Лошадь Молния

ГЛАВА 7

Вернер Ваксрот был внушительным мужчиной. Не высоким и в общем-то нельзя сказать, что толстым. Он был мясистым, мускулистым. Маленькие поросячьи глазки смотрели с квадратной физиономии, а ниже тонкие губы сжимались в прямую линию. Голова сидела на крепкой шее, переходящей в мощные плечи, от которых ответвлялись ручищи с толстыми запястьями. Такое телосложение подчеркивала дорогая, сшитая на заказ рубашка, и именно такая рубашка красовалась сейчас на Ваксроте. Он походил на типа, с которым не стоит связываться, и дела обстояли так, что с Вернером Ваксротом уже давно никто не связывался.

И все же, когда он хотел, то мог выглядеть довольно миролюбиво. Сегодня был как раз такой день, потому что Ваксрот обедал с ветеринаром ипподрома, человеком по фамилии Макгул. В обязанности ветеринара входила проверка лошадей и контроль за тем, что скачки проходят честно. Макгул в этом смысле являлся противником Ваксрота. Но время от времени они обедали вместе, потому что Ваксроту нравилось присматривать за своими противниками. Макгул был не из тех, кого можно угрозами заставить изменить свое мнение. Или даже побоями. Ваксрот считал это прискорбной ошибкой во взглядах. Иногда он подумывал уволить Макгула, в надежде, что на место поставят более сговорчивого человека, но потом отвергал эту идею. В конце концов, Макгул был врачом, а врачи, как правило, поддерживают друг друга. Ваксрот не хотел злить врачей. Люди его рода занятий частенько обращались к ним за медицинской помощью.

Макгул же обедал с Ваксротом по той причине, что ветеринарное дело – тоже дело, а расчетливые деловые люди стараются укреплять связи с другими людьми. Обстоятельства склонны меняться, и Макгул, возможно, не всегда будет профессиональным ветеринаром.

Сегодня настроение у Макгула оставляло желать лучшего. Они с Ваксротом сидели за столиком в ресторане “Sotto Voce”,[37] лучшем заведении Фарлонга. Тонкий фарфор, хрустальные бокалы для вина, а столовое серебро и правда было из серебра. Перед каждым из них стояла тарелка с превосходной отбивной с гарниром из свежего весеннего горошка, а также ранняя летняя клубника, но ничего из перечисленного не развеивало печаль Макгула. Даже спутница Ваксрота, очаровательная куколка с сочными розовыми губами и копной волнистых рыжих волос, не могла отвлечь его от горьких мыслей.

– Они проникли через вентиляционный люк на крыше, – сказал он Ваксроту, – и прямиком направились к мозгу единорога.

– Я думал, единороги вымерли.

– Почти. Вот почему этот мозг представлял такую ценность. Нелегко будет раздобыть другой. А возможно, это и был последний единорог. И главное – зачем? Зачем кому-то понадобился мозг единорога?

– Вам же понадобился.

– Я коллекционер. Если бы в округе был еще кто-то, коллекционирующий мозги – я бы о нем знал.

– Рог единорога вроде бы считается афродизиаком?

– Невежественное суеверие.

– Может, похитители были суеверны.

– Они украли мозг, Вернер, а не голову. В банке не было никакого рога.

– Люди иногда хотят странного. Помните ту овцу…

– Забудьте об овцах! – отрезал Макгул. – Слышать не хочу ни о каких овцах. – Он воткнул нож в свою отбивную. – Меня уже тошнит от шуток про овец. В общем, я именно поэтому настоял на встрече.

– Не припомню, чтобы кто-то из моих ребят рассказывал шутки про овец, – нахмурился Ваксрот. – Но если такое имело место, я, конечно, положу этому конец.

– Вернер, думаю, он имел в виду, что хотел поговорить с тобой насчет пропавшего мозга, – пояснила очаровательная спутница Ваксрота.

– Заткнись, Диана. – Ваксрот бросил на нее такой взгляд, что Макгул содрогнулся. – Я понял, что он имел в виду.

– Это было тщательно спланированное похищение, – продолжил Макгул. – Они не просто забрали одну из банок с полки. Они переклеили этикетки. Более того, подложили мозг на замену. Да, они явно охотились за новой жемчужиной моей коллекции. Должно быть, они знали, насколько ценен этот экспонат.

– Вы минуту назад сказали, что не понимаете, кому мог понадобиться мозг.

– Кроме другого коллекционера, – уточнил Макгул. – А другого коллекционера в этом городе нет. Значит, мы имеем дело с международной бандой, вроде похитителей драгоценностей. Вы понимаете о ком я. Они собираются на чердаках, хлещут дешевый джин и планируют хитроумные преступления. Затем напяливают балаклавы и черные свитера с высоким воротом и проворачивают поразительные кражи, вроде этой.

– Доктор, когда вы рассказали мне, что кто-то вломился к вам на чердак, "поразительная кража" – первая мысль, что пришла мне в голову.

– Я бы выпила еще вина, – сказала Диана официанту.

– Нет, она не хочет вина, – сказал Ваксрот. – Диана, сходи попудри носик.

Диана обиженно стрельнула на него глазами, затем встала и направилась к стойке бара, где попросила бокал вина. Но ей учтиво напомнили, что “Sotto Voce” – солидный ресторан, и дамы в бар не допускаются. Диана вышла. Ваксрот не обратил внимания на ее уход, поглощенный разговором с Макгулом.

– Я всегда рад оказать помощь в достойном деле, но я пока не понимаю, доктор, чего вы от меня хотите?

– У вас есть связи среди людей определенного сорта. Среди скользких типов из преступного мира. Вы могли бы навести справки: не пытался ли кто-нибудь продать украденный мозг.

– Я? Я уважаемый деловой человек.

– Вы букмекер.

– Любитель скачек.

– И ростовщик.

– Делец.

– И громила.

– К чему вы клоните, доктор? Вы просите меня прижать к ногтю этих воров?

– Да. Нет. Я хочу сказать – не совсем. Нет, не надо их калечить. Сперва я злился, но я это пережил. Просто, понимаете, договоритесь с ними, чтобы они вернули мозг за небольшое вознаграждение.

– Можно попытаться, – задумчиво произнес Ваксрот. – Но при ведении переговоров может возникнуть нужда надавить на них. Иногда пара сломанных пальцев побуждает человека договориться по-хорошему.

– Я бы предпочел не знать подробностей того, как вы ведете дела, Вернер. Просто сделайте одолжение и поищите принадлежавший мне мозг. – Макгул встал и полез за кошельком.

Ваксрот протестующе поднял руку.

– Я плачу́, доктор.

– Нет уж, Вернер. Вы каждый раз так говорите. Знаете же, что я не принимаю подобных подарков.

– Это всего лишь небольшой обед.

– Дело не в обеде. – Макгул бросил на стол несколько серебряных монет. – Соблюдая приличия, мне вообще не следовало бы встречаться с вами на людях. Правда, будет еще хуже, если люди подумают, будто я избегаю общения с вами.

– Как скажете, доктор. Я поспрошаю нужных людей насчет вашего мозга. И если мне потребуется ответная услуга…

– В разумных пределах, – вставил Макгул.

– Конечно. Собственно, речь о…

– О чем-то не связанном с допингом и подстроенными скачками.

– Безусловно, – кивнул Ваксрот. – Мне такое и в голову не приходило.

– Знаешь, – обратилась Корди к Энди, – мне всегда было любопытно, куда ты пропадаешь на лето.

– Правда? – спросил Энди. Он ощутил нелепую щенячью радость от того, что эта красивая девушка думала о нем, даже когда его не было рядом. – Мама с папой начали отправлять меня на лето к двоюродному дедушке еще с тех пор, как я был ребенком. Они считали, что горный воздух пойдет на пользу моему здоровью. Ты же знаешь, как душно летом в долине.

Они сидели, слегка покачиваясь на стопке шерстяных одеял, в задней части повозки Финиша и Голди, пока повозка одолевала каменистую горную дорогу до Барренстока. Прохладный ветерок ласкал недавно распустившиеся почки на ветках деревьев, приглаживал луговые травы и шевелил короткие волосы Корди.

– В этом году родители Диди решили поступить так же, – продолжил Энди. – Кстати, как дела дома?

– О, как каждое лето. Регулярные вспышки оспы, малярии и кори. А также многочисленные случаи черной чумы, зеленой чумы, желтой чумы, лихорадки, скарлатины, брюшного тифа, молочницы, коклюша и воспалений мошонки.

– Холеры не было?

– Дай-ка подумать. Нет, в этом году не слышала ни об одном случае холеры. Думаю, нам повезло. Значит, твои родители считают, что здешний воздух полезен для здоровья? Тут довольно холодно.

На Корди была легкая куртка для верховой езды и поверх она накинула одеяло. Энди помог его расправить на плечах.

– Когда светит солнце тут очень хорошо. Бывают лютые летние метели, но снегопад обычно не длится долго.

– Ты ученик доктора Лахтенслахтера?

– О, нет. Во всяком случае не формально. – Энди давно подозревал, что настоящая причина, по которой его стали отправлять на лето к родственникам, в том, что родители боялись – дети в городе будут дразнить Энди из-за горба. Но после нескольких лет повторения друг другу фразы "горный воздух полезен для здоровья", они забыли о изначальной причине. – Я просто помогаю ему, пока гощу в замке. Кстати, он клевый старикан. Не слушай жителей деревни, они такого о нем наговорят. Они кличут его безумным ученым, но…

– Я понимаю. "Безумный" не всегда означает "психопат". Это может значить "не от мира сего".

– Нет, они-то как раз убеждены, что он психопат. Они с Эдди постоянно грызлись. Но доктор почти никогда не выходит из себя, общаясь с кем-то другим.

– О, это так печально. И так странно. Говоришь, на тебя он никогда не злится?

– Думаю, когда речь о чужом ребенке, то это все меняет. Мои родители говорят, доктор Лахтенслахтер слишком сосредоточился на научных аспектах воссоздания человека и пренебрег подготовкой к родительским обязанностям.

– А вот и снег пошел, – крикнула Голди через плечо.

Крупные белые хлопья посыпались на землю. Сначала они смотрелись довольно красиво, сверкая в лучах заходящего солнца. Но через несколько минут поднялся ветер, снежинки стали мельче и летели наискось. К счастью, они уже миновали самый крутой участок дороги, так что Финиш, которому не хотелось править повозкой в полумраке и в снегопад, пустил лошадь рысью. Голди зажгла фонарь. Когда они миновали Барренсток, света еще хватало, чтобы заметить одинокую сгорбленную от ветра фигуру, кутающуюся в парку и бредущую по дороге в замок.

– Это он? – спросила Корди.

– Это он, – подтвердил Энди. – Сегодня утром у него были какие-то дела в деревне.

Финиш притормозил повозку.

– Доктор Лахтенслахтер, запрыгивайте. – Энди протянул руку и помог доктору влезть в кузов повозки. Финиш снова подхлестнул лошадь, повозка тронулась. Энди представил доктора и Корди друг другу:

– Доктор Лахтенслахтер, это Вельвет Браун.

– Очень рад знакомству, мисс Браун, – сказал Лахтенслахтер, с серьезным видом пожимая ей руку. – Насколько мне известно, скачки – опасное занятие, связанное с высоким риском споткнуться, упасть и получить травму. Вы в последнее время не получали травмы?

– Вовсе нет, – бодро ответила Корди.

Лахтенслахтер выглядел разочарованным.

– Что ж, дайте мне знать, если с вами что-нибудь случится. Благодаря современным технологиям, медицина шагнула далеко за грань простого исцеления.

Корди растерянно промолчала, но Лахтенслахтер перевел разговор на другие темы. По пути к замку он задал девушке ряд вежливых наводящих вопросов, в основном о ее жокейском опыте.

– Вы не голодны, мисс Браун? А ты, Энди? Если кто-то проголодался, мы можем вернуться в гостиницу.

– Я в порядке, – ответил Энди.

– Я тоже, – сказала Корди. – Мы с Голди выпили немного пива и закусили жареными пирожками на ипподроме.

Не успела повозка остановиться у дверей замка, как миссис Барли распахнула их и вышла навстречу.

– А, вот и вы, доктор Лахтенслахтер. – На жене хозяина гостиницы было пальто поверх домашнего халата, а в руке она держала фонарь. – Погода не предвещает ничего хорошего, доктор Лахтенслахтер, поэтому я пораньше отослала слуг по домам. Диди поужинала, и я уложила ее спать. Для вас я оставила на плите вареную курицу, а в хлебнице лежит свежий каравай. Проследите, чтобы все поели, – обратилась миссис Барли к Голди. – Вы же знаете, каковы мужчины; не могут о себе позаботиться. Предоставленные сами себе, они питались бы одним пивом с жареными пирожками.

– Без нас они беспомощны, – согласилась Голди.

К тому времени, как миссис Барли закончила свои нравоучения, Лахтенслахтер уже выбрался из повозки. Он взял ее за руку.

– Дорогая моя, куда же вы пойдете на ночь глядя? Вы не можете идти обратно в Барренсток. Я настаиваю, чтобы вы остались до утра.

– Фи, – сказала миссис Барли, удивив тем самым Корди. Та не думала, что кто-то еще говорит "фи", даже в провинции. – Не беспокойтесь обо мне, доктор. Я с детства хожу по этим дорогам и зимой и летом. Свежий летний снег меня не пугает. Наоборот, когда снег, то кажется светлее.

Лахтенслахтер, расплачиваясь с миссис Барли за то, что та присматривала за Диди, все еще пытался ее уговорить остаться, но она заявила, что ее ждут дела в гостинице, и отправилась в путь по дороге в деревню. Энди подумал, что миссис Барли права – из-за снега было лучше видно. Над замком всходила луна, скрытая лишь тонкой пеленой облаков; небо казалось светлее, чем обычно в это время.

Но ночь выдалась холодной, дул пронизывающий ветер, так что Энди был рад поскорее войти внутрь вместе с остальными. Все притомились, но Корди выразила желание взглянуть на лошадь. Они с Голди поднялись наверх переодеться. Энди отнес вслед за Корди ее дорожную сумку, а затем вернулся вниз и занялся своими упражнениями для укрепления спины.

Двадцатиминутная тренировка разогнала кровь и расслабила мышцы. Энди почти закончил последний подход, когда услышал тихий смешок. Обернувшись, он увидел Корди, наблюдающую за ним.

– Извини, – сказала она. – Не хотела тебе мешать. Но чем ты занимаешься? Это что-то вроде "боя с тенью"?

– Это называется но канду, – ответил Энди. – Древняя система упражнений, пришедшая с далекого Востока.

– Выглядит так, словно ты бьешься с невидимым противником, но очень медленно.

– Ты не так уж далека от истины. Но канду – одновременно система упражнений и боевое искусство. Когда медленно выполняешь каждое движение, это укрепляет тело, очищает разум, расслабляет нервы и улучшает кровообращение. А также предотвращает простуду.

– А угревую сыпь, случайно, не лечит?

– Ну, слегка уменьшает. Еще избавляет от грибка, лечит перхоть и возвращает волосам естественный блеск и объем. А если выполнять приемы быстро и энергично, то обучишься полноценной самозащите. Доктор Лахтенслахтер нанимал азиатского гуру боевых искусств обучать меня.

– И какой именно прием ты отрабатывал перед моим приходом?

– Он называется "Подъем на гору, возвращение к океану". Идея в том, что, завершая последний жест, ты готовишься к новой волне движений. – Энди исполнил несколько мудреных круговых махов руками и ногами. – Теперь перехожу к приему, название которого в переводе гласит "Укус воскового головастика". Но я испытываю смутное подозрение, что слова нашего языка не передают истинного значения.

По лестнице спустилась Голди в своей лисьей шубке.

– Вы двое готовы? Давайте позовем Финиша с доктором Лахтенслахтера и пойдем смотреть лошадь.

Вся компания направилась на конюшню. Лахтенслахтер шагал первым, с увлечением рассказывая Корди о своих многочисленных достижениях в области медицины, в частности о изобретенных им методах восстановления поврежденных нервов, обращения вспять гангрены, лечения порока сердца и придания старым татуировкам модного и крутого вида. Финиш и Голди следовали за Корди, нервно гадая, как конь отреагирует на ее появление. Энди шел рядом с девушкой, держа патентованную лампу-непроливайку, специально предназначенную для конюшен.

В конюшне было темно и тихо – хороший знак, по мнению Энди. Значит, конь либо спит, либо просто спокоен. Энди пропустил внутрь остальных, затем закрыл дверь конюшни на задвижку, чтобы конь не сбежал, если вдруг взбесится. Лампу он повесил на цепь, свисающую с потолка. Так было положено во избежание попадания огня на деревянные стены, которые легко могли загореться, но стойло Чалого Бродяги осталось в густой тени, и Энди не мог разглядеть, что там происходит. Впрочем, он был уверен, что жеребец где-то там, потому что они с Диди накормили и оставили его в стойле утром, а конюх получил указания коня никуда не выводить.

Энди решил подстраховаться на тот случай, если у лошади вновь сорвет крышу. Он подвел Корди к стойлу, но оставил на достаточном расстоянии от дверцы, чтобы она смогла увидеть коня, но была в недосягаемости его копыт и зубов. Затем он сделал лассо из мотка веревки и перекинул через плечо. Корди терпеливо, но с некоторым удивлением наблюдала за его приготовлениями. Финиш, Голди и Лахтенслахтер, понимающие, что и зачем делает Энди, не вмешивались. Когда все заняли свои места и затаили дыхание, Энди распахнул дверцы стойла, открыв его обитателя взгляду Корди. Вот только там было пусто. Жеребец пропал.

– Какого черта? – не сдержался Финиш, да Энди и сам не мог бы лучше выразить охватившие его чувства.

Энди торопливо открыл дверцы соседних стойл, на тот случай, если его подвела память. Они тоже пустовали. В конюшне было шесть стойл, Энди проверил все. Из одного стойла пони Диди потянулась носом к его руке. Из другого удивленно посмотрела тягловая лошадь Финиша.

– Он исчез, – сказал Энди, констатируя очевидное.

Голди, казалось, сейчас расплачется.

– Наш конь пропал!

– Нет причин для паники, – сказал Лахтенслахтер. – Он просто сорвался с привязи и вышел из конюшни. Вероятно, он где-то поблизости.

– Стойло было закрыто, – напомнил Энди. – И дверь конюшни заперта на задвижку. Он не мог выйти сам.

– Энди прав. – Глаза Финиша угрожающе сузились, в голосе прорезались суровые нотки. – Похоже, нашим скакуном завладел какой-то негодяй.

– Макгул? – с сомнением предположила Голди. – Решил забрать свой мозг обратно?

– Любой незнакомец, появившийся в такой маленькой деревушке, как Барренсток, неминуемо обратил бы на себя внимание, – сказал Энди. – Особенно если бы он направлялся в замок. Доктор Лахтенслахтер провел в деревне весь день. Кто-нибудь его предупредил бы.

– Полностью согласен, – сказал Лахтенслахтер. – Самое простое объяснение заключается в том, что конюх или одна из горничных поехали на нем обратно в деревню. Погода испортилась, поднялся ветер, и кто-то не захотел возвращаться домой пешком.

– Никто из ваших горничных не мог этого сделать, – сказал Голди. – Я поговорила со всеми, кто здесь работает. Никто из них не мог бы оседлать этого жеребца.

– А почему нет? – удивилась Корди, от которой ускользнул смысл фразы Голди. – Почему другой человек не мог оседлать этого коня?

Никто не успел ответить. Энди услышал тихое сопение из дальнего конца конюшни. Он поднес лампу к последнему стойлу. Пони Диди фыркнул. Энди протиснулся между пони и стенкой стойла и заметил в дальнем углу нечто розовое.

– О, ради всего святого! – Энди разворошил солому, схватил Диди за плечо и рывком поднял ее на ноги. – Диди, что ты здесь делаешь?

– Ничего, – хмуро ответила Диди.

– Ладно, неважно. Что произошло с нашей скаковой лошадью?

Диди выпятила губу.

– Я не знаю.

Остальные собрались у входа в стойло. Диди стояла в круге света от лампы, из ее волос торчала солома и она же облепляла розовую фланелевую ночнушку.

– Она босиком, – заметила Голди. – Диди, ты что, хочешь простудиться до смерти?

– Диди, возвращайся в постель, – велел Лахтенслахтер. – Давай я отнесу тебя в дом.

Доктор шагнул вперед, но Финиш остановил его.

– Минуточку, доктор. – Финиш строго взглянул на Диди. – Так, малышка, поведай-ка мне, кто умыкнул нашего чистокровного скакуна?

– Что?

– Где еще одна большая лошадка?

– Я не знаю.

– Деточка, мне очень хотелось бы знать, что случилось с нашей скаковой лошадью.

Диди обхватила за шею своего пони.

– Я не знаю. Я пришла сюда только чтобы побыть с Заплаткой.

– Отстань от ребенка, Финиш, – сказала Голди.

– Подождите, – вмешался Энди. – Дайте мне с ней поговорить. – Он опустился на колени перед девочкой и обнял ее худенькие плечи. – Диди, – мягко сказал Энди, – насколько я знаю, твои родители не одобряют порку детей, верно?

– Верно, – ответила Диди, растерянно глядя на Энди.

– И мои родители придерживаются того же мнения. Как и доктор Лахтенслахтер. Все они считают, что порка не дает ожидаемого результата и только портит воспитание маленьких девочек. Они думают, что насилие по отношению к детям совершенно недопустимо, и мягкие методы лучше способствуют хорошему поведению. Я прав?

Диди охотно кивнула.

– Да! Шлепать детей плохо!

– Что ж, Диди, придется тебе осознать одну простую вещь: я не твой отец, не мать и даже не дядя. Я всего лишь твой двоюродный брат. И если ты сейчас же не скажешь, где наш конь, я так отшлепаю тебя по заднице, что ты неделю не сможешь сидеть!

– Это все он виноват! – закричала Диди в ответ, тыча пальчиком в Финиша. – Он хотел убить лошадку. Я велела ей убегать.

– О чем она? – в недоумении спросил Финиш. – Не собирался я убивать лошадку. Я имею в виду – нашего скакового жеребца.

– Я слышала, – тоном обвинителя в суде продолжала Диди. – Вы говорили Микки. – Микки служил в замке конюхом. – Вы сказали, что если лошадка выиграет, вы устроите ей райскую жизнь. А нам рассказывали про рай в воскресной школе. Это такое место, куда попадают хорошие люди, когда умирают.

– О, боже мой, детка. У меня нет привычки убивать лошадей, особенно если речь о победителях скачек, и я твердо убежден, что подобный подход следует поощрять в сообществе лошадников. Когда я говорил, что собираюсь устроить жеребцу райскую жизнь, я имел в виду, что рассматривал возможность его отправки на конезавод.

Диди подозрительно посмотрела на Финиша.

– Конезавод? Это еще что такое?

– Туда стремятся попасть все жеребцы. Но отправляют только лучших животных, чтобы они там…

– Тсс, Финиш. – Теперь рядом с Диди опустилась на колени Голди. – Конезавод, Диди, это очень хорошее место, где Чалый Бродяга мог бы… мог бы… завести новых друзей. Очень много новых друзей. Он был бы там счастлив. Но мы все равно не отправим его на конезавод. Мы хотим оставить его у себя.

– Да, – с готовностью поддержала Корди. – Мы возьмем его на ипподром, где он будет делать то, что жеребцы любят больше всего на свете.

Все присутствующие мужчины странно посмотрели на нее.

– Я о скачках, – пояснила Корди. – Скаковые лошади обожают скачки. Это у них в крови.

– Точно, – кивнул Энди. – Я так и понял, что ты это имела в виду. Итак, Диди, где же Чалый Бродяга?

Диди расплакалась.

– Я выпустила его. Я думала, вы собираетесь его убить. Я сказала ему убегать, и он убежал.

Финиш стремглав бросился к выходу из конюшни, но Энди нагнал его и остановил.

– Бессмысленно вести поиски в темноте. – Энди закрыл дверь, защищаясь от студеного ветра и вихря колкого снега. – Вы не знаете этих мест. Вы сами можете заблудиться. Будет лучше, если мы потратим немного времени и разработаем план.

– Энди прав, – сказал Лахтенслахтер. – Перво-наперво нам нужно вернуться в дом, одеться как следует и взять фонари. Диди, в какую сторону пошел конь?

Диди ненадолго перестала всхлипывать, подошла к двери и указала куда-то в темноту. Энди поднял девочку на руки и переглянулся с доктором Лахтенслахтером.

– Ущелье.

Они направились к замку по садовой дорожке. Финиш поспешил следом.

– У меня такое ощущение, словно мурашки бегут по коже, – пожаловался он.

– Потому что холодно, – сказал Лахтенслахтер. – Честно говоря, собачий холод. Но в горах это нормальное явление.

– Чувство, что я испытываю, возникло где-то глубоко в утробе, а это отнюдь не то место, где я обычно чувствую холод. И это ощущение появилось, когда я услышал, каким тоном вы произнесли "ущелье". Что за ущелье?

– Не такое уж оно и страшное, – попытался успокоить его Энди. – Но если конь туда забредет, ему будет нелегко выбраться.

– Верно, – сказал Лахтенслахтер. – Но он хотя бы укроется от ветра.

– А еще он может завязнуть в сугробе. Снег обычно скапливается в ущелье.

– Но сугроб смягчит падение, если конь на него упадет.

– Думаю, у меня сложилась общая картина, – сказал Финиш. – И картина эта не из приятных. Такую картину мог бы нарисовать художник, не просыхающий от абсента и любящий рассказывать о своих ночных кошмарах.

– Не волнуйтесь, – сказал Лахтенслахтер. – Не забывайте, что по сути наша лошадь – степной носорог. Они водятся в гораздо более суровых условиях, чем можно встретить в Травалии. Они привыкли к холодной погоде и бесплодной местности.

– У него мозг единорога, доктор. Единорога, а не носорога. А тело – породистой скаковой лошади. Он привык к теплой конюшне и ровной дорожке на ипподроме.

Лахтенслахтер не нашел, что ответить.

Корди поравнялась с Голди.

– Почему вы назвали лошадь Чалым Бродягой? По описанию он гнедой.

– Не мы давали ему кличку. В любом случае, это не важно. Этот конь не из тех, что подходят, если их позвать по имени.

– Хорошо. Потому что, если мне суждено замерзнуть до смерти, таскаясь по горам в бурю и выкликая имя любимой лошади…

– Я читала эту книгу, когда была в твоем возрасте, – сказала Голди.

– …я не хочу, чтобы этим именем было Чалый Бродяга.

Они догнали остальных возле боковой двери в замок. Энди забежал в гардеробную за теплой одеждой, потом отправился за фонарями, пока другие облачались в пальто, шарфы и галоши, кроме Голди, не пожелавшей расстаться со своими стильными сапогами на высоких каблуках. Когда Энди вернулся, Лахтенслахтер раздавал указания.

– Горный склон к северу от конюшни, куда, по словам Диди, ушел Бродяга, рассекает глубокое ущелье, – объяснял он. – Мы разделимся на три отряда. Поскольку местность знаем только мы с Энди, он пойдет по одной стороне ущелья, а я по другой. Если мы отыщем жеребца, то приведем его обратно тем же путем. Остальные будут ждать у конюшни.

Корди смерила взглядом Лахтенслахтера и решила, что он слишком стар для того, чтобы бродить одному в горах во время метели.

– Не обязательно всем ждать у конюшни. Я пойду с вами.

– Хорошо, мисс Браун. Следуйте за мной.

Энди дождался, пока они отойдут за пределы слышимости, и сказал:

– Нам нужно по девушке в каждом отряде, чтобы завлечь коня. Диди, хочешь покататься на своем пони?

– Да! – Диди так живо закивала головой, что все ее маленькое тельце затряслось.

Энди сбегал за попоной и седлом для Заплатки.

– Я поведу пони. Сиди смирно и скажи, если тебе станет слишком холодно.

– Я с вами, – вызвался Финиш, которого не прельщало ждать у конюшни, пока его сбережения разносятся по округе снежной бурей. – Трудно будет одному и присматривать за малышкой и искать коня.

– Я тоже пойду, – заявила Голди.

– Дорогуша, кто-то ведь должен остаться, на случай, если конь сам вернется.

– Хм. – Голди кивнула. – Ладно, так уж и быть.

– Не пытайся его поймать. Просто открой двери конюшни и молись, чтобы он туда зашел.

Оснащенные заправленными под завязку штормовыми фонарями и кусками сахара, отважная троица отправилась в ночь. Под ногами у всех похрустывал тонкий слой снега. У всех, кроме Диди, которая ехала верхом, закутанная в столько слоев одежды, что едва могла шевелиться. Энди усадил ее на пони и вставил ножки в маленькие стремена. Поначалу девочка волновалась, но потом склонилась к шее пони и задремала.

– Как считаете, он узнает девчушку? – спросил Финиш. Ему пришлось повысить голос, иначе его не расслышали бы за свистом ветра. – Она сейчас больше похожа на кочан капусты.

– Сомневаюсь, что единороги ориентируются по внешности. Думаю, они руководствуются неким шестым чувством. Его привлечет либо Корди, либо Диди.

– Будем надеяться, его шестое чувство не даст сбой в снегопад. Может, единороги как комары.

– Комары кусают не только девушек.

– Да, но некоторые люди привлекают их больше, чем другие. И они каким-то образом чуют, когда люди поблизости и, не успеешь оглянуться, налетают целым роем.

Сильный порыв ветра сдул с ветки сосны комок снега, упавший Энди на голову. Он утерся рукой в перчатке.

– Надеюсь, у этого жеребца проснутся воспоминания о хорошей теплой конюшне и о кормушке, полной овса.

Энди не унывал. Он знал эти горы, как свои пять пальцев, после того, как провел здесь уйму летних месяцев. Он слышал немало баллад и читал истории о людях, уходящих из дома в холодную ненастную ночь на поиски потерявшегося ребенка, собаки, лошади, друга, подруги или дальнего родственника, который должен им деньги. И, в конце концов, пропавших находили. Заблудившийся лежал где-нибудь в сугробе, с посиневшими от холода губами, и иногда с отмороженными пальцами на ногах, но все же их спасали. Никогда такого не было, чтоб участники поисков возвращались домой, снимали куртки и говорили: "Нет, не удалось никого найти. Выпить бы сейчас какао".

С другой стороны, Финишу редко доводилось бывать на лоне природы. Спортом он тоже не увлекался, если не считать ставок на скачках. Пребывание на свежем воздухе и физические упражнения ему с успехом заменяло открытое окно. Поход по горам холодной снежной ночью казался ему занятием, подходящим разве что бесстрашным исследователям неизведанных земель, в честь которых потом называют реки и озера. Его фонарь давал достаточно света, чтобы разглядеть Энди, Диди верхом на пони и миллион кружащихся вокруг снежинок. За этой белой завесой, был уверен Финиш, скрываются чудовища, которые без сомнения не прочь полакомиться породистой лошадью, после того, как изучили расписание скачек и выбрали блюдо на ужин.

Финиш передернулся.

– Я и сам нахожу весьма привлекательной мысль о миске горячей овсянки и теплой подстилке из сена, – сказал он Энди. – Водятся ли в этих лесах звери, способные напасть на лошадь?

– Конечно. Пумы, медведи, волки…

– Хм.

– Но в такую ночь они, вероятно, попрятались по своим уютным берлогам и норам. Они не выйдут на охоту.

– Да, скорее всего не выйдут.

– Если только не проголодаются. Опаснее всего то, что можно упасть…

В эту же секунду нога Финиша провалилась в яму, скрытую под снегом. Тело последовало за ногой, скользнув сквозь тонкую корку наста в пустоту. Финиш взмахнул руками и фонарь полетел вниз. Кто-то крепко схватил его за запястье. Финиш мертвой хваткой вцепился в то, что оказалось рукой Энди.

– …в расщелину, – договорил Энди. – Держитесь!

Финиш навис над краем пропасти. Энди пока удерживал его, но его ноги скользили по ненадежной поверхности. К счастью, в другой руке Энди держал поводья пони. Четыре копыта крепко упирались в землю и обеспечивали достаточную опору. Энди осторожно подвел пони поближе, чтобы Финиш мог ухватиться за поводья. Тот отпустил Энди и обеими руками схватил поводья. Энди, таща пони за гриву, заставил его пятиться, пока маленькая лошадка не вытащила всех в безопасное место. Диди проспала все приключение.

– Не подходите близко к краю, – дал Энди Финишу запоздалый совет. – Там скользко.

Подняв фонарь повыше, Энди посмотрел вниз. Финиш только сейчас осознал, что они идут по краю крутого склона. В нескольких ярдах от него, не выше головы, колыхались верхушки деревьев, стволы которых поднимались со дна ущелья. Он взглянул на небольшой освещенный участок внизу.

– Я ничего не вижу. А ты?

– Я тоже, – с задором ответил Энди. – Это хорошо. Значит, Бродяга не свалился туда. Вот если бы мы увидели его там, внизу – было бы плохо. Посмотрите-ка вон туда. – Энди указал на противоположный склон ущелья.

Финиш разглядел два желтых ореола, светящихся в бледном лунном свете.

– Корди и доктор Лахтенслахтер, – пояснил Энди. – Мы приближаемся к концу ущелья. Там мы сможем перейти на ту сторону и встретить их. Идем.

Им потребовался еще целый час, чтобы достигнуть конца ущелья и встретиться с поджидающими их Корди и Лахтенслахтером. К тому времени снегопад прекратился. Ветер стих и небо слегка прояснилось. Вместе с тем, стало холоднее. Корди хлопала в ладоши, грея руки.

– Вы что-нибудь заметили на своей стороне? – спросил Энди.

Корди покачала головой.

– Нет, но там внизу так темно и все заросло деревьями и кустами. Думаю, мы могли его пропустить.

– Мы бы его не пропустили. Гнедой конь на фоне белого снега –он бы просто бросался в глаза.

– Нет, если он погиб и его занесло снегом.

– Он не погиб, – уверенно заявил Лахтенслахтер. – Такое падение не убьет ни лошадь, ни человека. Хотя, безусловно, искалечит. Мы бы увидели движение и, вероятно, услышали шум. Скорее всего, конь пошел в другом направлении.

Это должно было обнадежить Финиша, но не сработало.

– Тогда где же он? Забрел в лес, к пумам, медведям и волкам?

– Возможно, – предположила Корди. – В такую погоду лошадь инстинктивно укроется под деревьями.

– Или вернется в конюшню, – с надеждой добавил Финиш.

– Тише, – сказал вдруг Энди, глядя в сторону деревьев. – Кажется, я что-то видел.

Он поднял фонарь повыше, чтобы свет не слепил глаза и в то же время освещал бо́льшее пространство. Но все испортили Корди с Лахтенслахтером, которые тут же подбежали к нему со своими фонарями. Все вглядывались в ту же сторону, что и Энди. Усеянные снегом сосны казались частоколом черных стволов, белых крон и угольно-серых провалов между ними. Финиш, оставшийся без фонаря, заговорил первым:

– Да, вон там! Я вижу, как что-то двигается.

Лахтенслахтер продолжал таращиться в темноту.

– Может, просто снежный вихрь.

– Нет, оно не белое. И похоже на тень.

– Размером с лошадь?

– Не могу с уверенностью утверждать. Я видел не лошадь. Просто движущаяся тень.

– Давайте растянемся цепью и двинемся в том направлении, – принял решение Энди. – Если кто-то увидит коня – постарайтесь его окружить. – Энди поразмыслил над своими словами. – М-да, нелепо звучит. Я имел в виду, если кто-то увидит коня – пусть зовет остальных, и мы постараемся его окружить.

– А еще лучше, – предложил Лахтенслахтер, – зайти с тыла и погнать его обратно на конюшню.

– Разумный план, – согласился Финиш. – За исключением того, что он не учитывает ранее упомянутых пум, медведей и волков.

– У вас все равно нет фонаря, так что оставайтесь с Диди. Корди, выдвигайся в ту сторону. Доктор Лахтенслахтер пусть идет по центру. А я пойду… Ай!

Жеребец вынесся из тьмы со скоростью и внезапностью, которым позавидовала бы атакующая кобра. В общем-то люди, вышедшие на поиски, не должны были пугаться; они искали скаковую лошадь и знали, что скакуны быстро бегают и буквально срываются с места с началом забега. Более того, все надеялись, что искомый жеребец не просто типичный представитель скаковых лошадей, но и исключительный пример среди таковых. Тем не менее, они оказались застигнуты врасплох. Корди тихонько пискнула. Лахтенслахтер уронил свой фонарь. Финиш выдал короткую образную непечатную фразу, популярную у конюхов. Энди отпрянул назад, потерял равновесие и плюхнулся задом в сугроб. Даже пони Диди вздрогнул так, что брякнули бубенчики на его сбруе. Диди проснулась, огляделась и пробормотала:

– Лошадка?

Чалый Бродяга бежал прямо на Энди. Тот застыл, не в силах ничего предпринять. Конь навис над юношей, встав на дыбы и рассекая воздух окованными сталью копытами – огромное темное чудовище на фоне залитого лунным светом неба. В его глазах отражался свет фонарей, наполняя их оранжевым пламенем, словно у сбежавшего из преисподней демона, захватившего с собой частичку родного обиталища внутри черепа. Конь издал гневный храп, и в этом звуке Энди расслышал ярость дикого зверя, неукротимого существа, что бродило по степи и нападало на все живое, попавшее на глаза. Одно из передних копыт ударило о голые камни, высекая искры, другое с силой опустилось на землю в считанных дюймах от бедра Энди. Конь склонил голову набок и его глаз свирепо и пристально уставился на человека. В глубоком шоке, Энди не мог подняться на ноги. До него смутно долетали крики его спутников, но сам Энди словно онемел. Он лишь продолжал смотреть в глаза жеребцу, потихоньку отползая назад. Но через несколько футов он оказался на краю ущелья и понял, что отступать дальше некуда. Конь следовал за ним, его копыта с хрустом подминали сухой снег. Энди понял – это конец; конь не уймется, пока не затопчет его насмерть. Это было дикое животное, заключенное в теле одомашненной лошади, и оно было в ярости. Энди напрягся, в ожидании первого удара копытом.

И тут конь осторожно опустился в снег перед Энди и положил голову ему на колени.

Корди первой нарушила молчание.

– Так, друзья, есть что-то, связанное с этой лошадью, что вы мне забыли рассказать?