Ловчие

Глава 9

Как пить дать: эта бабка за мной следила.

Бодрая, я б даже сказал спортивная бабуська впервые попала в поле моего зрения ещё на входе в терминал. Сложно не запомнить кого-то, когда он смотрит на тебя так. Бабка будто Чубайса во мне признала, и вознамерилась исправить несправедливость девяностых посильным способом — продырявить злодея взглядом. Спустя минут двадцать я снова почувствовал холодок в затылке, будто кто сверло приставил. Обернулся — она. Стоит в очереди на регистрацию в тот же Тай, в ту же Паттайю, через три человека после меня.

Улыбчивая регистраторша была убийственно нетороплива. Торопливый я старался быть максимально улыбчивым. Какое-то нехорошее чувство возникло ещё при подъезде к Пулково, да ещё эта бабка… Возможно, всё дело в документах, и я просто боялся, что меня примут под белы рученьки. Но вот, девушка неспешно протягивает мне паспорт со штампом королевства, и я спокойно иду на посадку. Казалось бы, всё. Да только чувство тревоги становилось только сильней.

Я обернулся, чтобы в ответ продырявить взглядом эту чёртову бабку, но в итоге даже не глянул на неё.

Их было двое. Одинаковых с лица, прям как в той сказке, разве что эти амбалы были явно не настроены на сотрудничество. Голову на отсечение дал бы, что они кровные братья тому молчаливому полицейскому, что приходил с “мятым” и “воробьём”! Тому, который поверх меня смотрел при допросе! Очень похожи! Они озадаченно ходили в конце очереди, никак не решаясь на что-то. И высматривали кого-то в цепочке людей, что уже прошли регистрацию. Меня они не видели. Пока. Рядом бродил полицейский патруль, и возможно это вотчинников-то и останавливало. Хотя что-то мне подсказывало, что это не так.

“Это не Вотчина, — вспомнилось карканье Ганса. И Иго описывала именно их, когда тащила меня за руку через полуметровые сугробы к границе дедовского пролеска. Ух и сильная же малявка!

Но кто, если не Вотчина? Да хоть кто! Я ж котёнок слепой пока — носом тычусь, да и только. Ну ничего. Через стойку регистрации им не пройти. В отличие от бабки.

Я миновал пристыкованный к самолёту “хобот”и протянул милой стюардессе билет, на который она взглянула лишь мельком, отточенным, радушным жестом приглашая внутрь:

— Здравствуйте, ваше место в правом ряду, в хвосте.

Едва я перешагнул через “порог” лайнера, по храму разнеслось хриплое нервное ворчание. Пришлось даже мысленно рыкнуть на чересчур возбудившегося при виде “родимой” техники гремлина. Они ведь, твари ушастые, зародились именно среди лётчиков, сражавшихся за небо Лондона.

Я уселся на своё место, порадовавшись, что прямо под боком оказался иллюминатор. Люди входили и рассаживались, я нервно вертел в руках новенький смартфон, поглядывая в проход между рядами кресел. Вот зашла спортивная бабка с убийственным взглядом. Не старушка, а терминатор какой-то. Но она-то ладно. Она могла и перепутать меня с кем-то. А вот одинаковые…

Посадка на рейс закончилась, они так и не объявились, и я выдохнул. Оставался, конечно, ещё бизнес-класс за ширмой, но что-то мне подсказывало, что их там нет. Драка с кем-то из бывалых ловчих виделась мне в мутно-красных тонах. Пока я ещё зелёный в этом деле, нужно быть крайне осторожным. Это, правда, не распространялось на змеемачо, потому как против него у меня имелся козырь.

Рядом “устало” шлёпнулся какой-то подросток с кислым лицом, старательно не слушающий свою мать через ряд. Он напялил наушники и врубил нечто, похожее на Леонтьева в исполнении Сатаны. Нда, к новым музыкальным веяниям я никогда не привыкну.

И едва лайнер оторвался от бетонки, Жигуль вконец вышел из себя. Паскудненько повизгивая и похрюкивая, он трясся тощим рахитным телом и скрёб под собою постамент. Закатывал глазищи и пускал слюни, а под самый конец и вовсе взвыл, точно вместе с окончанием набора высоты у него случился… катарсис.

Я глянул на бабку-терминатора, но та сидела спиной и интереса ко мне больше не проявляла. Быстро пробежал взглядом по салону, и не заметил ничего подозрительного. Выдохнул, по привычке потянулся к портсигару, но вовремя вспомнил, что курить на борту нельзя. Во всяком случае, прямо в салоне.

Вопли и похрюкивание в храме сменились фальшивой нестройной песней. Натянув на глаза полумаску для сна, я вошёл и сразу же приблизился к постаменту гремлина. Ну, на что там способен наш Жигуль?..

Оказалось, польза от гадёныша была весьма сомнительной.

“Название — гремлин.

Природа — дух разрушения.

Классификация — обычный”.

О, это что-то новое:

“Принадлежность — Лига Либертум”.

“Талант 1–1: прикосновение ловчего способно ненадолго вывести из строя механизм”.

“Отрицательная сторона: издаваемые гремлином звуки всегда слышны ловчему”.

О да, с последним я уже столкнулся. Если до посадки в самолёт и взлёта Жигуль вёл себя относительно тихо, то после… Благо, я толком не знал английского, потому как песня, которую он натужно кряхтел, явно была не из приятных. И затыкаться, похоже, он не собирался.

Прав был дед: храм постоянно достраивался. Он как бы восставал из небытия, простое и неуклюжее “восстанавливался” тут не подходило — настолько разительными выглядели перемены. Деревянный пол мало того, что избавился от щелей, так и выровнялся весь — дощечка к дощечке! С постаментов исчезла пыль и сколы, экраны с характеристиками сущностей светились ярче, словно бы к ним наконец подвели достаточное напряжение.

А ещё, рядом с надписью о моём ранге появилась большая красная шкала, даже не знаю, как я такую и не заметил с порога. Она была не цельной, а состояла из четырёх делений, назначения которых я не понимал. Там же говорилось, что моя родная культура — Вотчина. Да и вообще, это место всё больше походило на ещё один экран. Я не был против. Так храм выглядел пусть и не совсем храмом, как в начале, зато намного привычней и понятней лично для меня.

Рядом воодушевился подросток — разрешили включить электронные устройства. Снял маску с глаз и я, ведь дед наверняка уже заждался, сидя у ноута.

Не, точно, даже у Железного Арни взгляд помягче был. Едва я проморгался, как опять увидел бабку, что лезла через соседа, судя по выражению лица, с явным намерением меня придушить. И деваться-то особо некуда было. Разве что в иллюминатор. Вот она оказалась меж рядами… Бодрой пружинистой походкой пошла в мою сторону…

Но к моему облегчению мимо — в туалет. Чёртова паранойя…

Как только я подключился к вай-фай, смартфон непрерывно завибрировал — посыпались уведомления о сообщениях в соцсети. Я машинально полез в галерею, чтобы выставить в качестве фона фотографию Дениса и Лены, но потом вспомнил, что флешку-то не переставлял. Найти старый аккаунт не составило труда, и нужную фотку я скачал оттуда. Посмотрел на них, погладил их холодные экранные лица. Да и вошёл в соцсеть.

Дед успел настрочить около десятка сообщений, две трети которых были ссылками на неведомые группы с шутейками и не внушающие доверия сайты каких-то славянофилов. Притом он не утруждал себя разъяснениями, просто слал их, и всё. Помимо этого, он спрашивал, как я и где я. Передавал привет от Иго, следом Иго сама передавала мне “превет” под улыбчивым жёлтым блином гигантского смайлика. Я усмехнулся.

Самолёт слегка тряхнуло.

“Е-е-е, baby!..” — прокряхтел Жигуль с видом, будто для полного счастья ему не хватает разве что сигары с бокалом виски, и вдруг забубнил ударную “Анархия в Соединённом Королевстве” старых-добрых “Sex Pistols”. Его определённо воодушевлял даже малейший намёк на нештатную ситуацию в воздухе.

Я что-то ответил деду, лишь бы отметиться, что всё пока хорошо, и я уже на пути в Тайланд, как вдруг из оцепенения вышло лихо. По спине медленно спустились мурашки…

Если раньше щелчки нхакала мне и казались жуткими, то только потому, что я не слышал лихо. Хриплый свист задыхающегося человека — вот какие звуки оно издавало. Я поспешил вынырнуть из храма, после чего слышал только “I am an anti-christ, I am an anarchist” Жигуля, и — кто бы мог подумать — даже обрадовался этому.

Лысый только что применил талант своей сущности, поэтому лихо среагировало. Теперь я знал, что он на острове Пхукет. Я приземлялся в Паттайе, и значило это, что меня ожидало путешествие по Тайланду. Что ж, я даже не против. Хотя теперь мне хоть в Пакистан — без разницы.

Время тянулось беспощадно долго. Я начинал нервничать, чему неплохо так способствовал поганый гремлин. Знал бы как — задушил бы собственными руками. Но избавиться от него я не мог. Думал скинуть с постамента, да вспомнил слова деда, что хорошего мало, когда постамент пустеет.

В итоге я встал и пошёл в туалет. Чертыхнулся, что забыл на подлокотнике кресла портсигар, и вместо того, чтобы покурить, просто умылся. Возвращаться на место не хотелось, и я пошёл к ширме, отделяющей нас, простых смертных, от полубожков капиталистического мира. Из-за пения Жигуля я даже о существовании бабки забыл, а когда вспомнил, было уже поздно — обернулся, ожидая нарваться на убийственный взгляд а-ля “вы Сара Коннор?”.

Но бабки не было. Вместо неё мирно дремала какая-то не то китаянка, не то кореянка: тощая какая-то и сухая, словно бы с детства не ела ничего, кроме этой их непонятной пресной лапши. У неё были сальные чёрные патлы и такие мешки под глазами, что впечатлился бы и тот бомж с набережной Мойки! Я посмотрел в другую сторону, но там бабки-терминатора тоже не было. А вскоре выяснилось, что и во всём экономе не нашлось даже приблизительно похожей старушки!

Тогда я решительно двинулся к бизнес-классу. Такого просто быть не могло!

— Извините, но туда…

— Нихт! Нихт ферштейн! — замахал руками я, изо всех сил выжимая из себя Ганса.

Пройти мне всё же удалось, и притом аж до второй ширмы. Большего и не требовалось. В бизнес-классе тоже не оказалось бабки, и я без боя сдался на милость стюардесс, которые тут же отвели меня на место и вежливо предложили водички.

Жаль, не водочки…

Я проснулся сразу после приземления, и как водится в таких случаях — от аплодисментов пассажиров. Удачным исходом полёта был недоволен разве что Жигуль.

Тайланд встречал нас ранним-ранним утром: солёно-влажным, сонно-тёплым. Я втянул прибрежный воздух полной грудью, на миг проникшись ощущением сбывшейся мечты и напрочь позабыв, зачем в действительности прилетел в эту дивную страну. Мы несколько раз откладывали совместный отпуск… То Лене предлагали выставку, то мне на голову сваливался сверхсрочный заказ на шумоизоляцию очередного навороченного джипа, то Ден косячил в школе, и мы, играя в строгих, но справедливых родителей, показательно отменяли всё в самый последний момент.

Туристов грузили в подогнанный прямо к трапу автобус. Хоть рейс и прилетел из России, слышалась не только русская речь. Кто-то впереди ругался по-украински, да смачно так, что понятно было всем: если недоумок Гена ещё раз забудет оплатить обеды, она не знает, что с ним сделает. Где-то в туристическом ручейке звучала одинокая азиатская речь — наверное, отзванивалась домой усталая обладательница огромных мешков под глазами. Та, что нашлась на месте бабки-терминатора. Я шёл мелкими шашками к автобусу, выкинув из головы всё. Ну, или почти всё.

“Keep rollin’, rollin’, rollin’ eah!” — гремлин коряво косплеил лидера “Limp Bizkit”.

Расселись быстро, большинство опять отрубилось. Водитель выехал за пределы взлётного поля и плавно вырулил на шоссе. До города, судя по путеводителю, было ещё минут двадцать, и можно было просто наслаждаться рассветными видами.

А наслаждаться было чем. Недаром мы с Леной когда-то выбрали в качестве нашего первого раза именно Тай. Ухоженные улицы, ровные дороги, поросшие по обочинам красивыми пальмами и прочими диковинными русскому человеку деревьями. Неправдоподобной лазури море и приветливые люди. Последнее для неё очень важный пункт, потому как Лена чересчур ранимый человек, глубоко переживающий даже самую мимолётную ситуацию.

Была таким человеком.

Я стиснул зубы и посмотрел на ладони. Я ведь почти задавил гада. Почти отомстил…

Автобус почему-то начал сбрасывать скорость, и я подумал, что уже всё, приехали. Но вокруг мелькал какой-то хилый тропический лес, слева щетинился камнями взгорок, а справа уходил вниз неплохой такой обрывчик. Да и остановки никакой поблизости не было.

Двери раскрылись, и внутрь автобуса на ходу кто-то впрыгнул. Пассажиры толком не отреагировали. Всем было наплевать, так как большинство спало, ещё не отойдя от перелёта. Уснул бы и я, если бы не разглядел в полутьме салона две одинаковые рожи.

Близнецы были даже одеты один-в-один, и так же скалились, глядя на меня. Недобро, с издёвочкой — ну что, мол, не ушёл? Они двинулись ко мне, глаза их остекленели, и я понял, что очутился в ловушке и совершенно не знаю, что делать. Лихо мне не помощник, точно, как и певец недоделанный.

Разве что…

Я коснулся поручня и уже почти приказал Жигулю заклинить тормоза, как вдруг позади близнецов поднялась та самая азиатка с мешками. Лицо её поплыло, словно восковое, а руки опустились до полу, сделав её похожей на сухопутного спрута. Неизменным остался только взгляд-сверло, оставшийся у неё от прошлого облика бабки.

— Эй, — булькнула она грубеющим, почти уже мужским голосом, и один из одинаковых обернулся. — Привет хозяйке, шакальё!

Кровь брызнула мне в лицо, я вскочил, и в это время автобус въехал в неосвещенный тоннель.