Глава 8 Проклятие «ЮКОСа»
Это не было битвой матери Терезы против Тайсона. Друг с другом дрались два больших упрямых парня, и один из них победил. Выиграл Путин, а Ходорковский проиграл, но битва была честной. Он, конечно, не заслуживает жалости как политический узник, потому что все, что он сделал, не позволяет считать его таковым.
Когда летом 2003 года британские консультанты по безопасности прибыли в московскую штаб-квартиру нефтяной компании «ЮКОС», они были шокированы ее размерами, роскошью и почти военной строгостью службы безопасности. «Офис» оказался импозантным зданием в викторианском стиле с огромными бронзовыми буквами на фасаде, объявляющими о названии фирмы. Здание окружала высокая железная изгородь с острыми зубцами, которую к тому же защищал электрический провод, а вооруженная до зубов охрана патрулировала территорию.
Когда консультанты шли через бесконечный лабиринт переходов, комнат и бункеров, им казалось, что они попали в генеральный штаб армии. Миновав запутанные коридоры, они наконец-то вошли в личный кабинет Леонида Невзлина, директора «ЮКОСа» по корпоративным и политическим вопросам, а также близкого друга главного держателя акций компании Михаила Ходорковского. В оформлении комнаты был использован дзен-стиль: здесь стоял один простой белый стол, пол застилал однотонный ковер, минимум украшений.
Тут же вошел худощавый, крепкий и напористый Невзлин, одетый в дизайнерский костюм и черную шелковую рубашку. Он пребывал в подавленном настроении, но был энергичен. Месяцем ранее Генеральный прокурор объявил о начале расследования по делу «ЮКОСа». В течение нескольких дней правоохранительные органы проверяли офисы компании. Именно тогда, 2 июля 2003 года, был арестован и уведен в наручниках Платон Лебедев — правая рука Ходорковского и один из основных акционеров компании. На следующей неделе выписали ордера на арест еще нескольких руководителей «ЮКОСа».
Невзлин переживал, что и других управленцев высокого уровня ожидает судьба Лебедева. Британских консультантов вызвали для того, чтобы они дали советы относительно безопасности и защиты ключевых работников штата. Прежде всего дело касалось малоизвестного тридцатидвухлетнего топ-менеджера Рамиля Бурганова, директора геологоразведочной компании. Действительно, российские власти уже обвинили Бурганова в мошенничестве в отношении нефтяной фирмы «Истерн», «дочки» «ЮКОСа», в которую входили шесть нефтяных предприятий. Российская милиция к тому времени уже обыскала его дом, допросила жену и арестовала некоторые его активы. В течение нескольких дней он вылетел из страны на Мальту.
С этого момента менеджмент «ЮКОСа» зашевелился очень быстро. Двенадцать управленцев бежали из России. Одни уехали на Мальту, другие — на Кипр. Выезды заявлялись как временные. Была еще проблема с тем, что эти страны могут пойти навстречу России относительно требований об экстрадиции. Лондон, наоборот, считался безопасным раем, а потому возник план по переброске служащих «ЮКОСа» из средиземноморских убежищ в безопасные дома Соединенного Королевства.
Поскольку первые уехавшие сотрудники спрятались на Мальте, то первоначальная стадия тайной операции получила кодовое название операция «Мальтеза-1». Ситуация была сложной. Проблема заключалась в том, как перевезти управленцев «ЮКОСа» в Соединенное Королевство таким образом, чтобы их не задержали в аэропорту Хитроу. В рамках решения этой задачи их обеспечили туристическими визами и доставили в Британию на лодках и яхтах, поскольку офицеры пограничного контроля и таможни обычно проверяют только само судно, а не пассажиров, находящихся на его борту.
Бурганова перевезли на яхте по Средиземному морю в безопасное место на юге Франции. Затем на машине его доставили из Бордо на северный берег Франции, посадили на судно Le Gavre и высадили в Фолкстоуне, что в Кенте. Как только он прибыл, его доставили в заранее снятую квартиру около Окс-форд-серкус. Это простое жилье арендовали так, чтобы имя самого арендатора осталось в тени. Он жил там под охраной все двадцать четыре часа в сутки. Два телохранителя находились при нем неотлучно. Так его охраняли почти год, бывшему топ-менеджеру «ЮКОСа» не позволялось покидать квартиру под угрозой смерти. Хотя Бурганов был человеком непритязательным, он возненавидел свое укрытие, а новая жизнь сводила его с ума. Чтобы бороться с повседневной скукой, он получил в свое распоряжение компьютер и набор видеоигр.
Эта жизнь оказалась весьма далекой от того, что ему обещали начальники. Бурганов чувствовал себя заключенным. Когда он изредка все же выходил из квартиры, его сопровождали два телохранителя, которые держались позади, если он заходил в магазин. Однажды ему даже дали билет на матч с участием его любимой футбольной команды Tottenham Hotspur.
Даже когда жена и дочь Бурганова прилетели в Лондон навестить его, проводилась сложная операция службы наружного наблюдения, чтобы не дать русской разведке его обнаружить.
Несмотря на то что жена и дочь получили гостевые визы от британских властей, оставалась опасность, что если их выследят, то обнаружат и Бурганова, схватят его и вернут в Россию. По приезде в аэропорт Хитроу жену и дочь посадили в такси, отвезли куда-то, пересадили в другую машину и далее отправили на метро. После короткого путешествия в подземке они сели в третью машину и поехали в ресторан, где и встретились с Бургановым.
Так продолжалось до января 2005 года. Бурганов обратился с просьбой предоставить ему убежище, и его дело поручили специальному адвокату по вопросам иммиграции, который гарантировал ему получение резидентства в Соединенном Королевстве. Российские власти потребовали его экстрадиции в связи с обвинениями в мошенничестве, но было слишком поздно. Иностранные граждане, получившие убежище в Британии, обычно автоматически попадают под защиту от экстрадиции. Таким образом, суд отклонил требование о его экстрадиции, поскольку Бурганов уже получил убежище.
Сразу как только был подтвержден его статус, Бурганов переехал в более комфортабельную квартиру на Сент-Джеймс-сквер и начал новую жизнь. Эту собственность приобрела зарегистрированная на Британских Вирджинских островах компания под названием Vengrada Estates, которая имеет офисы в Женеве и Мэйфейре. Финансы Бурганова находились в безопасности, и ими занималась фирма «Люттон инвест и фай-нэнс», тоже зарегистрированная на Британских Вирджинских островах, учредителем ее являлась солидная управляющая компания Trident Trust. Через год он въехал в апартаменты на Бей-свотер, которые приобрел за 520 000 фунтов стерлингов и оформил уже на свое собственное имя.
Следующее дело оказалось более сложным. Известное как операция «Мальтеза-2», оно предполагало использование такой же процедуры, чтобы тайно вывезти Наталью Чернышеву, одного из руководителей «ЮКОСа» и советника Ходорковского. Российские власти предъявили ей обвинение в мошенничестве с приватизацией государственной химической компании. Так как прокуратура была уже готова арестовать Чернышеву, вывозить ее нужно было срочно.
Управлять неосторожной и вспыльчивой Чернышевой во время рискованного путешествия оказалось намного труднее, чем Бургановым. Кроме того, она любила намекать на связи в высших кругах, что весьма раздражало тех, кто обеспечивал ее безопасность.
Когда Чернышева прибыла в Лондон, ее поселили в Grossvenor House Hotel на Парк-лейн. На вопрос, нужна ли ей охрана, она ответила «нет». «Я знаю отличного юриста», — фыркнула она и растворилась в ночном Мэйфейре. Телохранители, наверное, вздохнули с облегчением. «Она спорила по любому поводу», — вспоминал один из консультантов по безопасности. Год спустя, в сентябре 2004-го, русские власти выписали ордер на ее арест и потребовали экстрадиции. Но она действительно могла позволить себе лучших юристов — королевского адвоката Эдварда Фитцджеральда и юрисконсульта Коркера Биннин-га. И в марте 2005 года председательствующий судья отказал в экстрадиции на том основании, что требование имело политические мотивы. Бывший член руководства «ЮКОСа» отныне стала свободной женщиной; она продолжает жить в Лондоне.
Многие другие топ-менеджеры «ЮКОСа» также уехали в Соединенное Королевство через безопасную базу на юге Кипра. Операция, получившая название «Оливковая роща», предоставила надежный и более простой маршрут, и воспользовавшиеся им некоторые коллеги Ходорковского вскоре поселились в безопасном доме в Лондоне, близ Пикадилли.
Затраты на операции «Мальтеза»-1 и 2 и «Оливковая роща» были покрыты с офшорного счета «ЮКОСа» на острове Мэн посредством банковского перевода. После этого трансфера сотни тысяч долларов наличными оказались в банковских ячейках в Найтсбридже и Мэйфейре. Для вновь прибывших в Лондон оплата наличными деньгами была столь же обычным делом, как и для их предшественников в 90-х годах. Также в привычку вошло и наличие телохранителей. Однако после 2 июня 2008 года с финансами возникли некоторые трудности. В тот день офицеры из специального отдела лондонской полиции появились в Мэйфейрском депозит-центре на Парк-стрит: длящаяся два года операция по предотвращению отмывания денег достигла своей кульминации. Полицейские обнаружили большое количество наличных денег и очень сомнительные документы, принадлежащие по меньшей мере одному бывшему руководителю «ЮКОСа» и видному грузинскому бизнесмену. Кроме того, были найдены пистолеты, фальшивые паспорта и кокаин.
В отличие от Бориса Березовского, нефтяной миллиардер Михаил Ходорковский был стратегом, вел скромную и упорядоченную жизнь. Сосредоточенный и напряженный, он часто казался своему ближайшему окружению неуверенным в себе. Интеллектуал, классический тип ученого-изобретателя, он однажды пришел на деловую встречу в туфлях, носках, брюках и пиджаке, забыв надеть рубашку и галстук. Однако все это не могло скрыть таких его черт, как целеустремленность и безжалостность. Известно, например, что он установил видеокамеры для слежки за своим собственным персоналом. Как и Березовский, Ходорковский был беспощаден в своем стремлении к богатству и власти. Журналист, бравший у него интервью в Давосе в 2003 году, вспоминает, что он «редко встречал людей с такими суровыми и ничего не прощающими глазами».
Когда Россия в 90-х годах столкнулась с банкротством, Ходорковский задался целью защитить свое мультимиллиардное состояние. Как и многие другие олигархи, он по дешевке приобрел дорогостоящие государственные активы, но в беспокойной атмосфере того времени его благосостояние находилось под постоянной угрозой. Понимая, что власти могут в один прекрасный день забрать обратно то, что было приватизировано, или потребовать уплаты налога задним числом, магнат предпринял необходимые меры.
Поскольку его бизнес-империя в 90-х годах разрослась, Ходорковский, подобно большинству крупных бизнесменов, испытывал отвращение к уплате налогов. К счастью, имелось продуманное решение, которое позволяло ему и защитить свои активы, и избежать налогов: он мог переместить свои активы в офшоры и конвертировать их в твердую валюту. По совету западноевропейских финансовых экспертов была разработана сложная сеть офшорных компаний и счетов.
Однако оказалось, что часть бизнес-империи Ходорковского могла мирно сосуществовать с определенными элементами Российского государства. Это подтверждалось доказательствами банковского и финансового комитета сената США в 1999 году, который доложил об «операции КГБ по отмыванию денег, когда украденные суммы провели через банк Ходорковского „Менатеп" — легальную фирму, контролируемую КГБ». Этот банк действительно использовался лицами из Кремля и высшими чиновниками КГБ для осуществления их платежей.
Банк «Менатеп», зарегистрированный в почтовом ящике на Гибралтаре, стоял в центре деловых операций Ходорковского. Именно через «Менатеп» в 1996 году он получил свой самый большой приз — нефтяную компанию «ЮКОС» — посредством аукционов, работающих по системе «кредит под акции». Поток денег от нефтяного бизнеса был огромен, и потому потребовался очень сложный набор мероприятий для его защиты.
Так как империя Ходорковского росла, а его офшорная база расширялась, друзья предложили ему нанять специалиста по юридическим вопросам. Адвокатом, к которому он обратился, был Стивен Кертис.
Летом 1997 года Ходорковский прилетел в аэропорт Лютон на своем личном самолете. В окружении трех телохранителей, в обстановке повышенной секретности и строгих мер безопасности его привезли в офис Кертиса на Парк-лейн, 94. Вскоре юрист подписалдоговор со своим первым клиентом-олигархом и приступил к тайному управлению перестройкой «ЮКОСа» и его офшорной сети.
Будучи вдохновленным сложной задачей, Кертис определил для себя проблему номер один: создание и запуск компании «Менатеп групп», которая и была учреждена 5 сентября 1997 года. «Менатеп» стал инструментом, с помощью которого олигарх мог на законных основаниях контролировать «ЮКОС». Однако первоочередной целью стали меры по защите активов Ходорковского от попыток российских властей заморозить их или арестовать. Это можно было осуществить только посредством создания сложной сети офшоров.
«Менатеп групп Лтд» (GML) также зарегистрировали в почтовом ящике на анонимное помещение на Гибралтаре с перво-. начальным акционерным капиталом всего лишь в пять миллионов акций, несмотря на то что эта фирма контролировала активы стоимостью в миллиарды долларов. Управление распределялось равным образом между Стивеном Кертисом и главным бухгалтером, живущим на Кипре. Все акции из этих пяти миллионов, кроме одной, были затем переведены в траст под названием Palmus Foundation и в офшорные компании в Лихтенштейне, на Кипре, Гибралтаре. У Кертиса осталась одна-единственная акция.
Однако GML всецело контролировал сам Ходорковский. Его доля, составляющая преимущественное большинство акций, управлялась через специальный офшорный траст, в котором он был единственным бенефициарием. Все устроил Кертис, который получил право голоса в случае ареста или смерти Ходорковского.
Кертис стал опекуном и стражем активов «ЮКОСа» и «Менатепа». Он не был бенефициарным владельцем акций, но реально управлял ими через траст. Он представлял собой защитную систему, которую впоследствии обнаружат следователи, когда попытаются проникнуть (большей частью безуспешно) к активам через уникальный по сложности лабиринт различных взаимосвязанных компаний и трастов.
Ходорковский доверял общительному Кертису, который ему к тому же нравился, а кроме того, был честным и не воровал. Олигарх одобрял и то, что Мэйфейрский юрист хранил большую часть самых щекотливых деталей в голове, а бумаге доверял только самый минимум. Хотя это обстоятельство помогало сохранять секретность, причиной его была и компьютерная безграмотность, и хаотичная файловая система (он предпочитал диктовать свои письма и распоряжения). Словно рассеянный профессор, Кертис часто носился с обрывками бумажек, на которых были накарябаны строчки, содержащие информацию о сотнях миллионов фунтов. И только в редких случаях, когда он не мог вспомнить какие-либо данные, он звонил часа в три ночи кому-нибудь из сотрудников.
Иногда минуты решали дело. Действительно, масштаб операции был виден в протоколах встреч в июне 1999 года в офисах Кертиса. Они демонстрируют сложнейшую защищенную финансовую сеть, раскинувшуюся по всему миру. Прибыль от русской нефти, составляющая сотни миллионов долларов, выводилась из «ЮКОСа» через офшорные счета на Гибралтаре, на Каймановых островах и острове Мэн. Однако сколько в точности было денег, так никто и не узнал.
Сеть, работавшая с нефтяными потоками, носила кодовое название «Озеро Джерби» по имени водного пути на острове Мэн. Некоторая часть прибыли от экспорта нефти «ЮКОСом» шла через «Озеро Джерби» в многочисленные компании Швейцарии, Либерии и Ирландской республики. Именно в этих компаниях аккумулировались огромные суммы. Хотя все фирмы имели официальные юридические адреса, у них был и один общий офис в Женеве.
Размещение денег в офшорах оказалось крайне выгодным финансовым предприятием, которое помогло сохранить состояние Ходорковского, когда в 1998 году произошло резкое падение рубля. Как только кризис обернулся катастрофой, «Менатеп» оказался, по крайней мере для публики, в очень сложном положении. Консультантам и сотрудникам перестали выдавать зарплату, банк заблокировал счета и депозиты, а также отказался платить кредиторам. Центробанк отозвал его лицензию, а гигантские буквы названия были быстро убраны с фасада его головного офиса в Москве. В это время вкладчики стояли в огромных очередях, как правило тщетно, у порога величественного мраморного здания. Возможно, «Менатеп» и рухнул, но большая часть его активов, включая «ЮКОС», уже была надежно спрятана в твердой валюте за границей, в основном с помощью офшорной сети, созданной Кертисом.
Эти активы Ходорковский ловко вывел в дочерние офшоры и разместил на банковских счетах, что представляло собой уже не просто операцию по уходу от налогов. В течение второй половины 90-х годов западные инвесторы понимали потенциальную выгоду работы на российском рынке и инвестировали деньги в Россию. Многие так хотели вступить в только что приватизированные компании, что проводили необходимый в таких случаях процесс комплексной юридической экспертизы лишь поверхностно. Активы прятались, а некоторые мелкие акционеры «ЮКОСа» утверждали, что сама структура использовалась для того, чтобы скрыть прибыль и, следовательно, избежать выплаты дивидендов.
Одним из таких инвесторов был Билл Броудер, который основал фонд Hemitage Capital Management. В период с 1997 по 1999 год цена акции «ЮКОСа» резко упала вниз — с 6 долларов до 8 центов. Хотя это падение во многом было вызвано экономическим кризисом, бушевавшим в то время в России, он не являлся единственной причиной этого падения. «Некоторую часть снижения акций в цене — с шести долларов и примерно до 1,25 доллара — можно отнести на счет общего падения рынка, остальное же (с 1,25 доллара до 8 центов) стало результатом осуществления плана по выводу активов», — считает Броудер.
Броудер был лишь одним из нескольких случайных западных инвесторов. Среди кредиторов «Менатепа» числились также German Bank West, японский Daiwa Bank и южноафриканская компания Standard Investment. Всего лишь за несколько месяцев до дефолта 1998 года они кредитовали «Менатеп», предоставив ему, к несчастью, большую отсрочку по выплате общей суммы в 236 миллионов долларов. В качестве обеспечения кредиторам обещали акции «ЮКОСа», эквивалентные 30 процентам стоимости компании. «Менатеп» мог затребовать их обратно в случае погашения займа. На бумаге сделка выглядела весьма заманчиво.
Однако когда после кризиса инвесторы потребовали от государства вернуть заем, зарубежным банкам дали от ворот поворот. На повторные требования предоставить информацию они получали противоречивые ответы. И в один прекрасный момент машина, загруженная документами «Менатепа», выехала из Москвы и в конечном итоге оказалась в Волге. Более того, чтобы скрыть действительное финансовое состояние банка, Ходорковский предпринял целую серию финансовых маневров, умело играя в прятки с активами как банка, так и «ЮКОСа».
Так случилось, что с позволения Ходорковского группе офшорных дочерних компаний были проданы акции двух главных нефтеперерабатывающих производственных объединений «ЮКОСа». «Менатеп» утверждал, будто не знает владельцев этих организаций, но выяснилось, что одна из «дочек» принадлежит близкому советнику Ходорковского. Мелкие инвесторы «ЮКОСа» говорили, что прибыли распыляются на анонимных офшорных счетах и что кое-кто из акционеров нанял детективов для расследования сложившейся ситуации.
Сброс акций привел к тому, что активы «Менатепа» и дальше разбазаривались. В результате иностранные банки владели 30 процентами компании, которая стоила немногим более пустой раковины.
Ходорковский и Кертис, занимаясь сложными офшорными операциями, не учли возможности появления лиц, бьющих тревогу. Одним из них была Елена Коллонг-Попова, русская, живущая в Париже, которая с 1996 года работала на «Менатеп», занимаясь еще одной сетью офшорных счетов.
Коллонг-Попова, когда-то вышедшая замуж за полковника КГБ, попала в «Менатеп» после вечеринки для русской бизнес-элиты в 1995 году в Сен-Тропе. Она утверждала, что управляла двадцатью — тридцатью компаниями, зарегистрированными на ее имя, в Швейцарии, в Люксембурге, на Британских Вирджинских островах, на Сейшелах, в Панаме, на Багамах и занималась трансферами на сумму около 150 миллионов фунтов стерлингов в год. Некоторые из транзакций вроде бы проходили через расположенные в Лондоне британские и американские банки.
Работа над тем, что кто-то назвал «задворками улицы мировых финансов», также принесла плоды: гламурный образ жизни. «Я могла бы купить английский футбольный клуб, — шутила Коллонг-Попова. — Моя жизнь напоминала телесериал „Даллас". Я все время летала на частных самолетах: то на Карибы, то на Сейшелы, то на остров Мэн. Жизнь протекала в отелях класса люкс, в дорогих ресторанах. У меня была куча наличности, чтобы давать взятки нужным людям. Не могу вспомнить, сколько жемчужных ожерелий (по 80 тысяч фунтов за нитку) я купила, чтобы ублажить жен тех, от кого мы зависели».
Подобно тем технологиям, что используют шпионские сети и террористические группы, сложная сеть компаний связывала «Менатеп» и «ЮКОС». Они управлялись разными людьми, и каждая предусмотрительно находилась на некотором расстоянии от другой, чтобы сохранять секретность. «Это походило на большой блочный дом, где много квартир, но у каждого есть свой ключ и каждый занимается своими делами на своей территории», — привела очередное сравнение Коллонг-Попова. Эта сеть показалась на поверхности только во время расследования, которое вели французские власти, когда вскрылось то обстоятельство, что огромное количество денег перемещалось на банковских счетах Коллонг-Поповой.
Во время проведения расследования относительно «ЮКОСа» ее попросили приехать в Москву для дачи показаний, но она отказалась, опасаясь за свою безопасность. Пытаясь обелить свое имя, Коллонг-Попова в августе 2003 года отправила в российскую прокуратуру посылку с документами, в том числе и корпоративные бумаги, торговые отчеты, выписки с банковских счетов за период с 1996 по 2000 год.
Кроме того, что несколько миллиардов, которые были вывезены из России и осели на иностранных банковских счетах, образовавшись в результате уклонения от уплаты налогов, огромное количество денег как будто растворилось в трансферах, телефонных документах экспорта-импорта, накладных на нефть и других механизмах, что явилось следствием деятельности высокодоходной компании, составляющей костяк российской экономики. Имеются даже свидетельства о разграблении международных кредитов со стороны МВФ под благовидным предлогом оказания помощи рублю. По мере того как разрасталась его бизнес-империя, Ходорковский хотел приобрести политическое влияние, чтобы защитить свои интересы после прихода к власти Путина. «Мне хочется плакать, когда Борис Березовский рассказывает о группе людей, имеющих стопроцентное политическое влияние, — сказал Ходорковский в 2000 году. — Если бы у нас было хотя бы десять процентов того политического влияния, о котором говорит Березовский, мы бы никогда не позволили правительству установить непосильные налоги, которые сейчас существуют в бизнесе». Его собственное влияние на Кремль падало. Он имел огромную значимость для министра топлива и энергетики во времена ельцинского режима, но когда начала восходить звезда Путина, звезда Ходорковского закатилась.
В создавшейся ситуации, не собираясь подчиняться давлению Путина, Ходорковский обратился к иной тактике. Сейчас он понимал: чтобы «ЮКОС» стал глобальной энергетической компанией и был привлекателен для иностранных инвесторов, ему самому нужно подчистить свою деловую репутацию. Нужно отдать ему должное: он не пытался отрицать сомнительное деловое прошлое. «Мы начинали как бароны-грабители, но вы должны понять, что правила в те времена были жестокими; мы изменились, став более похожими на то, что от нас ожидали, — сказал он в декабре 2001 года. — Не думаю, что я действительно нарушал закон, но мне понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что над законом и за его пределами есть также и этические нормы».
Понимая, какой основательный вред репутации проистекает от разоблачений и какому серьезному риску он подвергается из-за действий российской прокуратуры, Ходорковский начал позиционировать себя как ответственного бизнесмена и попытался перепрофилировать «ЮКОС» в законопослушную компанию. В мае 1999 года олигарх внезапно посетил Вашингтон и Нью-Йорк. Он побывал на Нью-Йоркской фондовой бирже, встретился с редакторами газет и попытался отстоять публично свои деловые методы.
К концу 2000 года босс «ЮКОСа» отлично вел свою международную имиджинговую кампанию. Он понимал, что его собственные финансовые интересы сейчас требуют открытости и эффективности. По мнению Economist, он являлся «первым магнатом ельцинской эпохи, кто осознал: честный образ жизни значит порой больше, чем деньги». Он отказался от некоторых наиболее спорных аспектов офшорных схем, провел несколько операций вбелую, использовал прибыль на реинвестирование и даже начал платить налоги. Он неожиданно стал образцом корпоративной прозрачности, сделал открытыми финансовые документы, выплатил дивиденды и даже вернул деньги, по крайней мере частично, некоторым вкладчикам, которые потеряли свои сбережения, когда во время финансового кризиса рухнул «Менатеп». Он знал: надо играть по правилам, если хочешь добиться новой цели — создать компанию западного образца, входящую в списки фондовой биржи Лондона или Нью-Йорка.
В соответствии со своими замыслами он открывал фирмы в городах типа Нефтеюганска, где даже рождественская иллюминация на улице Ленина была выполнена в форме корпоративного символа «ЮКОСа» — зелено-белого треугольника. В заброшенный городишко, где в середине декабря температура опускается до минус сорока градусов, «ЮКОС» поставлял все — от новых компьютеров до питьевой воды. Компания обеспечивала органы здравоохранения и даже милицию. Опираясь на японскую модель бизнеса, здесь запретили наркотики и спиртные напитки, а рабочий день начинали очень рано.
В июле 2001 года Ходорковский разместил свою штаб-квартиру в особняке девятнадцатого века в Москве, слоган на котором гласил: «Честность, открытость, ответственность», и заявил «Нью-Йорк таймс» о стремлении к прозрачности в бизнесе. Если когда-то он отрицал, что имеет какую-либо долю в «ЮКОСе» или «Менатепе», то сейчас он обнародовал данные относительно своего контрольного пакета и опубликовал счета в соответствии с международными рекомендациями. Ходорковский взял на работу американских и французских руководителей из западных нефтяных компаний и банков и назначил известных политиков членами правления. «Он пытался прикрыть тылы», — говорил британский ученый, который хорошо знал его. Инвесторы вознаградили олигарха за изменение курса. В течение нескольких лет после 2000 года акции «ЮКОСа» шли вверх, увеличивая стоимость компании и личное состояние Ходорковского, хотя главным фактором все-таки оставался растущий спрос во всем мире на энергоносители.
Желая улучшить свой имидж за границей, Ходорковский нанял западных экспертов по пиару и щедро спонсировал консервативную группу, связанную с администрацией Буша. Он обратился в АРСО Worldwide[75], грамотную лоббистскую компанию — дочернюю фирму мирового гиганта Grey Advertising. Ей заплатили аванс в 5 миллионов долларов, ежемесячно отдавали еще 25 тысяч за дизайн и поддержку веб-сайта, а ежегодная плата составила 90 тысяч долларов.
Именно АРСО посоветовала ему создать Открытый российский фонд по модели Открытого общественного фонда Сороса. Он начал свою работу с большого праздника в лондонском Somerset House вечером 10 декабря 2001 года. Ходорковский прилетел туда из России и сказал гостям за обедом: «Я открываю этот фонд в Лондоне, чтобы продемонстрировать интернациональный характер деятельности данного фонда и создать инфраструктуру, с которой будет работать новое поколение российских лидеров. Нефть „ЮКОСа" уже оказывает поддержку различным образовательным программам в России, и я рассматриваю это как следующий шаг к установлению дальнейшего сотрудничества между нашей страной и Западом».
На той же неделе Ходорковский устроил прием в отеле «Дорчестер», название которого давно ассоциировалось с именами вызывающих пересуды иностранных магнатов и членов королевских семей. Даже великолепие чайной комнаты «Дорчестера» казалось недостаточно ярким и эффектным для Ходорковского и его презентации. Робкого бизнесмена сопро-: вождали представитель прессы и переводчик, телохранителя же поблизости не было видно. Когда Ходорковского спросили, а не чувствует ли он себя неуютно в стране, где повсюду бедность, он ответил: «Богатому человеку не очень комфортно в России».
Объявив себя «первым российским международным корпоративным благотворительным фондом», Открытый российский фонд устроил также презентацию в США, в элегантном зале Библиотеки конгресса в Вашингтоне. Мероприятие посе-. тили представители американской политической и деловой элиты, к фонду обратился Джеймс Волфенсон, президент Всемирного банка. Это, без сомнения, открывало новые и удивительные возможности. С помощью АРСО фонд привлек влиятельных людей в качестве доверенных лиц, в частности Генри Киссинджера, доктора Михаила Пиотровского, директора известнейшего государственного музея «Эрмитаж» в Санкт-Петербурге, и лорда Джейкоба Ротшильда.
Отпрыск банкирской династии, мультимиллионер лорд Ротшильд — близкий друг принца Чарльза и один из самых известных банкиров в мире. Ходорковский впервые встретился с ним где-то в 90-х годах, когда его пригласили на вечеринку в. загородный дом банкира в Уэддездон-мэнор, Букингхэмпшир. В то время Ходорковский неуверенно прокладывал свой курс в западных корпоративно-правительственных водах, и лорд Рот-, Шильд стал задушевным другом олигарха и разрешил Открытому российскому фонду использовать свои офисы в Сент-Джеймсе в качестве почтового адреса в Лондоне. Лорду так доверяли, что в 2003 году передали ему право голоса по акциям Ходорков-. ского. Это означало, что опытный банкир в отсутствие олигарха мог голосовать на заседаниях совета и ежегодных собраниях акционеров как его представитель.
Генри Киссинджером также восхищались в окружении Ходорковского и даже свозили его в Москву, чтобы он поддержал совместный с фондом проект по продвижению «российской демократии». Но не каждый политик шел на контакт с таким энтузиазмом. Когда пригласили бывшего сенатора от Нью-Джерси Билла Бредли, он отказался. Хотя фонд финансировал проекты как в России, так и за ее пределами, в том числе и выставки русского искусства в Сомерсет-хаус и программу по сотрудничеству молодых британских, американских и российских лидеров, у него был довольно скромный бюджет в 15 миллионов долларов. По словам американской журналистки Люси Комисар, «гранты Открытого российского фонда, кажется, имеют своей целью скорее обслуживание влиятельных друзей, нежели продвижение демократии. По заказу лорда Сноудона сделали русский фотоальбом. Фонд также выделил 100 000 долларов национальному фестивалю книги, любимому благотворительному мероприятию Лоры Буш, жены президента Джорджа Буша».
Кроме того, Ходорковский вложил деньги во влиятельный инвестиционный фонд Carlyle Group, которым руководил Фрэнк Карлуччи, бывший заместитель директора ЦРУ и министр обороны США во времена Рональда Рейгана. Все эти шаги помогали олигарху добиваться своих целей среди влиятельных политических фигур США. Надеясь заслужить одобрение общественности, он в 2001 году пригласил целую группу журналистов в печально известную увеселительную поездку с шампанским по России на частном самолете. Путешествие, организованное принцем Майклом Кентским, получило у московских корреспондентов название «самолет позора».
Открытый российский фонд также выделил миллион долларов на научную программу по обмену Open World. В сентябре 2002 года был организован обед в Библиотеке конгресса в честь фонда Ходорковского. Позже Ходорковский и лорд Ротшильд встречались в величественной обстановке комнаты членов парламента здания Томаса Джефферсона[76] с конгрессменами, чиновниками из Государственного департамента, бизнесменами и российскими экспертами. По мнению лорда Ротшильда, так называемый ребрендинг и новый имидж олигарха имели огромный успех.
В Британии фонд Ходорковского выделил деньги Somerset House на то, чтобы собрать заново картины, некогда принадлежавшие сэру Роберту Уолполу, первому премьер-министру Великобритании, которые продал Екатерине Великой эксцентричный и эпатажный внук Уолпола. В 1779 году двести четыре превосходных полотна из коллекции Уолпола вывезли в государственный музей «Эрмитаж» в Санкт-Петербурге. На деньги Ходорковского предполагалось вернуть тридцать четыре картины обратно в Лондон. В преддверии этого события открылась выставка под названием «Страсть, живопись и политика».
Ради приобретения влияния олигарх финансировал и Центр международной политики, который имел тесные связи с правительством лейбористов, чьим патроном был Тони Блэр. Бывший директор Центра по коммуникациям Роб Блэкхерст заметил, что их политически сплоченный коллектив был весьма признателен своим корпоративным спонсорам. В частности, в январе 2005 года он сказал: «Центр получил более 100 000 фунтов стерлингов от неизвестного русского олигарха на разработку программы относительно российской демократии. Деньги пришли к нам не прямым путем. Они поступили через лондонские пиар-компании, которыми управляла большая группа бывших специальных советников лейбористов. Люди из пиар-организаций намерены лишить Путина симпатий общественности, а также они, несомненно, были бы рады, если бы этот проект послужил делу создания официального документа, критикующего связи Даунинг-стрит с президентом России».
Как и большинство других олигархов, Ходорковского привлекали палата лордов и важные влиятельные пэры. В конце 2000 года баронесса Смит, пэр от лейбористов и вдова бывшего лидера лейбористской партии, пригласила его на обед с лордами. Баронесса являлась консультантом компании «Бритиш петролеум», которая впоследствии начала инвестиции в Россию — в страну, которая так манила ее. Ходорковский приступил к «обработке» истеблишмента из новых лейбористов и перечислил деньги в Мемориальный фонд Джона Смита. Именно поэтому он и был приглашен на обед. Поскольку Ходорковский не говорил по-английски, его посадили рядом с лордом Скиделски, известным ученым и биографом Джона Мейнарда Кейнса[77], хорошо говорящим по-русски. Пэр спросил нефтяного барона, что он думает о Путине. «Он отлично представляет основное направление русского общественного мнения», — с пренебрежением ответил тот, намекая на то, что президент понимает основные инстинкты русских людей. Щедрость Ходорковского в отношении фонда Смита была впоследствии вознаграждена: его пригласили на Даунинг-стрит, 11, где его поблагодарил лично канцлер казначейства Гордон Браун.
Ходорковский также привлек к делу лорда Оуэна, одного из основателей социально-демократической партии. Лорд Оуэн уже занимался российским бизнесом, будучи директором и номинальным главой компании Middlesex Steel, которой с 1995 года владел олигарх Алишер Усманов. Бывший секретарь лейбористской партии работал консультантом «ЮКОСа» на платной основе.
Ходорковский сохранил и лоббистскую компанию Public Policy Partnership, возглавляемую лордом Гилфордом. Обычно его звали Пэдди, и он являлся единственный сыном и наследником Джона Мида, седьмого графа Клэнвильяма. Гилфорд получил образование в Итоне и Сэндхерсте. Он, бывший страж золотого запаса, сейчас был главой подразделения по связям с общественностью (то есть административно-лоббистского отдела) Hanson — строительного конгломерата лорда Хэнсона. Все атрибуты аристократа у него были в наличии: кольцо-печатка с монограммой, шитый на заказ костюм в тонкую полоску, отточенный выговор важной персоны из Водхауса.
Непревзойденный специалист по политическим связям, Пэдди Гилфорд вступил в скандально известную лоббистскую компанию Ian Greer Associates, но затем ушел из нее и создал свою собственную консалтинговую фирму Public Policy Partnership. Одним из его клиентов было инвестиционное отделение «Интеррос» Владимира Потанина в Лондоне. Гилфорд, отличавшийся аристократической осанкой, — был одним из самых неортодоксальных политических лоббистов в Вестминстере, работающих на русских клиентов. Он воплощал в себе именно тот тип специалиста по пиару, который привлекал Ходорковского. Кроме «ЮКОСа», в число клиентов Гилфорда входили компания «Аксис» и несколько иностранных систем. Он был достаточно близок к принцу Майклу Кентскому, чтобы устраивать щедрые приемы для нефтяных и газовых компаний в Кенсингтонском дворце.
Русские безмерно любят титулованных лоббистов. А лорду Гилфорду нравилось разыгрывать из себя аристократа, каждый год приглашая русских клиентов в свое шотландское поместье на охоту, стрельбу или рыбалку.
Чтобы закрепить свою дружбу с британским истеблишментом, Ходорковский учредил фонд своего имени. Его зарегистрировали 8 декабря 2003 года как британскую компанию, и «Менатеп групп» передала ему 500 миллионов долларов, примерно в двадцать пятъ раз больше, чем «Открытой России». В цели нового фонда входило «развивать образование в Российской Федерации посредством предоставления стипендий студентам и осуществления финансирования образовательных учреждений».
Фонд Ходорковского был благотворительной академической организацией. Сначала членами его совета были Алистер Туллок, Мэйфейрский юрист, который представлял несколько компаний, и предприятий «ЮКОСа»; Чарльз Ионг, казначей Magdalen College в Оксфорде; Энтони Смит, бывший президент Мэгдален-колледжа. Борис Салтыков, бывший российский заместитель премьер-министра, вошел в совет в марте 2004 года. В первый год существования фонд являлся коммерческой организацией и не регистрировался в Британии как благотворительная структура вплоть до 19 ноября 2004 года, то есть спустя год после ареста Ходорковского. Он не производил никаких выплат до 2005 года, затем перечислил более 400 000 фунтов колледжу Святого Антония в Оксфорде в течение четырех лет и 500 000 фунтов оксфордскому «Русскому фонду», который предоставляет стипендии. Позже велась и другая благотворительная деятельность.
Хотя нефтяной магнат делал много инвестиций на Западе, чтобы улучшить свой корпоративный имидж, он не искал возможностей вернуться обратно домой. Он мог спокойно наслаждаться жизнью в Лондоне, а в Москве его безопасностью занималась структура, очень напоминающая небольшую частную армию, которой руководили бывшие работники советских силовых служб. Обычный конвой состоял из четырех автомобилей — пуленепробиваемых, с затемненными стеклами, — мотоцикла и охранников, вооруженных французскими пулеметами и пистолетами. Поскольку служба безопасности работала на линии огня, ее набирали из российских офицеров и солдат, оставшихся без работы после крушения коммунистического строя. Имеющие отличную боевую подготовку, в превосходной физической форме, все они в основном достигли тридцатилетнего возраста, но ничем не занимались и зарабатывали копейки. Взять их на работу не составляло проблемы.
Постепенно Ходорковский прибыл на тот рубеж, на котором остановился Березовский. Ходорковский был тогда самым богатым олигархом и с возрастающим высокомерием начинал думать о том, что ему больше не нужна протекция, отныне он может не платить политическим крестным отцам за «крышу». К 2003 году Ходорковский начал громко критиковать Кремль и стал для Путина чем-то большим, чем просто досадная помеха. Напряжение между ними получило особенное выражение на встрече президента с бизнесменами в Кремле. Она происходила в феврале 2003 года.
Обычно такие встречи ничего особенного собой не представляли, но в тот раз ситуация вспыхнула, как костер, поскольку Ходорковский обвинил российских чиновников в коррупции. Не обращая внимания на советы своих коллег, он указал на темную сделку, которая прошла несколько дней назад и касалась покупки Северной нефтяной компании, принадлежащей государству, «Роснефтью». Его собственная компания тоже участвовала в аукционе, но «Роснефть» обошла ее, заплатив 622,6 миллиона долларов, — сумму, в три раза большую, чем та, что считал разумной «ЮКОС». Расстроенный потерей, Ходорковский жаловался на то, что руководство «Роснефти» заплатило огромную цену, а в ответ получило от государства откат. Он потребовал, чтобы в отношении «Роснефти» было проведено расследование. «Все ваши чиновники — взяточники и воры», — сказал он президенту.
Рассердившись, особенно из-за того, что Ходорковский передал ему собственную кассету с записью, Путин холодно напомнил, как олигарх сам сделал миллиарды на манипулировании государственными аукционами, а также благодаря уклонению от уплаты налогов. «„Роснефть" — государственная компания, и ей необходимо увеличивать свои основные резервы», — сказал он. Затем президент посмотрел на Ходорковского с такой враждебностью, что тот побледнел. «А некоторые компании, вроде „ЮКОСа", например, имеют отличные резервы. Вопрос в том, как они их получили? — добавил он резко. — Поэтому я возвращаю вашу кассету».
Встреча стала своеобразным катализатором назревающего открытого столкновения между самым богатым человеком России и самым влиятельным ее лицом. Ходорковский систематически игнорировал абсолютно определенные предупреждения Путина не вмешиваться в политику. Он организовывал оппозиционные партии, враждебные Путину, открыто критиковал, правительство и намекал на то, что и сам не прочь стать президентом. Приняв на себя роль некоей суверенной власти, он даже вел переговоры с китайским государством относительно строительства газопровода из Сибири в Китай.
Несмотря на внешнюю самоуверенность, Ходорковский знал, что сильно рискует. В начале 2003 года он разработал секретный план, чтобы избежать возможного ареста. Его деловой партнер Леонид Невзлин внес в него исправления, согласно которым олигарх должен был жить на корабле, курсирующем по миру в нейтральных водах. Наняли кипрскую охранную фирму, которая приобрела для этой операции круизный лайнер. Судно на сто кают размонтировали, собрали заново, перестроили, уменьшив число жилых помещений до двенадцати роскошных апартаментов. План получил название «Созвездие». Корабль зарегистрировали под флагом Либерии, и он оставался в международных водах, дабы избежать экстрадиции и ордера на международный арест. Пока Ходорковский находился на борту судна, гостей могли бы доставлять вертолетом. Кроме того, на корабле имелся большой запас воды и пищи.
Были согласованы и исполнены планы по установке военных антирадаров и систем безопасности. В общих чертах идея заключалась в том, что на такой плавучей базе Ходорковский и другие олигархи могут свободно перемещаться из порта в порт. Быть может, этим можно, объяснить тот факт, что бравада Ходорковского продолжалась. Наверное, он думал, что имеет иммунитет относительно экстрадиции, но на самом деле его просто дезинформировали: нейтральные воды таким иммунит тетом не обладают.
Между тем Путин, которого подталкивало руководство снова вошедшей в силу ФСБ, терял терпение. 2 июля 2003 года, как раз тогда, когда стоимость «ЮКОСа» достигла 16 миллиардов фунтов стерлингов, арестовали Платона Лебедева, партнера Ходорковского по бизнесу. На других представителей руководства тоже выписали ордера на арест, в том числе и на шефа безопасности «ЮКОСа» Алексея Пичугина, которого впоследствии обвинили в убийстве и приговорили к пожизненному заключению в тюрьме. Этот шаг инициировал быстрый вылет топ-менеджеров «ЮКОСа» в Соединенное Королевство через Мальту и Кипр.
Через два дня Ходорковского пригласили в Спасо-хаус — официальную резиденцию посла США в Москве — на празднование американского Дня независимости. Он кратко рассказал послу о сложившейся ситуации и аресте Лебедева, а затем вылетел в Вашингтон, на встречу с конгрессменом от демократов Томасом Лэнтосом и секретарем по энергетике Спенсером Эбрахэмом. Во время поездки он начал переговоры о продаже значительной доли «ЮКОСа» компании Exxon Mobil — нефтяному гиганту США. Эта беседа окончательно вывела Путина из себя, поскольку с ним никто не посоветовался.
Ходорковский мог оставаться беглецом, и Кремль неофициально трижды предоставлял ему возможность покинуть Россию, пока расследование не приобрело большой размах. Путин даже передал ему через посредников сообщение, что не будет преследовать олигарха, если тот останется за пределами страны. Но Ходорковский считал, что он неприкасаемый, что огромное состояние защитит его. «За деньги можно купить абсолютно все», — однажды сказал он.
Но все же у несгибаемого Ходорковского начинали появляться признаки того, что и у него есть нервы. В конце июля, уже после ареста Лебедева, бывший барон-грабитель, по-прежнему вроде бы уверенный в себе, читал лекцию в Московской школе политических наук, в финансировании которой он принимал участие. Его спросили о давлении на «ЮКОС». «Я лучше сгнию в российской тюрьме, чем пойду на компромиссы с преступниками, — резко ответил он. — Это мое право как гражданина использовать свои собственные деньги для организации политической оппозиции». Один из присутствующих там, лорд Скиделски, вспоминает: «Он ясно выразился, что не пойдет на сделку с Путиным. У меня создалось впечатление, что у него развивается комплекс мученика. Он шел навстречу опасности. Он явно был напряжен, курил сигарету за сигаретой, а до этого я никогда не видел его курящим».
Через три месяца, 25 октября 2003 года, частный самолет Ходорковского приземлился в аэропорту Новосибирска для дозаправки. Именно в этот день владельца «ЮКОСа» увезли на допрос в прокуратуру. Подъехали две машины, откуда вышли сотрудники ФСБ в масках, вооруженные автоматами. Они начали штурм самолета. Самый богатый человек в России закончил свое путешествие в страну баснословных сокровищ.
Драматический арест Ходорковского был обставлен таким образом, чтобы показать всем: государство сильнее олигархов. Бывших офицеров КГБ спустили с поводка, и сейчас они могли взять реванш. Владимир Колесников, заместитель прокурора, сказал: «Пусть те, кто еще не в тюрьме, крепко задумаются, что они делают». Один бывший чиновник из КГБ, близкий к Кремлю, возглавляющий государственную нефтяную компанию, искренне радовался аресту: «Три дня в Бутырке, и они поймут, кто в доме хозяин».
Ходорковскому предъявили обвинение в хищении в особо крупных размерах, мошенничестве, подлоге, а также в уклонении от уплаты налогов, как корпоративных, так и личных. Обвинения касались прежде всего его приобретения химической компании «Апатит» (по схеме «кредит под акции» на аукционе в 1994 году). Вскоре после ареста Ходорковского Александр Волошин, считавшийся покровителем олигарха в Кремле, сложил с себя полномочия руководителя администрации Путина.
Действия в отношении Ходорковского привели к панике среди инвесторов и их временному уходу с российского фондового рынка, а кроме того, заставили вздрогнуть других олигархов. Немногие ожидали, что Путин пойдет на такие решительные шаги. То тут, то там спрашивали: «Кто следующий?»
Что касается российской бизнес-элиты, то она могла бы приобрести больше друзей, если бы реинвестировала больше средств в благосостояние России и, как этого требовал Путин, оплачивала социальные проекты. Когда Ходорковского в тюрьме спросили, что он сделал не так в 90-е годы, он ответил: «Моей самой большой ошибкой стало то, что я создал компанию и вложил деньги в промышленность, а надо было укреплять страну и развивать социальные институты. Это было общей проблемой либеральных реформ. Бизнес забыл о людях, об их интересах, их проблемах и их мнении».
Большинство олигархов, руководствуясь собственными интересами, к 2003 году начали реинвестиции в промышленность страны. Осознавая опасность отчуждения всего населения, некоторые занялись и социальными проектами, хотя первоначально на чисто символическом уровне. Кое-кто покупал утраченное национальное наследие, чтобы вернуть его в Россию. Не желая стать следующей целью, ни один из олигархов, за исключением Березовского (в Лондоне), не вступился за Ходорковского.
Начиная с этого момента, Роман Абрамович — ловкий политический манипулятор — разыгрывал свои карты гораздо более осторожно, чем Березовский или Ходорковский. Понимая, что путинский ультиматум олигархам очень серьезен, он отстранился от политики и стал прислушиваться к желаниям Путина. Абрамович охотно согласился стать губернатором отдаленного дальневосточного региона Чукотка — территории, где уровень жизни местного населения представлял собой огромнейший контраст с жизнью самого Абрамовича. Он также быстро откликнулся на инициативы Кремля относительно широкомасштабных инвестиций в социальные проекты. В результате он забрался на вершину списка богатейших людей мира, в то время как Березовский значительно съехал вниз.
Однако, несмотря на хорошее поведение, даже Абрамович Не имел иммунитета от растущего давления Кремля. Вскоре после ареста Ходорковского Евгения Швидлера, тогда исполнительного директора «Сибнефти», вызвали в Министерство внутренних дел, чтобы задать вопросы, а все ли налоги платит «Сибнефть». Ситуация была совершенно понятна: дни налоговых послаблений были сочтены.
Счетная палата объявила о пересмотре всех результатов приватизации последнего десятилетия, включая и аукционы по схеме «кредиты под акции». В одном из отчетов Счетной палаты говорилось, что «Сибнефть» продали на «подставном аукционе» и победитель имел «предварительную договоренность». Известный олигарх Владимир Потанин с пафосом заметил: «Не так уж все хорошо для Абрамовича. Не будет все как он хочет». Почти два года спустя Абрамович продал «Сибнефть» «Газпрому» за 13 миллиардов долларов, что, по сути, было еще одним примером государственной ренационализации.
Вслед за арестом главного собственника компании государство предприняло шаги, направленные на уничтожение «ЮКОСа». Сначала заморозили его активы. Потом, в декабре 2004 года, правительство объявило, что основную часть «ЮКОСа» нужно выставить на аукцион. Только двум компаниям позволили подать заявки на участие, а победителем стала таинственная фирма под названием «Байкал». Позже выяснилось, что она была зарегистрирована как круглосуточный продовольственный магазин в провинциальном городе Тверь, в 240 километрах к северу от Москвы.
В день аукциона, на который не допустили юристов из «ЮКОСа», «Байкал» приобрел компанию за малую часть ее реальной стоимости. Через два дня правительство объявило, что «Байкал» продаст основные производственные филиалы «ЮКОСа» «Роснефти» — гигантскому государственному комбинату. Если бы «Роснефть» сделала заявку на участие в торгах сама, то эта ситуация могла бы стать предметом международных разбирательств относительно возвращения активов «ЮКОСа» иностранным владельцам. Даже в такой стране, где все привыкли к подставным аукционам и двойным сделкам, возвращение государству компании, которую оно же само раньше и отдало, выглядело невиданным фарсом. Ходорковский и его собратья-акционеры остались лишь с одним нефтеперерабатывающим заводом и целой сетью бензозаправочных станций. Глобальные амбиции олигарха закончились.
После аукциона влиятельный адвокат олигарха Роберт Амстердам заявил: «Ладно, сейчас нам придется питаться разумнее. У нас есть лишь намного меньшая по размерам компания. Когда мы впервые встретились с Ходорковским, акция „ЮКОСа“ стоила 16 долларов. Сегодня, я думаю, за нее не дадут и десяти центов. Они [российское правительство] ведут себя как бандиты. Это грязная война, развязанная коррупционной системой».
Вынужденная ренационализация компании была всего лишь обратной операцией той приватизации, что прошла десятком лет раньше. До ареста Ходорковского иностранные инвесторы лихорадочно двинулись в Россию. Сейчас же, по крайней мере на некоторое время, возрос отток капитала. «Путин заплатил за „ЮКОС“ слишком высокую цену. Для международной общественности это стало огромным регрессом России», — сказал лорд Скиделски.
Что же касается Парк-лайн, 94, то лишение свободы сначала Лебедева, а затем и Ходорковского имело драматические последствия для Стивена Кертиса. К моменту ареста Ходорковского юрист уже превратился из довольно скромного, но успешного адвоката из Мэйфейра в мультимиллионера и бизнесмена международного уровня.
Внезапно появившееся богатство, однако, несло с собой и большие проблемы. Несмотря на то что Кертис настаивал на своих высоких моральных качествах и честности, он больше уже не был тем простым в общении человеком, как когда-то. Сейчас его поведение больше походило на то, что характерно для типичного олигарха — вспыльчивого и нетерпеливого. Он начал давать на чай швейцару по 20 фунтов всякий раз, когда входил в отель, щедро бросался деньгами в Chinawhite — крайне популярном у богатых русских и знаменитостей месте; там ему даже выделили специальный VIP-кабинет. Во время одной примечательной ночи в Stringfellows, проведенной с русскими клиентами, он потратил 20 000 фунтов наличными на самый лучший столик, винтажное шампанское, обед, танцовщиц в приватных комнатах и чаевые. Для русских бизнесменов такая гостеприимность стала признаком того, что их приняли в Лондоне и Кертис обеспечит им все: юридические услуги, советы касательно приобретения собственности и образования для детей, а в некоторых случаях и ночные развлечения.
Что могло быть лучше для русских клиентов? Кертис снял специальные ложи на матч в «Манчестер юнайтед» и «Реал Мадрид» для Березовского, Абрамовича и руководства «ЮКОСа», когда Абрамович решил купить ведущий английский футбольный клуб. Юрист сам никогда не ходил на футбол, но это стало частью его работы. Березовский, например, часто требовал таких услуг и просил билеты в модные театры и на спортивные соревнования, куда все билеты уже давным-давно были проданы. Кертис подключал все свои связи и порой тратил на билеты по 5000 фунтов. Он огорчался и одновременно восхищался, когда Березовский платил, но не мог пойти. «Возможно, он просто проверяет меня», — говорил адвокат знакомому юристу.
С приходом больших русских денег рейтинг Кертиса с каждым часом рос, как и спрос на его юридические услуги, в то время как его коллеги пока что оставались на прежнем уровне. В ноябре 2002 года он эмигрировал на Гибралтар, спасаясь от налогов. Теперь, забрав русских клиентов, Кертис работал отдельно от «Кертис и К0» и учредил новую компанию New World Value Fund Ltd, которая являлась инвестиционным фондом, чьими клиентами были Березовский и Патаркацишвили. Кертис переехал в пентхаус-апартаменты в Elliott Hotel на Гибралтаре, которые стоили 5000 фунтов в месяц. Он сделался единоличным директором «Менатеп групп» и сейчас управлял глобальной бизнес-империей Ходорковского из своего номера в отеле на Гибралтаре.
Обосновавшись на Гибралтаре, Кертис был вынужден упразднить званые обеды, потому что, будучи беглецом от налогов, он мог проводить в Соединенном Королевстве только девяносто дней в году. Лишь раз в месяц он приезжал в офис на Парк-лейн, и персонал рассказывал, что их бывший босс готовился к переводу собственности фирмы и инструктировал их по поводу того, что в компании не должно быть никакой корреспонденции на его имя. Сотрудникам также сказали, что, кто бы ни спрашивал Кертиса, они должны отвечать, что «в стране его нет», но с ним можно связаться по мобильному телефону. Вообще вся работа и шла по телефону из номера в отеле на Гибралтаре. Плохо владеющий компьютером, Кертис буквально висел на телефоне: счета за мобильные звонки варьировались от 15 до 30 тысяч фунтов в месяц. Он мог позвонить в Россию, в Израиль и говорить по часу или диктовать письма своему секретарю в Лондоне.
Финансы Кертиса также начали доходить до уровня его богатых клиентов. Сначала он регистрировал активы на имя жены, но потом организовал сеть офшорных компаний и «Менатеп групп» Ходорковского перечислялось в компанию на Гибралтаре Corfe Holdings Ltd, которая на все сто процентов принадлежала Кертису. То, что он получал от Березовского и Патаркацишвили, тоже шло в эту фирму.
Через месяц после ареста Ходорковского Кертис получил 6,49 миллиона долларов от New World Value Fund и 33,9 миллиона долларов от «Менатеп групп» за осуществление общего контроля над корпорацией, стоящей 20 миллиардов долларов. Эти средства, в свою очередь, были отправлены в другие компании, занимавшиеся частной собственностью Кертиса. Через свою фирму, зарегистрированную на Вирджинских Британских островах, Island Spice Overseas Ltd он владел вертолетом, купленным за 1,5 миллиона фунтов стерлингов у его светлости Чарльза Пирсона, брата лорда Каудрея, и посредством семейного траста являлся акционером «Файнэншл таймс». Дом в Пенсильвания-касл, формально зарегистрированный на имя жены, он перевел в новую компанию под названием Fezan Ltd. Другие активы также принадлежали различным фирмам на Британских Вирджинских островах и Гибралтаре. Кертис даже планировал приобрести британский банк. В 2003 году он сам купил виллу на Ибице и все время теперь проводил там, на острове Гернси или на Гибралтаре, где он подал заявление на получение паспорта.
Все изменилось, когда арестовали Ходорковского. «Дерьмо вылезло наружу», — сказал он коллегам. С каждым редким визитом в лондонский офис атмосфера все более охлаждалась. Сейчас Кертис стал намного более серьезным человеком. «Я не могу теперь вернуться в Россию. Меня тут же арестуют», — говорил он. Прежние добродушные шутки с приятелями сейчас сменились серьезными беседами о бизнесе. Он стал требовательным и нетерпеливым. «Это должно быть сделано. Это должно быть сделано», — раздраженно повторял он.
Давление еще более возросло, когда в начале декабря 2003 года Кертис согласился сменить Платона Лебедева на посту председателя «Менатепа». Он должен был защищать Ходорковского и активы «ЮКОСа», а также все самые важные секреты компании. Ситуация усугубилась еще сильнее, когда правительство России заявило в рамках идущего расследования, что реструктуризация «ЮКОСа» проходила незаконно. Кертис ответил, что, возможно, многое там было запутано, скрыто, спрятано и засекречено, существовали офшоры, но все делали совершенно легально. «Я тесно работал со Стивеном, — сказал один банкир, — и знаю, что он крайне щепетилен в отношении незаконных сделок. Возможно, там не все прозрачно и идеально с точки зрения корпоративного управления и мелких инвесторов, но криминала за ним нет».
Боясь стать следующей целью следователей и прокуратуры, Кертис усилил свою личную безопасность. Он не мог выйти в отставку, поскольку являлся акционером и доверенным лицом по акциям, но он мог защитить себя и свою семью. Безопасность всегда была у него на высоте, сейчас же она стала просто беспрецедентной.
Кертис уже владел частным охранным агентством ISC Global. Чтобы скрыть связи как его, так и Ходорковского, ста процентами этой компании теперь якобы владела фирма Kilmarsh Ltd, зарегистрированная на Гибралтаре, которая, в свою очередь, принадлежала другой гибралтарской компании — Zampa Holdings Ltd. Обе они являлись собственностью Кертиса, но номинально, так как принадлежали Ходорковскому. Первоначальный план предполагал использовать компанию ISC Global для обслуживания клиентов Кертиса, но в конечном счете фирмы работали только на двух олигархов. Утверждают, что Березовский платил ISC Global 2 миллиона фунтов стерлингов в год, в основном за безопасность его семьи, но именно «ЮКОС» был самым главным клиентом. В действительности ISC Global являлась разведывательной службой и секретной армией «ЮКОСа» и «Менатепа». Основным ее контактом в «ЮКОСе» был Леонид Невзлин.
Найджел Браун возглавлял ISC Global. Бывший офицер полиции, спокойный, медлительный в речи, Браун имел репутацию честного служаки и профессионала. Его пригласил на работу Кейт Хантер — стратегический партнер, разговорчивый, очень активный, умный, общительный человек, которого многие оценивали неоднозначно. Кроме того, Хантер был игроком, владел беговыми лошадями и ставил на своих собственных коней. Он всегда находился в центре внимания, обладал популярностью и любил развлекаться с русскими клиентами, когда те приезжали в Лондон. Деловые встречи зачастую проходили в дорогих элитных ресторанах, а не в скучных офисах на Кэвендиш-сквер в Мэйфейре.
Главным девизом Брауна была секретность. «Безопаснее всего не знать, что происходит», — говорил он. Секретность создавала странную атмосферу в офисе. Браун настаивал на строгой конфиденциальности из-за щекотливых дел со своими двумя русскими клиентами. Оперативники редко знали, что делают другие сотрудники. Отчеты чаще всего удалялись из компьютера. Документы кодировались и после отправки клиенту уничтожались. Было похоже, что британские телохранители заразились русской паранойей.
Кертис всецело полагался на ISC Global в отношении собственной безопасности. Юрист не только регулярно менял мобильные телефоны, но и его офис на Парк-лейн каждый день проверяли на наличие в нем подслушивающих устройств. И причины на то были основательные. Несмотря на нечастые визиты в Лондон, он находился под наблюдением агентств, занимающихся бизнес-шпионажем в пользу коммерческих конкурентов «ЮКОСа». Только за один день в 2003 году было 7000 попыток взломать компьютеры «Кертис и К0».
Жучки в совещательных комнатах также вызывали беспокойство. «В любом подслушивающем устройстве есть проблема с батареей, — заметил один профессионал высокого уровня. — Питание — это ключ любого действующего жучка. Вот почему нужно всегда искать устройство внутри телевизора. Всякий раз, когда мы встречались, Стивен всегда включал радио или си-ди, где голос сопрано исполнял оперу. Это самый простой способ создать помехи, затрудняющие прослушивание разговоров».
Многое в работе по безопасности находилось в руках израильтян. Компания ISC любила пользоваться их услугами — высококлассными наблюдателями и специалистами по контршпионажу, которые применяли очень сложные устройства. Имело значение и то, что Березовский и Браун были евреями. ISC купила израильскую фирму только для того, чтобы установить контакты. Она также наняла бывшего немецкого офицера из «Моссад», чтобы протестировать сотрудников на детекторе лжи и попытаться выявить тех, через кого уходит информация из ISC или офиса Кертиса.
Мэйфейрский юрист считал, что он является целью заказного убийства. Он даже передвинул свой стол от окна на первом этаже, которое выходило на Парк-лейн, опасаясь, что кто-нибудь выстрелит ему в затылок. Кертис тратил 40 000 фунтов на различные электронные устройства по безопасности, размещал их повсюду, даже в своих автомобилях. Он использовал сотовые телефоны для записи встреч с клиентами, оставляя их на столе в совещательной комнате. Но, несмотря на наличие очень серьезных мер безопасности, адвокат иногда применял и весьма примитивные способы, чтобы избежать прослушки: он покупал мобильный телефон, пару раз говорил по нему и затем выбрасывал аппарат.
Однажды ISC обнаружила, что у службы безопасности конкурирующей фирмы есть информанты, которые имеют доступ к телефонам, банку Кертиса и сведениям о его кредитных карточках. Примерно за шесть месяцев до смерти юриста одна охранная компания получила распечатку его переговоров. ISC посоветовала сменить мобильных операторов, заново зарегистрировать телефоны, чтобы было невозможно идентифицировать номера.
Кертис по большей части наслаждался этой интригой, но, когда российские власти в начале 2003 года начали расследование по делу «ЮКОСа», он тоже стал ощущать давление. Государственное расследование некоторым образом способствовало тому, что другие компании возбудили дело против «ЮКОСа», а Кертис был хранителем его секретов. Одним из таких истцов стал Кеннет Дарт, который вложил значительные средства в дочерние фирмы «ЮКОСа» и потерял практически все. Именно он сейчас возглавил исковые судебные действия против компании, выступая на стороне мелких акционеров. В 2003 году Дарт нанял частную охранную фирму в США, чтобы провести расследование относительно Кертиса. И первое, что сделала эта фирма, — попыталась сначала связаться с агентствами по бизнес-шпионажу в Британии. Одной из таких компаний сначала стала сама ISC Global, потому что американцы не знали, что она принадлежит Кертису. Они предложили ISC Global миллион долларов, чтобы разобраться в структуре «ЮКОСа» и выявить бенефициариев.
Затем американская охранная фирма обратилась к частным сыщикам, поручив им, а также русским журналистам отслеживать действия Кертиса и его персонала. За секреты и всю информацию, касающуюся реальных владельцев, предложили очень солидные суммы денег. Но частные детективы работали неуклюже, и вскоре их самих и арендованные ими машины обнаружили. «Мы знали, что за нами следят, — сказал один из сотрудников Кертиса. — Сначала мы думали, что это шутка, и купили Стивену парик, шляпу, бороду и очки на день рождения, но потом ситуация сделалась зловещей. Мы действительно поймали одного из них, и он оказался репортером „Moscow times". Еще один шел за секретаршей до ее дома». На первый взгляд Кертис оставался невозмутимым. Как-то, приехав в Лондон, он подошел к наблюдателям и сказал им, куда собирается идти. В другой раз он даже предложил им выпить по чашечке чая. Но, несмотря на, казалось бы, юмористически-снисходительное отношение ко всему происходящему, он признавался друзьям, что весьма обеспокоен слежкой.
Когда арестовали Ходорковского и Кертис стал председателем холдинговой компании «Менатеп», юрист и сам сделался предметом интереса для российских следователей. Бизнес велся сейчас даже с большей секретностью и в атмосфере усиливающейся паранойи. В начале 2004 года персонал «Кертис и К0» получил письменное уведомление со словами: «У нас в офисе есть серьезные проблемы относительно безопасности». Далее сотрудникам напоминали, что нельзя открывать дверь никому, кого они не знают, а «все ненужные для работы документы необходимо уничтожать каждый вечер, в том числе и черновики, старые блокноты и клеящиеся листочки с записями». Именно соображения безопасности и осторожность потребовали, чтобы адвокат из «Кертис и К0» вылетел в Россию среди ночи и прибыл в засекреченное место, отдаленное даже по русским меркам. Он прошел паспортный контроль в аэропорту Толмачево города Новосибирска, затем его долго везли по тайге, он доставил документ, подождал, пока его подпишут, и вернулся в Соединенное Королевство.
Следуя явному желанию показать, что все его операции ведутся честно, Кертис установил контакты с силовыми агентствами на Гибралтаре и в Лондоне. В начале 2004 года он встретился с чиновниками из криминальных служб Гибралтара и предоставил им копии документов «Менатепа». Кроме того, он связался с Мэтью Портером, служащим Министерства иностранных дел, который отвечал за международные финансовые проблемы, и Эланом Колбфеллом, полицейским из городской полиции Лондона, впоследствии прикрепленным к Министерству иностранных дел, чтобы передавать информацию об олигархах. (Когда авторы попытались поговорить с этими людьми, все трое уклонились от комментариев по поводу общения с Кертисом.)
Между тем Ходорковский оставался в тюрьме в Краснока-менске, что в Сибири, и с тревогой ждал судебного разбирательства. Его прежние блистательные атаки в некоторой степени поутихли. В день его ареста в октябре 2003 года реакция Запада в основном была единодушной — грубое нарушение закона. Этот шаг был повсеместно расценен как еще один знак автократических наклонностей Путина, а Ходорковского называли очередной жертвой российской политической системы. Газеты высказывали беспокойство по поводу возвращения тоталитаризма в России.
Ожидая суда, адвокаты Ходорковского попытались использовать новую тактику, показать, что человек, которого раньше считали «бароном-разбойником», превратился в политического мученика. Он писал из тюрьмы письма, в которых объяснял, каким способом заработал деньги, и нападал на то явление, которое называл «тиранией богатства». «Я уже давно перестал беспокоиться о материальных вещах», — писал Ходорковский. Он утверждал, что никогда не платил себе денег больше, чем те, которых достаточно для обычной жизни, говорил, что просто вернул большую часть своего состояния назад своей компании. И действительно, по сравнению с жизнью других известных олигархов он вел относительно скромную жизнь, проводил отпуск с семьей в Финляндии, жил в дозольно скромном доме и обходился без дорогих яхт и футбольных клубов. Как-то Ходорковский заявил русскому корреспонденту, что если уж тебе довелось быть богатым, то можно получить огромное удовольствие, не отказывая себе, например, в хорошем вине.
В марте 2004 года, за год до приговора, он писал: «Мы сделали много ошибок из-за нашей глупости, амбициозности и недостатка знаний. Простите нас, если можете, и дайте нам возможность реабилитироваться». Ведущая оппозиционная газета России «Новая газета» поддержала Ходорковского посредством широкомасштабной кампании, и оказалось, что многие согласны с такой позицией. В результате крах «ЮКОСа» обернулся в той же степени судом над Путиным, что и над олигархами.
На судебном разбирательстве адвокат Ходорковского Роберт Амстердам заявил о несоответствии процесса юридическим нормам: «Это не суд. Это шоу. Шоу, призванное сделать легитимной одну из самых крупных краж в новой истории. Моего клиента признают виновным. Это показательный процесс». В мае 2005 года, через восемнадцать месяцев после ареста, коллегия судей, но не жюри присяжных, в конце концов вынесла обвинительный приговор. Постановление заняло тысячу страниц. Ходорковский и его партнер Платон Лебедев были приговорены к девяти годам отбывания в тюрьме. Вышло так, что, по иронии судьбы, Ходорковского отправили в ЯГ-14/10 — тюремную колонию советского образца в Восточной Сибири, то есть в том самом регионе, который являлся источником его благосостояния. Вскоре олигарх приобрел новые навыки: шить милицейскую форму за несколько рублей в день.
Хотя тактика Путина почти превратила Ходорковского в национального героя, большинство олигархов вызывали ненависть у простого русского народа. Один из членов Московской торговой палаты сказал тогда: «Любое упоминание слова „олигарх" заставляет обычного русского человека тянуться к оружию». В 2003 году опрос показал: 88 процентов россиян считают, что все крупные состояния были получены незаконным путем, а 77 процентов сказали, что итоги приватизации нужно частично или полностью пересмотреть, между тем как 57 процентов думают, что правительству следует начать уголовное следствие против богатых. Статистический опрос 2004 года выявил: только 18 процентов живущих в России выступают против полной ренационализации ресурсов страны. Владимир Потанин в интервью Independent признал, что олигархи «должны научиться не раздражать своих сограждан. Русские люди живут в трудных условиях. Я не виню их за то, что они меня не любят».
Ходорковский всегда знал, что он рискует потерять свою империю из-за притязаний государства. Всего через пару лет после приобретения «ЮКОСа» на фальсифицированном аукционе, он заявил: «У меня ничего нет. Я все арендую». Некоторых западных инвесторов не убедили ни смена корпоративного имиджа Ходорковского, ни пиар-тактики. «Ходорковский делал на выводе активов огромные деньги, — сказал Билл Броудер в 2006 году. — Он только притворялся, что стал другим, а на самом деле использовал в политике все те же грязные трюки, что и в бизнесе».
Негодование по поводу событий в России вызвано было не столько беспокойством о правах человека, сколько мыслями о новой угрозе собственным экономическим интересам. Запад закрыл глаза на массовую распродажу в 90-х годах, потому что в этом он видел путь удешевления нефти и газа, а также то, что открываются двери для иностранных инвестиций. Британские и американские банки, пиар-компании, финансовые фирмы, менеджеры инвестиционных фондов дружным строем отправились в Россию, словно интервентская армия, намеревающаяся набрать военных трофеев. В Лондоне инвестиционные банки из Сити и управляющий контингент фондов едва могли поверить в такую удачу: огромное количество российского богатства потекло в Великобританию.
Реакция на заключение Ходорковского в тюрьму показала, по крайней мере отчасти, боязнь того, что игра закончилась. Профессор Майкл Хадсон, независимый финансист и экономист с Уолл-стрит, сказал: «Лицемерие американцев, будто они помогают России создать честную, справедливую рыночную экономику, стало заметным в конце 2003 года, когда правительство Путина попыталось пересматривать итоги самых нечестных приватизационных кампаний и начало действия против наиболее крупных неплательщиков налогов и расхитителей. С ША откликнулись на это целой серией жалоб на то, что „частному предприятию" угрожает возобновление государственного тоталитаризма. Все выглядело, будто… Михаил Ходорковский был предпринимателем-героем, а не нечестным торговцем и вором».
Ходорковский закончил тюрьмой по одной простой причине: он политически выступил против Путина. И тогда всем показали, что делать большие деньги в России и значит свернуть на неверную дорогу. Путин был в ярости, что непокорный олигарх получил поддержку в Думе, которая не проголосовала за закон относительно повышения налогов в нефтяной промышленности. Ходорковский считал такое лоббирование, кстати общепринятое в Соединенных Штатах и Британии, нормальным для современной демократии. «Я действительно не вижу разницы с политической точки зрения между „ЮКОСом" и „Дженерал моторс", — сказал он вскоре после избрания Путина президентом. — Обе компании дают около двух процентов ВВП. Обе лоббируют в парламенте свои интересы. Обе ведут пропагандистскую кампанию в прессе».
Ходорковский также оказывал поддержку группам, занимающимся правами человека, и купил еженедельную газету «Московские новости», назначив редактором неподкупного критика Кремля. Он выплатил 100 миллионов долларов оппозиционным партиям — «Союзу правых сил» и родственной ему партии «Яблоко». Он даже намекал на то, что будет баллотироваться в президенты на выборах 2008 года. Если бы ему это удалось, то ныне власть предержащие оказались бы в большей опасности. Он много знал о том, куда делось национальное благосостояние и кто из государственных чиновников и работников аппарата КГБ получил от этого прибыль. «Если такой человек решает идти в политику, то его ожидают большие проблемы», — сказал человек, близкий к «Менатепу». Ходорковский не просто раздражал — он был политически опасен. Его арест стал эффективным способом избавиться от него.
Очень важно, что во время ареста Ходорковского «ЮКОС» находился в процессе слияния с «Сибнефтью». Эта была сделка, в результате которой могла бы образоваться четвертая по величине нефтяная компания в мире (после Exxon Mobil, ВР и Shell), стоящая около 22 миллиардов фунтов стерлингов. План Ходорковского заключался в том, чтобы впоследствии продать часть уже объединенного гиганта одному-двум крупнейшим нефтяным предприятиям США — самой компании Exxon Mobil или Chevron Texaco. В Кремле уступка иностранцам даже части контроля над главным конгломератом природных ресурсов России (и тем более каким-то иностранцам) считалась равносильной предательству. Ходорковский был хорошо известен своими проамериканскими взглядами. Когда его спросили, сознает ли это Путин, он ответил: «Он знает мои взгляды. Это не секрет… Я хорошо известен в России своим проамериканизмом».
Путин знал, что олигархи уже начали продавать свои активы иностранцам, и арест Ходорковского — это самое малое, что он мог сделать, чтобы деньги не уходили из страны. «Распродажа части стратегических активов России без консультации с Путиным было большим „нельзя", — говорит топ-менеджер «ЮКОСа». — Никто не знал точно, но очень многие люди понимали, что у Кремля была реальная причина преследовать Ходорковского» [33].
Человеком, который занимался слиянием, стал Юрий Голубев, представитель руководства «ЮКОСа» и один из тех сотрудников, кому Ходорковский вполне доверял. В январе 2007 года Голубев, тоже разыскиваемый российской прокуратурой, был найден мертвым в своей лондонской квартире. Его смерть «не вызвала подозрений» у британской полиции. В протоколе записали, что он умер от сердечного приступа.
Ходорковский также планировал и другой шаг, который в Кремле посчитали еще более возмутительным. Лишь около 18 процентов акций «ЮКОСа» продавались публично, остальные могли получить только определенные люди. Во время следствия относительно уклонения от уплаты налогов совет директоров «ЮКОСа» объявил о распределении экстраординарных дивидендов в сумме 2 миллиардов долларов, что на 400 процентов превышало выплаты прошлого года. «Вместо того чтобы использовать эти средства на модернизацию индустрии, они явно планировали вывести активы перед распределением, — считает Майкл Хадсон. — Никаких объяснений причин с точки зрения рынка для таких огромных дивидендов не было».
По мнению Пола Хлебникова, впоследствии редактора рус ской версии «Форбс», действия против Ходорковского можно рассматривать как пример «правосудия для избранных». Однако он добавил: «Это все же лучше, чем отсутствие правосудия совсем… Арест Ходорковского не свидетельствует о триумфе закона. Зверский способ, каким было произведено задержание, показывает, сколько нужно еще пройти России, чтобы достичь цивилизованной системы действия закона… Но я думаю, мы оглянемся на это событие и поймем, что оно на самом деле усилило базу прав на собственность в России».
«Это не было битвой матери Терезы против Тайсона, — описывает Билл Броудер из «Эрмитаж капитал менеджмент» этот эпохальный бой. — Друг с другом дрались два больших упрямых парня, и один из них победил. Выиграл Путин, а Ходорковский проиграл, но битва была честной. Он, конечно, не заслуживает жалости как политический узник, потому что все, что он сделал, не позволяет считать его таковым. Для всех, кто знает прошлое… он сделал очень тяжелой жизнь многих людей, когда взялся руководить». Даже люди его собственного круга понимали, что он играет в опасную игру. И, как сказал топ-менеджер „ЮКОСа", „мне было ясно, что мы подписываем себе смертный приговор"» [36].
В московских политических кругах любят говорить о «проклятии „ЮКОСа"», когда вспоминают катастрофические последствия для людей, пострадавших в деле этой компании. Одной из жертв можно считать Стивена Кертиса. Если бы Ходорковского и Лебедева не арестовали в 2003 году, возможно, Кертис продолжал бы работать их тайным, закулисным юристом. Арест изменил все, подняв Кертиса из спрятанного мира офшорных сделок до главы одного из самых крупных предприятий России и сделав его участником политической драмы.
«Проклятие „ЮКОСа"» коснулось многих: трое сидят в тюрьме, несколько человек, связанных с компанией, умерли (некоторые при весьма подозрительных обстоятельствах), а другие просто исчезли. Большая часть топ-менеджеров компании вынуждены были бежать из России. По меньшей мере двадцать из них находятся в изгнании, почти все — в Лондоне. В мае 2003 года второй человек в команде «ЮКОСа» — Леонид Невзлин — сбежал на Кипр, где зарегистрированы многие из офшорных фирм, принадлежащих «ЮКОСу» и «Менатепу». В следующем месяце Невзлин вызвал Найджела Брауна, шефа своей службы безопасности, на срочную встречу. Невзлин сильно нервничал и говорил, что ФСБ планирует в отношении него заказное убийство. Он дал Брауну задание организовать его переезд в Израиль.
Браун спешно вылетел в Израиль, дабы сделать все приготовления. Но Невзлин все равно панически боялся, что его похитят или убьют, пока он находится на Кипре. Раньше он никогда не брал в руки сигарету, а теперь курил дни и ночи напролет. Однако операция прошла относительно гладко, и в октябре 2003 года один из руководителей «ЮКОСа» въехал в Израиль ло туристической визе. Через две недели ему предоставили гражданство. Некоторые оппозиционно настроенные члены израильского парламента скептически отнеслись к тому, с какой скоростью все было сделано. «И вдруг за одну ночь он [Невзлин] сделался убежденным сионистом и получил гражданство ускоренным способом», — заметил один из парламентариев. Другой, Колет Авитал, поинтересовался у министров внутренних дел и иммиграции, использовал ли Невзлин свое влияние и дружбу с чиновниками из израильского правительства, чтобы получить гражданство так быстро. Спикер парламента Ариэль Шарон, который впоследствии стал премьер-министром, ответил: «Ему предоставили гражданство, потому что он не замешан в криминале. И как еврей он получает его автоматически» [37].
В Израиле Невзлин вел комфортную, но не слишком роскошную жизнь. Он переехал в охраняемый поселок в Херплиа-Питуах, элитную территорию на побережье к северу от Тель-Авива, где обычно живут послы и магнаты. Его шикарную виллу окружает ухоженный сад с лимонами, грейпфрутами и оливковыми деревьями; есть и небольшой плавательный бассейн серповидной формы. В доме мраморные полы, кованая лестница и нижний этаж, где первые два года его изгнания висели плакаты с надписью: «Свободу Ходорковскому!» После 2006 года они перестали бросаться в глаза.
Высокий худой мужчина с угловатым лицом, Невзлин живет экономно, воздерживаясь от наркотиков и водки. Он пьет зеленый чай. У него большое количество подружек. Офис Невзлина простой и пустой, в стиле минимализма. На деловых встречах он, кажется, редко вслушивается в то, что говорят другие. Вместо этого он шлет SMS-сообщения, говорит по мобильному телефону или листает томик русской поэзии. Похоже, что иногда он думает сразу о трех вещах, и потому бывает трудно понять, что он имеет в виду. «Все время, пока я там был, он что-то говорил про себя», — рассказывает израильтянин, посетивший как-то его офис.
Вскоре после смерти Кертиса Леонид Невзлин порвал с ISC Global из-за плохой организации мер по его безопасности. Браун договорился относительно большого современного частного самолета, чтобы увезти Невзлина из Тель-Авива в Лондон, но, когда Невзлину в последнюю минуту сказали, что этот самолет на самом деле старый и ему нужно садиться для дозаправки, он пришел в ярость. «Я доверял тебе!» — кричал он Брауну. И вот русский изгнанник, будучи безосновательно уверенным, что его должны похитить, вернулся в апартаменты в Тель-Авиве, отказавшись вообще говорить с Брауном. Кертиса заставили действовать в качестве посредника. Ни «Кертис и К0», ни ISC Global не смогли предотвратить смерти Кертиса. Браун сохранил своих израильских клиентов и учредил новую компанию, GCC Global, в то время как Хантер открыл фирму Risk Management и продолжал работать на Березовского.
Хотя некоторые в прошлом видные работники «ЮКОСа» спрятались в Израиле, зная, что их не экстрадируют, большая часть обосновалась в Лондоне. Так же как Рамилю Бурганову и Наталье Чернышевой, Британия предоставила убежище десяти другим бывшим руководителям. Наиболее известным из них был Александр Темерко, бывший директор, вице-президент и глава департамента по связям в «ЮКОСе». Несмотря на свое высокое представительское положение, он являлся высококвалифицированным инженером, техническим работником и еще одним из управленцев «ЮКОСа», который сделался целью государственной прокуратуры. В начале 2004 года счета Темерко в швейцарских банках были заморожены властями этой страны по требованию России. И тогда, сразу после допроса в прокуратуре в Москве, в октябре 2004 года, он бежал в Лондон.
Прибыв туда, Темерко потянулся к «поясу олигархов». Сначала он снял квартиру прямо у Белгрейв-сквер, а потом переехал в современные роскошные апартаменты в квартал особняков на Пэлас-гейт с видом на юго-западную часть Гайд-парка. Очень умный и технически одаренный, он также отличался требовательностью и нетерпеливостью. Каждый день бывшего руководителя «ЮКОСа» отвозили на машине с водителем из его апартаментов в Кенсингтоне в офис на Нью-Броуд-стрит в Сити. Но, поскольку его все больше и больше раздражали дорожные пробки, он поинтересовался, нельзя ли купить «мигалку» на его «Мерседес». Его помощник объяснил, что таких привилегий богатые люди в Лондоне не имеют.
Поскольку у Темерко был доступ к нескольким миллионам фунтов для инвестиций, в 2007 году он открыл в Британии новую собственную частную компанию, занимающуюся «исследованиями и консалтингом» — BST Llink, в которой он был единственным владельцем. Он обратил внимание на SLP Engineering, базирующуюся в Лаустофте, что в Суффолке. Эта компания занималась предоставлением консалтинговых услуг в области технологий по добыче нефти и газа. Провернув несколько успешных сделок в Мексике и Иране, SLP начала работать в России и в районе Каспийского моря. Так как Темерко обладал опытом работы в «ЮКОСе», у него был реальный шанс войти в совет. Но у русских тоже были планы управлять этой компанией, и они инвестировали в SLP сотни тысяч фунтов. Он с досадой узнал, что его акции не имеют права голоса, кроме того, ему пришлось вложить очень много средств в эту компанию, чтобы сохранить контроль управления. Ситуация стала наглядной иллюстрацией различий в корпоративной культуре России и Соединенного Королевства.
Невзирая на технические проблемы, Темерко все же вел активную деятельность в пользу «ЮКОСа» и против режима Путина. За солидные деньги он нанял Белла Потинджера и через его фирму отправил статьи в «Гардиан», «Дейли мейл» и «Уолл-стрит джорнал».
Поскольку Темерко очень хотел войти в британский истеблишмент, лорд Белл представил своего клиента нескольким пэрам из палаты лордов. Некоторое время его радовало это обстоятельство, но отношения складывались напряженно и носили характер случайных встреч. Вечером 11 декабря 2006 года он устроил вечеринку в Кенсингтон-пэлес, организацией которой занималась Инна Вейнсток, дочь президента «Транснефти» — принадлежащего государству коммерческого нефтепровода в России. Вечер прошел под покровительством принца Майкла Кентского, и на нем присутствовали историки искусства и российские бизнесмены. Денег не жалели: за приемом последовал обед в Mark’s Club — эксклюзивном местечке в Мэйфейре, где обед из четырех блюд включает фуагра и лобстера, приготовленного по особому рецепту французским шеф-поваром.
Хотя Темерко не считали в Кремле врагом номер один, он оставался в списке разыскиваемых лиц, подлежащих экстрадиции. 25 октября 2005 года он явился в мировой суд на Боу-стрит и предстал перед старшим окружным судьей и главным мировым судьей Лондона Тимоти Воркменом. Говорят, что Темерко представляли старший поверенный по криминальным делам Ян Бартон и опытнейший королевский адвокат Джулиан Ноу-лес из палаты. Во время процесса профессор Билл Боверинг, специалист по российскому законодательству, заявил, что требование об экстрадиции имеет под собой политическую подоплеку. Изложив первую часть своих соображений, профессор Боверинг вылетел в Москву, но его задержали на шесть часов в аэропорту. После напряженного допроса ему отказали в праве въезда в Россию и депортировали в Лондон.
23 декабря 2005 года главный мировой судья Воркмен отказал в требовании экстрадиции. В своем постановлении он заявил, что «убедился в том, что требование относительно экстрадиции мистера Темерко составлено фактически в целях наказания его за политические взгляды». Российское правительство могло подать апелляцию, но оно этого не сделало.
По слухам, именно Тимоти Воркмен дал отказ на все заявления об экстрадиции бывших руководителей «ЮКОСа», которые оказались в Лондоне. В январе 2004 года произошло загадочное убийство. Восьмидесятитрехлетнего вдовца по имени Роберт Воркмен застрелили у двери его дома в деревне в Херт-фордшире. Полиция объявила, что убийцей был «профессиональный киллер». Жертва, армейский офицер в отставке, возможно, тоже попал под «проклятие, ЮКОСа»: впоследствии на одном русском веб-сайте утверждали, что убийство произошло по ошибке, а реальной целью был главный мировой судья Тимоти Воркмен.
Это дело так и осталось «глухарем». Полиция Хертфордши-ра заявила, что после сообщения на русском веб-сайте они провели дополнительное расследование, но не смогли обнаружить ничего существенного. Представитель по связям с общественностью сказал, что инцидент напоминает эпизод из сериала «Мидсомерские убийства».
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги