, который часто рассказывают эмигранты из России. «Один богатый русский, пребывая на смертном одре, подзывает свою жену: „Ольга, обещай, что, когда я умру, ты кое-что сделаешь для меня! Обещай, что похоронишь меня в «Хэрродс»“…» Жена, вся в слезах, шокирована этим, умоляет мужа опомниться, напоминая ему, что он достаточно богат, чтобы построить мавзолей в Москве. „Нет, нет, — прерывает он супругу. — Разве ты не понимаешь, что, если меня похоронят в «Хэрродс», то ты по крайней мере будешь навещать меня не реже одного раза в неделю"».

Рядом с «Хэрродс» — «Харви Николс», где на пике лондонского бума среди русских на пяти торговых этажах работали шесть русскоговорящих продавцов.

За эксклюзивными драгоценностями жены и любовницы олигархов ездят в Уэст-энд. Почти все магазины на Олд-Бонд-стрит начали нанимать продавцов со знанием русского языка, как и высококлассные ювелирные магазины, такие, как Asprey и Theo Fennel, связывающие свою растущую прибыль с конца 90-х годов со все расширяющейся русской клиентурой и пристрастием этих людей к дорогим дизайнерским моделям. Русским женам не интересна покупка сумки из кожи крокодила менее чем за 5000 фунтов или бриллиантового кольца менее чем за 90 тысяч. «Они как дети в кондитерском магазине», — поделился своими наблюдениями один из работников.

После утреннего шоппинга в любимых магазинах жены и дочери отправляются на ланч в Roka на Шарлот-стрит, или в чайную и ресторан в русском стиле «Тройка» на Примроуз-хилл, или в ресторан на пятом этаже «Харви Николс». Их мужья и отцы предпочитают выпить ближе к вечеру в барах Дорчестера или в отелях Лейнсборо. Затем — обед в самых дорогих и известных ресторанах, в частности в Le Gavroche и Cipriani в Мэйфейре. Преодолеть для этого путь полмира для них не составляет труда. Однажды днем Роман Абрамович, находившийся в Баку, в Азербайджане, сказал своему помощнику, что хочет суши на обед. Тот заказал за 1200 фунтов суши из Ubon в отеле Canary Wharf — дочернего ресторана Nobu, фешенебельного японского заведения на Парк-лейн. Блюдо на лимузине доставили в аэропорт Лутон, и, преодолев на частном самолете 3000 миль, суши попали на стол к Абрамовичу в Азербайджане ИЗ]. Заказ обошелся в 40 тысяч фунтов, что является самой дорогой доставкой обеда в истории.

Но за гламуром и богатством скрывается иная сторона русского вторжения. Приезд этих людей, возможно, изменил Лондон с точки зрения финансов, а кроме того, превратил британскую столицу в мрачный аванпост Москвы. Российских финансовых тузов приветствовали в Сити, их любят торговцы предметами роскоши и предприниматели в области недвижимости, однако они едва ли внесли гармонию в сообщество. За огромными тратами просматривается множество личных проблем. Многие из русских находятся в состоянии войны как друг с другом, так и с российским государством.

Причина проблем — владение активами стоимостью в миллиарды фунтов. «Они безжалостны, — считает один из тех, кому приходится иметь постоянные деловые контакты с богатейшими россиянами. — Их слово ничего не значит. Они кинуг вас, если им предоставится хотя бы полшанса. Это закон джунглей. Многие из них задолжали огромные суммы денег банкам и друг Другу».

Также новые русские принесли с собой в Британию некоторые ужасные стороны жизни российского государства. «Как только прибывают олигархи, вслед за ними сразу же появляется политика. Вот почему они склонны к таким продуманным и дорогим мерам безопасности», — объяснил другой бизнесмен.

Политическая резня и коммерческие битвы за контроль над национальными ресурсами — нефтью и газом — сначала ограничивались самой Россией. Однако постепенно эти жестокие личные и корпоративные войны переместились в Британию. В течение некоторого времени они были не заметны, по крайней мере если не для спецслужб, то для общественности и прессы. И только в декабре 2006 года, после того как бывший российский офицер разведки, превратившийся в диссидента, Александр Литвиненко, долго и мучительно умирал на глазах у всех в лондонском госпитале в результате отравления полонием-210, стало совершенно очевидно, что адесь замешаны пресловутые британские миллиардеры из России. Британское правительство жаждало их денег, но только в том случае, если они оставят свои противоречия за чертой государства. Убийство Литвиненко раскрыло слабость благородной толерантности.

Один русский, лично знакомый с несколькими олигархами, сказал: «Правительство Соединенного Королевства не волнует то, как эти парни заработали свои деньги и как возвысились до тех пор, пока они не переносят свою криминальную деятельность в Британию. Но так не получается. Мы не можем разрешить им въезд и ожидать при этом, что все злачные моменты останутся по ту сторону Ла-Манша».

Ведущий эксперт Британии в области истории России профессор Роберт Сервис из колледжа Сент-Энтони в Оксфорде согласен с этим высказыванием: «Британское правительство предательски сотрудничало с лондонским Сити в том, чтобы создать рай для бизнесменов из России, желающих вывезти свои деньги. Будучи более осмотрительными, Нью-Йорк и Штутгарт не выдержали соревнования в погоне за новой российской столицей. Британцы же задают всего несколько вопросов о происхождении русского благосостояния. Поэтому и гангстеры, продолжающие прибывать к нашим берегам, сводят здесь между собой счеты самыми жестокими способами» [14].