Лошадь Молния

ГЛАВА 5

Вернувшись в Барренсток, Энди не стал ни о чем спрашивать Лахтенслахтера. Он догадывался, что доктор думает об Эдди, поскольку в такие минуты Лахтенслахтер обычно погружался в хандру и был молчалив. Однако он заметно оживился, когда Энди предъявил ему новый мозг, и когда ранним утром следующего дня над горами появились грозовые тучи, доктор взялся за дело. Немалую часть вспомогательной работы Лахтенслахтер возложил на Энди, лишь присматривая со стороны, как тот прикрепляет новые ноги и сшивает сухожилия. Они также расширили легкие, использовав устройство, разработанное Лахтенслахтером на основе кузнечных мехов. Финиш еще раз съездил в город, чтобы закупить лошадиную кровь на живодерне; доктор рассудил, что цельная кровь поможет лошади быстрее восстановиться. Насытив кровь бесфлогистонным воздухом, ее заставили циркулировать по артериям, пока серая кожа не приобрела здоровый оттенок.

День клонился к закату, и к тому времени, как очередь дошла до мозга, небо уже полностью скрылось за тучами. Лахтенслахтер заблаговременно снял верхнюю часть черепа, так что эта часть операции не заняла много времени. Он вставил мозг на полагающееся место, срастил нервные окончания и объявил, что мозг сел, как влитой. Верх черепа установили обратно, закрепив серебряными штифтами, затем доктор сшил кожу головы почти незаметными швами. Непосредственно под кожей Лахтенслахтер поместил электроды. Когда жеребец вернется к жизни, Голди собиралась обклеить электроды конским волосом и покрасить в тон остальной шерсти Чалого Бродяги, чтобы они не были видны. Диди тоже помогала, рисуя картинки для украшения стойла новой лошади.

Энди надеялся, что на этот раз оживление пройдет без накладок. Приближающаяся гроза обещала быть не слишком сильной, а они с Лахтенслахтером уже не раз проходили через эту процедуру. Тем не менее, Лахтенслахтер настоял, чтобы они устроили целое представление для клиентов. Энди перед операцией отполировал все хирургические инструменты, они облачились в медицинские халаты и маски, а во время работы так и сыпали медицинским жаргоном. Такие обыденные вещи, как клей и липкую ленту, Энди спрятал с глаз долой. Лахтенслахтер думал, что через некоторое время Финишу и Голди наскучит наблюдать за операцией, и они уйдут, но Энди понимал, насколько сильно будущее этой пары зависит от Чалого Бродяги. Не удивительно, что они торчали в лаборатории на протяжении всей операции.

Лахтенслахтер поставил несколько бутылок игристого вина охлаждаться в ванночку со студеной водой, готовясь отпраздновать после возвращения лошади к жизни.

– Мне бы очень хотелось, чтобы в нужный момент внезапный порыв ветра погасил все лампы, кроме нескольких свечей, в свете которых мы увидим, как существо поднимается. Я видел нечто подобное в театре, это производило весьма впечатляющий эффект. Вот только ума не приложу, где разместить ветродуйную машину.

– Жаль, что мы, наверное, больше не увидим огни святого Эльма, – сказал Энди. – Они выглядели круто.

– Они оказались немного более опасными, чем мне хотелось бы.

Лахтенслахтер с Энди еще немного обсудили возможные способы драматизации будущих опытов, но в итоге согласились, что для этого проекта что-либо предпринимать уже поздно. Так что они подсоединили медные кабели к электродам, установили железные стержни и стали ожидать разряда молнии.

Природа не спешила им посодействовать. Грозе требовалось время, чтобы добраться до замка. Время от времени Энди поднимался на крышу взглянуть на небо, хотя из окон было видно ничуть не хуже. Над горными перевалами сверкали молнии и доносились раскаты грома, но гроза вела себя с подчеркнутой невозмутимостью буддийского монаха. Она словно обдумывала каждое свое перемещение. Оставалось лишь надеяться на то, что ей не придет в голову утихнуть, так и не достигнув замка.

Делать нечего, нужно ждать. Финиш и Голди ужинали молча, погруженные в свои мысли, в основном касающиеся их судьбы если ничего не получится. Финиш жалел, что не начал заранее отращивать бороду на тот случай, если придется скрываться, а Голди размышляла, как бы она смотрелась, будучи брюнеткой. Ей вспомнилось, как кто-то рассказывал ей об отличных возможностях для карьерного роста за границей, и Голди подумала, что им с Финишем стоит их изучить. Энди с Лахтенслахтером обсуждали между собой технические детали процесса воскрешения, а Диди хвасталась своим пони.

После ужина разыграли партию в карты, но Финиш и Голди были слишком рассеяны, чтобы сосредоточиться на игре. Они то и дело вставали с мест и подходили к окнам, глядя, как медленно надвигается темная масса облаков, скрывающих звезды. Доктор Лахтенслахтер посоветовал им немного отдохнуть. Энди вызвался дежурить и разбудить остальных, если начнется гроза.

– В данный момент я не ощущаю себя уставшим, – сказал Финиш, делая какие-то пометки карандашом на листе бумаги с печатным текстом. – Я бы предпочел не ложиться спать, а как следует изучить эту программу скачек. Вижу, открываются неплохие возможности для выгодных инвестиций.

– А я слишком нервничаю, чтобы спать, – сказала Голди. – Пойдем, Диди, я уложу тебя баиньки.

В конце концов, оба задремали в своих креслах – запаса нервной энергии хватает ненадолго, а когда она кончается, ты просто падаешь без сил – и Энди пришлось будить их, когда над замком прогремел гром. Он привел клиентов в лабораторию, где уже ждал Лахтенслахтер в белом хирургическом халате. Энди открыл люк на крыше и установил громоотвод. Гроза разбудила Диди, она спустилась из спальни в волочащейся по полу длинной ночной рубашке. Лахтенслахтер отправил ее вниз, велев отпереть входную дверь.

– Зачем? – спросила Голди. – К чему оставлять дверь открытой?

– На случай, если кто-то из деревенских жителей решит заглянуть к нам на чашку чая.

– Посреди ночи? В разгар грозы?

– Да-да, – поспешно согласился Энди. – В Барренстоке к чаепитию относятся очень серьезно. Никогда не знаешь, когда могут нагрянуть гости.

Голди посмотрела на него с сомнением, но не стала развивать тему. Финиш с задумчивым видом уставился на лежащую на столе тушу лошади.

Воскрешение прошло, как по маслу. Лахтенслахтер опустил массивный рубильник, соединив медные кабели с громоотводом над крышей. Через несколько минут в один из стержней ударила молния. Жеребец судорожно дернулся, когда сократились его мышцы. Стрелки приборов резко скакнули по циферблатам. Лахтенслахтер отключил рубильник. Приборы по-прежнему показывали присутствие электрических флюидов. Лахтенслахтер приложил стетоскоп к груди животного и через мгновение сообщил:

– Сердце бьется.

– Нужен ли дополнительный разряд? – спросил Энди, держа наготове лейденскую банку.

– Нет. Сердцебиение ровное, размеренное.

– Ага, я тоже чувствую, – сказал Энди, проверив пульс.

Грудь Чалого Бродяги начала подниматься и опускаться. Энди дождался кивка Лахтенслахтера и снял с морды коня дыхательную маску. Дыхание оставалось свободным. Лахтенслахтер просиял восторженной улыбкой.

– Он не двигается, – обеспокоенным тоном заметил Финиш, хранящий до этого молчание.

– Не торопите события, – ответил Лахтенслахтер. – Дадим ему несколько минут, чтобы прийти в себя, а затем попытаемся помочь встать на ноги.

– Нам совершенно ни к чему… – Слова Финиша заглушил раскат грома. – …если он останется в коме. – Подойдя к операционному столу, Финиш потыкал бок коня пальцем.

Жеребец внезапно открыл холодные серые глаза. У Финиша перехватило дыхание, и он отступил на шаг назад. Лахтенслахтер склонился над головой коня.

– Зрачки слегка расширены, – тихо сказал он Энди. – Возможно, из-за шока.

Жеребец вздрогнул всем телом и замер. Голди вопросительно посмотрела на Лахтенслахтера.

– Терпение, – сказал тот. – Подождем еще минутку.

Конь снова вздрогнул. Хвост мотнулся из стороны в сторону. Внезапно судорожными движениями жеребец подогнул под себя ноги и встал на колени. Прядая ушами, он издал низкий хриплый кашель.

– Готовься, – шепнул Лахтенслахтер Энди.

Чалый Бродяга поднялся на передние ноги. Они немного дрожали, затем окрепли. Голова коня опустилась.

– Давай! – скомандовал Лахтенслахтер.

– Жизнь! – пронзительно заорал Энди. – Подари жизнь моему творению!

Тяжелые капли усиливающегося дождя стучали по жестяной крышке люка. Лабораторию осветила мощная вспышка молнии. За ней без промедления последовал раскат грома, сокрушительный "БУУУМ!" с легкостью пронизал толстые каменные стены замка, ударив по ушам глубоким басом-профундо, в противовес маниакальному воплю Энди. Это был именно тот драматический эффект, на который надеялся Лахтенслахтер. Испуганный конь рывком поднялся на все четыре ноги. Простыня сползла с темно-коричневой шкуры. Свет ламп с отражателями подчеркивал рельеф тела, выделяя каждый мускул, перекатывающийся под кожей. Конь повертел головой, оглядев все углы помещения, без тени страха и нервозности взглянул на каждого из четырех присутствующих. Губы скривились в презрительной усмешке, обнажив крупные крепкие зубы. Воистину, это был чистокровный породистый жеребец.

Глаза Голди сияли от восторга.

– Он прекрасен! – сказала она, обнимая Финиша. Тот, потеряв от волнения дар речи, мог только кивнуть.

Энди склонил голову поближе к Лахтенслахтеру.

– Как звучал мой голос? – прошептал юный ассистент.

– Хорошо, – ответил Лахтенслахтер, стягивая с рук перчатки. – Хорошо, Энди. Просто отлично.

– Мой голос не дрожал, ведь правда?

– Нет, все было в порядке.

Энди внимательно посмотрел на Финиша. На мгновение ему показалось, что он видит блеск в глазах игрока, словно за его зрачками струится поток золотых монет. Но Энди решил, что это просто отблеск от света ламп. Финиш медленно и осторожно, словно лунатик, приблизился к операционному столу.

– "Классика Дерка", – завороженно пробормотал он. – Призовой фонд пять тысяч крон. "Дерби Белого Гравия".[22] Пятнадцать тысяч крон.

– "Кубок Пластрон",[23] – напомнила, приблизившись, Голди. У нее было такое же мечтательное выражение на лице и завороженный голос.

– Пятьдесят тысяч крон. – Финиш взял ее за руку.

– Мне понадобится новое платье на открытие "Кубка Пластрона".

– И оно у тебя будет, детка. Этот скакун – наш билет в большой мир. – Свободной рукой Финиш полез в карман и достал кусок сахара. Он протянул его жеребцу на раскрытой ладони, словно предлагая ритуальную чашу вина Богу Высоких Шансов. – Держи, – благоговейно произнес он. – Пусть это станет началом лучшей жизни.

Лошадь слетела с катушек. С яростным ржанием животное встало на дыбы, молотя передними копытами воздух. Затем оно обрушило свою ярость на операционный стол, с такой силой, что от него полетели осколки мрамора. Финиш вовремя отдернул руку, пока ее не размозжили хлесткие удары копыт. Глаза коня больше не выглядели спокойными и холодными. Они излучали огонь и гнев. Конь спрыгнул с операционного стола и, высекая подковами искры из плиток пола, врезался в шкаф с химическими препаратам. Шкаф рухнул. Стеклянные емкости разлетелись осколками, в воздух поднялись клубы мелкого белого порошка. Конь снова поднялся на дыбы.

– Готовь успокоительное! – быстро велел Лахтенслахтер, сохраняя видимость хладнокровия. Энди метнулся за шприцем. Лахтенслахтер попытался обойти жеребца и добраться до шкафчика с успокаивающими средствами. Конь развернулся к нему, лязгнув зубами. Лахтенслахтер отпрыгнул, но оставил в зубах жеребца немалый кусок хирургического халата. Доктор нырнул под операционный стол.

Финиш и Голди все еще стояли обнявшись, ошеломленные неожиданным поворотом событий и необъяснимой яростью животного. Когда жеребец опустил голову и уставился на них, потребовалось лишь мгновение, чтобы понять – он готовится к атаке. Финиш оттолкнул Голди с криком:

– Пригнись, милая!

Голди забралась под операционный стол, к Лахтенслахтеру. Финиш побежал, преследуемый конем. У стены он сделал резкий поворот, и жеребец врезался в книжный шкаф. На него посыпались книги. Он стряхнул их и снова бросился в погоню. Финиш укрылся за шкафом. Конь развернулся и лягнул задними ногами, разбив дверцу шкафа вдребезги. Повсюду разлетелись осколки стекла и книги.

– Что с ним такое, черт возьми?! – прокричал игрок.

– Я не знаю! – крикнул в ответ Лахтенслахтер. – Энди?

– Сейчас! – Энди вставил иглу в шприц и потянулся к шкафчику с лекарствами. – Какое?

Конь в бешенстве носился по лаборатории.

– Аква непенте.[24] Нет, держись подальше от лошади. Это слишком опасно. Бросай мне.

Энди катнул флакон с лекарством по полу. Увидев, что доктор протянул руку и схватил флакон, он отправил следом шприц. Лахтенслахтер быстро наполнил его из флакона. Но едва он попытался выползти из-под стола, коняга снова напала. Одно копыто задело рукав, другое превратило выпавший шприц в стеклянное крошево. Голди вскрикнула, стараясь держаться под защитой стола. Жеребец встал на дыбы и саданул передними копытами по столешнице, отчего мрамор не выдержал и раскололся.

– Доктор Лахтенслахтер! – закричал Энди, указывая на лестницу. – Антресоли! Забирайтесь наверх!

Лахтенслахтер понял намек. Он вылез из-под стола подальше от коня, помог Голди подняться и подтолкнул ее к лестнице, придав ускорение шлепком по ее стройной попке, после чего устремился вслед за ней на узкую площадку, опоясывающую лабораторию. Жеребец снова переключил внимание на Финиша. Тот сперва пытался спрятаться в проеме между двумя шкафами, но тут заметил еще одну ведущую наверх лестницу и достиг ее в три прыжка. Вскарабкавшись наверх, Финиш плюхнулся на пол антресолей за мгновение до того, как конь двумя меткими ударами копыт снес лестницу.

Теперь внизу оставался только Энди, но конь преграждал ему путь к последней оставшейся лестнице. Энди недолго колебался. Схватившись за один из медных кабелей, свисавших с громоотвода, он начал взбираться, перебирая руками. Поначалу у него неплохо получалось.

Волоски на руках встали торчком, напомнив Энди, что гроза еще не утихла, воздух полон статического электричества, а кабель по-прежнему подсоединен к громоотводу. Но, поскольку единственной альтернативой было остаться внизу и позволить растоптать себя тысячефунтовой коняге, Энди продолжил лезть по кабелю. Лахтенслахтер с тревогой наблюдал за ним. Поднявшись до высоты антресоли, Энди начал раскачиваться на кабеле.

– Давай руку! – крикнул Лахтенслахтер, протягивая свою.

Энди не раздумывая прыгнул с кабеля на перила антресолей. В полете его настигла четырехфутовая голубая вспышка электрического разряда, повергнув в шок, но Лахтенслахтер и Финиш схватили Энди за руки и перетащили через перила. Энди сел, привалившись спиной к стене, и стал ждать пока рассеются "зайчики", пляшущие перед глазами, и стихнет шум в голове. Через некоторое время он осознал, что кто-то зовет его. Это была Голди.

– Эй, с тобой все в порядке?

– Кажется, теперь я буду светиться в темноте. – Энди взглянул на свои ладони, на которых вспухали волдыри. – Да, я в порядке.

Финиш и Лахтенслахтер помогли ему встать. Энди вместе с тремя взрослыми перегнулся через перила. Конь стоял посреди лаборатории и смотрел на них снизу-вверх. Время от времени он фыркал и бил по полу копытом.

– Не знал, что лошади фыркают и бьют копытом по земле, когда в ярости, – сказал Энди. – Я думал так поступают только быки.

– Судя по всему, нам достался мозг скаковой лошади с очень дурным характером, – сказала Голди. – Такое иногда случается. Скаковые лошади довольно нервные животные.

– А я так не думаю, – возразил Финиш. – Резинка – знаменитая лошадь. Если такие знаменитости брыкаются и кусаются – об этом всем становится известно. Они плохо стартуют и не выигрывают скачки. Лучшие жокеи не захотят на них выступать. Слухи о таком быстро расходятся.

– Может, ему больно, – предположил Лахтенслахтер. – Возможно, мы криво наложили шов, это могло вызвать раздражение. Или он голоден. Сейчас его желудок пуст. Лично я, когда проголодаюсь, становлюсь вспыльчивым.

– Я не вижу там раздраженного коня, – сказал Финиш, указывая вниз. – Я вижу коня, у которого поехала крыша. Я годами наблюдал за лошадьми. Это отнюдь не нервная лошадь. Этого жеребца взяли бы на главную роль в постановку "Коня-демона из преисподней" без прослушивания.

– В любом случае, мне нужно еще раз обследовать его, прежде чем я смогу поставить диагноз. Очевидно, я упустил из вида какой-то важный момент.

– Обследовать его? – переспросила Голди. – Каким образом?

– Мне, конечно, придется вколоть ему успокоительное. Энди, как ты себя чувствуешь?

– Замечательно.

– Смог бы ты накинуть веревочную петлю коню на шею?

– Тут потребуется нечто большее, чем веревка, – сказал Финиш. – Например, смирительная рубашка.

– У нас полно веревок на конюшне, – сказал Энди. – Мне следовало бы приготовить недоуздок, чтобы отвести коня на конюшню. Не знаю, почему я об этом не подумал. Ладно, я залезу на крышу, спущусь по внешней стене и принесу веревку и недоуздок.

Лахтенслахтер посмотрел за окно. Снаружи было хоть глаз выколи и, хотя основной напор грозы миновал, капли дождя все еще барабанили по стеклу.

– Слишком темно и скользко, чтобы лазать по крышам. Дождись, пока прекратится дождь и взойдет солнце. Днем будет безопаснее. Мы вполне можем провести здесь несколько часов.

– Да уж, – сказал Финиш. – А мысли о потерянных деньгах помогут мне не заснуть.

– Может, конь уснет, – предположила Голди, – когда лампы потухнут.

– Я наполнил их маслом сегодня вечером, – сказал Энди. – Они еще долго будут гореть. – Он нахмурился, заметив, что жеребец навострил уши.

Из-за двери лаборатории донесся тихий скрежет. Никто из людей не мог его расслышать со своего убежища на антресолях, но конь внизу уловил и насторожился. Он повернулся, глядя на дверь; враждебность так и сочилась из его пор.

Увидев, что жеребец повернул голову, компания на антресолях тоже сосредоточила внимание на дверной ручке. Отполированная латунь блестела в свете ламп, так что они отчетливо, хотя и с беспокойством, наблюдали, как ручка поворачивается.

– Кого принесло в такой час? – пробормотал Лахтенслахтер, подумав, как кстати сейчас пришлось бы появление жителей деревни с вилами. Интеллект доктора явно дал сбой, потому что правильный ответ долю секунды спустя озвучил Энди:

– Диди! – закричал он. – Не входи!

Дверь отворилась, и девочка с подсвечником в руке проскользнула внутрь. Широкая улыбка озарила ее лицо, когда она увидела жеребца.

– Лошадка! – радостно воскликнула Диди. Она отпустила створку двери, но та, закрываясь, защемила подол длинной ночной рубашки девочки.

Энди бросился бежать по антресолям.

– Нет, Диди! Вернись! – остальные тоже начали кричать ей, из-за чего до Диди долетала какофония голосов и она не могла толком разобрать ни один из них. Подняв свою крохотную ручку, девочка поманила коня.

Энди добежал до ближайшего к двери конца антресолей и глянул вниз. Конь опустил голову. Пристально глядя на Диди, он направился к ней, размеренно и не торопясь переступая копытами. Энди он казался неким лесным зверем, подкрадывающимся к своей добыче. Каждый стук копыт по каменному полу отдавался в ушах похоронным звоном.

– Беги, Диди! Назад в спальню, живо! Диди, выйди и закрой дверь!

Диди не обратила внимания. Ее взгляд был прикован к полутонному животному, что приближалось к ней. Она осторожно поставила подсвечник на пол и помахала обеими руками.

– Иди сюда, лошадка.

Энди перекинул ноги через перила, готовясь спрыгнуть. Внизу, примерно в четырех футах в стороне и в десяти футах ниже, стоял шкаф.

– Энди, остановись! – крикнул Лахтенслахтер, поняв, что задумал его молодой ассистент. – Не вздумай прыгать!

Энди прыгнул. Его ноги ударили по верхней панели шкафа с такой силой, что треснуло стекло в дверцах. Мгновение он раскачивался, молотя руками воздух в попытке сохранить равновесие. Затем шкаф накренился и с грохотом завалился. Энди упал спиной на пол и лежал без движения.

Диди, увидев падение Энди, встревожилась, забыла о лошади и бросилась к нему. Но ночная рубашка, застрявшая между створок двери, дернула ее назад. Диди упала на колени. Подняться ей не удалось, она смогла лишь откинуться назад и сесть. Она видела, что Энди поднимает голову, и только сейчас осознала, что взрослые о чем-то предостерегают ее. Темная тень заслонила свет ламп. Диди медленно подняла взгляд. Жеребец навис над ней. На лице девочки появилась тревога.

Падение оглушило Энди, но он все еще сохранял сознание. Он перекатился на бок, чтобы увидеть, как бешенная коняга придвинулась вплотную к маленькой девочке. Он видел, как сдвигаются назад губы жеребца, обнажая широкие плоские зубы, как конь поднимает копыто и заносит его над головой ребенка. Энди в ужасе не мог оторвать глаз от этой сцены, уверенный, что сейчас станет свидетелем жестокой смерти Диди. На антресолях завопила Голди.

Но жеребец опустил ногу на пол. Он повернул голову то в одну сторону, то в другую, посмотрев на Диди поочередно обеими глазами. Затем опустился на колени. Мягко и бережно конь положил голову на колени девочки.

Энди приподнялся, застонав от боли, пронзившей каждую косточку и связку в его теле. Тем не менее, он встал на ноги и, пошатываясь, подошел к Диди. Конь теперь вел себя совершенно спокойно. Не обращая внимания на Энди, жеребец увлеченно терся своим носом об ребенка. Диди гладила его гриву.

– Хорошая лошадка. – Она улыбнулась, глядя на Энди.

– Ну, здорово, – произнес Энди. Стены лаборатории, казалось кружатся вокруг него. Он почувствовал чью-то руку на плече. Рядом оказался Лахтенслахтер.

– Энди, – сказал доктор, – расскажи-ка мне, каким образом ты раздобыл этот мозг?