Лошадь Молния

ГЛАВА 9

В гостинице средней руки, расположенной недалеко от ипподрома и потому популярной у жокеев, в последние дни перед "Классикой Дерка" неожиданно случился наплыв гостей из Барренстока.

Корди хотела проживать рядом с ипподромом, чтобы тренировать Чалого Бродягу. Она и раньше останавливалась в этой гостинице, потому что ее облюбовали жокеи, и она могла поболтать с ними о лошадях и скачках.

Финиш и Голди хотели быть поближе к Корди, чтобы присматривать за тренировкой. Они выбрали гостиницу благодаря низким ценам и тому, что владелец был их другом. Он даже согласился предоставить им номер в кредит, на что бы пошли немногие из знакомых Финиша и Голди. Но отсрочка была всего на несколько дней; владелец гостиницы все же не был идиотом и понимал, с кем имеет дело. Но и нескольких дней хватало, чтобы побывать на скачках.

Лахтенслахтер мог позволить себе жилье получше, и даже забронировал номер в отеле "Регентство" в центре города, но Энди хотел оставаться в центре событий, опасаясь, что без него примут какие-нибудь важные решения, так что Лахтенслахтер по его просьбе снял Энди номер рядом с остальными. Теперь, после завершения операции, роль Лахтенслахтера была исчерпана, но, как добросовестный хирург, он ежедневно навещал коня для проведения плановых осмотров.

Энди вообще не обязательно было торчать на ипподроме, но он не собирался пропускать столь волнующие скачки. И его присутствие снимало часть хлопот с Корди. Группе пришелся кстати запасной девственник, помогающий в уходе за конем.

Гостиница носила название "Подкова". Не слишком оригинально, существовало немало гостиниц с подобными названиями, и в каждой над входной дверью красовалась прибитая подкова. Но владельцы этой "Подковы" взяли идею и выжали ее до последней капли. У них над каждой дверью, окном и каминной полкой было прибито по подкове – талисману, приносящему удачу. Подковы использовались в качестве дверных ручек и подсвечников. На скатертях и обоях орнамент в виде подков. На стенах висели подковы знаменитых скаковых лошадей, в некоторых случаях – с автографами знаменитых жокеев. В баре подавали особо крепкий коктейль – "Подкова". По описаниям это был алкогольный эквивалент удара копытом по голове.

Также гостиница "Подкова" могла похвастать потертыми коврами, исцарапанной мебелью, скрипучими полами и покосившимися дверями, но в баре было уютно, светло и тепло. Тут можно было выпить пинту недорогого пива и даже заказать миску еще более недорогой похлебки. К ней прилагался ломоть ржаного хлеба. Финиш и Голди столовались в "Подкове" несколько раз в день. Собственно, переехав сюда, они только в гостинице и питались, из-за низких цен и возможности заказывать еду в номер. Тут они обедали и накануне выходных, когда должны были состояться скачки "Классика Дерка".

– Нам нужно присматривать за ними, – сказал Финиш, обращаясь к Голди. – До скачек два дня. После этого пусть она делает, что хочет.

– Они всего лишь дети, Финиш.

В каждом уважающем себя баре над стойкой висит зеркало, в котором люди могут наблюдать за другими посетителями в зале, не оглядываясь и не выдавая своего интереса. Бар в "Подкове" не был исключением, хотя и назвать его "уважающим себя" язык не поворачивался. Голди следила за отражением в зеркале Корди и Энди, вместе сидящих за другим столом.

– Мы даже не знаем, нравятся ли они друг другу.

– Мне не известно, что мисс Браун думает об Энди, но с уверенностью могу сказать тебе, что Энди думает о мисс Браун.

– Правда? – Голди не могла устоять перед таким соблазном приобщиться к свежим сплетням. – Он тебе что-то рассказывал, Финиш?

– Ему и не требуется ничего мне рассказывать, дорогуша. Он – парень, а она – красивая цыпочка. Когда парень в возрасте нашего Энди встречает такую красотку, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы прочитать его мысли и предсказать результат. И Корди не просто какая-то там краля. Она краля, расхаживающая в обтягивающих бриджах и сапогах для верховой езды – наряде, не слишком привычном для травалийского парня. Если только он не любитель определенного рода театральных постановок, осуждаемых приличными гражданами.

– Она надевает жокейский наряд только на время тренировок нашего коня, Финиш. Бо́льшую часть времени она носит раздельное платье. Думаю, Энди всего-то пару раз видел ее в бриджах.

– Голди, милая, в этом вопросе можешь всецело положиться на меня. Даже если бы Энди лишь однажды видел Корди в одежде жокея – этого достаточно. С тех пор, каждый раз, как он смотрит на нее, его глаза видят раздельное платье, а разум – сапоги, шелковую блузку и бриджи в обтяжку.

– Они ответственные молодые люди, Финиш. Они понимают, что поставлено на карту.

– Я не знаю, что творится в голове у девушек, Голди. Но я хорошо представляю, каким образом мыслят парни. Это заставляет вспомнить то, что нам рассказывал про мозги доктор Лахтенслахтер. Когда парень сталкивается с писаной красавицей – его мозг берет выходной и улетает на другую планету.

– К тебе это тоже относится, Финиш?

– Я мало чем отличаюсь от других парней, радость моя. Ты этого не знаешь, но среди завсегдатаев ипподрома я считаюсь довольно-таки здравомыслящей личностью. Однако, когда я рядом со своей нареченной возлюбленной, я тупею прямо на глазах. Вот почему, если ты спросишь какую-нибудь девушку про ее парня, то услышишь в ответ, мол, его голова ничем не лучше вешалки для шляп, и то в ней не хватает нескольких крючков. В то время, как ее парень может быть вполне успешным и пронырливым дельцом. Она не может этого оценить, потому что всякий раз, когда он рядом, его мозг перегревается от этой близости к объекту обожания.

– Хмм, – сказала Голди. Она отломила кусок ржаного хлеба от каравая и протянула его Финишу, любителю обмакивать хлеб в похлебку. – Полагаю, у нас, девушек, тоже есть слабые места. Особенно если мы в подпитии. Ладно, хватит болтать. Я присмотрю за Корди, а ты следи за Энди.

Две мишени, на которых сосредоточились взгляды Финиша и Годи, сидели в кабинке у окна, даже не подозревая, что за ними ведется слежка. Энди рассказывал Корди о кое-каких научных опытах, что они с Лахтенслахтером проводили для пополнения фонда знаний, продвигая таким образом достижения современной хирургии в массы.

– Не нужно раскапывать всю могилу целиком, – объяснял он. – Это займет слишком много времени. Следует просто вырыть яму рядом с надгробием. – Для иллюстрации этого процесса Энди использовал солонку, обозначающую надгробие, и сложенную салфетку, играющую роль могилы. – Когда добираешься до гроба, вскрываешь его штыком лопаты. – Энди постучал по салфетке ложкой. – Затем опускаешь в дыру петлю и надеваешь жмуру на шею. Тянешь изо всех сил, и тело выползает из гроба через дыру. Осталось засыпать яму, разровнять землю – и готово. Еще одно тело можно разобрать на части, и никто ничего не узнает. – Энди отхлебнул пива. – Но лучше всего забирать тело до того, как оно сильно разложится. Иначе ты рискуешь оторвать ему голову.

Корди потребовалось несколько минут на осмысление этой нетривиальной истории, прежде чем она смогла ответить.

– Знаешь, Энди, большинству девушек было бы неприятно узнать, что они сидят за столом напротив парня, у которого хобби – разграбление могил. Но, поскольку бо́льшую часть молодости я провела, разгребая навоз, то я не в том положении, чтобы воротить нос от увлечений других людей.

– Разве твои родители не могли нанять кого-нибудь для уборки конюшни?

– О, конечно, могли бы. Но это было как в то время, когда я начала увлекаться верховой ездой. Мне предстояло доказать, что я способна нести груз ответственности, прежде чем мне доверят собственную лошадь. По крайней мере, так мне объяснили. Теперь-то я думаю, родители надеялись, что грязная работа в конюшне склонит меня к более простым и дешевым увлечениям, типа книжек-раскрасок или вышивания крестиком.

– Они, наверное, изменили мнение, после того, как ты выиграла национальный турнир "Панжадрум".

Корди заливисто засмеялась.

– Ну, еще бы! Знаешь, что самое прикольное? Это была затея моего отца, рекламный трюк. Он ни на секунду не верил, что я и правда выиграю. В конце забега я должна была снять шляпку, распустить длинные волосы, и тогда все на трибунах вскричали бы: "О, да это девушка-жокей!" Моя мама даже не пошла смотреть скачки. Видел бы ты выражение ее лица, когда я принесла домой кубок.

– Давно хотел спросить: а почему теперь ты с короткой стрижкой? – Энди никогда раньше не видел девушек с такими короткими волосами.

– Так легче поддерживать чистоту. Катаясь верхом, можно здорово изгваздаться.

Хотя в Травалии подростки могли покупать алкоголь, если хотели, они заказали по бокалу легкого пива, почти не содержащего спирта.

– Я по-прежнему пью "Дерк", – объяснила Корди, – хоть и злюсь на них за то, что меня сняли с соревнований. У меня все еще контракт с пивоварней, и таковы его условия.

– Ага, точно, – сказал Энди, которому пиво казалось больше похожим на газированную воду. – Кто этот парень?

– Какой?

– Парень в баре, на которого ты смотрела.

Корди сделала вид, словно изучает публику в зале. Тут находилось около полудюжины мужчин, в основном жокеи и тренеры. Один из жокеев опирался на костыли, но это не мешало ему, перегнувшись через барную стойку, флиртовать с барменшей. Немного в стороне от них стоял молодой человек, одетый дорого и со вкусом.

Это был прихвостень Ваксрота по кличке Ланцет. Высокого роста, стройный, с пронзительными голубыми глазами и блестящими, слегка вьющимися темными волосами. Каждая складка его шелковой рубашки была безупречно отглажена. Каждая пуговица его идеально скроенного пиджака сияла серебром, как и пряжки начищенных до блеска ботинок. Он стоял, непринужденно облокотившись локтем на обшарпанную барную стойку и поставив одну ногу на латунный поручень, и наблюдал за отражением Корди в зеркале.

– Я с ним не знакома, – сказала Корди. – Просто обратила на него внимание.

– Ага, – сказал Энди. – Шикарные шмотки. – Он внезапно ощутил тягучую пустоту внутри. Энди был достаточно умен, чтобы распознать в этом чувстве ревность, и достаточно умен, чтобы ее не показывать. Он выскользнул их кабинки. – Полагаю, увидимся утром.

– В чем дело? Ты куда?

– Мы с Финишем решили по очереди дежурить возле Чалого Бродяги. Слишком большие надежды связаны с этим конем, чтобы оставлять его без присмотра. Поэтому я тоже вызвался подежурить.

– Как мило с твоей стороны. Я тоже могу присмотреть.

– Мы предполагали, что ты так скажешь, – покачал головой Энди. – Но тебе нужно как следует выспаться. Ты у нас и жокей и тренер, поэтому должна быть свежей, бодрой, веселой, в общем, на пике своей формы.

– Наверное, ты прав. Когда я не высыпаюсь, то моя форма оставляет желать лучшего.

– А мы не можем этого допустить. Так что увидимся позже.

Корди наблюдала, как Энди подошел к другому столику и кратко поговорил с Финишем. После этого мужчины покинули зал, а Голди, прихватив свой бокал, подсела к Корди.

– Вижу, у тебя появился поклонник, – заметила она.

Корди снова взглянула на красивого, хорошо одетого юношу. Он подарил ей лучезарную улыбку. Корди отвела взгляд, немного смутившись. У нее появилось немало поклонников после победы на "Панжадруме", но она так и не привыкла к их вниманию. Тем не менее, она была не прочь слегка пофлиртовать с тем парнем у стойки, если б напротив, якобы случайно, не села Голди. Корди мысленно пожала плечами. Парень все равно на нее не смотрел. Они с Голди некоторое время поболтали, и когда Корди в следующий раз взглянула в сторону бара – красавчика там уже не было.

Она увидела его снова, направляясь в свою комнату. Гостиница "Подкова" имела три этажа, с дюжиной номеров на втором. Первый этаж предназначался для хозяйственных помещений, а третий занимали персонал и слуги. Корди оставила Голди в баре и поднялась по лестнице, держа в одной руке большой медный ключ, а в другой кованый железный подсвечник. Она много раз останавливалась в этой гостинице и помнила, что на маленьком столике в конце коридора обычно оставляют горящую лампу. Сегодня лампа не горела, и коридор тонул во тьме. В полумраке Корди разглядела фигуру, скорчившуюся на полу возле двери ее номера. Она осторожно приблизилась, выставив подсвечник перед собой, а другой рукой сжимая тяжелый медный ключ, которым при необходимости, можно было воспользоваться, как кастетом.

Но, подойдя вплотную, Корди узнала красивого молодого человека, виденного перед этим в баре. Он поднял на нее глаза, мальчишеское лицо озарилось улыбкой.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – ответила Корди.

Парень, похоже, был обрадован ее появлением.

– Нельзя ли попросить у тебя огонька? Моя свеча погасла, и я не могу найти дверь своего номера.

Корди в свете своей свечи разглядела, что на полу у ног юноши стоит такой же железный подсвечник, как у нее, но с потухшей свечой. Рядом валялись кусочки трута, но, по-видимому, его огниво дало сбой и высечь искру не получилось. Корди наклонилась и зажгла его свечу от своей.

– Без проблем.

– Спасибо.

Юноша выпрямился вместе с Корди и оказался на полголовы выше ее; теперь Корди приходилось поднимать глаза, глядя на него. На серебряных пуговицах его пиджака и в глазах плясали отблески свечей. У него были самые красивые глаза, что видела Корди.

– Ты кажешься мне знакомой, – сказал он. – Мы раньше не встречались?

– Внизу, в баре.

– Да, я заметил тебя там. Но уже тогда мне показалось, что это не первая наша встреча. Ты же Вельвет Браун, знаменитая девушка-жокей?

Корди машинально подняла руку, приглаживая волосы. Она не так давно стала знаменитостью, чтобы устать от узнавания. Особенно, когда дело касалось внимания со стороны симпатичных парней.

– Да. Приятно, что узнал меня.

– Я видел, как ты участвовала в скачках. Ты была великолепна. Знаешь, вся моя семья теперь пьет пиво "Дерк" из-за тебя.

"Сочувствую", – чуть не вырвалось у Корди. Вслух она сказала:

– Очень признательна. Возможно, в это воскресенье снова увидишь меня на скачках.

Его рот растянулся в улыбке, обнажая чуть больше зубов, чем необходимо, что придало лицу хищное выражение.

– Скорее всего, нет. Могу я проводить тебя до номера?

– Вот моя дверь. – Корди повернула ручку. – Ну, доброй ночи.

Парень положил свою руку поверх ее, отчего по телу девушки пробежала легкая дрожь.

– Я так рад, что мы встретились. Я хотел бы задать тебе несколько вопросов. Не возражаешь, если я на минутку зайду?

Корди потребовалось несколько мгновений, чтобы справиться с изумлением. Она взглянула на невинное улыбающееся лицо юноши и чуть было не согласилась. Но здравый смысл возобладал.

– Ко мне в комнату? Ночью? Конечно, нет. Ты совсем обнаглел. – Корди перешагнула порог и начала закрывать дверь. Но все-таки обернулась и сказала, не желая обижать красавчика, – Если хочешь увидеться со мной снова, я буду…

Она проглотила конец фразы, когда парень сильным пинком распахнул дверь. Корди получила дверью по плечу, так, что не удержалась на ногах и уронила подсвечник на пол. В мгновение ока красавчик ворвался в ее темную комнату, схватил Корди за руку и притворил дверь. Каждое его движение было плавным, грациозным и очень быстрым.

Как ни была Корди ошеломлена неожиданным нападением, она все же сумела вырваться и отступить назад. Парень догнал ее, встряхнул, держа за плечи, и толкнул на кровать. Корди набрала в грудь воздуха, чтобы заорать. Он словно предвидел это, схватил ее за горло и сжал.

– Теперь, – произнес он, – мы можем пойти трудным путем или легким. Ты можешь быть со мной полюбезнее и тогда не испытаешь боли. К сожалению для тебя, я уже выбрал – путь будет трудным.

Корди вцепилась в его плечи, но ее короткие ногти были бессильны против рукавов пиджака из плотной ткани. Она потянулась к его лицу, но он отбросил ее руки. Продолжая удерживать за горло, парень прижал Корди к постели. Ее легкие отчаянно требовали хоть глотка воздуха. Схватив блузку за ворот, парень разорвал ее до пояса.

– Здо́рово! – раздался голос позади него.

Много веков назад, в отдаленной стране Востока, в крошечной деревушке Ах-Тум рос мальчик по имени Цзинь Го. Истинная история его жизни была утрачена спустя время и множество пересказов, но легенды о Цзинь Го известны каждому последователю но канду.

Легенды гласят, что семья Цзинь Го владела многими землями в окрестностях Ах-Тум, так что Цзинь Го не испытывал нужды. И все же он вырос с убеждением, что золото – всего лишь грязь, если у тебя нет крепкого здоровья, потому что все детские годы Цзинь Го страдал от головной боли, тошноты, одышки и слабости тела. Его родители советовались с лекарями и травниками, которые, после долгих раздумий и споров друг с другом, предлагали различные снадобья. Но ничто не помогало, и Цзинь Го из тощего и болезненного ребенка превратился в тощего и болезненного юношу. Затем один странник, забредший в деревню, поведал необычную историю.

Он рассказал об острове Ка-При,[41] одна часть которого была покрыта золотистым песком, а другая состояла из отвесных скал, возвышающихся над морем. На этих скалах монахи Ка-При выстроили монастырь, где разработали свою систему упражнений и медитации, с помощью которой человек мог обратиться к своему ци[42] – внутренней силе – для достижения просветления и излечения от болезней. Семья Цзинь Го в течение трех дней расспрашивала странника, пока все не убедились, что его история правдива. Затем они отправили Цзинь Го в этот монастырь, с щедрым подношением и почтительной просьбой оказать ему помощь.

Цзинь Го с сопровождающими путешествовали долгие месяцы, пересекая горные хребты и реки, и пережив множество приключений, до которых нам здесь нет никакого дела, прежде чем достигли острова Ка-При. Прибыв в своем золоченом паланкине в монастырь, Цзинь Го пал ниц перед настоятелем. Он поклялся отказаться от мирских благ, посвятить свою жизнь медитации и смирению, если монахи смогут излечить его от болезней. Настоятель долго слушал его рассказ, смотрел на Цзинь Го, поглаживая свою длинную седую бороду, и, наконец, объявил Цзинь Го, что его симптомы пропадут, как только он перестанет поглощать с пищей так много глутамата натрия.[43] Но, продолжил настоятель, раз уж Цзинь Го здесь, он мог бы воспользоваться специальным предложением, касающимся их системы упражнений и медитации. Оплатив годовой абонемент, он получит два месяца бесплатных занятий, плюс совместные занятия по вторникам и четвергам, а также неограниченное посещение тренажерного зала и джакузи. Однако Цзинь Го должен поторопиться с согласием, поскольку предложение доступно только для впервые пришедших. Так Цзинь Го поселился в монастыре на Ка-При.

Месяц за месяцем Цзинь Го добросовестно проводил каждый вечер в монастыре. Он усердствовал в освоении техники и изучении философии но канду, тренируя свое тело, успокаивая разум и обучаясь сосредоточению и управлению энергией ци. Дни он проводил на пляже на другом конце острова, совершенствуя свой загар. Там он и встретил любовь всей своей жизни, прекрасную Ки Тен.

Не успев и глазом моргнуть, Цзинь Го решил отказаться от монашеских обетов целомудрия, самоотречения и безбрачия. По правде говоря, он и не собирался долго соблюдать эти обеты, поэтому скрестил пальцы за спиной, давая их. Но до этого момента он их не нарушал. Теперь же он был готов. Стоило ему взглянуть в миндалевидные глаза Ки Тен, на ее мягкие ресницы, полные губы, безупречную кожу и потрясающую фигуру, и сердце Цзинь Го было потеряно навсегда.

Цзинь Го размышлял о том, как бы приударить за Ки Тен, но его мечты были прерваны самым возмутительным образом. Местный хулиган, пляжный забияка и просто негодяй по имени Ба Дхай, пнул песком ему в лицо. Ба Дхай проделывал это не в первый раз, но впервые Цзинь Го решил, что не собирается молча стерпеть. Он поднялся во весь рост. Затем поднялся на два дюйма выше своего роста, когда Ба Дхай взял его за грудки и оторвал от земли.

Сдавленным голосом Цзинь Го попытался высказать Ба Дхай все, что он о нем думает. Ба Дхай презрительно рассмеялся.

– Слушай, ушлепок. Я бы вмазал тебе по роже, если бы не… – Ба Дхай ненадолго замолк, пытаясь придумать причину не бить по лицу случайного безобидного отдыхающего на пляже. Он не преуспел в этом, поэтому несколько раз ударил Цзинь Го и оставил его с окровавленным лицом лежать на песке.

Цзинь Го пришел в себя от звуков нежного мелодичного голоса Ки Тен.

– Не стоит тратить время на этого слабака, – сказала она.

Цзинь Го поднял голову и увидел, как она перешагивает через него и подает Ба Дхай листок рисовой бумаги, на котором написала свое имя, адрес и названия нескольких баров, где ей нравилось проводить время. Для пущей убедительности она нарисовала вокруг своего имени маленькие сердечки.

Глубоко уязвленный Цзинь Го вернулся в свою монастырскую келью. В своем письме, адресованном отцу, он выразил весь свой стыд за свою семью, свою деревню и за себя. Он объяснил, что никогда не вернется домой. Вместо этого он собирался полностью отдаться медитации и овладению но канду.

Полгода он только тем и занимался, пока однажды не прибыл посланник с посылкой из Ах-Тум. Внутри был свиток от отца Цзинь Го; благодаря нему он понял, что должен делать, чтобы вновь обрести самоуважение и осуществить свою мечту.

Цзинь Го не стал терять время напрасно. Уже на следующий день он вернулся на пляж. Ничего не изменилось. Теплые волны все так же накатывались на берег. Морские птицы кружили над головой, роняя помет. Крошечные крабы сновали по горячему белому песку. Тело Ки Тен под лучами полуденного солнца блестело от масла. Она лежала на хлопковом полотенце, ее длинные темные волосы рассыпались по плечам. Цзинь Го подумал, что сейчас она выглядит еще прекрасней, чем при первой их встрече. Неподалеку от нее развалился Ба Дхай, выглядевший таким же бугаем, как всегда.

И все же Цзинь Го не колебался. Он бесстрашно приблизился к Ба Дхай и пнул песком ему в лицо. Мгновеньем позже Ба Дхай был уже на ногах, его пальцы превратились в когти, готовые сомкнуться на горле Цзинь Го. Но реакция Цзинь Го была молниеносной. Одним стремительным плавным движением, слишком быстрым, чтобы его мог уловить человеческий глаз, он сунул руку под свою тунику и достал бриллиантовый браслет, полученный от отца в той же посылке, что и свиток.

Бриллианты сильно и ярко сверкали в солнечных лучах. Но и вполовину не так сильно и ярко, как засверкали глаза Ки Тен. Ни секунды не раздумывая, она нанесла Ба Дхай три быстрых удара по голове, груди и животу. Глаза негодяя закатились, и он рухнул на песок без чувств. В один миг Ки Тен оказалась в объятиях Цзинь Го.

– Моя любовь к тебе так же сильна, как море, окружающее нас, и струится из моего сердца, словно теплые лучи восходящего солнца, заливающие песок, – сказала она, выхватывая браслет из рук Цзинь Го и застегивая на своем запястье. – Как тебя зовут, здоровяк?

– Цзинь Го, – ответил он. – Слушай, это было что-то потрясающее. – Он кивнул в сторону хулигана, распластавшегося на песке. – Где ты научилась так драться?

– Я прошла курс обучения в том монастыре на горе. Что-то под названием но канду.

– Правда? Я тоже изучаю но канду.

– Ага, здорово, Цзинь Го. Монахи думают, что суть в медитации и умении управлять своим ци. И прочая чепуха в том же роде. Но я открою тебе секрет, любовь моя. Если выполнять те же движения очень быстро – они становятся превосходным боевым искусством.

– Хмм, – задумчиво произнес Цзинь Го.

Той же ночью, прогуливаясь по пляжу, он сделал Ки Тен предложение. Она согласилась. Получив ссуду от отца Цзинь Го, они выкупили у монастыря лицензию на использование но канду, перепродали права уйме школ боевых искусств, гребя на этом деньги лопатой, и жили после этого долго и счастливо. Веками учителя распространяли но канду по всему Востоку, и некоторые из них даже отправились за границу.

Тем не менее лишь горстка людей в Травалии слышали о но канду.

Ланцет обернулся. Дверь отворилась и в комнату ступил Энди.

– Здо́рово! – повторил он. – Каждый парень мечтает спасти красивую девушку. Но многим ли из нас за всю жизнь выпадает шанс это сделать? Мне повезло.

– Проваливай, пацан. – процедил Ланцет. – Эта краля не для тебя.

Руки Энди были опущены вдоль тела, но кулаки сжались.

– Дверь открыта. Может, это тебе стоит проваливать, пока есть возможность.

Ланцет оттолкнул Корди. Она отпрянула к стене, держась за горло. Сунув руку в карман, Ланцет извлек маленький, но выглядящий опасным нож с костяной рукояткой.

– Ты разозлил меня, пацан. Если ты вынудишь меня порезать тебя, то я порежу и ее тоже. Так я поступаю, когда злюсь.

Больше он не успел ничего сказать. Для успешного противодействия ножу необходимы две свободные руки, но Энди решил, что риск оправдан. Он метнулся вперед, сделав три неуловимо быстрых шага, похожих на танцевальные па. Одна рука Энди ударила по предплечью Ланцета, отводя нож в сторону, другой рукой он врезал противнику по переносице. Этот прием назывался "Плывущий Трубкозуб"[44] – никто не знал почему – и он привел насильника в замешательство. Прежде чем Ланцет успел прийти в себя, Энди снова ударил его, на этот раз по горлу, одновременно схватив мертвой хваткой и вывернув запястье, так что нож выпал и воткнулся острием в доску пола.

Ланцет так просто не сдавался. Он нарочно упал на пол и лягнул Энди по лодыжкам, сбив его с ног. Энди рухнул навзничь. Ланцет наклонился подобрать свой нож, но Энди, оттолкнувшись от пола локтями и плечами, словно пружина снова вскочил на ноги – это движение носило название "Ящерица возвращается на скалу". Прежде чем противник коснулся ножа, Энди налетел на него, пнул ногой по колену, отскочил назад. Этот точечный удар его учитель боевых искусств именовал "Ударом по колену". Сложный прием. Не каждый боец может попасть движущемуся недругу точно в коленную чашечку. Еще меньше бойцов могут продолжать бой, получив удар по коленной чашечке. Нога Ланцета подкосилась, он грязно выругался. Однако, он все еще не был повержен. Проворно подковыляв к двери, он исчез в темноте коридора.

– С тобой все в порядке? – спросил Энди.

– Ага, – ответила Корди, взбудораженная, но серьезно не пострадавшая. Когда она открыла рот, чтобы поблагодарить Энди за помощь, к ее удивлению оттуда вырвалось: – Я его не впускала.

– Что?

– Этот парень вломился ко мне в комнату. Я его не приглашала. – По причинам, которые Корди затруднилась бы объяснить, ей было очень важно, чтобы Энди не подумал, будто она с кем-то встречается.

– Естественно, – сказал Энди. – У меня и в мыслях ничего такого не было.

– В любом случае, спасибо тебе. Ты появился как раз вовремя.

– Финиш послал меня кое-что спросить насчет завтрашней тренировки. – Энди взглянул на дверь. – Это было здорово. После стольких лет изучения но канду я, наконец, смог опробовать его в деле. Мой сенсей был прав, когда говорил: дай своему противнику возможность сбежать, но не давай себе ни единого шанса сбежать.

– Глубокая мысль, Энди.

– Да уж. Мой сенсей любит рассуждать о моральной стороне боя. – Энди ударил кулаком по ладони другой руки. – Он настаивает, что его искусство следует применять исключительно для защиты, и ни в коем случае не для нападения. На самом деле, настоящий мастер но канду старается избежать столкновения, даже если на него нападают.

– Думаю, это мудро. Ты тоже так считаешь?

– Нет, черт возьми! Может, ученики и должны вести себя смиренно, потому что это разумно, но в глубине души мы всегда надеемся, что враг не внемлет голосу разума, и можно будет с чистой совестью врезать ему по кумполу.

– Да, наверняка я бы чувствовала то же самое. – Корди обняла Энди за талию. – Я так тебе благодарна, Энди. И ты смотрелся очень круто с этими своими боевыми приемами.

– И у меня получилось, разве нет? – Энди немного напряг мускулы. – К тому же, он был крупнее меня. Ты как думаешь – он был крупнее меня?

– Может, немного. Он был высокий.

– Значит, у него и руки длиннее. И он был вооружен ножом. Да, думаю, я неплохо справился.

– Согласна, ты вел себя как настоящий герой.

– Не думаю, что тебе захочется еще раз повторить, да?

– Что?

– Ну, ты могла бы пройтись по темному переулку, вдруг кто-то набросится на тебя и тогда я мог бы всыпать ему от души.

– Думаю, для одной ночи ты проявил вполне достаточно героизма. – Корди чмокнула Энди в щеку. – Завтра я обязательно всем расскажу. – Она чмокнула его еще разок. – Но сейчас, Энди, ты в моей комнате. Ты мальчик, а я девочка. А такие вещи становятся поводом для сплетен. Так что, полагаю, тебе лучше вернуться к себе в номер. А мне пора спать. Еще один поцелуй, и ты уходишь.

Энди попытался продлить поцелуй, но Корди была непреклонна, и поцелуй получился почти целомудренный. Затем она мягко подтолкнула Энди в сторону двери. Вообще-то она собиралась еще раз поцеловать его на пороге, но с удивлением обнаружила стоящего за дверью мужчину. Энди тоже немного растерялся. Мужчина был очень крупный, горбоносый, с костяшками пальцев, напоминающими грецкие орехи, в широкополой шляпе и мешковатом костюме. Он посмотрел на Корди, потом поверх ее головы в комнату. Увидел Энди и кивнул ему. Он старался быть вежливым, но, когда заговорил, голос звучал, словно скрежет жерновов.

– Прошу прощения, – сказал он. – Вы мисс Браун? Мисс Вельвет Браун?

Корди кивнула.

– Спасибо, – сказал мужчина, невозмутимо обхватывая ее руку своими огромными лапищами. И сломал ее.