Лошадь Молния

ГЛАВА 2

Крошечная страна Травалия в целом была славным местом. Большинство ее граждан, объединенных крепкими семьями, наслаждались долгой и беззаботной жизнью, словно в сказке. Однако в каждой стране существуют свои зловещие истории, и корни историй жителей Травалии таились в горах. Горы Травалии пользовались дурной репутацией. В долинах-то все было прекрасно. Здесь на зеленых лугах, залитых солнцем, паслись овцы, цвели фруктовые сады и журчали чистые горные ручьи. Но эти ручьи стекали по темным склонам, поросшим лесом, а брали начало в еще более темных пещерах, где, по слухам, скрывались всевозможные странные твари.

Люди судачили, что в этих чащах обитают оборотни – люди, обращающиеся в волков во время новолуния.[6] В такие ночи всегда стоит кромешная тьма, так что никто никогда оборотней не видел. Но все были убеждены – они где-то там.

А на самых высоких утесах, рассказывают, когда-то стоял замок злого Влада Подстрекателя.[7] Этот легендарный граф сам никогда и никому не причинял вреда, но всячески поощрял вредные привычки и наклонности своих жертв.

Поэтому не удивительно, что Фил "Финиш" Финстер и Гвендолин "Голди" Тайс, въехав в своей повозке на главную – и единственную – улицу Барренстока, засомневались, прежде чем продолжить путь к замку Лахтенслахтера. Повозку сверху прикрывал брезент, а из-под днища капала вода. Их лошадь взмокла, пока тащила повозку вверх по горной дороге, но на узкой улочке гулял холодный ветерок, так что Финиш слез и накрыл лошадь попоной. Голди куталась в шубку из рыжей лисы, которая неплохо защищала от холода, а Финиш ежился в своем клетчатом пиджаке. Он осмотрел замок, отметив, как тот возвышается над поселением на своем небольшом холме, и немного поразмыслил о его возможной стоимости. Облака, затягивающие небо прошлой ночью, рассеялись, и замок заливал яркий солнечный свет. Зрелище не было ни отталкивающим, ни хоть в какой-то мере зловещим, но в то же время замок, бросающий на тебя тень, никогда не выглядит дружелюбным и привлекательным. Финиш перевел взгляд на гостиницу с вывеской "Барренсток".

– Не знаю, как ты, радость моя, – сказал он, – а я очень проголодался и не прочь перекусить. Не хотелось бы предстать перед доктором с урчащим желудком. Кроме того, наша лошадь испытывает жажду. Прохладная вода из поилки перед той гостиницей без сомнения утолит ее потребности.

– Я бы тоже не отказалась чего-нибудь поесть, Финиш, – призналась Голди. Они выехали еще до рассвета, так как путь в горы предстоял неблизкий, а Голди не привыкла завтракать, отчасти потому, что заботилась о фигуре, но главным образом потому, что обычно вставала ближе к обеду. Она подождала, пока Финиш поставит повозку, распряжет лошадь и подаст ей руку. – Кроме того, было бы недурно задать несколько вопросов, если здесь найдется кому. Мы могли бы разузнать немного больше об этом… естествоиспытателе? Так ты его называл?

– Это современный термин, – сказал Финиш, – для тех, кого раньше называли учеными. Они не волшебники и не занимаются магией, что нам на руку. Если этот тип может творить волшебство, не прибегая к магии – это как раз то, что нам нужно.

В гостиницу вела выкрашенная в синий цвет дверь с латунной ручкой, украшенная белыми, вырезанными из дерева буквами, составляющими слово "Гостиница". Под надписью помещалась небольшая бронзовая табличка, гласящая: "Мэр". Под ней была еще одна бронзовая табличка, извещающая: "Почтмейстер". В самом низу табличка поменьше, на которой значилось: "Нотариус". Финиш открыл дверь и придержал ее, пропуская вперед Голди.

Барли в фуражке почтмейстера, привалившись к стойке, читал письмо. Его доставили из замка этим утром. Письмо было написано детским почерком, крупными печатными буквами. "Дорогой мэр, – говорилось в нем, – и все жители Барренстока. Спасибо за прекрасный таран. Это именно то, о чем я мечтала. Уверена, он мне очень пригодится. Ваша подруга, Диди".

Барли вышел из-за стойки, миновал кухню и высунулся из двери черного входа. За ней трое рабочих перекладывали кирпичи, составляющие фундамент гостиницы.

– Джейсон, – позвал мэр ближайшего из них. – Что вы сделали с тем здоровенным бревном, которое притащили вчера в замок?

– Оставили там, – прозвучал ответ. – Дорога была слишком скользкая, чтобы нести его вниз. Все еще шел дождь. Заберем его попозже.

– Планы изменились, – заметил Барли. – Зайди ко мне, когда закончишь.

Он вернулся в гостиницу и положил письмо на стойку, где Эвелин тоже могла бы его прочитать. Открылась входная дверь. Мэр Барренстока машинально поправил фартук, снял фуражку почтмейстера и напустил на себя вид радушного хозяина.

Вошла пара, не дотягивающая нескольких лет до того, чтобы называться "среднего возраста". На мужчине был костюм из шерсти, на взгляд Барли довольно кричащей расцветки, фетровая шляпа с загнутыми вверх полями и типичные городские туфли. Очевидно, шляпа и туфли когда-то были новыми и дорогими, и столь же очевидно, что те времена давно миновали. Его сопровождала женщина, для которой, вероятно, и придумали термин "ослепительная блондинка". При ходьбе она непроизвольно покачивала бедрами, а когда мужчина помог ей снять шубку, продемонстрировала декольте, заставляющее замужних женщин награждать своих мужей предостерегающими взглядами. Барли представился как хозяин заведения и проводил пару к столику.

– Что вам подать? – спросил Барли, отодвигая стулья. Он подождал, пока гости усядутся, и продолжил, – Но сперва позвольте узнать, не нужен ли вам номер на сегодня? Помочь принести ваш багаж? Вы приехали в Барренсток к кому-то в гости?

– Это, скорее, деловая поездка, – ответила Голди.

– Моя девушка совершенно верно определила цель нашего приезда, – сказал Финиш. – Пока мы наслаждались живописными красотами в окрестностях вашей деревни, мы не могли не заметить возвышающийся на холме замок. И до нас дошли слухи, что обитатель этого замка мастер в обращении со скальпелем и костной пилой. Если это правда, то я не ошибся, полагая, что у нас найдется для него работа.

Реакция хозяина удивила их обоих, поскольку мэр с подозрительным видом тут же взялся пересчитывать вслух видимые части их тел:

– Руки, ноги, кисти, пальцы, уши – все на месте? – Барли заглянул под стол. – Ступни, по одной паре на каждого? – Барли немного расслабился, не заметив очевидного отсутствия конечностей. – Умоляю, простите мою дерзость. У нас были кое-какие разногласия с доктором по этому поводу, и в итоге пришлось издать местное постановление. Каждый посетитель доктора Лахтенслахтера должен уходить с тем же количеством частей тела, с каким пришел.

– А что, правильный закон, – сказала Голди.

– Без колебаний соглашусь с вами, – добавил Финиш. – Я и сам предпочитаю, чтобы все мои органы оставались на своих изначальных местах. Кроме того, я склонен избегать появлений дополнительных отверстий в занимаемом мной теле.

– И, если не возражаете, еще один вопрос, – продолжал Барли. – Вы, случайно, не перевозите в своей повозке человеческие останки?

– Человеческие останки? – быстро переспросил Финиш. – Нет, конечно.

Голди встревожилась.

– Извините, господин мэр. Я правильно поняла: этот доктор отрезает части тел у своих гостей?

– Ну, только после того, как заплатит. Говорят, он дает хорошую цену. Вы удивитесь, узнав, на что только не идут люди, когда отчаянно нуждаются в деньгах.

– Вообще-то, мы, думаю, не удивимся, – сказала Голди, бросив на Финиша смущенный взгляд.

– Вы только не подумайте, что доктор прям кромсает людей, как мясник. Он все проделывает очень аккуратно. Вам, наверное, лучше услышать историю с самого начала.

– Я обожаю интересные истории, – сказал Финиш. – И определенно не против побольше узнать об этом вашем докторе Лахтенслахтере.

– Это долгая история…

– К сожалению, как Голди сообщила мне, у нее вечером назначен визит к парикмахеру. А я хотел бы вернуться в город до вечерних пробок.

– …но я, так уж и быть, поведаю ее вам.

Барли уже пододвинул к столу стул для себя.

– У доктора Лахтенслахтера, – начал он, – всегда была навязчивая идея…

Доктор Лахтенслахтер был, а, возможно, по сей день остается самым выдающимся хирургом в истории (по мнению Барли). Его познания были безграничны, а диагнозы – неизменно точны. От стетоскопа до скальпеля – он был непревзойденным мастером своего дела. Врачи и хирурги со всего мира стекались в его операционную ради того, чтобы хоть одним глазком понаблюдать за работой Лахтенслахтера. Медицинские журналы умоляли его о статьях для публикации. Профессиональные сообщества осыпали его наградами. Доктор Лахтенслахтер является автором знаменитой книги по хирургии "Удалите ненужное прямо сейчас, пока оно не начало осложнять вам жизнь" – книги, ставшей стандартом в медицине. А его достижения в плановой хирургии повергли в отчаяние страховые компании по всему миру.

Но Лахтенслахтер был одержим одной идеей. Она родилась, как простое предположение, но пустила корни и разрослась, как вредный сорняк, попавший в плодородную почву сада.

Это чувство развивалось годами, и однажды доктор достиг точки, когда его карьера, несмотря на всю ее успешность, перестала его удовлетворять. Спасать жизни стало для него недостаточно. Он возжелал создавать жизнь.

Да-с, создавать жизнь. Не просто оживлять мертвую плоть, не создавать обычного зомби, управляемого заклинанием некроманта, а творить настоящую жизнь, способную дышать, двигаться и поддерживать саму себя. Доктор, конечно, знал о экспериментах лорда Гальвана, в ходе которых мышцы лягушки сокращались под действием электрического тока, и это вдохновило его. Он решил, что секрет жизни – в электричестве.

Продав свою практику, доктор вернулся сюда, в родовой замок семьи Лахтенслахтер. Он посвятил летние месяцы своим медицинским исследованиям. Затем он приготовился к зиме. День за днем к дверям замка целыми повозками доставляли дорогостоящее оборудование и редкие химикалии. Доктор запасся дровами, едой и толстыми одеялами. Когда дороги скрылись под снежными заносами, замок оказался отрезан от внешнего мира, но из деревни мы видели мерцание огней в окнах. Ночь за ночью он корпел над книгами и трудами других светил медицинской науки. Следующим летом доктор попросил своего племянника Энди протянуть медные кабели по стенам замка Лахтенслахтера и установить железные стержни на крыше. Мы, конечно, наблюдали за этими приготовлениями. У нас были опасения, но мы держали их при себе. Мы, жители Барренстока, люди терпимые и не любим вмешиваться в чужие личные дела.

Так было, пока не начались разграбления могил. Это переполнило чашу терпения, и нам пришлось настоять на своем. Я сам ходил поговорить с доктором. Он был бледен и изможден, под глазами залегли темные круги, волосы и борода растрепаны – типичный видок человека, который слишком много работает и слишком мало спит. "Доктор Лахтенслахтер, – сказал я ему, – то, что вы делаете, должно прекратиться!" Он возражал, но я был непреклонен. Я сказал, что мы здесь в Барренстоке не совсем уж отстали от жизни. Мы понимаем важность вскрытия мертвых тел в интересах науки. Но разграблений наших местных могил мы не потерпим! В результате мы пришли к соглашению, что с этого момента трупы должны доставляться из других мест.

Барли прервал свой рассказ, пока его жена Эвелин накрывала на стол, поставив кувшин с сидром, тарелку с нарезанными ломтями ржаного хлеба и мисочку с маслом. Финиш с угрюмым видом налил сидра себе и Голди. Эта странная история создала в помещении мрачную атмосферу. Несмотря на то, что в окна светило солнце, Голди поежилась.

– Доктор был не в восторге, – признал Барли, – но в конечном счете это даже помогло ему сэкономить.

– Потому что не надо было платить местный налог с продаж, – кивнул Финиш.

– Именно так. Даже с учетом стоимости доставки, оказалось дешевле делать заказы по почте.

Грабежи могил прекратились (мэр продолжил рассказ), но вскоре после нашего разговора начали приходить отвратительные посылки. Чуть ли не каждый божий день какие-то таинственные люди приносили их к двери или оставляли у соседей, если в замке не было никого, кто мог бы расписаться в получении. Шаг за шагом Лахтенслахтер собирал свое шедевральное творение. Конечности были подобраны пропорционально, а черты лица – уши, глаза, нос – должны были обеспечивать приятный внешний вид. Растительность на голове, включая брови и ресницы, воссоздана из тончайших волосков, зубы использованы без признаков кариеса, а кожа с сохранившимися татуировками и пирсингом отвергнута. Однако доктор стремился не только к физическому совершенству. Он верил, что создает чистое в нравственном отношении существо. По его утверждению, искусственный человек, созданный из неживой плоти, не будет подвержен наследственным порокам. Окруженный заботой и благополучием, воспитанный по современным стандартам, сотворенный человек будет свободен от суеверий, лицемерия и злости.[8]

Таким образом, доктор ставил перед собой возвышенную цель, возможно, даже слишком высокую. Будучи околдован своими грезами и увлечен собственным эго, едва ли он понимал, к чему идет. До той мрачной ночи, когда существо отбросило покровы и поднялось с операционного стола. Лишь когда оно устремило взгляд своих холодных голубых глаз на доктора Лахтенслахтера, тот в ужасе осознал, что сотворил.

– Меня весьма заинтересовала история, что вы излагаете, мэр Барли, – признался Финиш. – Вы в полной мере завладели моим вниманием. Так что, могу вас заверить, нет нужды делать паузы для создания драматического эффекта.

– Продолжайте же, – попросила Голди. – Что он создал?

Барли кротко развел руками.

– Нам следовало догадаться. На самом деле, исход был очевиден. Не только доктору Лахтенслахтеру, но и любому из нас. Откуда взялись части тел, послуживших для создания существа? Кем были эти люди? Это происходило во время войны с неверными.[9] Множество молодых солдат отправлялись на восток, и так мало из них возвращались живыми.

Финиш с Голди обменялись озадаченными взглядами. Они не сразу поняли, к чему клонил Барли, но затем их обоих осенило. Глаза Финиша расширились. Голди откинулась на спинку стула.

– О, нет… – прошептала она в крайнем смятении. – Нет, он не мог так поступить. Какой ужас…

– Да, – сказал Барли. – Он создал подростка.

– Ох. – Финиш поморщился и взял тарелку с ветчиной и тушеной капустой, которую поднесла Эвелин. – Это тяжкое испытание для любого мужчины.

– Как, безусловно, и для доктора Лахтенслахтера, – подтвердил Барли. – Подросток. Капризный, угрюмый, дерзкий. Плевать хотел на работу по дому, весь день напролет тренькал на гитаре. Доктор Лахтенслахтер не знал, как найти на него управу.

– Никто не знает, как справиться с подростком, – заявила Голди.

– Верно, – согласился Барли. – Но большинство родителей втягиваются постепенно. Им дают советы друзья и их собственные родители, которые проходили через тот же ад. Но доктор Лахтенслахтер был лишен такой поддержки и не имел возможности подготовиться. На него сразу и в полном объеме обрушилась личность Эдди. Словами не описать те разногласия, что возникли между творцом и его творением. Даже после того, как Эдди нас покинул, доктор уже не мог стать прежним.

– Он ушел? – Голди воспрянула духом. – Куда же он отправился?

Барли переглянулся со своей женой. Эвелин поджала губы. Она молча расставляла тарелки, избегая встречаться взглядом с гостями.

– В случившемся была и наша вина, – вздохнул Барли. – Я имею в виду деревню. Это маленькое поселение, и нам следовало проявить побольше чуткости и понимания. Тогда, возможно, все сложилось бы иначе.

– Чушь. Мы были вынуждены это сделать, – сказала Эвелин. – Игра на гитаре подтолкнула нас к этому.

– Эдди увлекся блюзом, – пояснил Барли. – И не было от него спасения. Он никогда не замолкал. Днем и ночью, летом и осенью – он всегда играл блюз. Казалось, куда бы ты ни пошел, неминуемо наткнешься на Эдди, поющего о том, как некая женщина разбила ему сердце, или о том, что вся его жизнь – сплошная черная полоса. Вы не представляете, насколько угнетающе это звучало. Конечно, у всех из нас были черные полосы в жизни или женщины, разбившие сердце…

– …или мужчины, – вставила Эвелин.

– Или мужчины, – согласился Барли. – Но мы же не распеваем об этом без умолку.

– Ну почему он не мог разучить какую-нибудь красивую польку, – сказала Эвелин. – Что-то веселое, задорное, а не этот беспросветный блюз. Под него даже невозможно танцевать. Он мог бы научиться играть на гармони. Гармонь – это круто. Девчонки любят гармонистов.

– Правда? – переспросила Голди.

– Мой дядя Уолтер играл на гармони, и на ежегодной вечеринке стригалей овец девушки так и вились вокруг него. Он мог играть и танцевать одновременно.

– Хорошо. Так что случилось с этим Эдди?

– Деревенские жители изгнали его, – с сожалением сказал Барли. – Это моя вина. Я должен был постараться остановить их, но я… ну, я просто не стал этого делать. Прошел сильный град, побивший посевы, и все мы были на взводе. Эдди сочинил новую песню – по-моему, он назвал ее "Удар молнии" – и он снова и снова наигрывал одни и те же двенадцать тактов. Казалось, что-то оборвалось в каждом из нас. Не успели мы опомниться, как заполыхали факелы, и мы пустились за ним в погоню по лесу. Эдди так и не вернулся. Его ждала роковая судьба.

– Могу себе представить, – кивнула Голди. Сцена так и стояла перед ее глазами. – Он был отвергнут обществом, изгнан из своего дома, предан теми, от кого ждал любви, остался без гроша в кармане, погряз в отчаянии – очевидно, что ему оставалось лишь одно.

– Совершенно верно. Он стал профессиональным музыкантом. Ходят легенды, что он бродит по горам, лесам и забегаловкам Травалии, одинокий, одержимый, вынужденный ради выживания выступать за гроши в прокуренных барах. Некоторые утверждают, что видели его мельком в свете свечи, воткнутой в оплетенную соломой бутылку из-под кьянти. И это, – подытожил Барли, – все, что о нем известно. Вы будете десерт?

Хоть Эвелин и уверяла, что штрудель только из печки, Финиш и Голди решили обойтись без десерта и вернулись к своей повозке. Они еще раз осмотрели замок. Солнце стояло над головой, заливая каменную кладку стен ярким светом, но в то же время окна тонули в непроглядной тени, словно темные глаза на плоском суровом лице. Вымораживающая история, которую они услышали, заставляла замок выглядеть зловещим. Голди поймала себя на том, что слегка дрожит даже в меховой шубке, а Финиш поплотнее надвинул шляпу на голову.

– Так или иначе, – обратился Финиш к Голди, – этот тип, похоже, обладает нужными нам умениями и, я уверен, в течение непродолжительного времени мы сможем вынести любых имеющихся в замке подростков, даже музыкантов. Просто постараемся не давать повода для возникновения каких-либо проблем. Мы проделали долгий путь, и я предлагаю завершить наше путешествие, пока лед не растаял.

Голди кивнула и позволила Финишу подсадить ее обратно в повозку. Он запряг лошадь, и двое гостей направились по дороге к замку.

– Это скаковая лошадь, – сказал Энди. Он понимал, что говорит очевидные вещи, но надо же было хоть что-то сказать, и не было смысла умничать, пока они с доктором Лахтенслахтером не уловили суть дела.

Энди уже решил, что хочет помочь людям, приехавшим к ним. Он не мог объяснить почему, хотя позже обдумывал причины своего решения. Возможно, ему польстило, что они разговаривали с ним на равных, а не свысока, как с подростком. Не отмахивались от него и не пытались командовать. Может, ему было немного их жаль: мужчину в поношенном костюме и женщину в слегка потертой шубке. Или ему просто понравилось, с какой искренней нежностью они смотрели друг на друга. Какова бы ни была причина, Энди принял решение еще до того, как гости выбрались из повозки.

– Это скаковой жеребец, – уточнил Финиш. – Чистокровный скаковой жеребец. Это означает, что его протяженная родословная берет свое начало в Аравии. Ему три года – самый подходящий возраст для участия в скачках. Он провел шестнадцать забегов и тринадцать раз приходил к финишу первым. Вы не найдете во всей Травалии трехлетнего коня с лучшими результатами. Этот жеребец выиграл немало деньжат для своего предыдущего владельца, и он сам стоит кругленькую сумму.

– Если забыть о том, что он мертв, – сказал Энди, обходя повозку. – Поправьте, если я ошибаюсь, мистер Финстер, но разве рынок мертвых лошадей нынче не в упадке?

Энди старался не выдавать голосом своего радостного волнения. У него появилась надежда на очередной интересный проект. После того, как они закончили работу над пони, ему казалось, что летом будет нечем заняться. Когда Эдди покинул Барренсток, дружить стало не с кем, а доктор Лахтенслахтер стал таким угрюмым, что с ним было трудно даже разговаривать.

Энди пытался как можно деликатнее предложить доктору провести еще один опыт этим летом, возможно, для создания девочки-подростка. Он даже полистал каталоги, но впал в замешательство от высоких цен на части тела.

– Все намного дороже, чем то, что мы закупали для Эдди.

– Тогда мы использовали побочные продукты войны, – напомнил ему Лахтенслахтер. – А если ты хочешь собрать из отдельных частей женщину – это влетит в копеечку. И потом, что ты собираешься делать с девочкой-подростком, Энди?

– Ничего! – поспешил ответить Энди. – Абсолютно ничего, клянусь. Я… эээ… просто изучал рынок.

– И это лишь расходы на создание. Красивые творения, как правило, требуют соответствующего содержания. Цены на одежду кусаются. И тебе придется покупать ей дорогостоящие подарки и все такое.

– Зови меня Финиш, Энди, – сказал Финиш, возвращая внимание молодого человека к обсуждаемой теме. – И да, ты довольно верно обрисовал положение вещей. У этого скакового жеребца, при всех его многочисленных заслугах и достоинствах, имеется один недостаток – он с недавнего времени мертв. Мне с моей обожаемой девушкой Голди это бросилось в глаза, как только мы его увидели. Но, благодаря этому, нам удалось купить коня на живодерне по весьма привлекательной цене. Что для нас было чрезвычайно удобно, поскольку при обычных обстоятельствах едва ли мы смогли наскрести денег на скаковую лошадь, и уж точно не на трехлетнего чистокровного чемпиона, как этот. Но, – продолжил Финиш, – незадолго до печальной кончины этого великолепного животного мы имели разговор с одним парнем, который слышал историю от одной девицы, которая узнала ее от другого парня, играющего в блюз-клубе (Финиш и Голди обменялись тревожными взглядами, надеясь, что упоминание о блюзе не заденет чувства Лахтенслахтера). Суть истории состояла в том, что в Барренстоке проживает доктор, способный сделать так, что переправа через реку Стикс не обязательно становится поездкой в один конец. И вот мы с Голди потратили почти все наши сбережения на покупку на живодерне этого скакового коня и привезли его сюда, к вам. Теперь нам более чем интересно узнать мнение доктора: есть ли у нашей затеи приятные перспективы, или мы просто парочка безнадежных простофиль?

Доктор Лахтенслахтер во время этого разговора также прохаживался вокруг повозки, разглядывая мертвого скакового жеребца со всех сторон. Он даже нацепил очки, чтобы не упустить ни единой мелочи. Энди знал, что это означает – доктор в раздумьях. На самом деле очки Лахтенслахтеру были не нужны, но он постоянно носил их при себе. Однажды он объяснил Энди: "Когда кто-то задает тебе вопрос, ты можешь, не торопясь, достать очки, надеть и смерить взглядом собеседника. Или, наоборот, снять очки и уставиться на собеседника. В любом случае, это даст тебе время на обдумывание ответа. Кроме того, если ты указываешь на кого-то пальцем – это может показаться бестактным, но если ты указываешь очками, держа их в руке – это выглядит утонченно".

Энди оттянул брезент, чтобы жеребец стал виден полностью. Он лежал на слое колотого льда. Лед медленно таял, и сквозь трещины в днище повозки сочилась вода. Конь лежал на боку, хвост свисал с задней части повозки, уши касались передней стенки. Шерсть жеребца нуждалась в чистке, но, несмотря на грязь, было видно, какого она насыщенного коричневого оттенка. Кроме ног и отметины на лбу, где окраска была черной. Конь выглядел очень спокойным. Вокруг жужжало несколько мух. Время от времени Лахтенслахтер тыкал в животное пальцем.

Энди забрался в повозку, чтобы поближе рассмотреть ноги. Он смахнул иней с копыта.

– Что за подковы? Никогда не видел таких.

– Беговые подковы, – ответил Финиш. – Изготовлены из стали вместо железа. Они очень тонкие и легкие.

– Что послужило причиной смерти? – осведомился доктор Лахтенслахтер. Эти слова стали его первыми с тех пор, как он вышел поприветствовать посетителей.

– Костыль в башке, доктор. Его вбил довольно крупный мужик с довольно большим молотом. Этот конь сломал ногу в результате трагической случайности – вдвойне трагической, учитывая, что я поставил на него немалую сумму, и победа, можно сказать, была в кармане – и его пришлось забить.

– Лидер забега поскользнулся на финишной прямой, – добавила Голди. – Дорожка была в грязи. Следующая лошадь столкнулась с первой, а еще одна налетела на них обоих. Этот конь шел вторым.

– Возможны внутренние повреждения? – сказал Энди доктору.

– Не исключено. Мне придется провести полное обследование, но это не проблема. Мягкие ткани заживают гораздо быстрее костей.

Энди заметил радостное возбуждение в голосе доктора. Они еще немного походили вокруг повозки. Финиш и Голди терпеливо ждали.

– Нам понадобится уйма крови, – сказал Энди. – Его кровь уже свернулась. Я могу съездить на скотобойню.

– Предлагаю воспользоваться плазмой. Тогда он сам сможет производить кровяные тельца, когда мы восстановим костный мозг. А до тех пор наденем на него дыхательную маску и будем подавать бесфлогистонный воздух[10] под давлением. Тебе, Энди, придется подогнать по размеру маску, что мы использовали для пони.

– Не вопрос.

– Так вы возьметесь за эту работу? – взволнованно спросила Голди.

– Хмм? О, да. Не думаю, что возникнут серьезные препятствия. Кости и мышцы в основном, кажется, не пострадали. Мы заменим внутренние органы, если они повреждены, проверим соединительную ткань, перезапустим кровеносную систему и перезагрузим мозг. Когда вы собираетесь снова выпустить его на скачки? Обычно я рекомендую дать нервной системе отдохнуть около суток, прежде чем использовать на всю катушку.

– Мы надеялись, что он сможет принять участие в "Классике Дерка".

Лахтенслахтер пожевал губами.

– В таком случае, у нас не так уж много времени.

– Мы очень рассчитываем на вашу помощь, – сказала Голди. – Нам обязательно нужно выставить Чалого Бродягу на "Классику Дерка".

– Чалый Бродяга? – переспросил Энди. Он еще раз взглянул на коня, затем перевел взгляд на дорогу, словно хотел убедиться, что не подъезжает еще одна повозка с мертвой лошадью.

– Это кличка жеребца – Чалый Бродяга.

– Но он гнедой.

– Не мы дали ему такое имя, Энди.

– Он может откликаться хоть на имя короля Бруно из Омнии, мне все равно, – сказал Финиш. – Главный вопрос в том, сможет ли он снова бегать?

– Только не на "Классике Дерка", – ответил Энди. – На заживление сломанной ноги потребуется много времени. Не правда ли, доктор Лахтенслахтер?

– Боюсь, мой юный ассистент прав. Сломанные кости срастаются на протяжении нескольких месяцев.

– Забудем о ноге, – сказал Финиш. – Эта нога осталась в прошлом, она никогда не заживет настолько хорошо, чтобы лошадь могла участвовать в скачках. Вот почему лошадей со сломанной ногой сразу забивают.

Лахтенслахтер переглянулся с Энди.

– Тогда я не понимаю…

– Мы захватили запасную ногу, – сказала Голди. Она подождала, пока Финиш полностью снимет брезент с повозки. На колотом льду лежало нечто длинное, тонкое и темно-коричневое. Все приблизились к задней части повозки, чтобы лучше рассмотреть. – Вообще-то две запасные ноги. Я подумала, что, возможно, лучше поменять две ноги, а не одну. Иначе у лошади может нарушиться равновесие или координация, или что-то в этом роде.

– Пожалуй, вы правы, – сказал Лахтенслахтер.

– Хорошая идея, дорогуша, – сказал Финиш, пожав Голди руку, прежде чем вернуться к разговору с доктором. – Эти ноги принадлежали лошади по кличке Игривый Тукан. Тоже хороший скакун, которого пришлось забить. Собственно, Игривый Тукан замечательно показывал себя на старте, так что, полагаю, его ноги и выносливость Чалого Бродяги – подходящие задатки для чрезвычайно быстрой скаковой лошади.

– Мы проследили, чтобы мясник отрезал ноги очень аккуратно, – сказала Голди. – На костях ни одной царапины. Даже сухожилия почти не тронуты.

Доктор Лахтенслахтер осмотрел запасные ноги через стекла очков, затем снял очки и посмотрел снова, видимо, сравнивая ноги с все еще имеющимися у Чалого Бродяги. Убрав очки в карман, доктор обошел повозку, задумчиво потирая подбородок. Энди, Финиш и Голди молчали, давая ему возможность спокойно поразмыслить. В конце концов, доктор заявил:

– Хорошо. Я смогу сделать то, о чем вы говорите.

– Здорово! – воскликнул Энди.

– Но обязательно ли участвовать в скачках на "Классике Дерка"? Нам придется торопиться. Кроме того, мне кажется, лучше начинать с менее сложных задач. Вы не задумывались о скачках на дорожках с травяным покрытием вместо грунта? Говорят, лошади на траве чувствуют себя уверенней.

– Чалый Бродяга уже заявлен на участие в "Классике Дерка", доктор. И проблема состоит в том, что у нас с моей обожаемой невестой сейчас туго с деньгами. Мы не наскребем достаточно, чтобы выставить коня на какие-нибудь другие скачки.

– Конюшня, которой принадлежал Бродяга, не снимала его с участия в "Классике Дерка", – объяснила Голди. – И никто не объявлял, что лошадь отправили на мясо. Регистрационный взнос не возвращают, так что бывшим владельцам все равно. "Жучки́"[11] пусть думают, что лошадь восстанавливается после травмы, а в конюшне считают, что мы собираемся выставить другую лошадь. Они даже позволят нам использовать их цвета.[12] Как и мы, они злятся на Ваксрота.

– Ваксрот? – выражение лица Лахтенслахтера исказилось до неузнаваемости. Сперва он демонстрировал профессиональную отстраненность, которую сменил постепенно растущий интерес. Но сейчас на его лице ясно читалось желание бросить эту затею. Доктор отошел от повозки. – Вернер Ваксрот?

– Вы с ним знакомы?

– Я слышал о нем. Денежный мешок и делец.

– Да, мы без сомнения говорим об одном и том же человеке, – подтвердил Финиш. – К сожалению, я задолжал Вернеру Ваксроту кругленькую сумму и, хотя Вернер Ваксрот щедро раздает краткосрочные займы под грабительские проценты, он не из тех людей, у кого хотелось бы оказаться надолго в долгу. Мы, собственно, недавно обсуждали с ним сложившееся положение, и он выразил мнение, что, если я не встану на ноги к тому времени, как закончится "Классика Дерка", он позаботится о том, чтобы мне не на что было вставать.

– Я вам сочувствую, – сказал Лахтенслахтер, но его голос свидетельствовал об обратном. – Но я несу ответственность за Энди. Энди вовсе не мой ученик. Его семья отправляет его сюда на лето, и он помогает мне по мере своих сил. Его родители очень расстроятся, узнав, что я втянул его в дела с людьми, скажем так, низкого пошиба. С людьми, решающими свои разногласия при помощи обрезков свинцовой трубы.

– Минуточку, – встрял в разговор Энди. Он уже разводил пары, готовясь к новому проекту, и тут с тревогой заметил, что предохранительный клапан, похоже, сбрасывает давление. – Что еще за Вернер Ваксрот?

– Букмекер, – сказал Финиш. – Он принимает ставки на исход скачек.

– Бесчестный букмекер, – уточнил Лахтенслахтер. – А также игрок и посредник. Он подстраивает результаты спортивных соревнований, чтобы избежать выплат по ставкам. Более того, он использует эти доходы для финансирования других своих грязных делишек. И подкупает власти, чтобы они закрывали глаза. Энди, с моей стороны будет безответственно согласиться на этот проект. Я не могу допустить, чтобы ты ввязался в дела мошенников и бандитов.

– Я и сам от подобного расклада отнюдь не в восторге, – сказал Финиш. – Мне крайне неприятно быть объектом внимания всяких подонков. Я предпочитаю вести дела с честными гражданами, если, конечно, возможная нечестность не играет мне на руку.

– Ну, ладно, – сказал Энди. – Допустим, этот Ваксрот подстроил результаты нескольких забегов. Какое нам до этого дело?

– Он подстроил не просто несколько забегов, Энди. Он подстраивает все. Лошадиные скачки, турниры, игры, спортивные состязания, выборы, зубы – все, на что люди делают ставки.

– Зубы? Он что – дантист? Лечит зубы?

– Нет, – ответила Голди. – Он принимает ставки на то, сколько зубов сохранится у человека на момент смерти.

– Полагаю, люди, склонные к азартным играм, могли бы просто покупать лотерейные билеты, вместо ставок на спортивные события.

– Он подстраивает и результаты лотереи.

– Ладно, ладно. Что-нибудь еще. Люди готовы делать ставки на что угодно. Даже на исход танцевальных марафонов.

– Подстроено.

– Ежегодное соревнование на ярмарке в Нижнем Стипвике по поеданию арбузов…

– Подстроено.

– Вы ведь все это выдумываете, да?

– Энди, – вздохнул Лахтенслахтер, – ты ведь проходил в школе войну между Омнией и Драконией, разразившуюся, когда ты был совсем маленьким?

– Девяностодневная война? Конечно.

– Подстроено.

– Ничего себе!

– Ну, справедливости ради, он не подстроил войну в целом, – пояснил Финиш. – Только битвы при Геллесфонте,[13] Амбре, у Зеленого озера, в бухте Джексона, бой за высоту 23, сражения при Топях и Вони Моргана.

– Хорошо, – сдался Энди. – Признаю, вы правы.

В общем-то его не особо волновали проблемы игроков, а также то, были скачки подстроены или нет. Насколько он знал, его родители не увлекались азартными играми, и никто из их друзей тоже. Но Энди понимал, что легкомысленное отношение к этому вопросу в присутствии клиентов может испортить рабочие отношения. Поэтому он обратился к доктору Лахтенслахтеру:

– На мой взгляд, существует две возможности. Либо скачки "Классика Дерка" не подстроены, и тогда нам не о чем беспокоиться. Либо скачки подстроены и, если победит Чалый Бродяга, мы встанем костью в горле у того жулика, ведь он потеряет деньги. Получается, по сути мы будем противостоять преступности. Окажем услугу обществу. Думаю, мы просто обязаны разрушить планы того типа ради блага жителей Травалии.

Это был, конечно, нелепый довод, как ни погляди. Хотя Финиш и Голди, верные своей азартной натуре, ухитрились сохранять бесстрастное выражение на лицах, в душе они закатывали глаза. Но Энди знал доктора Лахтенслахтера лучше, чем они. Как и сам Энди, доктор горел желанием взяться за новый проект. Приделать пару новых ног мертвому скаковому жеребку, а затем вернуть его к жизни, чтобы он мог выиграть важные скачки – вызов, от которого доктор не мог отмахнуться. Все, что требовалось от Энди – подтолкнуть его в нужном направлении.

Лахтенслахтер сдался далеко не сразу.

– Такие люди представляют угрозу, – сказал он. – Ваксрот может пожелать отомстить. Мне не хотелось бы пережить горький опыт, вправляя тебе сломанные ноги, Энди.

– Он не всегда велит переломать ноги, – сказал Финиш. – Это, скорее, фигура речи.

– Обычно он велит сломать руки, – вставила Голди.

– Да он даже не узнает, что мы в этом замешаны, – убеждал Энди. – Мы подвергались куда большей опасности из-за некоторых существ, созданных здесь, в лаборатории. Не говоря уж о том, что мы игрались с молниями и нам угрожали толпы линчевателей. Подумаешь, какой-то бандит. Мы знаем, кто такой Ваксрот, и можем подготовиться к встрече с ним. В лаборатории же мы имели дело с непознанным.

Двое посетителей не знали, чего ожидать, но Энди не удивился, когда после минутного раздумья Лахтенслахтер кивнул, соглашаясь с его словами. Хотя тоном, выражающим покорность судьбе, он произнес:

– Энди, в твоей школе были ребята, постоянно влипающие в неприятности? И когда это случалось, родители наверняка говорили, что они вообще-то хорошие мальчики, но их сбили с пути истинного дрянные приятели?

– Да, были такие случаи. Родители всегда сетуют на то, что их дети оказались в дурной компании.

– А когда они упоминали дурную компанию, никто из них, случайно, не бросал в твою сторону красноречивый взгляд?

– Не обращал внимания. Ну же, доктор Лахтенслахтер, давайте уберем эту лошадь с солнца и перенесем в ледник.

– Хорошо. Финиш, не затруднит ли вас загнать повозку на погрузочную площадку. – Лахтенслахтер отошел от повозки. – Энди, проследи, чтобы они заполнили бланки на прием в трех экземплярах. Затем подготовь наши хирургические принадлежности и убедись, что все необходимое имеется под рукой, прежде чем я начну кромсать. Миссис Тайс, вы с вашим спутником можете, если хотите, остаться здесь, в замке. Возможно, у меня возникнут к вам вопросы, да и вам будет тут удобнее, чем в деревенской гостинице. Комнаты у нас вполне уютные.

– Спасибо, – поблагодарила Голди.

– Нам понадобится помощь в переноске животного с повозки на ваш операционный стол, – сказал Финиш. – Туша довольно тяжелая.

– У нас для такого имеется лебедка, – сказал Энди. – Мы с вами справимся. Жители деревни не любят вмешиваться в наши эксперименты.

– Я велю служанкам прибраться в ваших комнатах, – сказал Лахтенслахтер, направляясь к дверям замка, – А повар приготовит ужин с учетом двух гостей. Энди скажет конюху, чтобы тот присмотрел за вашей живой лошадью. – Доктор взглянул на безоблачное голубое небо. – К тому времени, как мы все подготовим, солнце уже сядет. Я предпочел бы проводить обследование и оперировать при хорошем освещении, так что отложу осмотр вашего коня до завтрашнего утра. Если все будет в порядке, днем я смогу провести замену ног.

– Хорошо, – ответил Финиш.

Лахтенслахтер все еще смотрел на небо.

– Будем надеяться и верить, что гроза разразится, когда у нас все будет готово. К счастью, здесь, в горах, грозы случаются часто. – Он нахмурился. – Однако мы ограничены во времени из-за предстоящих скачек, так что лучше провести операцию как можно скорее. Коню ведь потребуется некоторое время на восстановление, а вам, думаю, еще нужно будет его натренировать.

– Как скажете.

– Мы все обсудим после ужина и составим расписание. Я познакомлю вас со своей племянницей, она обожает лошадей. Да, кстати, ужинаем мы без церемоний, переодеваться не обязательно. Я ничего не забыл? – Доктор задумался, сунув руки в карманы своего лабораторного халата. – Нет, думаю, на сегодня все. – Он подошел к высокой двойной двери в главный холл и взялся за ручку. Затем обернулся к Финишу и Голди. – О, вспомнил кое-что. Вам нужно раздобыть новый мозг для этого вашего коня.