Ловчие

Глава 36

Лифт невероятно медленно тащился на девятый. За это время можно было взбежать по лестнице из фойе до самого шпиля и даже спуститься обратно. И только сейчас я заметил, что расположение кнопок тут было не совсем привычным. Над каждой цифрой этажа имелись дополнительные пять цифр, назначения которых я не понимал. Словно на одном и том же лифте можно было приехать на разные девятые этажи.

За спиной шумно сопел этот придурок из отдела “П”. Я прямо затылком чувствовал его взгляд, с которым не сравнился бы и взгляд-сверло Виктора. Не знаю почему, но этот тип чуть ли не ненавидел меня, хоть и видел впервые в жизни.

Выражение лица Резо Эристави запомнилось очень хорошо. Сложилось впечатление, что за мной вдруг прибежал местный дурачок, не послушать которого, тем не менее, никто не мог. Из чего я сделал вывод, что либо таковое отношение Резо было конкретно к этому дёрганому типу, либо же к отделу, который он представлял, в целом.

Отдел Проклятий и Пророчеств… Н-да… Я ж ведь почти уже выехал на арбузной корке из этой ситуации с сигнатурой патриарха!.. Почти ушёл из Вотчины ни клят, ни мят! Мог бы сейчас спокойно поехать домой, успел бы как раз к Новому году. А там можно было бы и поиски тех прирождённых с Лениных портретов начать, а теперь…

Я тайком попробовал вынырнуть в обыденность, но ничего не получилось. Воздействовать на реальность не выходило вовсе, как будто я этого и не умел никогда.

Наконец, кабина лифта остановилась, и двери раскрылись. Этот этаж мало чем отличался от отдела юстиции, или какой там отдел я топтал в бессмысленных, как оказалось, поисках Резо. Такой же ковролин. Такая же полузапущенность и пыль. Хрен пойми кто в кабинетах — таблички висели за редким исключением. Разве что цвет стен был не зелёным, как в фойе и отделе юстиции, а тёмно-красным. Вид из окна в коридоре… другой, что ли… И никому до тебя нет дела, кроме какого-то полоумного растрёпы.

— Родин! Сюда! — выкрикнул чудак и резко выбросил руку, указывая куда именно мне следует пройти. Словно бы я был нашкодившим школьником у кабинета директора, а он, взъерошенный, похожий на тасманского дьявола в мятой белой рубахе навыпуск, — обиженным моей выходкой классным руководителем.

Я вошёл в кабинет с мыслью, что ещё немного, и наступит край. Разброд, неоправданная истерия какого-то хрена, словно я ему по гроб жизни задолжал, запустение — всё это очень сильно действовало мне на нервы. Не это я рассчитывал увидеть, ох не это. В питерском представительстве Вотчины творилось… а вот блядство и творилось, как сказал Виктор!

Кабинет оказался царством лиц: две стены были сплошь увешаны всевозможными фотографиями и карандашными портретами. Тут были мужчины и женщины, дети и старики, все разных эпох и разных рас. При этом, объединяло их одно. Отсутствие глаз, как если бы их выжгли сигаретой.

Ещё, кабинет мог похвастаться аж двумя столами со стульями и одним неприкаянным табуретом для редких, судя по слою пыли, посетителей.

— Сядьте! — приказной тон меня порядком раздражал, но сделать я ничего не мог. Поэтому просто сел, не чувствуя ничего кроме злости. Поначалу ещё было некое ощущение лёгкого трепета перед Вотчиной, теперь же и оно окончательно испарилось.

Мы сидели молча минут двадцать, я не выдержал, пододвинул к себе массивную хрустальную пепельницу и закурил. Тип презрительно фыркнул, тоже закурил и рванул на себя пепельницу так, что на стол посыпались окурки.

Он не собирался меня ни о чём спрашивать. Мы сидели и курили, как в той песне. Чего-то или кого-то ждали.

— Как тебя зовут? — без интереса задал вопрос я.

— Говорить будешь с начальником, и то — когда тебя спросят, — вотчинник кивнул на пустой стол и демонстративно по-хозяйски закинул ноги на свой. Он был смешон. Изо всех сил пыжился выглядеть весомым и перебирал с этим делом. Входя в ветхую громадину Вотчины, я даже не думал, что тут могут “работать” такие вот экземпляры. Место ему максимум дома, за игрой в компьютер, и чтоб мама покушать приносила, иногда напоминая, что неплохо бы и на работу устроиться.

Я окинул кабинет внимательным взглядом. На пустующем столе, который принадлежал предположительно начальнику этого отдела, не было имени, зато стояла рамка с фотографией. Лицо белой женщины на ней, одетой современно, показалось смутно знакомым, и я бы возможно вспомнил её, не будь и у неё выжженных глаз. Помимо выделенного положения, отличало эту фотку от остальных ещё и то, что по нижнему краю её перехватывала чёрная траурная лента.

— Кто это? — я решил действовать типу на нервы.

— Жена начальника отдела, — небрежно бросил в ответ тот и потянулся, не скидывая со стола ног, потушить сигарету.

Крякающий вопль сирены застал врасплох нас обоих, от испуга я подпрыгнул на своём табурете и чуть не выронил сигарету. Вотчинник же и вовсе взвизгнул наступившей на мышь девчонкой и свалился со стула вместе с пепельницей и частью бумаг, нелепо размахивая руками. Но сирена была недолгой. Крякнула ещё раз или два, не больше.

В коридоре послышался топот и голоса, из обрывков которых становилось ясно, что под угрозой какой-то Стругов заповедник, и что на него совершается непонятный рейд. Ловчие бегали по этажу чуть ли не в панике, а мой конвоир, отряхнувшись, плюхнулся обратно в кресло с видом, что ему какие-то там рейды до одного места. По его взгляду можно было понять, что даже если где-то поблизости сдетонирует ядерная бомба, нам не выйти из этого кабинета без одобрения начальника отдела “П”.

Возможно, так бы и было, не войди вдруг она.

— Двадцать две сигнатуры Лиги и семнадцать сигнатур Сераля! Общий сбор! — кричал кто-то в коридоре, а в дверном проёме спокойно, будто это её не касается никаким боком, стояла Натали.

Увидев второго глашатого рода Ладо, мы поднялись оба.

— Ты, — она указала чёрным крашеным ногтем в тасманского дьявола, — бегом со всеми. Стругов заповедник слишком важен.

— Но…

— Бегом, — ей не нужно было повышать голос, достаточно просто повторить, чтобы всклокоченный тип, белый лицом, выскользнул из кабинета.

Натали выглядела так, словно с момента нашей встречи прошло не пару недель, а десяток лет. На молодое лицо будто наложили ещё несколько слоёв несмываемого старящего грима. Она окинула взглядом портреты и фотографии людей с выжженными глазами, вздохнула вроде как с облегчением и произнесла:

— Ну вот ты и здесь. Надеяться, что этого не случится, было ребячеством с моей стороны, но ведь мы все иногда совершаем глупые поступки, верно?..

Она захлопнула дверь, и звуки из коридора обрубило. Я не знал, чего от неё ждать и как себя вести, поэтому молчал. Натали прошла и села на край стола, аккуратно отодвинув фотографию с траурной лентой.

— При всех очевидных составляющих, я сомневалась, что ты Проводник. Не верила. Ждала, когда ты проявишь себя наверняка, ведь тот фокус с обращением вспять преобразований пустоты… знаешь, такое уже было в роду Велес. Даже усиления ритуалов собственным вниманием было недостаточно, чтобы я перешла к активным действиям. Я ждала. Ошибаться нельзя. И вот, ты себя проявил. Прогулялся по воронке мироздания, как по парку Горького весенним деньком. Как оно, не скажешь?

— Больно.

— Ну… другого я и не ожидала. Жить вообще больно. Боль — лучший сигнал твоему мозгу, что ты ещё дышишь. А иногда и зачем ты дышишь. Порой лучше бы её не было, конечно… но кто нас спрашивает, да, Константин?

Я перехватил её взгляд, направленный на фото в рамке. И до меня дошло. И кто был на нём запечатлён, и из-за чего так резво выскочил из кабинета тасманский дьявол.

— Почему у Марины такие глаза на фотографии? — спросил я.

— Потому что погибла она от рук пустоты. Как и все эти ловчие, — начальник отдела “П” окинула взглядом стены своего кабинета.

Натали тогда сама чуть не погибла. Бросилась рубить чёрных чудовищ с воплем раненой медведицы. И теперь выяснилось, почему. Марина была для неё несравнимо больше, чем просто боевой подругой…

— Знаешь, чем спящим живётся лучше нас? — сменила тему Натали.

— Шансом всё же дожить до пенсии?..

— Верой, что в посмертии их будет ждать хоть что-то. Что одной никчёмной жизнью их путь не кончается, что дальше есть ещё парочка десятков таких же, где можно всё попробовать заново. Что их туда проводят валькирии или за волосы утащат нхакалы. Вознесут ангелы или низвергнут ракшасы. Они верят в мифы, потому что не способны видеть их. А во что верить нам, Константин? Для нас ведь абсолютно ясно, что нет их, этих новых жизней. Ничего после смерти нет. Только пустота. Ничто. Или… есть?

Этот тон… Точно так же она спрашивала меня, верю ли я в проклятье собственного рода! Я сглотнул, ощущая мурашки по спине. И вдруг понял, что попросту не могу молчать!

— Откуда мне знать.

— О, кому как не тебе знать это! — коротко рассмеялась Натали и тут же впилась этим своим нездоровым, дрожащим взглядом, как за горло взяла: — Ответь мне. Есть или нет?

Я невольно вспомнил запах свежей краски и незамысловатый мотивчик, звучащий в полной темноте. Стыдливые прикосновения и шрам от рождения нашего сына. Вдобавок, перед глазами всплыл и Гера, хилыми кулаками бьющий в пол в тщетной попытке достучаться до погибших родителей.

— Есть…

— Ха! Как мы ждали этих слов! — Натали обогнула стол и села. — Жаль, дождалась их только я…

Теперь она что-то усердно счищала крашеным в чёрный ногтем с фаланги большого пальца. И это движение с головой выдавало её. Натали была возбуждена до предела, хоть и старалась выглядеть спокойно. Будто своим односложным ответом я открыл ей дорогу в золотой город Эльдорадо посреди южноамериканских джунглей.

— Ты мне поможешь.

Натали произнесла это тоном, не терпящим возражений. Глубокие морщины потемнели, и лицо её, какое-то насильно состаренное, перекосилось, словно от боли.

— Смотря что ты хочешь, — выдавить из себя что-то помимо согласия почему-то оказалось невероятно сложно.

Слишком многим от меня что-то требовалось в последнее время. “Ты сын десятка родителей”, - вспомнились слова Сороки. Да, и каждый тянет за пуповину. Только вот настанет день, когда я начну их планомерно отрубать.

— Я хочу одного — чтобы ты не убил себя раньше времени. И попутно не угробил всех остальных.

— Слушай, — подался вперёд я и постучал ребром ладони по горлу, — вот тут уже все эти ваши загадки. Остальных, говоришь? На кой хер мне остальные сдались, если им нет дела до меня? У меня есть своя цель, и я достигну так или иначе. А мир пусть подождёт.

— Вот об этом я и говорю, Константин. Помнишь, я сравнивала тебя со слепым котёнком? А теперь представь, что забыли этого котёнка не на полу где-нибудь, а на пульте оперативного реагирования ракетных войск стратегического назначения. Ползая в поисках сиськи, ты легко можешь нажать на какую-нибудь кнопку… Понятна аналогия? Ты Проводник, хочешь того или нет. Ты опасен.

— Ну так арестуй меня. Изолируй от мира, и всё с ним будет хорошо.

Натали опять зашлась смехом. Посмотрела на меня, пытаясь понять, шучу я или нет.

— А смысл? Кто-то же пытался недавно ограничить твою свободу, верно? Ты способен пройти сквозь всё. Нет, мы поступим иначе. Ты можешь идти, куда тебе заблагорассудится. Решать свои дела, достигать высоких целей, или какие они у тебя там. Убивать тебя тоже нельзя, Константин, — пожала плечами она, буднично размышляя. — Потому как есть мнение, что твоя смерть равнозначна нажатию всех кнопок на том пульте. Может, это и не так. Проверять не станем. Ты должен жить. И, желательно, поменьше проливать своей драгоценной крови, ведь в текстах сказано…

— В таком случае, я могу идти? — я демонстративно прервал её и встал.

— Конечно. Только не один. Один ты теперь уже никуда не пойдёшь. Я пойду с тобой.

Я несколько опешил от такого. И сходу не нашёлся, что ответить.

— Теперь я ни на шаг от тебя не отойду, Константин. Что? Тебе не нравится моё общество?.. — почти искренне обиделась Натали. — Ничего, привыкнешь. Нам обоим придётся привыкать. Поверь, это лучше.

— Лучше, чем что?

— Лучше, чем все остальные варианты. Вот знаешь, что мне в тебе не нравится?

— Просвети.

— А что ты слишком мало задаешь правильных вопросов. Ты просто прёшь вперёд, как танк, как… снаряд. Упорно продолжаешь быть слепым котёнком. И это кому-то выгодно. Ничего ведь не происходит просто так, у всего в нашем мире есть причина и следствие. Есть цель. Вот, например, моя сегодняшняя беседа с одним безродным… Кто бы мог подумать, что она так всё перевернёт в моей жизни! Казалось бы, случай… Но если бы не этот случай, нам бы с тобой едва ли пришлось сейчас говорить. Поэтому я сомневаюсь, что это простое стечение обстоятельств.

— Почему я вообще должен тебе верить?

— Константин, мне без разницы, веришь ты мне или нет. Главное для меня, чтобы твоё сердце билось и не особо падало артериальное давление. Во всяком случае, пока я наверняка не выясню роль Проводника в Игровом цикле.

— Что ещё за цикл?

— О, пытаешься навёрстывать? Похвально, — усмехнулась Натали. — Игра древнее любой человеческой цивилизации. Недаром же она Извечная, верно? Но, как и у всего в этом мире, у неё должен быть конец. Нет ничего бесконечного. Рано или поздно, всему настаёт предел. Даже стремлению человека с убийству себе подобных. Даже стремлению человека к химере абсолютного могущества. И тогда цикл обновляется. С лица планеты стираются все цивилизации, сфера спящих пустеет, а вслед за ней и Лимб. Ты можешь представить себе тишину опустевшего Лимба, Константин?.. — напоровшись на дрожащий взгляд фанатички, я сглотнул. Натали меня пугала.

— Ты не пойдёшь за мной, — решительно выдал я и направился к выходу.

— Думаешь, тебе есть, что от меня таить? Зря. В твоём кармане лежат монеты. Я не удивлюсь, если ты до сих пор не знаешь, как они работают. У тебя же нет времени задать вопрос. Нужно бежать! А я знаю. И ещё я знаю, что Вотчина уже выслала отряд ликвидации.

— Куда?.. — обернулся я.

— Его зовут Багыт. Странное имя даже для алтайца.

— Алтай?!

— А что тебя так удивляет? Алтайские горы многими считаются колыбелью человечества. Неудивительно, что именно там появился прирождённый Улген. Там же есть очень любопытная пещера, известная как гробница “принцессы” Укока. Слышал про такую? Как управимся с прирождённым, непременно туда заглянем. Я настаиваю. Говорят, там до сих пор обитает очень древняя сущность, принадлежавшая самой принцессе.

Алтай… Пещера… Ничего не происходит просто так…

Две частицы пазла с грохотом сошлись в моей голове.

— Как зовут того безродного, из-за которого мы сейчас говорим?

Натали ответила не сразу. Сначала присмотрелась ко мне, как бы пытаясь понять, зачем мне это.

— Виктор. Его имя Виктор.