Лошадь Молния

ГЛАВА 1

Над горами вспыхивали желтые дуги. Раскаты громы перекатывались меж вершин, эхом отражаясь от склонов и превращая каждый "БУМ!" в канонаду: "Бум-бум-бум!" Деревню Барренсток, раскинувшуюся в долине, накрыл холодный ливень, но разгар бури был еще впереди. По булыжникам мостовой струились ручейки холодной воды. Порывы ветра хлестали по стенам каменных домов, срывая с карнизов капли и бросая их в окна. Чумазые кошки метались от двери к двери в поисках укрытия. Хозяин местной гостиницы по имени Балюстрада Барли, по совместительству являющийся мэром Барренстока, стоял в дверях своего заведения, прикрыв пузо непромокаемой накидкой. "Нужно быть круглым дураком", – решил он, – чтобы высунуть хоть нос наружу в такую бурю". Тяжко вздохнув, он постарался смириться с мыслью, что ему придется войти в их число.

У Барли мелькнула мысль прежде чем выходить под дождь вернуться на кухню и подкрепиться чашкой горячего бульона. Он оглянулся через плечо на теплую и светлую столовую, встретив строгий взгляд жены. Хозяин гостиницы поморщился, упрятал руки поглубже в карманы и припустил через площадь. На том конце уже собралась немалая толпа жителей деревни, практически все ее население. Многие были вооружены вилами. Некоторые сжимали факелы. Люди, казалось, не обращают внимания на проливной дождь, слишком взбудораженные, чтобы чувствовать холод. Барли протиснулся ближе к центру толпы.

– Ради всего святого, Мартин, – сказал он, – факелы-то зачем? Полдень на часах.

– При штурме замка без факелов никак, – ответил Мартин. Он был высок и худощав, без шляпы, так что мокрые волосы облепили голову, придавая его скуластому лицу сходство с черепом. – Так положено. Кроме того, пока суд да дело – может и стемнеть.

– Ты же в курсе, что есть фонари. А вилы тебе для чего? Ты что, собираешься прибраться в его конюшне?

– Вилы тоже нужны. Для такого дела вилы незаменимы. Всегда берут вилы.

Столпившиеся вокруг жители деревни одобрительно закивали. Штурм замка без факелов и вил – это ж ни в какие ворота.

– Уберите вилы, – велел Барли. – Нам не нужны несчастные случаи. Дорога скользкая и крутая, кто-нибудь может упасть и пораниться. Вы же не хотите, чтоб было, как в прошлый раз?

– Но нам же нужно оружие, – мрачно произнес Мартин.

– Вам не нужно оружие. С кем вы собрались сражаться? Сегодня ночью там только двое: доктор и Энди. Энди – всего лишь подросток.

– Да неужели? – сказал Мартин, понизив голос и пристально глядя на мэра. Окружающие придвинулись ближе. – А как же чудовище?

Барли невольно бросил взгляд на замок. Он не мог отчетливо его видеть, поскольку замок окутывал туман и скрывал моросящий дождь, но можно было разглядеть очертания серых стен и мерцающие огни в некоторых окнах.

– Нет никакого… то есть, вы не можете знать… мы не можем быть уверенными. Ой, да ладно вам! На улице так холодно и сыро, и никому из вас не хочется карабкаться на гору, правда ведь? Прямой угрозы нет. Заходите в гостиницу и выпейте горячего сидра за мой счет. А завтра я поговорю с доктором. Уверен, мы сможем спокойно разобраться с этим делом.

– Завтра будет слишком поздно, – возразил Мартин. Он взмахнул рукой, указывая на замок Лахтенслахтер. – Взгляните туда.

Все повернули головы, и в этот момент длинная зазубренная молния высветила замок. Мрачный и зловещий, он выделялся даже на фоне темных туч. Барли вспомнилось, что Мартин обладал раздражающим свойством удачно выбирать момент.

– Ему нужна молния! – крикнул Мартин. – Чтобы запустить его дьявольские устройства! Смотрите, буря движется вдоль долины. Через час гроза будет прямо над нами. – Его голос поднялся еще на десяток децибел. – Промедление смерти подобно! Разве вы не чувствуете? Разве не ощущаете флюидов зла, струящихся от этого про́клятого места? – Мартин вскинул руку над головой, а затем драматичным жестом указал на замок. – Смотрите, он нависает над нашей деревней, словно огромный демон! Почувствуйте ужас, исходящий от его черных камней!

Его речь была банальна, но действенна. Деревенские жители отреагировали, размахивая вилами и издавая одобрительные крики. Холодный дождь, вместо того, чтобы охладить их пыл, казалось, еще сильнее разжег огонь их гнева. Барли пришлось повысить голос, чтобы его услышали.

– Это тот же замок, что и в любым ясным днем! – крикнул он. – Нет в нем ничего таинственного и, тем более, ужасного. Это просто замок. Все вы побывали внутри. Миссис Барли ходила туда сегодня утром, относила торт.

– Да?! – крикнул кто-то. – Какой торт?

Барли замешкался. Толпа молча ожидала его ответа. За последние минуты людей стало еще больше. И все они старались протолкаться вперед, образуя плотный круг вокруг мэра. Теперь вся деревня, мужчины и те женщины, что смогли найти на сегодня няню, уставились на Барли. Несколько капель воды, проникшие под воротник, стекали по его спине.

– Торт на день рождения, – признался он.

– Вот видите! – вскричал Мартин. – Разве мы не понимаем, что это означает? – Очередная вспышка молнии озарила его лицо. – Неужели прошлый опыт ничему нас не научил? Время пришло. Мы должны поторопиться, пока факелы не догорели. – Раскат грома подчеркнул его слова.

– К замку! К замку! – закричали жители Барренстока.

Они приняли решение. Те люди, что собрались возле дороги, ведущей к замку, устремились по ней. Остальные двинулись следом. Вооруженные вилами в ярости потрясали своим оружием. Жители деревни, не имеющие вил, взяли их взаймы под немалый залог специально для этого случая. Другие вышли из положения, вооружившись лопатами, метлами и швабрами. Пара горничных угрожающе размахивали перьевыми метелками. Мартин, подняв факел повыше, поспешил возглавить процессию.

– Все за мной!

– Ну, здорово, – пробормотал Барли. – Мартин прирожденный командир.

Барли вернулся в гостиницу. Его жена по-прежнему стояла в дверях, наблюдая за происходящим, но посторонилась, пропуская мужа. Проходя мимо, хозяин гостиницы покорно взглянул на жену, а та одарила его ответным сочувствующим взглядом. Затем они оба посмотрели на толпу жителей деревни, беспорядочной массой поднимающихся по крутой дороге. Свет факелов отражался на мокрых и сердитых лицах, позади тянулся шлейф искр. Барли уже собирался отвернуться и уйти, когда заметил еще дюжину или около того мужчин, появившихся из переулка. Они шагали, выстроившись в две колонны, и были моложе, сильнее и выносливее остальных. На веревках, перекинутых через плечи, покачивалось тяжелое грязное бревно. Барли смотрел им вслед, пока обе группы людей не слились воедино. Только тогда до него дошло, что он только что видел.

– О, нет, – вырвалось у Барли. – Только не это… Только не таран!

И он припустил вслед за толпой.

– Зажим, – произнес доктор Лахтенслахтер.

Рукавом хирургического халата Энди смахнул прядь пепельно-русых волос, лезущую в глаза. Он нашел зажим на деревянном лотке с инструментами и подал его хирургу.

– Зажим, – повторил Энди.

– Скальпель.

– Скальпель.

– Ретрактор.

– Ретрактор.

Лахтенслахтер отстранил лезвие скальпеля от разреза. Специальные светильники с металлическими отражателями и полированными линзами бросали круги яркого света на операционный стол. Объект, на котором были сосредоточены усилия Лахтенслахтера и его ассистента, скрывался под простыней, оставляющей открытым лишь небольшой участок чистой выбритой кожи. Доктор не воспользовался ни хлороформом, ни какой-либо другой анестезией, но, несмотря на это, пациент даже не вздрогнул, когда его тело рассек скальпель. Честно говоря, он вообще не шевелился, даже грудь не вздымалась при дыхании.

– Как насчет его жизненных показателей, Энди?

Ассистент-подросток взглянул на циферблат манометра.

– Кровяное давление нулевое. Дыхание – ноль. Пульс тоже.

– Чудненько. – Убедившись, что состояние пациента стабильно, доктор Лахтенслахтер счел возможным продолжать операцию.

– Клей, – сказал он. Энди подал тюбик клея.

– Нить.

– Нить.

– Скрепка. Сургуч. – Доктор работал быстро, завершив операцию меньше, чем за десять минут. Затем отступил назад с довольной улыбкой. – Думаю, это сработает. У меня хорошее предчувствие, Энди. Хочешь зашить?

– Конечно, – согласился Энди, обрадованный тому, что ему доверили столь важную часть дела. Они с пожилым хирургом поменялись местами, хотя Лахтенслахтер по-прежнему стоял рядом и внимательно наблюдал за действиями Энди.

– Помни, чему я тебя учил, Энди. Что самое важное должен помнить каждый врач?

– Клюшку для гольфа нужно сжимать пальцами, а не ладонями.

– Эээ, верно, но кроме этого. При завершении операции.

– Не оставлять хирургических инструментов внутри пациента. – Энди поковырялся в ране пинцетом, извлек комок ниток и положил на поднос. – Я заметил это, доктор Лахтенслахтер. Я знаю, что вы меня проверяли.

– Всех нас следует проверять, Энди. Это помогает сохранить сноровку.

Энди продолжал работать пинцетом.

– Вот еще пара монет. И какое-то кольцо. И штопор. Полагаю, все это тоже часть проверки?

– Ты нашел штопор? А я-то голову ломаю – куда он делся? – Лахтенслахтер заметил выражение лица молодого ассистента. – Шучу, Энди. Да, это часть проверки. Можешь зашивать. Как там моя племянница?

– Диди уже несколько часов ждет в коридоре. Она так переживает. Вы же знаете, как сильно она хочет его увидеть.

– И, как я сказал, она сможет его увидеть только когда все закончится. – Лахтенслахтер стянул с рук хирургические перчатки. – Гроза приближается, а нам еще нужно подготовиться. Что ж, заканчивай шить, а я пойду скажу ей, что операция прошла успешно...

– …хотя пациент, – добавил Энди, – по-прежнему мертв.

В долине лил мягкий теплый дождь. Мужчина в клетчатом костюме, мягкой шляпе с загнутыми вверх полями и броских туфлях облокотился на ограждение ипподрома "Во весь опор", наблюдая, как лошади шествуют мимо него к стартовым воротам, откуда должен начаться последний сегодняшний забег. Имя мужчины было Фил "Финиш" Финстер. Ему нравилось стоять у ограждения, с интересом наблюдая за скачками, в отличие от многих игроков, которых волновали лишь результаты. Финиш был не таков. Ему нравились лошади, нравилось следить за скачками, а особенно нравилось стоять у финишной черты, когда гурьба лошадей – тысячи фунтов костей, мышц и сухожилий – неслась к нему со скоростью сорок миль в час. С боков брызжет пот, копыта взметают комья грязи, а молодые щуплые жокеи неистово нахлестывают лошадей, сгорбившись над их шеями. Финиш искренне считал, что нет в мире более захватывающего зрелища.

Финиш был доволен. Беговая дорожка утопала в грязи, но его это не беспокоило. Он поставил кое-какие деньжата на гнедого по кличке Чалый Бродяга,[1] а Чалый Бродяга хорошо гнал по грязи. Чего уж там, Чалый Бродяга был хорош на любом покрытии. Так что выплата по ставкам в случае его победы была невелика, но Финиш уже неплохо поднялся в этот день и был не прочь выиграть еще немного. Ни одна из других лошадей не могла сравниться с Чалым Бродягой.

Финиш сдвинул шляпу на лоб, чтобы капли дождя стекали спереди, а не капали за шиворот. Вода, струящаяся с полей шляпы прямо перед глазами, немного отрезвила его. Вспомнилось, что деньги, выигранные сегодня – капля в море по сравнению с той суммой, что он задолжал. Особенно неприятно, что бо́льшую часть он задолжал Вернеру Ваксроту.

Печально. Финиш знал, как раздобыть деньги. Он получил наводку, которая, если верить информатору, была вернее некуда. У парня, подсказавшего Филу лошадь, был друг, брат которого ухаживал на конюшне как раз за этой лошадью, так что информация была, что называется, из первых рук. Проблема заключалась в том, что чтобы сорвать большой куш, нужно сделать большую ставку, а у Финиша в карманах гулял ветер, и притока денежных средств не ожидалось. Многие, находясь в его положении, бегали бы взглядом по трибунам и нервно оглядывались через плечо. Но Финиш мог не беспокоиться за свой тыл, ведь за ним присматривала его девушка Голди. Поэтому он сосредоточил внимание на беговой дорожке и лошадях, готовящихся к скачкам.

Несмотря на все свои проблемы, мысли о Голди вызвали у Финиша улыбку. Сегодня она и сама выиграла немного денег, так что на данный момент им хватало наличных на хороший ужин и, возможно, на оплату номера в гостинице, хотя обычно Финиш не любил тратить с таким трудом заработанные деньги на ерунду, вроде съема номера. Улыбка стала шире, когда Финиш почувствовал ее прикосновение к своей шее. Но взволнованный голос Голди стер улыбку с его лица:

– Эй, Финиш!

Он обернулся.

Голди стояла, вытянувшись в струнку, и выглядела очень несчастной. Вероятно, потому, что здоровенный бугай намотал ее волосы на кулак и задрал руку так, что Голди пришлось встать на цыпочки. Нет сомнений, что это и являлось причиной ее расстройства. Усилие, прикладываемое к ее волосам, заставило натянуться кожу на лбу и приподняться брови, отчего глаза Голди выглядели широко раскрытыми и наивными, что было ей не свойственно.

– О, здравствуй, Гроган, – сказал Финиш, одарив громилу широкой улыбкой. – Не могу не заметить, что ты поднял руку на мою нареченную, мисс Голди Тайс, что доставляет ей некоторые неудобства. Я тоже весьма обеспокоен и, учитывая мои обязательства перед Вернером Ваксротом, думаю, что несправедливо, некрасиво и отнюдь не по-джентльменски подобным образом обходиться с Голди. Кроме того, ты портишь красивую прическу, которую женщине и без того непросто поддерживать в порядке в такой дождливый день. Я буду весьма тебе признателен, если ты отпустишь волосы Голди и поднимешь руку на меня, раз уж нужно на кого-нибудь поднять.[2]

– Я не собираюсь поднимать руку ни на кого из вас, – сказал Гроган. – Во всяком случае сейчас. Я просто хотел привлечь внимание. – Он вдруг отпустил волосы Голди, так, что она покачнулась на каблуках, а ее грудь всколыхнулась, прежде чем девушка восстановила равновесие. – Я хотел привлечь ее внимание, прежде чем она меня опередит, привлечет твое внимание и даст знать, что я тебя ищу. – Голос Грогана звучал, словно барабан, страдающий несварением желудка. – Люди жалуются, что тебя становится трудновато найти, Финиш. Они начинают думать, а не избегаешь ли ты их? Люди обижаются, когда думают, что старые друзья избегают их общества. Особенно такие люди, как мистер Ваксрот. Он очень чувствителен к подобным вещам.

Когда Гроган был ребенком, кто-то сказал его матушке, что ее сын формой и размерами схож с мешком картошки. В то время это было истинной правдой. Теперь, когда Гроган вырос и превратился во взрослого мужчину, его телосложение напоминало очень большой мешок с кокосовыми орехами, в том смысле, что его тело бугрилось с ног до головы, и эти выпуклости были весьма твердыми. Финиш, в свою очередь, выглядел человеком, на которого вы не поставили бы и грош на подпольных боксерских поединках. Тем не менее, Голди проскользнула к нему за спину, а Финиш принял защитную стойку. Хотя, учитывая угрозу, с которой он столкнулся, толку от этой стойки было не больше, чем от оградки из белого штакетника против атакующего бизона.

– Что ж, Гроган, мне невыразимо жаль, что у Вернера Ваксрота сложилось ошибочное впечатление, будто мне неприятна его компания. Тем более, что это впечатление не соответствует действительности. Я испытываю глубочайшее уважение к мистеру Ваксроту. Просто в последнее время я очень загружен делами, что и объясняет недостаток внимания, уделяемого моим коллегам. Честно говоря, я как раз сегодня собираюсь встретиться с Вернером Ваксротом и внести кое-какие денежные средства на мой счет.

– Мистер Ваксрот предпочел бы нечто большее, чем "кое-какие". Ему бы понравилось получить твой должок весь и целиком.

– Думаю, все из присутствующих с этим согласятся, – ответил Финиш. – Но я должен заметить, что дела в наши дни идут не совсем удовлетворительно. Ты же знаешь, я не из тех, кто способен обмануть ожидания, хотя, к сожалению, иногда могу задержаться с оплатой, и Вернер Ваксрот прекрасно об этом знает.

Он говорил правду. Рано или поздно – как правило поздно – Финишу удавалось наскрести достаточно денег, чтобы расплатиться с долгами. Вот только и сам Финиш, и Голди, и Ваксрот с Гроганом знали, что так глубоко в долги Финиш еще не залезал, и настолько сильно с оплатой раньше не задерживался. Вполне возможно, что Ваксрот теперь рассматривает его как пример для других недобросовестных должников, а не как возможный источник дохода.

– Раз ты и правда собираешься встретиться с мистером Ваксротом, – сказал Гроган, – мне нет нужды здесь задерживаться. Я предупрежу мистера Ваксрота о твоем визите. Скажу, ты будешь у двери его кабинета вскоре после последнего забега. Этого забега. Так что, если ты вдруг заплутаешь и не явишься, он может вновь послать меня за тобой. – В этих словах сквозила тень угрозы. Также в них слышались нотки запугивания и можно было различить оттенки риска, опасности и вероятности увечий средней степени тяжести. Гроган не мог быть менее деликатным, даже угрожая Финишу и Голди пожарным топором.

– Я непременно встречусь с мистером Ваксротом, как только получу свой выигрыш, – пообещал Финиш. – С нетерпением жду этого момента. Хотя в данном случае исход забега настолько очевиден, что можно открывать кассу для выплат хоть сейчас.

– Лично я не делаю ставок, – сказал Гроган. – Мистер Ваксрот не разрешает. Ведь если я поставлю на Обычную Отвагу – что, как я слышал, неплохой вариант – люди могут подумать, что я делаю ставку для мистера Ваксрота. А всем известно, что мистер Ваксрот не имеет никакого отношения к скачкам.

Обернувшись, Финиш встретил многозначительный взгляд Голди. Он перевел взгляд на лошадей, выстроившихся у стартовых ворот. Чалый Бродяга как раз занимал свое место. Это был прекрасный гнедой жеребец, здоровый и полный сил. Под его блестящей шкурой перекатывались мускулы. Финиш вновь повернулся к Грогану:

– Заслуживающая уважения стратегия, вне всяких сомнений. Особенно учитывая, что у Обычной Отваги никаких шансов на победу, даже если остальных лошадей стреножат и пустят бежать по дорожке задом наперед.

– Скачки часто преподносят сюрпризы, – произнес Гроган.

Он ушел, протолкавшись через толпу. Вернее, толпа резво расступилась с его пути. Голди поджала губы.

– Знаешь, Финиш, – задумчиво сказала она, – я тут подумала… Может, это всего лишь догадка, но некое шестое говорит мне, что Ваксрот нас невзлюбил.

– Меня посещали схожие мысли, дорогуша. Однако сейчас меня волнует более насущный вопрос, а именно: не сделала ли ты, случайно, какую-нибудь ставку на Обычную Отвагу?

– Нет, конечно... – Слова Голди заглушил удар стартового гонга. Лошади вылетели из ворот, обдавая зрителей брызгами грязи. – …Обычной Отваге уже семь лет от роду. Она уже два года не попадала в список победителей. Она не любит грязь. Ставки на нее восемнадцать к одному. Ей прямая дорога на фабрику клея.

Ее прервал голос комментатора; Финиш весь обратился в слух. Игривый Тукан хорошо стартовал, первым покинув стартовые ворота, но вскоре уступил Распутнику. Чалый Бродяга возглавлял группу оставшихся лошадей, но перед финишной прямой оторвался от них и стал быстро сокращать дистанцию до двух лидеров. Обычная Отвага плелась в хвосте. Финиш закусил губу. Все происходило так, как он и ожидал. Но почему же Гроган упомянул Обычную Отвагу?

Он получил ответ, когда лошади вышли на финишную прямую. Чалый Бродяга обошел Игривого Тукана на повороте и приблизился к Распутнику, когда лидирующая лошадь вдруг споткнулась и упала. Чалый Бродяга мчался, как ветер, и был уже слишком близко, чтобы остановиться. Он столкнулся с Распутником и тоже упал. Жокей Игривого Тукана попытался обогнуть затор, лошадь поскользнулась в грязи и рухнула. Другие жокеи, натянув поводья, отчаянно пытались избежать столкновения. Все произошло в мгновение ока. Вместо вереницы скачущих лошадей перед взором Финиша предстала масса мокрых тел, скользящих по грязи с задранными в небо копытами. А Обычная Отвага, прижимаясь к внешнему ограждению, миновала всеобщую свалку и первой пересекла финишную черту.

Финиш и Голди не впервые видели, как лошадь спотыкается на беговой дорожке, тем более на мокрой. Они и раньше видели столкновения. Но сейчас они были ошеломлены внезапностью и масштабами катастрофы. Голди поднялась на цыпочки, стараясь разглядеть что-нибудь из-за толпы людей, устремившихся к ограждению.

– Финиш, ты что-то видишь? Кто-нибудь из жокеев пострадал?

Финиш помедлил с ответом, не будучи уверенным. Скачки – опасное занятие. Двое жокеев хромали. Один лежал, но с приподнятой головой. Нэшнл Корди, известная девушка-жокей, спешилась и присела рядом с раненым. На дорожку выбежали люди из обслуги с носилками.

– Похоже, на этот раз обошлось без жертв. Они поднимаются.

Одна из упавших лошадей встала, другая осталась лежать. Чалый Бродяга с трудом поднялся на ноги и попытался идти, сильно прихрамывая. Служащий ипподрома схватил его поводья.

– Смею заметить, это не сулит ничего хорошего спортивной карьере этой лошади, – сказал Финиш. Достав из кармана квитанцию на ставку, он порвал ее и пустил обрывки по ветру.

– Как он это подстроил?

– Кто?

– Ваксрот, – сказала Голди. – За этим стоит Ваксрот. Я в этом не сомневаюсь, да и ты тоже. Не знаю как, но это его рук дело.

Финиш рассеянно смотрел на Чалого Бродягу, погруженный в собственные мысли. Не оборачиваясь, он подал Голди руку.

– Пойдем, Финиш. Нам лучше повидаться с Ваксротом, пока он снова не послал кого-нибудь за нами.

Фил Финиш покачал головой.

– Мне только что пришла в голову одна идея, Голди. Сколько у нас осталось денег?

Центр грозы быстро приближался. Энди наблюдал за ним из окна. Тяжелые тучи накрыли дневной пейзаж мрачной тенью, но время от времени мощные всполохи молний освещали скалы и густые чащи елок и пихт. Энди понимал, что снаружи вовсю гремит гром, от которого дикие звери забиваются в свои норы, скотина нервно перебирает ногами в стойлах, собаки, съежившись, прячутся под столами, а кошки со взъерошенной шерстью уползают под диваны. Но внутри замка Лахтенслахтера слышался лишь глухой рокот. Толстые каменные стены и массивные оконные стекла защищали обитателей от шума и разгула стихии.

Энди, к сожалению, не пришло в голову выглянуть в окно на противоположной стороне, выходящее к деревне.

– Буря движется прямо на нас, доктор Лахтенслахтер, – сообщил Энди. – Вы готовы? Как там новые электроды, выдержат?

– Все замечательно, Энди. – Доктор Лахтенслахтер вытер руки о халат, измазав его кровью и бальзамирующим составом. – У меня хорошее предчувствие насчет использования серебра вместо меди. Серебро лучше проводит электричество и будет выглядеть гораздо элегантнее после оживления, особенно если его отполировать. – Энди знал, что существо уже несколько дней готово к оживлению, ожидая лишь подходящей грозы, но все это время Лахтенслахтер продолжал с ним возиться. – Хочу, чтобы оно было идеальным, – пояснил он Энди.

Энди снова выглянул в окно. Деревья сотрясались от порывов ветра.

– Мне кажется, доктор Лахтенслахтер, это самая сильная гроза, с какой мы сталкивались.

Отвернувшись от окна, Энди окинул взглядом лабораторию. Когда-то здесь располагалась замковая библиотека, занимавшая два этажа. Раздвижные лестницы вели на антресоли.[3] Тут все еще сохранились несколько старых кожаных кресел, отодвинутых к одной из стен. Также стоял высокий письменный стол, за которым Лахтенслахтер мог делать заметки, не садясь. В потолке имелось множество световых люков, света которых вполне хватало для чтения. Стеллажи, изготовленные из дуба, украшала искусная резьба.

Энди не сомневался, что предкам доктора Лахтенслахтера эти стеллажи влетели в копеечку, но теперь древесина была так пропитана химикатами, что мебель потеряла всякую ценность. На стеллажах по-прежнему стояло множество книг – новейшие труды по химии, анатомии, физиологии, а также собственные записи доктора в переплетах, пара детективных романов и его трофеи за гольф. На других полках разложены хирургические инструменты, банки с бальзамирующим составом, емкости с заспиртованными гротескными частями тела, флаконы с плазмой и физиологическим раствором. А также аквариум с парой золотых рыбок. Существо, все еще прикрытое белой льняной простынею, лежало на операционном столе. Медные провода в тканевой изоляции тянулись из-под простыни к конструкции из железных громоотводов, установленной на полу. Позади операционного стола в кленовую стойку были вмонтированы полдюжины латунных циферблатов. Сейчас их стрелки по-прежнему оставались на нуле.

– Нам придется рисковать во время грозы, Энди, – сказал доктор Лахтенслахтер, принимая от своего ассистента пару резиновых перчаток. – Я подсоединил кабели через плавкие предохранители. Они должны защитить нас, когда ударит молния.

Энди тоже надел резиновые перчатки.

– Вы снова будете кричать: "Жизнь! Подари жизнь моему творению!"?

– А как же? Такое не каждый день случается. Мы дождемся удара молнии, я закричу, существо поднимется со стола, мы споем "С днем рождения!" и полакомимся тортом. Энди, помоги мне с этими стержнями, пожалуйста.

Энди помог вставить стержни в керамические изоляторы и закрепить на стойке. К рым-болтам на концах стойки он привязал веревки.

– Помни, при подъеме следует пользоваться ногами, Энди, не напрягай спину.

– Я в курсе.

Стержни были не столь тяжелыми, сколь громоздкими. Когда они, наконец, заняли свое место, Лахтенслахтер кивнул Энди. Тот поднялся по лестнице на антресоли, а затем еще по одной лестнице, чтобы подобраться к световому люку. Энди взглянул вниз, убедиться, что доктор готов. Лахтенслахтер откинул простыню с головы существа. Взяв конец медного кабеля, он осторожно подсоединил его к электроду на существе с помощью пружинного зажима. Затем проделал то же самое со вторым кабелем и электродом. Приложил стетоскоп к неподвижной груди существа и постучал по ней. Удовлетворенный, доктор поднял голову и дал Энди знак, что все в порядке. Они оба надели защитные очки. Энди открыл люк в крыше.

Никто из них не ожидал такой сильной грозы. Шум резко усилился, комната заполнилась раскатами грома и стуком капель дождя по шиферу крыши. Голова и плечи Энди моментально промокли. Лахтенслахтер поспешил убрать свои записи от греха подальше. Холодные капли воды, падая через люк, барабанили по операционному столу и впитывались в простыню, облепившую мускулистые конечности существа. Если бы доктор и Энди прислушались получше, то различили бы слабый, почти затерявшийся в шуме грозы, топот сапог деревенских жителей и возглас мэра вдалеке: "Только не таран, черт возьми! Это старинные двери!" Но они были всецело поглощены своим проектом.

Энди стер капли воды с глаз. Под люком к крыше крепилась скоба со шкивами. Он схватился за ближайшую к нему веревку и замер в ожидании Лахтенслахтера. Когда доктор начал тянуть за вторую веревку, Энди подстроился под его темп, так, чтобы конструкция из длинных железных стержней поднималась равномерно. Потребовалось несколько минут, чтобы конструкция поднялась до потолка. Энди поправил ее, чтобы разместить под открытым люком в крыше. Еще немного усилий и громоотводы прошли через люк и поднялись над крышей. Энди закрепил конец веревки и соскользнул вниз по лестнице.

Лахтенслахтер занес время в блокнот.

– Держись подальше от веревок, – предупредил он Энди. – Они мокрые и могут… Боже правый!

Энди понял, о чем предупреждал доктор. Лабораторию внезапно залило голубоватое сияние. Оно охватило стержни и побежало по веревкам, заставляя их светиться, но, похоже, не сжигая. Сквозь шум дождя и грохот грома Энди расслышал треск. Он задрал голову и увидел, что голубой огонь перескочил на люстру, образовав сияющий ореол над ними. Голубые всполохи плясали на каждой металлической поверхности, создавая более волшебный эффект, чем любое представление, когда-либо виденное Энди. И вдруг голубой свет исчез так же внезапно и загадочно, как и появился.

– Огни святого Эльма, – удивленно произнес Лахтенслахтер, сделав пометку в блокноте. – Я слышал, моряки часто видят подобное. Будь осторожен.

Энди ощутил покалывание в коже затылка и шеи. Посмотрев на свои руки, он увидел, как волоски на них встопорщились. Волосы Лахтенслахтера тоже стояли дыбом, но у него это и раньше часто случалось. Как бы то ни было, наступала самая опасная часть процесса. Воздух был насыщен статическим электричеством.

– Будь наготове. Это может случиться в любую секунду… – начал Лахтенслахтер.

Его фразу прервала молния, чудовищный по силе разряд, гораздо мощнее тех, с которыми они имели дело в предыдущих экспериментах. Казалось, разряд будет длиться вечно. Существо на столе судорожно задергалось, затем стойка с громоотводами взорвалась, а сами громоотводы раскалились добела и, разбрызгивая капли расплавленного металла, грохнулись на пол. Энди и доктор инстинктивно прикрыли головы руками. Циферблаты приборов разлетелись вдребезги. Три окна лаборатории вылетели наружу градом стеклянных осколков. В помещение ворвались ветер и дождь. Свечи погасли. Масляная лампа опрокинулась, разбрызгав по полу горящий китовый жир. Энди сорвал с себя лабораторный халат и сбил пламя. Лахтенслахтер последовал его примеру; вдвоем они быстро предотвратили пожар, но остались в темноте.

В темноте, но всего на мгновение.

Дверь в лабораторию распахнулась с такой силой, что врезалась в стену. Внутрь ворвались жители деревни, заполнив все вокруг разгневанными выкриками и мерцающим светом своих факелов. Многие из них угрожающе размахивали вилами и метелками.

– Доктор Лахтенслахтер, остановитесь! – закричал Мартин. – Вы должны прекратить это безумие!

Но было уже слишком поздно. Лежащее на операционном столе существо пошевелилось. Простыня соскользнула с головы, открыв один большой, широко раскрытый глаз. Его ноги судорожно стучали по мраморной столешнице. Оно начало подниматься. Жители деревни отшатнулись, прижавшись спинами к книжным стеллажам.

– Жизнь! – возопил доктор Лахтенслахтер. – Подари жизнь моему творению!

Сопровождением его слов послужил еще один раскат грома. Существо повернулось, становясь на колени. Медные кабели, рассыпая искры, отсоединились от электродов на его голове. Существо вздрогнуло, нервно мотнув головой, но затем, похоже, овладело собой и плавно поднялось на ноги. Простыня упала, обнажив мускулистое тело и широкую грудную клетку, покрытую короткими белыми волосами. Толстые губы разъехались, показав уродливые желтые зубы. Существо встало на операционном столе. Спокойно оглядело лабораторию и протяжно фыркнуло.

– Боже мой, – выдохнул Мартин. – Это же… – Ему пришлось на секунду замолчать, чтобы позволить разуму осмыслить увиденное. – Это пони?

– Да, – невозмутимо ответил Лахтенслахтер. – Я обещал племяннице подарить ей пони на день рождения. Диди, где ты?

Сквозь толпу протиснулась маленькая девочка в платье с чистым накрахмаленным передником. Ее волосы украшала розовая лента. Девочка остановилась перед пони, глядя на него с благоговением.

– Он прекрасен.

– Энди, закрой, пожалуйста, люк в крыше.

Энди стоял на стремянке, разворачивая рулон промасленной бумаги и прикрепляя ее вместо разбитых стекол.

– Сейчас займусь, доктор Лахтенслахтер. Диди, осторожно, там повсюду битое стекло.

Диди вскарабкалась на стол и обняла пони, который в ответ уткнулся носом ей в плечо.

– Смотри, я ему нравлюсь. Назову его Заплатка, потому что он весь такой пестрый.

Барли протолкался через ряды жителей Барренстока.

– Отличная работа, Мартин, – сказал он, хлопнув предводителя толпы по плечу. – А теперь поведай доктору, зачем мы сюда явились. Давай, расскажи ему, что ты собирался сделать с пони этой девчушки. В ее день рождения.

Мартин сглотнул слюну.

– Ну, я же думал… Мы все думали. Доктор Лахтенслахтер? – Мартин обвел рукой оборудование лаборатории – лейденские банки,[4] электрофорные конденсаторы, пластинчатый генератор Рамсдена.[5] – Неужели вы не могли просто купить пони, вместо того, чтобы городить все это?

– Конечно, – ответил Лахтенслахтер. – Но человек больше ценит то, что создано им самим.

– Я тоже помогала, – с гордостью заявила Диди.

– И ты замечательно поработала, – сказал ей Барли. – Пони просто прелесть.

Диди с любопытством оглядела жителей деревни, словно только что их заметила. Те медленно попятились к двери, на этот раз скорее смущенные, чем напуганные.

– Вы пришли на мой день рождения?

Наступила тишина. Потом Барли нашелся:

– Да, Диди. Да, так и есть. С днем рождения, Диди. – За этим последовал хор поздравлений от других жителей.

Энди спустился с антресолей.

– И расскажите ей, зачем вы принесли факелы. – Он ухмыльнулся, глядя, как несколько человек пытаются спрятать факелы и вилы за спины.

– У нас закончились свечи для торта, – сказал один. Остальные кивнули. Кто-то затянул песню "С днем рождения!". Все, включая Барли, Мартина, доктора Лахтенслахтера и Энди, присоединились. Диди гладила гриву пони и выглядела безмерно счастливой.

– Диди, – сказал Энди, закончив с поздравлениями, – Давай я теперь отведу вас с Заплаткой в конюшню? – Он подсадил девочку на спину пони. Барли помог пододвинуть к столу пандус, чтобы пони мог спуститься. – А когда мы вернемся – будем есть торт.

Диди кивнула, ее "конский хвостик" в такт подпрыгнул за спиной.

– Дядя Альберт, а можно мне сегодня переночевать в конюшне, чтобы Заплатке было не одиноко?

– Да, но только сегодня. И сперва вернись и умойся.

Жители деревни восприняли это, как намек на то, что им пора уходить. Кое-кто пробормотал Лахтенслахтеру извинения за свое неожиданное вторжение. Кто-то неубедительно оправдывался, что зашел с вилами поинтересоваться: не помочь ли доктору собрать сено? Мартин улизнул одним из первых, больше не заботясь о том, куда направится толпа. Барли уходил последним. Он с грустью покачал головой, провожая взглядом уходящих односельчан. Но когда он повернулся, осматривая лабораторию и груду поврежденного оборудования, его лицо посуровело. Он тихо сказал Энди:

– Попомни мои слова, Энди. Когда-нибудь вы с доктором зайдете в своих опытах слишком далеко. Есть вещи, которые человечеству познать не суждено.

– Правда? – оживился Энди. – Какие?

– Гм, понятия не имею.

– Ну да, конечно. Постойте, вы же на этот раз не стали выбивать входные двери?

– Нет, – быстро ответил Барли. – Мы воспользовались запасным ключом, спрятанным в саду.

– Потому что в прошлый раз у нас были большие неприятности со страховой компанией.

– Да-да, я помню. Двери в порядке.

– Что ж, тогда доброго вечера, господин мэр. Спасибо, что заглянули.

Обменявшись любезностями, они расстались. К этому времени разгар грозы уже остался позади, шел лишь слабый дождь. Энди с доктором принялись за уборку. Вплоть до полуночи они расставляли по местам оборудование, мыли операционный стол, сметали осколки стекла и заклеивали промасленной бумагой разбитые окна. Диди давно легла спать. Затем они уединились на кухне, Энди сварил кофе, и оба сели доедать остатки праздничного торта.

– Знаешь, Энди, – сказал Лахтенслахтер, вытирая с губ следы глазури, – Барренсток довольно милая деревушка и все такое, но иногда меня мучает вопрос: не безумны ли ее жители?

Энди был вынужден согласиться.