Лондонград. Из России с наличными. Истории олигархов из первых рук

Глава 2 Клуб русских миллиардеров

В 2002 году на экраны вышел российский фильм «Олигарх». Его главный герой Платон Маковский был молодым, наивным ученым, который бросил науку, вступив в темный мир бизнеса постсоветской эпохи. Платон провел целую серию весьма сомнительных комбинаций, в ходе которых перехитрил своих соперников — российские спецслужбы. Он быстро стал богатейшим человеком в России, приобретя как финансовую, так и политическую власть. В конечном итоге он сделался конкурентом правительства и его злейшим врагом.

Снятый во времена экономических потрясений, последовавших за крахом коммунизма, «Олигарх» явился наглядным, хотя и выдуманным рассказом о небольшой группе бизнесменов, нажившихся на национальном благосостоянии. Но в фильме также представлены и образы мечтателей, которые были источником жизненной силы для страны, парализованной страхом перемен. «Нью-Йоркер» писал: «Однажды Платон, идеалист, любящий свободу, использовал свой гениальный ум, чтобы стать чудовищем, без колебаний жертвующим своими идеалами и близкими друзьями. Это трагедия сверхталантливой личности, воплощающей в себе все самое лучшее в новой России и в то же время все самое худшее в стране, приватизацией богатств которой герой занимается ради своей личной выгоды» [2].

В Основу фильма положен роман «Большая пайка»[8], написанный Юлием Дубовым, который тогда продолжал работать на Березовского. Его экранизация побила все рекорды по кассовым сборам и еще больше увеличила пропасть между зрителями в зале и бесстыдно богатыми олигархами. Историю героя фильма часто сравнивали с ранними годами жизни одного из самых известных олигархов России — Бориса Березовского. Сыгранный русским секс-символом Владимиром Машковым, главный герой выглядел вполне симпатичным: свободолюбивый патриот, который твердо стоит на том, что он скорее сядет в тюрьму, чем покинет Россию.

Хотя в фильме были сцены вооруженных столкновений, сюжет его в основном обходил молчанием то, каким образом мелкий биржевой спекулянт так быстро нажил огромное состояние. Березовский признавал, что фильм основан — в общих чертах — на истории его собственных молодых лет. Он пригласил режиссера в свой лондонский дом на просмотр этого фильма, а в интервью Би-би-си сказал так: «Я считаю, что как произведение искусства картина примитивна. Но я высоко ценю стремление понять таких людей, как я. В современном российском кинематографе это первая попытка разобраться в мотивации тех, кто находится на вершине власти, кто управляет реформами и несет изменения, а не просто справляется с ними» [3].

Когда новоявленные русские богачи стали прокладывать дорогу в Лондон и их статус вырос, они вызвали интерес британской публики. «Нам нравится следить за ними. Нас удивляет то, как люди, недавно просившие кусок хлеба, сумели перещеголять состоятельных представителей других стран мира, заняв в Британии самые лучшие дома», — говорил нам один из агентов по недвижимости из Мэйфейра.

Березовскому за пятьдесят, это достаточно солидный возраст, чтобы помнить очереди за продуктами в России. Но во взрослые годы его образ жизни нельзя назвать скромным. Этого человека когда-то называли «серым кардиналом» из-за его доминирующего влияния на кремлевскую элиту, которая отнюдь не гнушалась разделять с ним его доходы. В 1995 году он купил себе дворец близ Москвы, завел прислугу и целый парк спортивных машин, проявлял интерес к хорошему вину и курил только лучшие сигары. О его вызывающем образе жизни вскоре стали слагать легенды. Он позволял себе жить, как русские аристократы-помещики до революции.

Имея в то время состояние в 1,5 миллиарда фунтов, Березовский являлся наглядным воплощением понятия «русский олигарх». К осени 1996 года он уже мог похвастаться, что входит в семерку магнатов, контролирующих 50 процентов российской экономики [4]. Березовский преувеличивал, но с начала 90-х годов Россия быстро переходила от централизованной экономики к частной. Около тридцати человек владели командными высотами и контролировали ее обширные природные ресурсы и производство. С бешеной скоростью страна двигалась от политической диктатуры к обществу, которым почти владела малочисленная супербогатая элита, имеющая огромную политическую власть.

Слово «олигарх» впервые появилось в России 13 октября 1992 года, когда банк Ходорковского «Менатеп» объявил о намерении предоставлять банковские услуги так называемой «финансовой и промышленной олигархии». Это были клиенты с личным состоянием не менее десяти миллионов долларов.

Истоки этого термина лежат в классической греческой политической философии. И «Республика» Платона, и «Политика» Аристотеля уделяют больше внимания правлению элиты, а не демократической воле народа. Исторически «олигарх» + это слово, которое использовали в пятом веке до н. э. для обозначения ярых противников афинской демократии, в то время когда Греция время от времени переживала власть жестоких олигархических режимов, уничтожавших своих демократических оппонентов.

Как и их древнегреческие прототипы, несколько современных русских олигархов создали свое благосостояние путем политических интриг и эксплуатации слабых мест в российском законодательстве. Понуждаемые жаждой денег и власти, они захватили многое из природного и исторического богатства с помощью манипулирования процессом приватизации в постсоветский период.

Когда Борис Ельцин пришел на смену Михаилу Горбачеву, став в 1991 году президентом, Россия перешла на очередную опасную стадию своей непростой истории. Стало трудно торговать природными ресурсами, усилилась нехватка продуктов питания, банковская система страдала от сильнейшего недостатка ликвидности. Соединенные Штаты (их в России считали главным врагом) радостно наблюдали за событиями. В течение нескольких недель советники из Международного валютного фонда (МВФ) и Всемирного банка объединились с сильными российскими экономистами-реформаторами, близкими к Кремлю, чтобы убедить Ельцина ввести свободную рыночную экономику, предполагающую массовую приватизацию государственных активов. Это был драматический процесс «ревизии марксизма», идущий с огромной скоростью.

Через три поколения России пришлось пережить вторую Полномасштабную революцию (на этот раз переход от коммунизма к капитализму). «Россия оказалась разрушенной. В конце 1991 года возникли серьезные сомнения, сможет ли она в следующем году прокормить свое население, — говорил Джеймс Коллинз, бывший посол США в России. — Правительство потеряло контроль над деньгами, потому что каждая республика печатала свои. В правительстве Соединенных Штатов кулуарно обсуждалась политика, получившая название «шоковая терапия». Разваливалась целая система, и лучше всех об этом сказал мой предшественник, посол Роберт Страус: „Будто два крестьянина на большом бревне посередине несущейся реки спорят о том, кто же рулит“».

Первая волна приватизации прошла в форме массовой ваучеризации, начавшейся в конце 1992 года, — всего лишь через девять месяцев после вступления Ельцина на пост президента. Всем россиянам были выданы ваучеры на сумму 10 000 рублей (тогда около 30 долларов — эквивалент средней месячной зарплаты). По прошествии времени их можно было обменять на акции либо той компании, где ты работаешь, либо другого государственного предприятия, которое подлежало приватизации. Чтобы приобрести эти ваучеры, граждане должны были заплатить всего 25 рублей за каждый ваучер, что в то время равнялось примерно семи пенсам.

Через четыре месяца, в октябре 1992 года, жители России купили целых 144 миллиона таких ваучеров. Кремль представил эту амбициозную схему таким образом, будто он предлагает каждому долю национального богатства. Президент Ельцин обещал, что процедура приведет к образованию «миллионов собственников, а не горстки миллионеров». Эта прекрасная мечта так и не воплотилась в жизнь. Российские граждане беднели с каждым днем, им часто не платили за работу, многие потеряли свои сбережения во время стремительно растущей инфляции и падения рубля. Кроме того, после семидесяти лет социализма большая часть россиян понятия не имела, что значит владеть собственностью. Для приватизации даже не нашлось русского слова.

Однако было немало людей, которые слишком хорошо поняли, что означает приватизация. Они осознали ценность ваучеров и начали скупать их у населения целыми пачками. Среди тех, кто не упустил случая, оказался и Михаил Ходорковский, который позже сделался богатейшим человеком России. Уличные киоски, продававшие водку и сигареты, начали бойко реализовывать ваучеры. Неподалеку от колхозов и рядом с фабриками появились лотки, скупавшие ваучеры у рабочих. Предприимчивые дельцы ходили по квартирам.

Россия стала гигантской нерегулируемой биржей, где покупатели убеждали продать ваучеры за цену, которая была намного ниже их реальной стоимости. Большинство людей обменяли их на наличные деньги, чтобы оплатить свои повседневные потребности. Кто-то обменял их на бутылку водки или на несколько долларов США. Все это превратилось в прибыльное дело для тех, кто был готов терзать страну, страдающую от страшного кризиса.

Сотни тысяч людей также потеряли свои ваучеры в «накопительных ваучерных фондах». Некоторые фонды представляли собой не что иное, как тайные попытки компаний почти что даром распродать свои собственные акции. Члены старой могущественной элиты КГБ часто предъявляли права на шахты и предприятия посредством так называемых «захватов». Поскольку народ ничего не понимал в акциях и не мог оценить потенциальную стоимость своих ваучеров, он без сожаления расставался с ценными бумагами. Для победителей это означало легкие и большие деньги.

Газетный опрос в июле 1994 года показал, что вместо демократии с долевым владением всего 8 процентов россиян обменяли свои ваучеры на акции предприятий, на которых они работали. Кроме того, поскольку распродаваемые активы резко обесценивались, удачливые покупатели приобрели компании за цену, гораздо меньшую их реальной стоимости. В действительности, на выпущенные 144 миллиона ваучеров были приобретены активы всего лишь на 12 миллиардов долларов. Таким образом, большая часть промышленных и сельскохозяйственных богатств страны была продана за сумму, эквивалентную стоимости одной-единственной британской компании, такой, как «Маркс и Спенсер».

Всего лишь через два года, к началу 1995-го, примерно половина экономики, в основном малый и средний бизнес, была приватизирована. Следующей важнейшей проблемой «Второй русской революции» стало то, как приватизировать остальные гигантские государственные нефтяные, металлургические предприятия и телекоммуникации, которыми все еще руководили бывшие советские управленцы, «красные директора» — боссы советской эпохи, прославившиеся коррупцией и некомпетентностью. Именно они управляли государственными компаниями. Многие из них ртмывали деньги и вкладывали накопления в зарубежные банки. Россия все еще вязла в сильнейшем экономическом кризисе, сопровождающемся стремительным падением цен на акции и бушующей инфляцией. В государстве кончались деньги для выплаты пенсий и зарплат. Непредсказуемый и капризный президент Ельцин, все больше впадающий в похмельный синдром, почти не контролировал ситуацию.

Пользуясь удобным моментом, горстка бизнесменов придумала хитрую уловку, которая была подана как способ выхода из нарастающего кризиса. Эти люди уже стали богатыми, поймав свой шанс еще в начале перестройки Михаила Горбачева, которая впервые в Советском Союзе разрешила существование малых частных предприятий. Ведомая своим лидером Владимиром Потаниным, кучка заговорщиков предложила Ельцину секретное дело, известное на западе как «заем (или кредит) под акции». Оно представляло собой мероприятие, завершающее схему ваучерной приватизации, в ходе которого новые богачи должны были одолжить правительству крайне необходимые деньги в обмен на право покупать акции оставшихся государственных предприятий. В результате этой сделки правительство распродало На аукционах самые значимые государственные активы. Если оно впоследствии не выполняло своих обязательств по возвращению займов (а разработчики схемы знали, что выполнение было невозможно), акции становились собственностью займодателей в качестве компенсации за потерянные деньги.

На бумаге этот план давал Ельцину много столь необходимых средств и не казался огромной по масштабам бесплатной раздачей народного достояния, каким он обернулся на деле. В период с 1995 по 1997 год более двадцати гигантских государственных предприятий, составлявших огромную долю национального богатства страны, были распроданы именно таким образом. Взамен правительство получило средства на общую сумму в 9,1 триллиона рублей, примерно 1,2 миллиарда фунтов в то время. Одним из крупнейших бенефициариев стал Борис Березовский.

Борис Абрамович Березовский родился в Москве в январе 1946 года в еврейской семье. Он был единственным ребенком.

Отец — инженер-конструктор, мать — детская медсестра. Семья Березовского не принадлежала к коммунистической партии, он рос в скромных условиях, а временами (когда отец два года не работал) испытывал и нужду. «Я не был членом политической элиты, — позже, в июне 2007, рассказывал он журналистам на встрече в лондонском клубе «Фронтлайн». — К тому же для евреев в стране были серьезные ограничения. Это я понимая очень хорошо».

Имея большие способности к математике, Березовский С отличием окончил Московский государственный университет. В начале 1969 года он поступил в Институт теории управления, где получил степень кандидата наук и проработал более двадцати лет. Умный, не по годам развитый и энергичный, он обладал большими амбициями. «Борис всегда поднимал планку очень высоко и стремился преодолеть ее, — вспоминал его коллега. — Он постоянно был в движении, всегда стремился к цели, никогда не боясь трудностей… Его ум всегда работал, эмоциональное состояние менялось, и он часто терял интерес к тому, что начал». Другой его друг тех лет отметил: «Он обладал качеством, которое пронес через все годы — никогда не прекращать борьбы».

Это подтверждает еще один соученик Березовского: «Он был сгустком энергии… Пребывая в постоянном движении, он горел планами и идеями, с нетерпением ожидая их исполнения. Он обладал неизменным обаянием, пылал неистовым желанием и обычно получал то, что хотел».

Будучи ученым, Березовский написал более сотни исследовательских работ по таким предметам, как теория оптимизации и принятие решений. Он был директором лаборатории, которая занималась автоматизацией и компьютерными системами в промышленности. Молодой математик страстно желал успеха и сосредоточил свою энергию на получении различных призов. Он был награжден престижной премией Ленинского Комсомола (ежегодная советская премия, присуждаемая молодым ученым за лучшие работы в области науки, инженерного дела, литературы и искусства), затем попытался получить, хотя не сумел, более выдающуюся награду — Государственную премию. По словам Леонида Богуславского, бывшего коллеги Березовского по институту, его мечтой была Нобелевская премия.

В 1991 году Березовский ушел из научно-исследовательского института и был избран членом Российской академии наук; в те времена он очень гордился этим достижением. Позже он хвастал, что в Российской академии наук было только 800 членов и что даже Леонид Брежнев хотел получить это звание.

Березовский женился на Нине Васильевне, когда ему исполнилось двадцать три года. В течение трех лет пара обзавелась двумя дочерьми — Елизаветой и Екатериной, которым сейчас по тридцать. Несмотря на свои научные достижения, Березовскому поначалу приходилось экономить, чтобы купить теплую одежду и школьные принадлежности для детей. Перестройка стала для него выходом из тяжелой ситуации. Первая схема Березовского касалась продажи программного обеспечения, которое он разрабатывал в Государственном комитете по науке и технике. «Мы убедили всех в том, что это хороший продукт, и потому продавали эти программы десятками тысяч копий. Первые миллионы рублей мы сделали именно на них, а миллион рублей был тогда целым состоянием», — рассказывал он своим слушателям в клубе «Фронтлайн».

В 1989 году Березовский переключился на автомобильную промышленность. «Мне перестали платить зарплату, поэтому я начал заниматься бизнесом, — вспоминал он. — У любого русского было два желания — квартира и машина. Женщины обычно имели решающее слово в квартирном вопросе, поэтому я занялся машинами» [5]. Сначала он продавал подержанные «мерседесы», которые покупали в Восточной Германии. Затем, воспользовавшись появившимися возможностями путешествовать, сам отправился в Западную Германию. Там он опять же приобрел подержанные «мерседесы», перегнал их через практически несуществующую таможню и продал в три раза дороже, чем заплатил за них.

— Но настоящий источник первоначального благосостояния Березовского заключался в использовании его связей, приобретенных во время работы в науке, с самым крупным производителем автомобилей в Советском Союзе — заводом АвтоВАЗ, расположенном в промышленном городе Тольятти. Использовав свою дружбу с директором завода Владимиром Каданниковым, Березовский основал компанию под названием «ЛогоВАЗ», которая взяла на себя право продажи автомобилей «Лада». В итоге производство отделили от продаж так, чтобы максимально увеличить прибыли от операции в пользу Березовского и его партнеров. Все было совершенно законно, и такая стратегия начала тогда широко использоваться директорами других государственных предприятий и новыми предпринимателями.

Березовский также продолжал развивать первую в стране дилерскую сеть по продаже «мерседесов», «фиатов» и «вольво», которую он впоследствии превратил в полноценный сервис с мастерскими, салонами и кредитными возможностями. «В действительности мы создали автомобильный рынок в стране. До этого его просто не было; люди выигрывали машину в лотерею, либо им предоставлялось право купить ее как «лучшему работнику», либо они вставали в очередь и ждали в течение многих лет» [6].

Дилерская сеть была создана в то время, когда в автомобильной промышленности действовали организованная преступность и рэкет. Московские дилеры Березовского стали мишенью для чеченских группировок, которые также контролировали и производственные линии на АвтоВАЗе. Время от времени преступные группировки контактировали лично с іБерезовским, но он всегда отрицал какие-либо связи с мафией.

В сентябре 1993 года на его автомобильный парк «ЛогоВАЗ» нападали трижды, а его автосалоны закидывали гранатами. Когда еще через девять месяцев его «Мерседес-600» взлетел на воздух (Березовский был ранен, водитель погиб), «ЛогоВАЗ» сделал официальное заявление, обвиняя те «силы в обществе, которые активно пытаются варварскими криминальными способами столкнуть развитие предпринимательства в этой стране с цивилизованного пути».

«Я могу подтвердить вам здесь и сейчас, что ни один олигарх не подчинился мафии, — заявил Березовский. — Олигархи сами по себе сильнее, чем любая мафия, и сильнее, чем правительство, перед которым они также отказались склониться. Если мы говорим о видимой верхушке айсберга, а не о той части, что скрыта внизу или в темноте, то и я не склонялся перед правительством» [7].

К 1993 году Березовский уже построил обширную бизнес-империю. Одним из его новых предприятий стал Всероссийский автомобильный альянс. Им владели разные компании, но возглавлял его Березовский. Автомобильный альянс обещал начать на АвтоВАЗе при сотрудничестве с «Дженерал моторе» производство «народного автомобиля». Начав огромную рекламную кампанию, предприятие предложило ценные бумаги по схеме, которая сулила дешевые машины, изъятие из обращения наличных денег и открытую лотерею сразу же, как только будет запущена новая производственная линия. Поощряемые обещанием «быстро разбогатеть», более чем 100 000 россиян приобрели в рамках этого проекта акции на 50 миллионов долларов. Но затем компания «Дженерал моторе» вышла из схемы, все развалилось, и тысячи людей потеряли свои деньги.

К этому моменту Березовский обзавелся второй, молодой, женой — Галиной Бешаровой. Они жили вместе несколько лет, прежде чем зарегистрировали брак в 1991 году. У них родились сын Артем и дочь Анастасия. И хотя через три года они стали проживать раздельно, официально не разводились. Двух своих дочерей от первого брака — Елизавету и Екатерину — Березовский отправил учиться в Кембриджский университет.

К 1995 году АвтоВАЗ прекратил договор с «ЛогоВАЗом». Честолюбивый олигарх переключил внимание с автомобилей на самолеты, лоббируя назначение своих деловых партнеров на ключевые управленческие посты в государственной компании «Аэрофлот». Благодаря своему растущему влиянию в Кремле, он добился того, чтобы две его дочерние фирмы, базирующиеся В Швейцарии, — «Андава» и «Форус» — предоставляли «Аэрофлоту» финансовые услуги. Это способствовало укреплению огромного влияния Березовского.

Многое в деловом господстве Березовского основывалось на его связях в Кремле и личной дружбе с президентом Ельциным. Этот лидер впервые в России пришел к власти посредством демократических выборов, благодаря своему твердому сопротивлению путчистам в 1991 (когда была сделана попытка свергнуть Горбачева и восстановить диктатуру советского типа). Со временем Ельцин расслабился от алкогольного угара. Постепенно он становился все более податливым к просьбам разного рода подхалимов и бизнесменов, особенно потому, что он не доверял старой гвардии КГБ.

Отношения Березовского с Ельциным были скреплены его ловким предложением финансировать в 1994 году издание второй книги мемуаров «Записки президента» и перечислить авторский гонорар на счет в Barclays bank в Лондоне. По словам одного финансиста, незадолго до этого президент жаловался, что гонорары получает слишком низкие. «Они (Валентин Юмашев и Березовский) понимали, что должны устранить свои ошибки, — рассказывал генерал Александр Коржаков, бывший офицер КГБ, ближайший друг Ельцина и его телохранитель. — Они начали пополнять личный банковский счет Ельцина в Лондоне, утверждая, что это его доход от книги. К концу 1994 года на счету у Ельцина уже было около 3 миллионов долларов» [8].

Благодарный Ельцин заверил Березовского, что тот войдет в ближний кремлевский круг. Будучи уже мультимиллионером, Березовский занимал прекрасное положение, чтобы заработать на новой волне распродажи государственных предприятий. В декабре 1994 года Ельцин подписал указ, согласно которому 49 процентов акций ОРТ, главной государственной телекомпании, вещающей на Первом канале, передавалось лично Березовскому без всяких аукционов, как этого требовал закон. Оставшийся 51 процент продолжал принадлежать государству. Березовский заплатил за эту сделку около 320 000 долларов, понимая, насколько для него важно телевидение в деле сближения с Кремлем.

Но, наверное, самым большим выигрышем Березовского стала нефть. В декабре 1995 года с помощью схемы «кредита под акции» он подал заявку на приобретение принадлежащего государству нефтяного конгломерата «Сибнефть» — тогда шестой по величине российской нефтяной компании — за 100 миллионов долларов, то есть за ничтожную часть ее реальной стоимости. Сделку провернули вместе с двумя компаньонами. Один был ближайший деловой партнер, дерзкий и хитрый Аркадий (Бадри) Патаркацишвили, другой — никому тогда не известный Роман Абрамович, на двадцать лет младше Березовского, но достаточно сообразительный, чтобы найти 50 миллионов долларов на покупку 50 процентов акций. Именно с этого момента Абрамович, сначала под опекой наставника, а потом проявив собственную деловую хватку, начал путь к миллиардному состоянию. Об этих отношениях Березовский горько пожалеет впоследствии.

Одним из ключей к пониманию неудержимого движения Абрамовича наверх, наверное, может быть его сиротство. Родился он в 1966 году у Ирины и Аркадия Абрамовичей, украинских евреев, живущих в Сыктывкаре — столице республики Коми, что на севере Сибири. Он потерял обоих родителей, когда ему не было и трех лет: мать умерла от заражения крови вследствие аборта, а отца придавило подъемным краном на стройке. Романа усыновили дядя Лейб и его жена Людмила. Семья жила в промышленном городе Ухта, где Лейб работал снабженцем на государственном лесозаготовочном предприятии. Роману в принципе нравились те условия, в которых он рос, и он вспоминал, что только у него из всех мальчиков в районе был современный кассетный магнитофон.

В 1974 году Роман перебрался в Москву к дяде Абраму, начальнику по строительству, который заменил ему отца. Жили они в маленькой двухкомнатной квартирке в самом центре столицы — на Цветном бульваре, прямо напротив Центрального рынка и цирка. Юный Роман не отличался ни знаниями, ни прилежанием в школе. В 1983 году его призвали на службу в Красную Армию и определили в артиллерийскую часть в Кир-жаче, в 50 милях к северо-востоку от Москвы.

Еще до армии дядя направил Романа в сферу экономики так называемого «серого рынка» перестройки и покровительствовал племяннику. Нет ничего необычного для простых жителей России в том, чтобы поучаствовать в контрабандной торговле. И здесь юный Абрамович, несмотря на свою застенчивость, неожиданно, что называется, блеснул талантом. В армии он довел свое мастерство до совершенства. «Роман был головой и плечами для остальных, когда дело доходило до предпринимательства, — вспоминал Николай Пантелеймонов, бывший армейский друг. — Он умел делать деньги из воздуха».

Когда Абрамович демобилизовался, он изучил автодорожное дело и затем вернулся к общей экономике: транспортировке из Москвы в Ухту предметов роскоши, таких, как сигареты «Мальборо», духи «Шанель», джинсы «Левис» и «Ренглер».

В 1987 году начинающий предприниматель встретил свою первую жену Ольгу Лисову, дочь дипломата высокого ранга. Пара сочеталась браком в декабре того же года в московском ЗАГСе в присутствии пятидесяти членов семьи и друзей. В следующем году Абрамович открыл компанию по производству игрушек и продавал их на московских рынках. Он также занялся покупкой и продажей восстановленных шин. Прирожденный посредник, он умел с легкостью обращаться с клиентами. Вскоре Абрамович начал зарабатывать от трех до четырех тысяч рублей в месяц (это было в двадцать раз больше, чем зарплата государственного служащего) и смог позволить себе автомобиль «Лада».

В 1989 году Абрамович с первой женой развелся. По словам Ольги, муж хотел, чтобы они со временем могли бы вместе эмигрировать в Канаду, но настаивал на разводе, утверждая, что к нему, неженатому, миграционные законы будут лояльнее. И получив канадское гражданство, он вернется за Ольгой и ее дочерью от прежнего брака. Вместо этого Абрамович оставил Ольгу, дав ей достаточную сумму денег на два года, хотя она утверждала, что получила лишь «задрипанную квартиру» [9]. Годом позже Абрамович женился на Ирине Маландиной, стюардессе из «Аэрофлота». Они познакомились во время одного из его полетов в командировку, а в 1992 году родился их первый ребенок — Анна.

После распада Советского Союза Абрамович, который учился в Институте нефти и газа им. Губкина в Москве, основал торговую нефтяную фирму под названием «АБК», базирующуюся в Омске — центре сибирского нефтяного бизнеса. В посткоммунистической России можно было получать огромные прибыли, закупая нефть по фиксированным внутренним ценам и продавая ее на свободном международном рынке. Все, что требовалось, — это лицензия на экспорт, которую Абрамович получил благодаря своим связям с работниками таможни.

Именно его дружба с Борисом Березовским превратила Абрамовича из предприимчивого дельца и среднего по уровню торговца нефтью в миллиардера. Эти два человека впервые встретились в канун нового, 1994, года на вечеринке, проходившей на борту роскошной яхты, принадлежавшей Петру Авену, состоятельному банкиру и бывшему министру. Тщательно отобранных гостей пригласили в круиз к Карибскому острову Сент-Бартс. Технические знания Абрамовича и его скромные манеры, за которыми скрывался расчетливый ум, произвели впечатление на Березовского. Абрамович одевался просто, порой не брился по несколько дней. Его очень сдержанное поведение и откровенно мягкое выражение лица часто приводили к тому, что коллеги по бизнесу недооценивали его.

В противоположность своему гиперактивному и неутомимому наставнику, Абрамович казался игроком в шахматы, серьезно обдумывающим все возможные перемещения на доске. Позже Березовский признавал, что из всех бизнесменов, которых он встречал, Абрамович был самым достойным в том, что касается «личных отношений» [10].

Заметив смышленость молодого торговца нефтью, Березовский взял его в качестве ключевого партнера в дело с «Сибнефтью». Этот конгломерат был образован из четырех государственных предприятий: завода по производству нефти и газа «Ноябрьскнефтегаз», дочерней компании по разведке нефти «Ноябрьскнефтегаз-Геофизика», маркетинговой компании под названием «Омскнефтепродукт» и самого значительного из всех, крупнейшего российского современного нефтеперегонного завода в Омске.

Все три партнера, занимавшиеся приобретением «Сибнефти», играли разные, но ключевые роли. Абрамович оценивал коммерческий потенциал «Сибнефти», Березовский утрясал проблемы приватизации с ельцинской администрацией, а Бадри Патаркацишвили организовывал финансирование. В конце 1995 года 49 процентов акций компании было продано на аукционе трем покупателям через их «Нефтяную финансовую компанию», известную как НФК. Контрольный пакет акций, 51 процент, должен был принадлежать государству в течение трех лет, в то время как кредиторам будет позволено управлять активами. Согласно этому плану, если заем государство не выплатит затри года, официальное право собственности перейдет к кредиторам. На самом деле большая часть оставшихся 49 процентов была акционирована немного позже, в январе 1996 года, когда контроль перешел к Березовскому и его партнерам.

Когда возникла необходимость заниматься «Сибнефтью», Березовского поглотила кремлевская политика, а Патаркацишвили управлял ОРТ. Таким образом, решили, что новой компанией будет руководить Абрамович. По словам Березовского, Абрамович по существу взял акции двух других партнеров в доверительное управление.

Октябрь 1998 года был определен как последний срок для погашения государством долга по кредиту; как и предполагалось, оно этого не сделало. Таким образом, права на «Сибнефть» перешли к НФК. К этому моменту через различные компании Абрамович владел по документам львиной долей акций нефтяного гиганта. В свои тридцать два года он уверенно двигался к тому, чтобы стать богатейшим человеком в России. Во время процедуры приобретения «Сибнефти» все решения трех партнеров — Абрамовича, Березовского и Патаркацишвили — большей частью принимались на встречах, где присутствовали только они трое, и протоколы не велись. Никогда ничего не записывали, в том числе и формально, не было даже минимальной документации. Они намеренно ничего не фиксировали на бумаге (в тот период так очень часто поступали во время важных сделок); и отчасти по этой причине Березовский и Абрамович впоследствии начали серьезнейшие разбирательства, кто и чем в действительности владеет. Многие из сделок, связанных с разбазариванием благосостояния России, заключались именно таким образом: в полутемных кабинетах, без свидетелей, без записей на пленке или документации — все решалось только рукопожатием. Неудивительно, что многие из этих замечательных соглашений начинали оспариваться, когда бывшие друзья по бизнесу впоследствии становились злейшими врагами и соперниками.

Между тем одним из конкурентов олигарха Березовского стал бывший химик, а затем очень состоятельный человек по имени Михаил Ходорковский. Уже в 1989 году он имел достаточно денег, чтобы основать свой собственный банк и, воспользовавшись приватизацией государственной собственности, постепенно становиться миллиардером.

Михаил Борисович Ходорковский — единственный ребенок в семье, принадлежавшей к нижнему слою среднего класса. Он родился в июне 1963 года в Москве. Отец его еврей, мать — христианка. В детские годы Михаила они жили в тесной коммунальной квартирке, хотя позже, когда отец продвинулся на службе, жилищная ситуация улучшилась.

Начальная школа, которую посещал Ходорковский, располагалась по соседству с фабрикой, где работал его отец, и Михаил помнит, как он с друзьями перебирался через забор и воровал куски металла. В детстве Миша мечтал стать директором фабрики, и потому дети в школе звали его «директор». Ходорковский окончил школу в 1981 году и начал изучать химию в Химико-технологическом институте им. Менделеева в Москве, специализируясь на ракетном топливе. Во время учебы ему приходилось работать плотником в домостроительном кооперативе. Именно в институте он познакомился со своей первой женой Еленой, тоже студенткой.

Их первый сын Павлик родился в 1985 году, и Михаил с горькой улыбкой вспоминает, как он, тогда молодой ученый, каждое утро вставал в шесть часов, чтобы на молочной кухне получить питание для малыша. Ходорковский окончил институт в в 1996 году. Его амбициозным юношеским планам найти работу в оборонной промышленности мешала национальность, но она не помешала стать заместителем секретаря комсомольской организации Фрунзенского района города Москвы. Как и многие комсомольские лидеры, во время перестройки он выгодно использовал свои административные связи с государственными предприятиями и политические контакты.

В 1986 году Ходорковский встретился со своей второй женой Инной, а также открыл Центр научно-технической молодежи. Хотя предполагалось, что центр станет объединением молодых ученых, Ходорковский использовал его просто как место своей коммерческой деятельности. «Он занимался всем: джинсами, коньяком, компьютерами, — всем, на чем можно было сделать деньги», — рассказывал один из бывших руководящих работников «ЮКОСа» [11]. Ходорковский и его коллеги продавали советским фабрикам новые технологии, ввозили персональные компьютеры, торговали французским бренди. Леонид Невзлин, ставший его ближайшим партнером по бизнесу, вспоминает, что все делалось под прикрытием Коммунистической партии: «В известной мере Ходорковского направили [в частный сектор] комсомол и партия» [12].

«К 1987 году предприятия Ходорковского гордились, что многие советские министры являются их клиентами, на них работали 5000 человек, а ежегодный доход составлял 80 миллионов рублей. Еще через год Центральный комитет комсомола дал своим организациям право открывать банковские счета, а также зарабатывать и тратить собственные деньги. Ухватившись за эту возможность, прозорливый Ходорковский открыл банк «Менатеп». Вскоре этот банк расширился, и к 1990 году, за годдо падения Союза, он даже открыл офшорные счета. Через семь лет Ходорковский нанял юриста Стивена Кертиса.

Вскоре после того, как к власти пришел Ельцин, Ходорковский начал осознавать огромное значение своих связей. Он обихаживал крупных работников бюрократического аппарата и политиков, устраивая щедрые приемы для высокопоставленных гостей как в престижных московских клубах, так и на шикарных дачах, принадлежащих «Менатепу», расположенных на Рублевском шоссе — престижном загородном районе на западе столицы. В 1991 году он был советником российского премьер-министра Ивана Силаева. На короткое время Ходорковский стал заместителем министра топлива и энергетики.

Одна из первых рыночных реформ Ельцина положила конец монополии Центрального банка на обслуживание государственных учреждений. Те предприниматели, которые уже открыли свои банки, получили огромное преимущество ОТ такого послабления в законах. Россия тогда, как и сейчас, была такой страной, где мало чего добьешься, пока не дашь взятку. Что же касается перевода депозитов, то широко известно, что банки, заплатившие высокопоставленным политикам и государственным чиновникам большие взятки, получали самых состоятельных новых клиентов. И при этом платежи часто шли вофшоры. По словам Билла Броудера, американского банкира, основавшего Hermitage Capital Management, один из крупнейших фондов, инвестирующих в Россию: «эти предприниматели открывали банки и, как правило, шли к министрам правительства с предложением: „Ты переведешь счета министерства в мой банк, а я положу пять или десять миллионов баксов на твой счет в швейцарском банке"».

Такие откаты давали возможность войти в очень серьезный бизнес, имеющий дело с государственными деньгами. К 1994 году в «Менатепе» находились средства, собранные для жертв Чернобыльской катастрофы 1986 года, а также деньги правительства города Москвы и самого Министерства финансов. Ктому времени уже крупнейший национальный магнат Ходорковский, которому исполнился тридцать один год, нанял бухгалтерскую фирму Артура Андерсена для ведения отчетности и потратил один миллион долларов на рекламные объявления в «Нью-Йорк таймс» и «Уолл-стрит джорнал». Его офис представлял собой роскошный особняк, расположенный в центре Москвы. Здание окружала высокая остроконечная ограда из кованого железа. Территория кишела вооруженными охранниками; некоторые были в хорошо сшитых костюмах, другие — в форме и ботинках военного образца.

Бахвалившийся деньгами Ходорковский сейчас мог нацелиться на промышленные предприятия, стоявшие на очереди к распродаже. В частности, продавалась огромная Сибирская нефтяная компания «ЮКОС», баснословная прибыль которой превращала владельца в супербогатого международного магната. Процедуру превращения громадного государственного предприятия в частное через схему «займа по акциям» решили Проводить на открьпых аукционах. В действительности торги ничего не значили. На тендер приглашали только заранее выбранных претендентов. Аукционы преимущественно находились под контролем тех же самых людей, которые подавали заявки; иногда для этой цели использовались подставные компании.

«Менатеп» Ходорковского отвечал за процесс обработки заявок на аукционе. В жаркой борьбе заявки с более высокими предложениями по ценам были дисквалифицированы «по техническим причинам», и Ходорковский выиграл аукцион. Таким способом он и его партнеры получили за каких-то 309 миллионов долларов 78 процентов в «ЮКОСе» и 2 процента мировых запасов нефти. Когда через два года, в 1997 году, акции начали свободное обращение, рыночная капитализация «ЮКОСа» в тридцать раз превышала эту цифру. По словам Строуба Талботта, бывшего помощника Государственного секретаря США, один за другим государственные промышленные конгломераты были распроданы по «ценам реализации имущества обанкротившихся компаний» [14].

Эту модель повторили и на других аукционах. К примеру, аукционом «Сибнефти» занималась НФК. В большинстве случаев на саму процедуру допускался один-единственный податель заявки. В некоторых ситуациях аукцион не выигрывал даже тот, кто предлагал самую высокую цену.

Схема «займа под акции» порой почти за одну ночь превращала многих покупателей из рублевых мультимиллионеров в долларовых миллиардеров. Первоначально кредиторы получали только долю в активах, но еще через пару лет правительство стало распродавать также и оставшиеся доли акций в сериях лотов; и снова это делалось без конкурирующих заявок и обещанных аукционов. Те, кто изначально являлся кредитором, обеспечивали оставшиеся акции самим себе.

К тому моменту обычные россияне в процессе приватизации потеряли терпение. Экономика совершенно развалилась, единичные люди нажились на провале ваучеризации. Повсеместно распространялось недоверие к небольшой группе местных политиков и бизнесменов, которые скупали российскую промышленность и природные ископаемые по сниженным ценам. Уже больше не питая иллюзий относительно президента и его политики, простые россияне начали наглядно демонстрировать стремление к коммунизму, в котором они видели безопасность и стабильность. Возникла внезапная перспектива того, что постоянно пребывающий в алкогольном угаре Ельцин проиграет грядущие выборы 1996 года кандидату от Коммунистической партии Геннадию Зюганову.

Опросы общественного мнения оценивали популярность Ельцина в шесть смехотворных процентов. «Вот и все, — говорил один из американских дипломатов в Москве, — я готовлюсь к тому, что Ельцин уйдет» [15]. Дав обещание прекратить аукционы по оставшимся акциям, Зюганов совершенно явно намеревался предъявить иск олигархам. В то время международный инвестор и филантроп Джордж Сорос, ныне один из величайших критиков олигархов, в какой-то степени язвительно предупреждал Березовского, что если коммунисты победят, то «вас повесят на фонарных столбах» [16].

Березовский был единственным, кто осознавал, что его враги находятся среди коммунистов. На секретной встрече в Давосе в Швейцарских Альпах во время Всемирного экономического форума в феврале 1996 года он побудил к действию самых богатых бизнесменов в России, известных как «группа семи». Они согласились финансировать избирательную кампанию Ельцина в обмен на предложение акций и руководящих постов в государственных промышленных предприятиях, подлежащих приватизации.

В так называемом «Давосском пакте» участвовало семь сторон, в основном это были банкиры: Михаил Ходорковский, Владимир Потанин, Александр Смоленский, Петр Авен, а также медиа-магнат Владимир Гусинский, промышленник Михаил Фридман и, конечно, сам Березовский.

Ключевым моментом избирательной кампании стало телевидение. Она финансировалась «черным налом». Средства тратились на подкуп журналистов и местных политических боссов. Но большая часть пошла на оплату комплиментарных документальных фильмов о Ельцине, которые показывали на частных телеканалах, на рекламные щиты (их разрешали устанавливать мэры городов) и даже на проельцин-екий рок-концерт. А Березовский беззастенчиво пользовался своим преимуществом владельца Первого канала (самой влиятельной телекомпании в России), чтобы всячески расхваливать Ельцина и дискредитировать противостоящих ему коммунистов.

Важную роль в кампании сыграли и западные пиарщики. Был привлечен Тим (ныне лорд) Белл — гуру в области средств массовой информации, который помог Маргарет Тэтчер трижды победить на выборах в Великобритании с 1979 по 1990 гг. Белл также тесно работал с командой, отвечающей за предвыборную кампанию губернатора Калифорнии Пита Уилсона, и способствовал его блистательному возвращению на этот пост в 1994 году, всего двумя годами раньше. В обстановке глубочайшей тайны, похожей на ту, в какой держатся секреты ядерного оружия, американские консультанты по формированию имиджа Dresner-Wickers переместились в многокомнатный номер 120 в «Президент-отеле» в Москве. «Секретность была невероятной, — вспоминал Феликс Брейнин, помощник Ельцина. — Все понимали, что, если коммунисты узнают об этом до выборов, они объявят Ельцина ставленником США. Мы отчаянно нуждались в команде, но приглашать кого-либо было очень рискованно» 117].

С американцами, работавшими в тесном контакте с дочерью Ельцина Татьяной Дьяченко, имевшей влияние на отца (она жила в соседнем номере 119), обращались, как с особами королевской крови. Им заплатили 250 000 долларов плюс расходы. Кроме того, им предоставили безлимитный бюджет на опросы людей, специальные рабочие фокус-группы и различные исследования, однако предупредили, что их комнаты и телефоны прослушиваются и чтобы они сами выходили из отеля как можно реже.

Американские пиарщики предложили воспользоваться такими грязными технологиями, как преследование Зюганова «честными командами». Они засыпали его провокационными вопросами с целью вывести из себя, но большей частью все же придерживались политически традиционного стиля. Широко использовались фокус-группы, почтовые рассылки и опросы общественного мнения, а в штаб-квартире, по словам одного из американских политических консультантов, постоянно говорили: «Что бы мы ни собирались сказать или сделать, мы должны повторить это восемь-двенадцать раз» [18].

Ельцин проявил себя в избирательной кампании популистом и ловкачем. Он много улыбался и так вдохновился однажды, что вышел на сцену рок-концерта, продемонстрировав несколько танцевальных движений. Ельцин, уже, казалось, стоящий на краю пропасти, переизбрался на пост президента, выиграв 13 процентов. Результат оказался шатким, но благодаря ему «новые русские» олигархи защитили свое состояние и сохранили политическое влияние. «Это была битва за наши жизненные интересы», — признался Березовский.

И вот теперь Березовский, получивший огромную власть, показал себя мастером манипуляции. Когда его спрашивали о кумирах, он отказывался от Макиавелли, предпочитая Ленина. «Не как идеолога, — замечал он, — а как тактика в политической борьбе… Ленин понимал психологию общества» [20].

Наступило время расплаты по долгам, и Ельцин выполнил свою часть договора: некоторые олигархи получили огромные новые правительственные счета, опять по дешевке приобрели новые государственные активы, уплатив лишь минимальные налоги. В своих мемуарах Строуб Талботт описывает ситуацию, сложившуюся в ходе президентской избирательной кампании, как «сделку Фауста, в которой Ельцин продал душу реформам». Но политические дельцы считали: то, что они сделали в пользу Олигархов, — практически ничто по сравнению с победой коммунистов, которые все бы вернули обратно. Они были убеждены, что, в отличие от доктора Фауста, который заключил сделку с дьяволом и был обречен на вечные муки, Ельцин выбрал меньшее из двух зол — заключил сделку, которая поможет России избежать настоящих страданий в случае возвращения к «ласти коммунистов» [21].

Некоторые из олигархов, в том числе Абрамович и Березовский, образовали вокруг Ельцина тесный кружок, который стали называть «семьей». Руководителем этой «семьи» и стражем президента стала младшая, любимая дочь Ельцина Татьяна. Несмотря на отсутствие каких-либо знаний в области бизнеса или политики, она была самым влиятельным советником, могла гарантировать особую защиту от государства и вскоре сама неимоверно обогатилась. Дружба между двумя олигархами и дочерью президента крепла. По словам Александра Коржакова, Березовский осыпал Татьяну щедрыми подарками: ювелирными украшениями, машинами, презентовал ей в том числе и «Ниву». «Автомобиль сделали по специальному заказу, снабдив его особой стереосистемой, кондиционером и сигнализацией, с роскошно оформленным салоном. Когда же «Нива» сломалась, Березовский тут же преподнес ей «Шевроле-Блейзер» (спортивную машину стоимостью более чем 50 тысяч долларов) [22].

Строуб Талботг писал: «Тесные связи Березовского с дочерью Ельцина Татьяной создали ему репутацию современного Распутина… В момент наивысшего расцвета влияния Березовского, когда он входил в государственные учреждения, в том числе и в кремлевские кабинеты, их хозяева иногда указывали на стены и, переходя на шепот, или, как это было пару раз, даже писали мне записки на бумаге. Таких обычаев я никогда не видел после эры Брежнева и во время тайных встреч с диссидентами-интеллектуалами» [23].

Если Березовский считался влиятельным дядюшкой в «семье», то Абрамович сделался тихим, но не по годам развитым племянничком, имевшим талант очаровывать самого важного члена «семьи» — Татьяну. Один из руководителей телевидения Игорь Малашенко был потрясен ловкостью юного нефтемагната: «Однажды вечером я приехал на дачу к Татьяне, а там находился этот молодой парень, небритый, в джинсах, выгружавший французское вино из своей машины. Он поставил его в холодильник и занялся шашлыком. Я подумал про себя: „Новый повар“. Но когда я спросил о нем Юмашева [мужа Татьяны], тот рассмеялся и сказал: „Да нет, это Роман. Он живет у нас, пока ремонтируют его дачу“» [24].

В октябре 1996 года Березовский был на вершине своей власти и стал заместителем секретаря Совета национальной безопасности страны, отвечая за урегулирование конфликта в Чечне. (Первая чеченская война началась в 1994 году, когда Чечня попыталась отделиться от Российской Федерации. Правительство Ельцина начало силовыми методами доказывать, что Чечня никогда не была независимым административным образованием в составе Советского Союза. Последовавшая за этим ужасная война стала катастрофой для обеих сторон.) Энергичный Березовский часто посещал кремлевские кабинеты, сжимая потертый кожаный чемоданчик в одной руке, а в другой держа огромный новый сотовый телефон «Моторола» серого цвета. Пока он ожидал встречи с Ельциным, его мобильный постоянно звонил. «Не могу говорить. В Кремле», — коротко произносил он в трубку. Березовский изматывал чиновников своими бесконечными связями и лоббированием. Когда в гостевом доме его офиса в «ЛогоВАЗе» и на даче в Александровке установили специальную линию АТС для государственной связи, телефонные звонки вообще не прекращались.

Многими своими сторонами такой клановый капитализм очень напоминал худшие черты советской эры. В течение некоторого времени Березовский и его коллеги по сути функционировали как политбюро: обделывали тайные дела «за сценой», плели секретные заговоры то друг за друга, то против — ни дать ни взять представители высшего аппарата в эпоху коммунизма. Когда один премьер-министр сменял другого, именно Березовский подавал новому назначенцу бумаги со списками людей, которых он хотел ввдеть в новом правительстве. Олигарх смотрел на мир только сквозь призму своих личных интересов. «Мое фундаментальное убеждение состоит в том, что, отбросив в сторону абстрактные понятия интересов людей, правительство должно представлять интересы бизнеса», — заявлял он [25].

Тем не менее, круг Ельцина не мог полностью защитить свой иммунитет от внешнего давления. Независимый Генеральный прокурор Юрий Скуратов по своей инициативе начал расследование дел внутри Кремля. Ельцин тут же уволил его, но Скуратов отказался покинуть пост, и Совет Федерации России дважды отказался ратифицировать его отставку. Через несколько лет, в 1999 году, перед ФСБ была поставлена задача дискредитировать прокурора. В духе классических ловушек КГБ ОРТ показало по телевидению короткий, плохо снятый видеофильм, как человек, похожий на Скуратова, возится с двумя проститутками. Так никогда и не прояснилось, был ли это Скуратов, однако случай стал концом его карьеры» [26].

К 1998 году Россия оказалась банкротом. Акции упали, процентные ставки поднялись до 150 процентов. В августе этого года один из аналитиков заметил: «Оценка кредитоспособности России ниже, чем Индонезии. Размеры экономики меньше, чем в Швейцарии. А весь биржевой рынок стоит меньше, чем водная индустрия Британии» (27].

Несмотря на полный хаос, реальное политическое влияние бизнес-элиты продолжало расширяться. Бизнесмены обогащались так стремительно, что невольно приобретали синдром, который Сталин когда-то называл «головокружение от успехов». В результате это влияние так же стремительно стало надать. Березовского освободили от должности в Совете безопасности РФ, хотя несколькими месяцами позже он вернулся в правительственные органы в качестве исполнительного секретаря Союза Независимых Государств, что предполагало координацию действий различных частей Российской Федерации. Однако все происходящее не повредило личному благосостоянию Березовского и не удержало его от интриг.

Олигархи и их партнеры были не единственными в России, кто боролся за искоренение возможности обратной замены капитализма на коммунизм и кто впоследствии появился с деньгами в Лондоне. Среди других победителей нельзя обойти вниманием «красных директоров». Агенты по недвижимости, открывшие русское отделение в лондонской компании Savills, помнят русского клиента, примерно в возрасте 65 лет, который владел химической фабрикой. Будучи одним из «красных директоров», он искал в 2002 году собственность в Лондоне стоимостью несколько миллионов фунтов. Несмотря на свое богатство, он все еще с ностальгией вспоминал коммунистическую систему, которая так хорошо послужила людям вроде него. Осматривая апартаменты, он вдруг ни с того ни с сего спросил, где похоронен Карл Маркс, и вскоре посетил кладбище «Хайгейт». Он совершенно искренне размышлял о Марксе, называя его отцом (в теоретическом смысле) Советского государства.

В 90-е годы Россия являлась местом, где сообразительные дельцы мира бизнеса, не задумываясь, играли с неоперившейся рыночной экономикой страны и проигрывали ее. Здесь не было отлаженной инфраструктуры, обеспечивающей стабильность, эффективность и законность переходного периода, поэтому страна стала золотым дном для умных, напористых хищников.

Ничто не иллюстрирует нагляднее работу этих сил, как дело с алюминием. Контроль над этими богатыми природными ресурсами стал предметом продлившегося семь лет жесточайшего противостояния, которое вошло в историю под названием алюминиевых войн. Оно оставила кровавый след и принесло Сибири репутацию «Дикого Запада».

Одним из победителей в сражении за алюминий стал Олег Дерипаска. Его путь к благосостоянию отличается от того, каким шли другие олигархи. Когда в 1991 году рухнул Советский Союз, он был двадцатитрехлетним студентом, но уже к 1994 году сделал большие деньги на торговле металлами. В отличие от других олигархов, Дерипаска не наживал состояние на приватизационных аукционах или через политические связи. Его контроль над алюминиевой промышленностью явился большей частью следствием того, что он сумел переиграть своих конкурентов и превзойти их в мастерстве насильственного присоединения. Дерипаска был рейдером корпораций постсоветского образца, позаимствовав методику, впервые примененную американскими и британскими магнатами, в частности сэром Джеймсом Голдсмитом.

Внешне Дерипаска — высокий, с коротко стриженными светлыми волосами, темно-синими глазами, немногословный. Но вид его обманчив. Переговоры с ним более напоминают игру в покер или в шахматы, нежели традиционные коммерческие сделки. Он обладает многими чертами характера, присущими и его другу Роману Абрамовичу: крайне сдержан и выглядит даже еще более по-мальчишески. Однако, несмотря на внешний вид, Дерипаска серьезный делец со стальными нервами. Редактор русского делового журнала «Финансы» однажды назвал его «очень жестким человеком. Не имея этого качества, он бы не смог создать такое огромное состояние» [29].

Как и Абрамович, Дерипаска являлся членом «семьи» Ельцина, но, так сказать, в прямом смысле. В 2001 году он женился на Полине Юмашевой, дочери руководителя аппарата Ельцина, Валентина Юмашева, который сам был мужем дочери Ельцина — Татьяны. Дерипаска познакомился с Полиной в доме Абрамовича. Их свадьба стала в России общественным событием того года. У них родилось двое детей. Как и Абрамович, Дерипаска устроил так, чтобы один ребенок родился в Лондоне, и также нанял ему няню-англичанку. Это был умный, как некоторые говорили, стратегический брак: после того, как Ельцин в 2000 году оставил свой пост, президент Путин своим первым указом гарантировал Ельцину и его родственникам защиту от уголовного преследования, что многими было расценено как quid pro quo[9].

Олег Владимирович Дерипаска родился 2 января 1968 года в Дзержинске, в 400 километрах к востоку от Москвы, в центре российской химической промышленности. Его отец умер, когда мальчику исполнилось четыре года, и ребенка воспитывали бабушка с дедушкой в традиционной казачьей крестьянской семье в Краснодаре, что на юго-западе России.

Хотя родители Дерипаски были евреями, он всегда больше сознавал себя именно казаком. «Мы казаки Российской Федерации, — позже говорил он. — Мы всегда готовы к войне. Значит, способны справиться с любыми проблемами и ситуациями. Дело в том, что трудности — это не катастрофа» [30]. Будучи серьезным и образованным подростком, он поступил, несмотря на свое скромное происхождение, в Московский государственный университет на физический факультет на отделение квантовой физики. Однако не успел он приступить к занятиям, как его призвали в армию и направили в засушливую степь где-то на границе с Китаем.

Молодого студента ожидали трудные времена. Отслужив в армии, он вернулся домой, когда страна оказалась на краю катастрофы, и начал работать на стройках по всей России. Считая, что у квантовой физики практически нет будущего, он бросил учебу. Его первой работой стало место директора в компании, которая занималась продажей военного имущества после выхода Российской армии из Восточной Германии. Затем он торговал металлами в Москве, но позже решил сосредоточиться на алюминиевой промышленности.

В то время в этой индустрии главенствовали братья Михаил и Лев Черные. Они родились в Ташкенте, выросли в Узбекистане и, воспользовавшись возможностями, созданными свободным рынком, к началу 90-х годов уже создали значительный бизнес, производя и экспортируя уголь и металлы. К концу 1993 года бизнесменам принадлежала большая часть акций самых крупных в России алюминиевых металлургических комбинатов. Но затем имя Михаила Черного лишилось своего блеска, так как российская пресса стала обвинять его в нечестном ведении бизнеса. Эти претензии он яростно отвергал, называя их попытками своих деловых и политических врагов измазать его в грязи. Несмотря на целый ряд претензий к нему со стороны международных правоохранительных служб, Михаилу Черному никогда не предъявляли обвинения в каком-либо преступлении. К 1994 году он обосновался в Израиле и стал править своей бизнес-империей оттуда.

В том году Михаил Черной (сейчас называющий себя Михаэль) дал двадцатишестилетнему Дерипаске первый крупный шанс: он нанял его руководителем одного из своих металлургических гигантов — Саяногорского алюминиевого завода, самого крупного в республике Хакасия. Целеустремленный и технически подкованный, Дерипаска увеличил выпуск продукции и каким-то образом убедил доведенных до крайней нищеты рабочих не бастовать. Будучи нервным, параноидным управленцем, который никому не доверял, он страдал от гипертонии, вероятно, в результате того, что его мозг редко отключался от работы. Из-за бессонницы он просыпался очень рано, шел на предприятие и снова работал над той или иной новой технологией. Дерипаске нравилось сосредоточиваться на какой-нибудь маленькой, часто незначительной, технической детали бизнеса или коммерческих контрактов.

В то время шла бесконечная политическая и коммерческая борьба за власть, и вскоре Дерипаска вступил в конфликт с местной мафией. Саяногорский завод подвергался налетам вооруженных банд, желающих взять его под контроль, поэтому Дерипаске постоянно угрожали убийством, и он не раз был на волосок от смерти. Иногда он даже спал на полу у печей в цехе, чтобы уберечься от бандитов. Ему все же удалось не только выжить, но и выпроводить криминальные синдикаты из этого бизнеса.

Разумеется, что в противостоянии бандитским группировкам — наемникам местных руководителей и жестоких конкурентов, мог победить только очень сильный и талантливый противник, каким оказался Дерипаска. Это способствовало тому, что он заработал себе определенную репутацию у законников и уважение среди бизнесменов. К 1999 году, меньше чем через 5 лет, он поднялся из мелких руководителей предприятия Черного до положения, которое ставило его на один уровень с боссом. За следующие три года он обошел всех оставшихся конкурентов, включая и самого Черного, и сделался единоличным владельцем «Русала» — гигантской алюминиевой корпорации. Менее чем за десять лет Дерипаска, бывший студент факультета квантовой физики, а затем управляющий металлургическим заводом, продвинулся на такой уровень, что стал контролировать всю алюминиевую промышленность. Даже по стандартам России 90-х годов он совершил взлет со скоростью метеора. Но все это было сопряжено с необходимостью постоянно принимать труднейшие решения, вступать в конфликты и побеждать.

В 90-х годах Россия стала жертвой и очевидцем перераспределения огромных своих богатств. То, что происходило здесь, можно сопоставить по значимости с тем, как если бы Маргарет Тэтчер решила продать всю британскую промышленность, от «Бритиш гэс» до «Бритиш телеком», за очень маленькую часть реальной стоимости горстке магнатов-фаворитов, которые оказывают финансовую поддержку Консервативной партии.

Некоторые из бенефициариев порой, защищая свою деятельность, сравнивали себя самих с промышленными и финансовыми тузами девятнадцатого века, такими, как Джон Д. Рокфеллер, Дж. П. Морган, Корнелиус Вандербильт, которые в конце XIX — начале XX века заработали огромные состояния на нефти, финансах и железных дорогах в Соединенных Штатах. За безжалостную и эксплуататорскую тактику Рокфеллер, Морган и Вандербильт получили прозвище «баронов-разбойников». Тем не менее Ходорковский однажды сказал, что его герой, если бы он был, напоминал бы Джона Д. Рокфеллера — отца-основателя американской нефтяной промышленности и первого в мире миллиардера. Однако для американцев методы Рокфеллера в бизнесе сделались настолько непопулярными, что к концу жизни его считали «самым ненавистным человеком в Америке».

Многие олигархи вызывают у русских людей такую же реакцию. Но справедливости ради надо учесть, что американские бароны-разбойники посвятили свою жизнь созданию гигантских монополий в области нефти, железных дорог и стали из ничего. Современные русские олигархи не могут сказать в свое оправдание то же самое. Очень мало кто из них прокладывал нефтепроводы, строил заводы, монтировал буровые платформы или хотя бы брал на себя необходимый финансовый и коммерческий риск. Лишь немногие создали новое благосостояние и действительно разбирались в той индустрии, которую они прибрали к рукам. Когда Ходорковский приобрел «ЮКОС» и поехал посмотреть одно из его основных предприятий, принимающая сторона была крайне удивлена, узнав, что он никогда раньше не видел нефтяных разработок. Российские олигархи наживали состояние путем манипулирования системой, а также с помощью бесцеремонной тактики и политического покровительства. В то время как бароны-разбойники заново вкладывали свои деньги в свою страну, российские олигархи вывели огромные финансовые потоки из своей страны.

Множественные исследования подтвердили невиданный масштаб личного обогащения за счет концентрации экономической собственности в России. В одном из них указывалось на то, что в 2001 году двенадцать ведущих приватизированных компаний России имели доходы, равные доходам целого федерального бюджета. В шестидесяти четырех крупнейших частных предприятиях всего лишь восемь групп олигархов контролировали 85 процентов прибылей [31].

Но были и альтернативы. Например, бизнесмен Джордж Сорос ратовал за западную помощь России, считая, что она самортизирует деградацию страны. Джеффри Сакс, влиятельный американский экономист и один из главных создателей плана «шоковой терапии», был сторонником очень быстрой приватизации экономики (с этим проектом согласились позже, когда он предложил его Белому Дому). Правительство Ельцина заставило Россию пройти эту самую «шоковую терапию», не считаясь с катастрофическими последствиями. Стоявшие в то время у власти утверждают, что все возможности политического и экономического выхода из социализма несли с собой огромный риск. Но наиглавнейшим желанием Запада было создать уступчивую и покладистую страну, которая бы поставляла дешевую нефть и не пыталась вернуться к прошлой Советской системе. Другие соображения носили вторичный характер.

Западные советники знали, что такую долговременную форму управления, основанную на коррупции и авторитарности, нельзя реформировать за одну ночь, а особенно в стране, где в течение прошедших семидесяти пяти лет наличие частной собственности считалось преступлением. Профессор Майкл Хадсон, финансист и экономист с Уолл-стрит, так высказался по этому поводу: «Разве действительно не было золотой середины? Неужели Россия не имела иного выбора, нежели между „диким капитализмом" с одной стороны и старой советской бюрократией с другой? Обе системы начинают выглядеть подозрительно похожими. Обе характеризуются экономикой черного рынка и соответствующей динамикой экономической поляризации» [33].

Некоторые обозреватели не соглашаются с тем, что появление класса олигархов было неизбежно, другие с тем, что создание экономической элиты оказалось необходимым для быстрого перехода к капитализму. Однако третьи заявляют, что при смене старой коррупционной и некомпетентной командно-административной системы такая смена даже желательна. Впоследствии Березовский, оправдывая свои действия, говорил, что это неизбежный результат капитализма. «Я не знаю ни одного примера, когда бы собственность делилась честным путем, — заявлял он. — Неважно, как именно поделена собственность. Ведь не могут быть счастливы все». Он также признавал, что сделал на приватизации миллиарды и что «Ельцин дал ему шанс стать богатым» [34].

Неизбежные или желательные социальные издержки были для России огромными, так как процесс приватизации в стране стал одной из самых ущербных экономических реформ в современной истории. В 1990-е годы промышленное производство упало примерно на 60 процентов, огромные пласты экономики были уничтожены, а большая часть населения обречена на нищету. Громадные суммы денег, вывезенные из России, были припрятаны на счетах офшорных банков, что многократно усилило экономический кризис 1998 года. Девяностые годы, когда шел процесс, известный под названием «бегство капитала», принесли стране одну из самых серьезных экономических проблем. По словам экономистов из Национального университеты Флориды, «они подорвали налоговую систему страны, увеличили нищету населения, снизили внутренние инвестиции и дестабилизировали финансовые рынки» [35].

Инвестиционный фонд Hermitage Capital констатирует, что в период с 1998-го по 2004 год 56 миллиардов фунтов капитала было вывезено из России, и большая часть этой суммы — в офшоры, хотя некоторые из этих операций были законны: большинство инвесторов просто искало более безопасную пристань, чем российский банк. Министерство экономического развития и торговли России утверждает: около 210–230 миллиардов долларов ушли из России во время реформ, и примерно половина из них — это «грязные» деньги, связанные с отмыванием средств или организованной преступностью. МВФ располагает сведениями, что 170 миллиардов угекли из страны за семь лет вплоть до 2001 года. Другие источники предполагают, что активы на Западе в сумме около 300 миллиардов долларов принадлежат российским гражданам и почти половина их из «неопределенных источников» [36].

Это те деньги, которые можно было использовать, чтобы перестроить промышленность, начать новый бизнес на родине и вложить в инфраструктуру. В действительности Россия потеряла таким образом эквивалент одной трети своего обширного внешнего долга. Законодательство по предотвращению вывоза капитала совершенно игнорировалось. К 2000 году приватизация сделала когда-то могущественную страну, которая протянулась на одиннадцать часовых поясов, прогнившей до самой сердцевины. По словам журналиста «Нью-Йорк таймс» Томаса Фридмана, «на всех уровнях различные министры, начальники управлений, комитетов и мэры входили в партнерство с частным бизнесом, местными олигархами или преступными элементами, создавая некую разновидность русского феодализма двадцать первого века». Фридман цитирует русского политического аналитика Сергея Маркова: «Российское государство напоминает огромного бодибилдера. Но стоит рассмотреть его получше, как становится понятно, что этот бодибилдер на самом деле мертв. А внутри его накаченного тела множество червей, которые пожирают то, что осталось внутри» [37].

В период 90-х годов не только олигархи и «красные директора» перемещали деньги за рубеж. Были маленькие игроки, которые просто не доверяли банкам, но большинство — это выходцы из преступного мира либо функционеры из КГБ, переименованного в 1992 году в ФСБ (Федеральная служба безопасности). Кое-кто из тех, кто был связан с криминалом, отмывали деньги посредством покупки зданий, баров и ресторанов в Восточной Европе, но большая часть крутилась вокруг лондонских ночных клубов и казино. Некоторые средства проходили через британские банки [38].

Деньги часто прибывали в форме твердой наличности, и существует множество историй из жизни русского сообщества в Лондоне о том, как вновь приехавшие в 90-х годах эмигранты, совершая покупки, доставали чемоданы, полные банкнот. Один мелкий агент по недвижимости из Британии, который, бывало, часто общался с русскими в ночных клубах, рассказывал, как однажды его представили молодой женщине, оказавшейся дочерью высокопоставленного чиновника из ФСБ. Узнав, что он занимается собственностью, женщина спросила, не могут ли они увидеться завтра. Когда на следующий день женщина появилась в его офисе, во время деловой беседы он заметил в кармане ее пальто револьвер. Поинтересовавшись, как она собирается платить, агент услышал ответ: конечно же, наличными. И она открыла большой портфель, набитый деньгами. Агент поблагодарил ее и вежливо попросил вести свои дела где-нибудь в другом месте.

Что бы новые русские ни покупали: собственность, ювелирные украшения или машины, чаще всего они платили наличными. Михаил Игнатьев, приехавший в Лондон в 1991 году в возрасте двадцати одного года со своей невестой-англичанкой, открыл успешный туристический бизнес, помогал русским и давал им советы относительно покупок и деловых путешествий. Он вспоминает, как один клиент попросил его помочь купить «рендж ровер». Он отправил своего работника, чтобы тот отвел клиента в ближайший автосалон. Ему все показали, и он сообщил, что хочет приобрести три машины и чтобы их отправили в Россию. Затем он открыл большой кожаный портфель, набитый банкнотами. Обеспокоенный, менеджер позвонил в полицию. Дело завершилось тем, что мужчину убедили дойти до банка, положить деньги на счет и потом рассчитаться чеком.

Процесс приватизации 90-х, который принес Лондону поток русских денег, не испытывал недостатка в критике как внутри России, так и за ее пределами. Кристина Фриленд, бывший шеф московского бюро «Файненшл таймс», описывала эту ситуацию как «циничное манипулирование ослабленным государством». Реальная проблема, по ее мнению, заключалась в том, что государство позволило героям-предпринимателям уйти, забрав все с собой [39]. В известной книге «Провалившийся Крестовый поход» Стивен Ф. Коэн, профессор, преподающий историю России в Нью-Йоркском университете, назвал политику США против России в 90-х годах «самым большим провалом американской политики со времен Вьетнама» [40].

Один из творцов приватизации Владимир Потанин впоследствии признавал ее бесчестную сущность: «Хотя я никак не отрицаю, что был ее автором, я бы хотел указать на то, что эта концепция очень сильно изменилась в результате политического давления красных директоров на правительство… Правительство не допустило иностранных инвесторов, не приняло другие меры. Позже это критиковали, и поделом» [41]. В октябре 1993 года Ходорковский сказал в американской программе новостей: «Русское законодательство позволило нам то, что в западном деловом мире было бы немыслимо».

Даже уже тогда защитники приватизации признавали, что было допущено множество ошибок. В 1998 году Борис Немцов, один из молодых реформаторов, который рассматривался как потенциальный преемник Ельцина, сказал: «Эта страна построена как непредсказуемое олигархическое капиталистическое государство. Его характерной чертой является концентрация собственности в руках узкой группы финансистов, олигархов. Многие из них работают неэффективно, имея паразитические связи с контролируемой ими промышленностью» [42].

К 1999 году первоочередной задачей олигархов стала защита их власти и благосостояния, а также гарантирование Ельцину такого преемника, который был бы так же сговорчив. «Проблема заключалась в том, что многие люди, имевшие потенциал руководить Россией, сами по уши увязли во взаимоотношениях с магнатами, — заметил Уильям Вечслер, чиновник из Национального совета по безопасности и Казначейства США. — Ужас состоял в том, что Россия могла превратиться в подобие Колумбии, владеющей ядерным оружием. Такая перспектива пугала, но я считаю, что она была реальна… Затем пришел черед Путина из КГБ, и там дело было явно нечисто. В последовавших битвах между Путиным и олигархами каждый утверждал, что идет драка между хорошими и плохими парнями. На мой взгляд, драка шла между плохими и плохими парнями».